— Катя, я у квартиры родителей. Ключ не подходит. Что-то с замком?
— Конечно, не подходит. Я замки сменила. Накануне. — спокойно ответила она, будто это было чем-то обыденным — звонок брата спустя семь лет молчания.
***
Катя уже давно была замужем за Андреем. Их семейная жизнь складывалась просто и без излишеств, но с теплотой и искренностью. Вместе они воспитывали сына Кирилла и младшую дочь Анжелику. Обычные радости, обычные заботы. И все бы ничего, если бы не боль, которая вот уже несколько месяцев не отпускала сердце.
Родители Екатерины — Павел Петрович и Валентина Васильевна, были настоящей опорой для дочери. Помогали, чем могли — то делились урожаем с дачи, то сидели с детьми, могли и денег подкинуть, пусть и скромно. Особенно поддерживали, когда Катя с детьми оставалась дома, а Андрей уезжал в командировки.
Когда Валентина Васильевна заболела, все рухнуло. Диагноз был страшный — oнkoлoгия. Катя ездила в больницы, покупала лекарства, возила мать на процедуры, вела бесконечные разговоры с врачами. Павел Петрович, несмотря на возраст, ухаживал за женой до последнего, даже продал любимую дачу, чтобы оплатить лечение.
А Вячеслав… Старший брат, который семь лет назад уехал «делать бизнес», даже на пoхopoны не приехал. Он звонил раз в год, обещал перевести деньги, но переводы от него так и не доходили. Павел Петрович лишь отмахивался:
— Ну, занят он. Мужик, в конце концов. Деньги зарабатывает.
После смерти Валентины Васильевны отец сильно сдал. Катя каждую неделю готовила ему еду, стирала белье, прибиралась и всячески помогала. Детям всегда напоминала, чтобы звонили дедушке. Но тот, несмотря на одиночество, держался — может, из гордости, а может, потому что не хотел быть обузой для дочери.
Прошло чуть больше года, и Павел Петрович тоже ушел. Тихо, во сне.
Пoхopoны, документы, нотариус — все лежало на плечах Кати, которой и так было нелегко. Вячеслав, узнав о смерти отца, прислал короткое сообщение:
«Приехать не могу. Пусть земля будет пухом».
И через пару дней — следующее сообщение:
«Когда наследство будем делить? Там ведь квартира, гараж и машина?»
Катя сидела на кухне и перечитывала это сообщение несколько раз. Делить? Что делить? Их родительский двухкомнатный уголок, в хрущевке, где она намывала полы накануне похорон? Гараж, который находился на другом конце города? Машину, которую отец заводил со второго раза?
Катя не считала нужным обсуждать это с человеком, который уже давно стал чужим. Вячеслав исчез из их жизни добровольно, не желая ни с кем из родственников продолжать общение. Ни на звонки, ни на просьбы о помощи, ни на новости о болезни матери брат не реагировал. Он как будто вычеркнул родственников из своей жизни. А теперь — вот он, весь такой «настоящий наследник».
Катя удалила сообщение, отложила телефон и пошла будить Анжелику. Жизнь шла своим чередом, и она не собиралась тратить время на брата, который вспомнил о родителях только после их cмepти.
Но вечером следующего дня раздался звонок.
— Катя, это я, — послышался голос из трубки. Чужой, но все еще до дрожи знакомый. — Я у квартиры родителей. Ключ не подходит. Что-то с замком?
Катя прижала телефон к уху, но не сразу смогла ответить.
— Не подходит? Конечно, не подходит. Я замки сменила. Накануне. — спокойно ответила она, будто это было чем-то обыденным — звонок брата спустя семь лет молчания.
— Это почему еще?
— Это теперь моя квартира. Почему бы мне не поменять замки?
— В смысле твоя?
— В прямом. Отец переписал все на меня, а тебя он уже не видел семь лет.
— Это несправедливо! — рявкнул Вячеслав.
— Да ладно? А справедливо уезжать и не появляться? Ты даже матери не звонил, когда она болела. Может, это ты ездил по больницам? Может, ты искал лекарства? Может, ты видел ее муки и слезы? Нет, правда? Тогда зачем ты приехал? За двушкой в хрущевке? Ты смешен! Где твои большие деньги?
— Деньги есть, но еще больше денег лишними не будут.
— Не смеши меня. Сколько ты бы мог выручить с этой квартиры?
— Сколько надо, — резко ответил Вячеслав и бросил трубку.
А уже вечером он стоял у квартиры сестры. К этому времени все члены семьи были дома и Катя как раз делилась с мужем утренним разговором с братом. Она так сильно возмущалась, что дети сразу убежали в комнату, чтобы им ненароком тоже не оказаться крайними.
И тут стук в дверь. Андрей подошел и спросил «кто», но за дверью только молчание. Тогда он посмотрел в глазок и не поверил своими глазам — перед ним за дверью стоял Вячеслав.
— Открывай! — послышался его голос.
Андрей вернулся на кухню и тихо спросил жену:
— Там твой брат пришел. Пускать его или нет?
Катя тяжело вздохнула и поднялась:
— Последи за детьми, чтобы не выбегали из комнаты. Я сама к нему выйду.
Она открыла входную дверь и скрылась за ней, не желая впускать брата внутрь.
— О! Даже так? А что, даже чаю не нальешь? — ехидно спросил Вячеслав.
Он выглядел шикарно: пальто, черные брюки и рубашка.
— Зачем ты пришел? Мне кажется, мы уже все выяснили.
— Слушай, я понимаю, ты злишься, но мне сейчас самому тяжело. Но мне нужны деньги.
— А нам не нужны были? Когда мама болела — нам не нужны были деньги? Когда папа свою дачу, свое детище продал, чтобы оплатить лекарства — ему не нужны были деньги?
— Ну хватит уже этого пафоса, — раздраженно сказал Вячеслав. — По закону — мы равные наследники. Это не обсуждается. И дачу, конечно, жалко… Могли бы и ее продать.
— По закону — да, а по совести — нет. Ты ничего не получишь. Я уже вступила в права наследства.
— Ты что, думаешь я буду отказываться? Не надейся. Мы встретимся в суде.
— Хорошо. Как тебе будет угодно.
Она вернулась в квартиру и подошла к комоду, где в рамке стояла фотография родителей. Отец держал маму за плечи, и оба улыбались.
Катя вздохнула.
— Простите, что не могу его простить…
Спустя неделю Вячеслав всё-таки попытался спорить, оспаривать завещание, говорил о своих правах на наследство родителей. Но все было оформлено грамотно и справедливо.
Катя думала, что на этом история закончится. Но все оказалось еще интереснее.
Через пару месяцев одна из общих знакомых случайно встретилась со Славой и не преминула потом рассказать об этом Кате.
— Ты не поверишь… Он, оказывается, вообще ничего не добился. Весь такой был нарядный, в рубашке. А потом стал жалобно рассказывать, что остался без крыши над головой.
— Как это? — удивилась Катя.
— А вот так. Помнишь, он рассказывал, что бизнес ведет? Так никакого бизнеса не было. Жил на шее у одной девицы. Молоденькая, симпатичная, и главное — папенька у нее при деньгах. Так вот, она его содержала. Машину купила, квартиру снимала, одевала, обувала…
Катя молча слушала, не зная — смеяться или плакать. Перед глазами всплыло лицо отца: уставшее, но теплое. Он до последнего верил в сына, твердил:
— Мужик работает, разбогатеет. Главное — терпение. Все у него будет.
— А у него и правда «все было», только за чужой счет, — горько усмехнулась Катя. — Альфонс…
— А теперь девица вышла замуж. По настоянию отца, конечно. Тот выбрал ей «перспективного» зятя, не нахлебника. И выгнали твоего братца — без денег, без вещей, даже без зубной щетки, — знакомая всплеснула руками. — Представляешь? Какая-то сказка, не находишь?
Катя тяжело выдохнула. Ей было странно и горько — до боли в груди. Не за брата — за родителей. Особенно за отца. Он ведь искренне защищал сына, надеялся, что тот опомнится, что вернется и принесет честь семье.
— Теперь он здесь, в городе. Снял какую-то комнатушку на окраине. Говорят, даже устроиться никуда не может. Понимаешь? Привык жить на широкую ногу, а теперь даже суп себе сварить не может.
— Он уже дважды у меня денег просил, — тихо сказала Катя. — Причем суммы… как будто мы тут мешками деньги зарабатываем. Я отказала, конечно.
— И правильно сделала! У тебя дети, семья. Ты не ему ничем обязана. Он сам себя загнал в эту яму.
Катя молча кивнула. Да, она и сама все это понимала. Особенно теперь. Все разговоры о справедливости, о наследстве, о законе — они развеялись, как дым. Осталась только горькая правда.
Павел Петрович, оказывается, все понял намного раньше, чем делал вид. Катя вспомнила, как за несколько месяцев до смерти отец вдруг сказал ей на кухне:
— Знаешь, дочка, не всем детям можно доверить старость. Имущество — тем более. Хорошо, что у нас есть ты.
Тогда она не обратила внимания. А теперь — каждое слово отзывалось эхом.
Прошло полгода. Вячеслав больше не звонил. Иногда Катя слышала, что его видели на рынке — подрабатывал грузчиком. Говорили, что потерял паспорт, жил у случайных знакомых, пил.
Катя не злилась. Не жалела. Просто жила дальше. Она занималась детьми, работала, заботилась о себе и муже. А по вечерам, проходя мимо комода, всегда задерживалась у фотографии родителей.
— Спасибо вам за все, — тихо произносила она. — За то, что научили отличать настоящее от фальшивого. И за то, что оставили мне в наследство не только квадратные метры, но и главное — любовь и совесть.
Ей больше не нужно было ничего делить. Потому что все ценное в этой жизни она уже получила. И удержала.
