Когда Лена увидела цифру на экране телефона, сердце на мгновение замерло, а потом забилось так радостно, что захотелось закричать. Премия! Квартальная премия за перевыполненный план! Теперь ей хватит на свой первый за три года настоящий отпуск. Не те жалкие пять дней между праздниками, когда успеваешь только отоспаться, а целых две недели. Турция, море, отель с завтраками, никаких звонков от клиентов, никаких отчётов, никаких совещаний в восемь утра.
Она сидела в своей маленькой съёмной квартире на окраине, где мебель была куплена на распродажах, а ремонт сделан когда-то давным-давно, и улыбалась экрану ноутбука. Тур был уже зарезервирован — оставалось только нажать кнопку «подтвердить». Пальцы зависли над клавиатурой. Сначала позвоню маме, решила Лена. Поделюсь радостью.
— Мама, привет! У меня прекрасные новости! — Она не могла сдержать счастливых ноток в голосе.
— Леночка, здравствуй, — голос матери звучал устало. — Что случилось?
— Я премию получила! Большую! И знаешь, я решила… я купила путёвку в Турцию. Через неделю улетаю. Представляешь? Море, солнце…
В трубке повисла тишина, такая тяжёлая, что Лена почувствовала, как радость медленно стекает вниз, оставляя привычное чувство тревоги.
— Ты купила путёвку, — повторила мать ровным тоном. — В Турцию.
— Да, мам. Я так давно мечтала…
— А ты знаешь, что у твоей сестры проблемы? — перебила её мать.
Лена закрыла глаза. Конечно. Конечно, она знала. Вика никогда не жила без проблем. В детстве это были двойки и прогулы, в юности — сомнительные компании, а теперь, в двадцать шесть лет, это были кредиты. Много кредитов.
— Знаю, — осторожно ответила Лена.
— Знаешь, — мать повысила голос, и Лена рефлекторно сжалась, словно снова была маленькой девочкой, которую ругали за плохое поведение сестры. — Знаешь, и ничего не делаешь! Ей звонят коллекторы, Лена! Каждый день! Отцу уже два раза на работу звонили, меня просто изводят. Я не могу спать, у меня давление поднимается, а ты… ты в Турцию собралась?
— Мам, но это же Викины долги…
— Она твоя сестра! — мать теперь почти кричала. — Родная сестра! И ей нужна помощь, а ты думаешь только о себе!
Лена встала, прошлась по комнате до окна и обратно. За окном моросил октябрьский дождь, серый и унылый, как вся её жизнь последние три года. Работа, дом, работа, дом. Съёмная квартира вместо своей — потому что на первоначальный взнос по ипотеке всё никак не накопить. Три года без отпуска.
— Сколько ей нужно? — устало спросила Лена, и сама себе удивилась: она же не собиралась спрашивать, не собиралась соглашаться.
— Двести тысяч, — быстро ответила мать. — Ну, может, чуть меньше. Надо закрыть три кредита, иначе они в суд подадут.
Двести тысяч. Придётся ещё взять со счёта, где лежат накопления на первый взнос.
— Мам, это все мои деньги…
— Лена, — голос матери стал жёстким, с той стальной интонацией, которую Лена знала с детства и которой никогда не могла противостоять. — Лена, я ведь не прошу. Ты сама должна понимать! Ты старшая, ты всегда была умной, ответственной. Вика… она другая, она не умеет жить, ей нужна помощь. Ты что, хочешь, чтобы твоя мать слегла из-за этого стресса? Чтобы отца с работы выгнали? Сначала сестре помоги расплатиться, а потом можешь ехать развлекаться!
— Но, мам…
— Никаких «но»! Приезжай завтра, привезёшь деньги. Хватит думать только о себе. В семье надо друг другу помогать.
Мать положила трубку, не дождавшись ответа. Она никогда не ждала ответов — она просто сообщала, как должно быть, и все подчинялись. Так было всегда.
Лена опустилась на диван и посмотрела на экран ноутбука. Курсор всё ещё мигал над кнопкой «подтвердить оплату». Турция. Море. Две недели, когда она могла бы просто быть собой, не старшей сестрой, не ответственной дочерью, не менеджером по продажам с планом, который всегда нужно перевыполнить.
Телефон завибрировал. Сообщение от Вики: «Лен, мама сказала, ты поможешь! Спасибо большое! Я знала, что ты меня не бросишь! ❤️»
Лена с горечью усмехнулась. Вика даже не позвонила сама. Не попросила, не объяснила. Просто приняла как должное, что старшая сестра снова всё решит, всё исправит, за всё заплатит.
Они всегда были разными. Лена прилежно училась, рано пошла работать, привыкла рассчитывать только на себя. Вика плыла по течению, меняла увлечения раз в месяц, а работу — раз в квартал. «Не моё», — говорила она каждый раз и возвращалась домой, к родителям, которые её кормили, одевали и не требовали ничего взамен.
«Она же младшая, — говорила мать. — Ей ещё надо время».
«Ей же нужно хорошо выглядеть, чтобы удачно выйти замуж», — оправдывала она новый кредит Вики на дорогую шубу.
«Девочке надо отдохнуть, слетать с подругами в отпуск», — объясняла она новую кредитную карту.
И вот теперь — двести тысяч долга, коллекторы и «Лена должна помочь, потому что она старшая».
Лена вспомнила, как два года назад сама просила взаймы у родителей. Пятьдесят тысяч — нужно было срочно оплатить обучение на курсах, которые помогли бы получить повышение. Мать тогда сказала: «Мы не можем. У нас Вике на свадебный тренинг деньги отложены. Ты же взрослая, сама заработаешь».
Она заработала. Взяла кредит, отучилась, получила повышение. Как всегда. А Вика так и не вышла замуж — свадебный тренинг не помог.
Лена закрыла ноутбук и легла на диван, уставившись в потолок. Завтра нужно было ехать к родителям, отдавать деньги, слушать благодарности Вики и наставления матери о том, как важна семья. Послезавтра она должна была улетать в Турцию, но вместо этого пойдёт на работу, как обычно. Серый офис, план продаж, отчёты, совещания.
Ещё три года до следующей возможности накопить на отпуск. Может быть, ещё больше.
Телефон снова завибрировал. Вика прислала фотографию — она в новом платье, делает селфи в зеркале. «Что скажешь? Взяла в рассрочку, но платить начну только через три месяца! 😊»
Лена посмотрела на фотографию и вдруг почувствовала, как как растёт не злость — она давно научилась подавлять злость. Не обида — обида тоже стала привычной, тупой, как старая боль. Что-то другое. Усталость. Такая глубокая, всепроникающая усталость, что захотелось просто лечь и больше не вставать.
Сколько можно?
Вопрос прозвучал в голове так громко, что Лена вздрогнула.
Сколько можно быть удобной, правильной, ответственной? Сколько можно жертвовать своими планами, своими деньгами, своей жизнью ради того, чтобы мать не нервничала, а Вика продолжала жить в своём розовом мире, где всё как-нибудь само решится?
Она села, открыла ноутбук. Курсор всё ещё мигал. «Подтвердить оплату».
Лена вспомнила своё лицо в зеркале этим утром. Тридцать два года, а выглядит на все сорок. Седые волосы у висков, которые она уже перестала закрашивать. Морщины вокруг глаз — не от смеха, а от постоянного напряжения. Когда она в последний раз смеялась просто так, от радости?
Когда она в последний раз делала что-то для себя?
Рука сама потянулась к мыши. Нажала «подтвердить».
Лена смотрела на экран, где появилось сообщение: «Оплата прошла успешно». Сердце колотилось так сильно, словно она совершила преступление.
Может быть, так оно и было. Преступление против семейных правил, которым она подчинялась всю жизнь. Правило первое: Лена должна быть ответственной. Правило второе: Лена должна помогать. Правило третье: Лена не имеет права думать о себе, когда у семьи проблемы.
Телефон снова завибрировал. Мать: «Завтра жду к обеду. Деньги не забудь».
Лена посмотрела на сообщение долго, потом медленно набрала ответ: «Мама, я не смогу приехать завтра. И деньги не привезу. Я улетаю в отпуск».
Отправила, не успев передумать.
Ответ пришёл мгновенно: «Что??! Ты с ума сошла?»
Потом телефон разрывался от звонков. Лена положила его на стол экраном вниз и включила беззвучный режим. Руки дрожали. Внутри всё сжалось в тугой комок из страха, вины и чего-то ещё — чего-то похожего на облегчение.
Она встала, подошла к шкафу, достала старый чемодан. Начала складывать вещи механически: купальник, который ни разу не надевала, летние платья, которые покупала на распродажах «когда-нибудь пригодятся»,солнечные очки.
Телефон продолжал вибрировать на столе. Лена представила, что происходит сейчас в родительской квартире. Мать в истерике, отец молча сидит в кресле — он никогда не лез в женские дела. Вика плачет, причитает, что теперь её посадят за долги, что сестра её предала.
Предала.
Лена остановилась, держа в руках сложенное полотенце. Странно, но слово не причинило боли. Раньше оно бы резануло по самому больному, заставило бы немедленно взять телефон, извиниться, пообещать привезти деньги. Но сейчас оно звучало… пусто. Как будто не относилось к ней.
Она предала не их. Она всю жизнь предавала себя.
Каждый раз, когда ставила чужие желания выше своих. Каждый раз, когда отказывалась от своих планов, потому что у сестры появлялась новая прихоть. Каждый раз, когда молча сносила упрёки матери за то, что посмела подумать о себе.
Лена закончила паковать чемодан, застегнула молнию. На часах было уже за полночь. Телефон наконец замолчал — видимо, родители устали названивать. Или решили, что она уже спит и завтра утром образумится.
Она легла в кровать и долго смотрела в темноту. Через неделю она улетит. Ещё через четырнадцать дней вернётся. Деньги за это время никуда не денутся — будут лежать на счету. Но будут уже не все. Часть она потратит на себя, на свою жизнь, на своё право быть счастливой.
А может, скажет матери: «Я тоже твоя дочь. Не только Вика. И я тоже имею право на твою поддержку, а не только на требования».
Может быть.
Страшно было до дрожи. Но ведь страшно было всю жизнь — от страха не угодить, не соответствовать, не справиться с ролью правильной дочери и правильной сестры.
Утро началось с сообщений. Мать писала длинными абзацами о предательстве, об эгоизме, о том, что она не так воспитывала дочь. Вика прислала голосовое, где всхлипывала и говорила, что Лена убивает родную сестру. Даже отец, который обычно молчал, прислал сухое: «Лена, ты поступаешь неправильно».
Лена читала сообщения, попивая кофе. Раньше каждое слово било бы в самое сердце, заставляло бы чувствовать себя последней дрянью. Но сейчас слова скользили мимо, не цепляясь, не оставляя привычных кровоточащих ран вины.
По дороге на работу снова включила звук на телефоне — мать звонила в третий раз.
— Ты понимаешь, что делаешь? Твою сестру посадят! У меня из-за тебя сердце прихватило!
— Мама, — Лена услышала свой голос — спокойный, твёрдый, совсем на неё не похожий. — Вику не посадят. Ей двадцать шесть лет, она может пойти работать и выплачивать кредиты сама. Ты не умрёшь от того, что я две недели буду недоступна. А я… я еду в отпуск. Первый за три года.
— Ты эгоистка! — выкрикнула мать. — Я тебе никогда этого не прощу!
— Возможно, — Лена почувствовала, как к горлу подступает ком, но сдержалась. — Но я себе не прощу, если снова откажусь от своей жизни.
Через неделю в самолёте Лена сидела у окна и смотрела, как под крылом проплывают облака. Телефон лежал в сумке выключенным. Две недели без звонков, без упрёков, без требований. Две недели, когда она может быть просто Леной, не сестрой, не дочерью, не менеджером по продажам.
Просто Леной.
Страшно? Да. Чувствует ли вину? Немного. Но под страхом и виной пряталось что-то новое, незнакомое, хрупкое. Свобода. Право выбирать. Право сказать «нет» не потому, что не любишь семью, а потому что любишь себя достаточно, чтобы не раствориться в чужих ожиданиях.
Стюардесса принесла воду. Лена сделала глоток и вдруг улыбнулась — первый раз за много месяцев улыбнулась просто так, без причины. Потому что была свободна. Потому что впервые за тридцать два года выбрала себя.
А всё остальное… всё остальное подождёт четырнадцать дней.
И даже если не простят — даже если мать будет дуться месяцами, а Вика годами припоминать это «предательство» — всё равно оно того стоило. Потому что Лена наконец поняла простую истину: нельзя помочь другим, если сам растворяешься в их проблемах. Нельзя быть опорой семье, если у тебя нет собственной опоры под ногами.
Самолёт набрал высоту, и облака остались где-то внизу, белые и невесомые. Лена откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Впереди были четырнадцать дней. Четырнадцать дней, чтобы вспомнить, какая она. Чтобы отдохнуть. Чтобы понять, что жизнь, в которой ты на последнем месте в списке приоритетов, — это не жизнь, а медленное угасание.
А потом… потом она вернётся. Возможно, разговор с семьёй будет трудным. Возможно, придётся выстраивать отношения заново, учиться говорить «нет» и не чувствовать себя виноватой. Возможно, отношения с матерью и сестрой уже никогда не будут прежними.
Но прежними они быть и не должны. Потому что прежние отношения её медленно убивали.
За иллюминатором показалось море — бескрайнее, синее, сверкающее на солнце. Лена смотрела на него и улыбалась. Она сделала это. Впервые в жизни она выбрала себя.
И небо не упало.
