Валентина Николаевна внимательно наблюдала за невесткой, которая методично перекладывала подарки на журнальном столике. В движениях Екатерины было что-то настораживающее — слишком тщательно она разделяла коробочки на две группы, словно определяя судьбу каждого презента по принципу: это нам, а это так уж и быть вам.
— Дим, помоги накрыть на стол, — попросила мать сына, не отрывая взгляда от его жены.
Дмитрий покорно направился к матери, но Валентина Николаевна заметила, как он украдкой покосился на подарки. Значит, он знал, что задумала жена.
— Сынок, пожалуйста, тарелки рядом с приборами, — добавила она, продолжая наблюдать.
— Конечно, мама, — кивнул Дмитрий.
Василий Петрович, именинник, расположился в кресле и благодушно улыбался. Рядом устроились сваты — Александр Михайлович и Людмила Сергеевна, которые тоже собирались отмечать день рождения главы семьи.
— Ну что, начнём праздновать? — бодро предложил Василий Петрович, потирая руки.
— Конечно, папа, — отозвалась Екатерина, подходя к столу с двумя коробками. Одну — небольшую, скромно обёрнутую в крафт-бумагу, вторую — элегантную, в дорогой упаковке с золотистыми лентами.
***
— Дорогой Василий Петрович, — начала она торжественно, протягивая свёкру скромную коробку, — это вам. Я очень старалась, делала сама.
Вместо мужа подарок приняла Валентина Николаевна и развернула бумагу. Внутри лежала керамическая вазочка, украшенная в технике декупаж. Красиво, но… домашне.
— Спасибо, Катенька, — проговорил Василий Петрович, поворачивая вазочку в руках. — Очень мило.
Валентина Николаевна только кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Какая… необычная работа, — медленно произнесла она, изучая подарок.
— Да-да, — быстро подхватила Людмила Сергеевна, — Катенька у нас такая затейница!
Затем Екатерина развернулась к своему отцу, и лицо её озарилось совсем другой улыбкой — тёплой, сияющей.
— Папочка, а это тебе! — она протянула элегантную коробку. — Самый лучший!
Александр Михайлович открыл коробку, и все увидели дорогие швейцарские часы с кожаным ремешком.
— Катюша! — ахнула Людмила Сергеевна. — Доченька, это же… это очень дорого! Не надо было так тратиться!
— Да что ты, мама, — отмахнулась Екатерина. — Папе только самое лучшее! Он этого заслуживает.
***
Валентина Николаевна испытала обиду. Складывалось впечатление, что невестка специально свёкру подарила безделушку, а отцу дорогой подарок, словно намекая, что родители мужа — полный отстой. Она посмотрела на скромную вазочку, потом на сверкающие часы.
— Интересно, — медленно произнесла она. — Очень интересно.
Дмитрий понял, о чём подумала мать, и его лицо невольно побледнело.
— Мама, давай просто поблагодарим Катю…
— За что? — Валентина Николаевна встала. — За то, что она нам так чётко показала наше место? Самоделка из глины — нам, а швейцарские часы — её папочке?
Екатерина вздрогнула.
— Валентина Николаевна, я не понимаю…
— Всё ты понимаешь! — в голосе свекрови не было обиды, зато появились холодные нотки. — И я прекрасно понимаю! Да, твой отец родной, мы чужие, но вот так демонстративно показать, что нам подарок и такой сойдёт, это оскорбление. И похоже, ты это сделала специально, чтобы унизить своего мужа, мол, знай своё место.
— Валя, пожалуйста, — встрял Василий Петрович, — не накаляй обстановку.
— Не накаляй? — повернулась к нему жена. — А ты разве не видишь, что происходит? Или тебе всё равно?
Людмила Сергеевна попыталась вмешаться:
— Валя, прошу тебя, не надо… Катя вкладывала душу…
— Душу? — фыркнула Валентина Николаевна. — А в часы для вашего мужа души нет? Похоже, для вашей дочки душа измеряется в рублях.
— Это совсем другое! — возмутилась Людмила Сергеевна. — Александр Михайлович — её отец!
— А Василий Петрович — её свёкор! И разница в подарках говорит об отношении лучше любых слов!
***
Екатерина покраснела.
— Вы не понимаете! Это же мой родной отец! Я хотела его порадовать!
— Да, это замечательно, — кивнула Валентина Николаевна с едва заметной усмешкой, — но если так уж хотелось подарить дорогой подарок, можно было бы сделать это отдельно, а не вот так демонстративно. Нам и это сойдёт для галочки, ведь подарок же есть. Странно, что ещё не сковородку подарила.
Взяв вазочку, которую всё ещё рассматривал муж, она продолжила:
— Спасибо за твою «душу»! Но нам она не нужна!
— Мама, хватит! — Дмитрий разозлился на мать. — Катя старалась!
— Старалась? Для кого старалась, я вижу! И главное — зачем!
— Дима, защити же меня! — взмолилась Екатерина, глядя на мужа.
— Мама, ты неправильно всё понимаешь, — попытался объяснить Дмитрий.
— Неправильно? — Валентина Николаевна посмотрела на сына с горечью. — Тогда объясни мне, как правильно понимать такую разницу в подарках?
Екатерина заплакала.
— Я не это имела в виду…
— Но получилось именно это! — отрезала Валентина Николаевна. — Подарки говорят правду лучше слов!
***
Василий Петрович встал с кресла.
— Ладно, что уж теперь…
— Нет, не ладно! — взорвалась жена. — Я устала молчать! Устала делать вид, что не замечаю! Каждый праздник превращается вот в это… Да лучше бы ничего не дарили, а то салфетки нам, а своим родителям телевизор, стиральная машина или путёвка в Турцию, а мне носки — как мило!
— Мама, ты преувеличиваешь, — попытался вмешаться Дмитрий.
— Преувеличиваю? — повернулась к нему мать. — Неужели, сын, ты ничего не видишь? Каждый раз с твоего молчаливого согласия твоих родителей вот так унижают. Мне за тебя стыдно, ведь деньги на эти часы из твоего кармана!
— Валентина Николаевна, — встрял Александр Михайлович, — может, не стоит так горячиться?
— Не стоит? — обернулась к нему женщина. — А вам стоило бы воспитать дочку получше! Чтобы она понимала, что такое уважение к семье мужа!
— Как вы смеете! — вскочила Людмила Сергеевна. — Катя — прекрасная девочка!
— Прекрасная? — усмехнулась Валентина Николаевна. — Которая делит людей на сорта в зависимости от степени родства?
— Валя, остановись, — попросил Василий Петрович.
— Нет, не остановлюсь! — развернулась к мужу жена. — Ты видишь, что творится? Видишь, как с нами обращаются? И молчишь!
***
Екатерина всхлипнула.
— Я действительно не хотела никого обидеть…
— Не хотела? — Валентина Николаевна посмотрела на неё с сарказмом. — Тогда почему получилось именно так? Случайность? Нет, ты это сделала специально и получала от этого настоящее наслаждение, как садист.
— Мама, — попытался успокоить её Дмитрий, — Катя просто…
— Просто что? — перебила его мать. — Просто показала нам наше место в этой семье? Спасибо, очень наглядно!
— Валентина Николаевна, — сквозь слёзы проговорила Екатерина, — я могу всё исправить. Куплю вам что-нибудь другое…
— Что-нибудь другое? — повторила свекровь. — Думаешь, дело в стоимости подарка? Дело в отношении! А его за деньги не купишь!
— Но я же не специально! — всхлипнула невестка.
— Не специально? — Валентина Николаевна покачала головой. — Милая моя, такие вещи не делаются случайно. Э
Людмила Сергеевна встала и обняла плачущую дочь.
— Катенька, не плачь. Всё образуется.
— Образуется? — фыркнула Валентина Николаевна. — Конечно, образуется. Будем и дальше получать объедки с вашего стола.
***
Дмитрий наконец не выдержал.
— Мама, ты заходишь слишком далеко!
— Слишком далеко? — удивилась мать. — А твоя жена не зашла далеко, когда решила нас унизить?
— Никто никого не унижал! — повысил голос сын.
— Не унижал? — Валентина Николаевна посмотрела на него с горечью. — Дима, ты действительно не видишь разницы между самодельной вазочкой и швейцарскими часами?
— Вазочка тоже хорошая, — попытался защитить жену Дмитрий.
— Хорошая? — усмехнулась мать. — Конечно, хорошая. Для нас сойдёт.
Александр Михайлович встал с места.
— Может, нам лучше уйти? — предложил он. — Пока всё не зашло слишком далеко.
— Да, — кивнула Валентина Николаевна, — это была бы хорошая идея.
— Не надо никуда уходить, — попытался примирить всех Василий Петрович. — Мы же семья.
— Семья? — повторила жена. — Где в семье одних считают родными, а других — третьим сортом?
— Мама, хватит! — взорвался Дмитрий. — Ты портишь папин день рождения!
— Я порчу? — изумилась Валентина Николаевна. — А кто начал делить подарки на дорогие и дешёвые?
***
Екатерина перестала плакать и подняла голову.
— Знаете что, Валентина Николаевна? — голос её стал тише. — Может, хватит устраивать сцены? Я подарила то, что хотела. Не понравилось — не надо было брать.
— Вот как? — удивилась свекровь. — Теперь ещё и дерзишь?
— Это не дерзость, — спокойно ответила Екатерина. — Это правда. Я не обязана дарить всем одинаковые подарки.
— Не обязана? — Валентина Николаевна посмотрела на неё с изумлением. — Но обязана проявлять уважение к семье мужа!
— Уважение? — усмехнулась Екатерина. — А где ваше уважение ко мне? Устраивать скандал из-за подарка — это уважение?
— Скандал? — возмутилась свекровь. — Я просто указала на вопиющую несправедливость!
— Несправедливость? — повторила невестка. — Это мои деньги, и я трачу их как хочу!
— Твои деньги? — Валентина Николаевна посмотрела на сына. — Дима, скажи жене, чьи это деньги!
Дмитрий растерянно молчал.
— Молчишь?
***
Александр Михайлович неловко поднялся с кресла, его лицо покрылось красными пятнами от смущения.
— Нам лучше уйти… — пробормотал он, избегая взгляда Валентины Николаевны.
— Да, идите! — Валентина Николаевна указала на дверь резким жестом. — И забирайте свои часы! А ты, — она повернулась к сыну, — хватит с меня этого балагана, больше не приводи сюда свою жену!
Дмитрий схватил Екатерину за руку, его глаза метались между матерью и супругой.
— Мама, что значит не приводить? Она же твоя невестка, она моя жена!
— Да, невестка, но пока она не извинится — не хочу её видеть! Да и в прочем тебя тоже, ведь и ты в этом шоу участвовал.
Екатерина вырвала руку из хватки мужа.
— Извиняться? За что? За то, что я дарю подарки? За то, что стараюсь быть вежливой? Валентина Николаевна, вы просто завидуете, что у меня есть вкус и средства!
— Вкус? — Валентина Николаевна поднялась с дивана, держа в руках дешёвую керамическую вазочку. — Вкус — это унижать людей? Дарить отцу дорогие часы, а свекрови копеечную безделушку?
— Я дарила то, что подходит! — выкрикнула Екатерина. — Александр Михайлович ценит качественные вещи, а вы… вы же всё равно не поймёте разницы!
Василий Петрович встал со своего места, его голос прозвучал спокойно, но твёрдо:
— Катя, ты зашла слишком далеко. Моя жена достойна такого же уважения, как и все мы.
— Ой, только не надо мне читать лекции! — Екатерина схватила свою сумочку. — Я устала от этой провинциальной ментальности! Дима, едем!
Дмитрий растерянно посмотрел на мать, потом на жену:
— Катя, мама права. Ты действительно…
— Что? Я что? — Екатерина развернулась к нему. — Ты тоже против меня? Прекрасно! Тогда оставайся здесь со своими родителями!
Александр Михайлович покашлял, пытаясь разрядить обстановку:
— Может быть, стоит всем успокоиться? Валентина Николаевна, вы же понимаете, что Катя не со зла…
— Александр Михайлович, — прервала его Валентина Николаевна, — я понимаю больше, чем вы думаете. Ваша дочь считает нас людьми второго сорта. И пока она не изменит своё отношение, в моём доме её не будет.
***
Через час в доме стояла тишина. Валентина Николаевна сидела на диване, сжимая в руках коробочку из-под вазочки. Василий Петрович заваривал чай на кухне.
— Может, зря ты так резко? — спросил он, выходя с двумя чашками.
— Не зря! — отрезала жена. — Надоело терпеть неуважение! Она два года издевается над нами, а сын не видит!
— Видит, просто не хочет признавать. Любовь ослепляет.
— Любовь не должна делать человека слепым к правде, — Валентина Николаевна отложила коробочку и взяла чашку. — Помнишь, в прошлый раз она подарила мне кухонное полотенце, а своей сестре — дорогой шарф? Сказала, что тряпка «практичная», а шарф «для особых случаев».
Василий Петрович кивнул:
— Помню. Тогда ты промолчала.
— Зря промолчала. Надо было сразу поставить на место.
Вечером позвонил Дмитрий.
— Мама, Катя отказывается извиняться. Говорит, что не виновата.
— Тогда не звони больше.
— Но мама… Она же не со зла! Просто у неё такой характер…
— Характер? — Валентина Николаевна крепче сжала трубку. — Дима, характер — это когда человек прямолинеен. А твоя жена просто жестока.
— Мама, пожалуйста…
— Я всё сказала!
Она положила трубку и прислонилась к стене. Василий Петрович подошёл и обнял её:
— Тяжело?
— Очень. Но по-другому нельзя. Иначе она окончательно нас растопчет.
***
Прошла неделя. Дмитрий приезжал дважды, но Валентина Николаевна даже не открывала дверь. Она стояла за занавеской и слушала, как сын звонит в дверь, потом садится на скамейку возле подъезда и ждёт.
— Вась, может, открыть? — шептала она мужу.
— Нет. Он должен сделать выбор сам.
Месяц. Полгода. Валентина Николаевна держалась железно, хотя сердце разрывалось. Соседка Анна Петровна иногда рассказывала, что видела Дмитрия с Екатериной в городе.
— Они в театр ходили на прошлой неделе, — говорила она. — Катя в нарядах, а Дима какой-то потухший.
— Не говорите мне об этом, — просила Валентина Николаевна. — Не хочу знать.
Но знать хотелось. Ночами она лежала без сна, думая о сыне. Василий Петрович тоже страдал, но поддерживал жену:
— Ты правильно поступаешь. Если сейчас сдашься, она окончательно почувствует свою безнаказанность.
На новогодние праздники Дмитрий прислал открытку. Коротко: «Мама, папа, поздравляю с Новым годом. Скучаю. Дима». Валентина Николаевна плакала над этой открыткой всю ночь.
— Может, хватит? — спросил Василий Петрович. — Позвоним?
— Нет. Пока он женат на ней и не понимает, что она делает, — нет.
***
А в это время в квартире Дмитрия и Екатерины назревал конфликт. Екатерина всё больше раздражалась от того, что муж стал молчаливым и задумчивым.
— Дима, хватит дуться! — кричала она. — Это же смешно! Из-за какой-то глупой вазочки лишиться семьи!
— Не из-за вазочки, — тихо отвечал Дмитрий. — Из-за того, как ты относишься к моим родителям.
— Я отношусь к ним нормально! Просто я не собираюсь притворяться, что твоя мать — королева! Она обычная провинциальная женщина!
— Она моя мать!
— И что? Это не делает её особенной! — Екатерина швырнула на пол журнал. — Ты выбираешь её вместо собственной жены!
— Я не выбираю. Я просто хочу, чтобы ты их уважала.
— Я их уважаю! По-своему!
— По-своему — это дарить маме тряпку, а папе часы? По-своему — это говорить при всех, что мама не поймёт разницы между дорогим и дешёвым?
Екатерина замолчала, понимая, что зашла в тупик.
— Ладно, — сказала она через минуту. — Хочешь, я извинюсь? Формально?
— Не формально. Искренне.
— Искренне? — Екатерина рассмеялась. — Дима, я не понимаю, в чём я не права! Я дарю подарки, стараюсь быть вежливой…
— Ты унижаешь их!
— Я не унижаю! Я просто не вижу смысла тратить деньги на дорогие подарки людям, которые всё равно не оценят!
Дмитрий посмотрел на жену долгим взглядом:
— Теперь я понимаю, почему мама не хочет тебя видеть.
***
Конфликт разрастался. Екатерина стала замечать, что Дмитрий всё чаще задерживается на работе, избегает разговоров, молчит за ужином.
— Дима, что с тобой происходит? — спросила она однажды вечером.
— Я думаю, — ответил он, не поднимая глаз от тарелки.
— О чём?
— О нас. О том, как мы живём.
Екатерина села напротив:
— И к каким выводам пришёл?
— Мама была права. Ты действительно не уважаешь людей.
— Опять эта твоя мама! — вспылила Екатерина. — Да что она вообще о себе думает?
— Она думает, что достойна уважения. И она права.
— Дима, ты говоришь так, словно я какая-то чудовище!
— Не чудовище. Просто… бессердечная.
Это слово прозвучало как приговор. Екатерина замолчала, потом встала из-за стола:
— Знаешь что? Пойди к своей маме! Может, она тебя утешит!
— Она меня не примет, пока я с тобой.
— Тогда разведись! — крикнула Екатерина и выбежала из комнаты.
Дмитрий остался сидеть за столом. Слова жены не шокировали его — он и сам думал об этом всё чаще.
***
Через неделю Дмитрий встретился со своим другом Павлом в кафе. Павел давно знал всю семью и был свидетелем многих конфликтов.
— Паша, скажи честно, — попросил Дмитрий, — я не прав?
— В чём?
— В том, что встал на сторону жены против матери.
Павел покачал головой:
— Дима, ты не вставал на сторону жены. Ты просто не хотел видеть правду.
— Какую правду?
— Что Катя действительно издевается над твоими родителями. Я же видел, как она дарила твоей маме кухонную тряпку на день рождения! И как при этом смеялась!
— Смеялась?
— Ага. Потом говорила подругам, что «свекровь обрадовалась тряпке, как ребёнок игрушке». Думала, что это смешно.
Дмитрий отодвинул чашку кофе:
— Я этого не знал.
— Знал. Просто не хотел замечать. Любовь, как известно, зла.
— Что мне делать?
— Решать тебе. Но мать у тебя одна. И она права.
***
Прошло ещё полгода. Отношения Дмитрия с Екатериной всё больше портились. Она стала агрессивной, постоянно кричала, обвиняла его в том, что он «маменькин сынок».
— Дима, определись наконец! — кричала она. — Либо я, либо твоя мама!
— Почему я должен выбирать? — спросил он устало.
— Потому что я твоя жена! И я не собираюсь терпеть это унижение!
— Какое унижение?
— Твоя мать считает себя королевой! Она хочет, чтобы я перед ней пресмыкалась!
— Она хочет, чтобы ты её уважала.
— Я её уважаю!
— Нет. Ты её презираешь. И я это вижу.
Екатерина замолчала, потом сказала тихо:
— Хорошо. Тогда я подам на развод.
— Хорошо.
— Хорошо? — удивилась она. — Ты согласен?
— Да. Я устал от этой войны.
***
Развод прошёл быстро. Екатерина забрала всё, что считала своим, включая подарки, которые когда-то дарила родителям Дмитрия. Среди них была и керамическая вазочка.
— Зачем тебе она? — спросил Дмитрий, увидев вазочку в коробке.
— Она красивая. И дорогая, между прочим.
— Дорогая? Но ты же говорила, что она дешёвая!
Екатерина смутилась:
— Я… я говорила так, чтобы не обидеть твою мать. На самом деле она стоит довольно дорого.
Дмитрий понял, что это была последняя капля. Он забрал вазочку:
— Эта вазочка останется у меня.
***
Но вот спустя месяц раздался звонок.
— Мама, я развёлся с Екатериной.
Валентина Николаевна открыла дверь. Сын стоял на пороге с букетом цветов и знакомой керамической вазочкой в руках.
— Мама, прости меня. Я забрал её, когда съезжал. Она правда красивая. И… я понял, что ты была права. Екатерина поступала так не только с тобой, но и с друзьями — всегда делала два подарка: один дорогой, как бы показывая своё расположение, а второй на унижение. В принципе, это у неё и с дружбой так же. Почему-то я не замечал этого раньше, пока ты не взбунтовалась.
— Я не бунтовала, — тихо ответила Валентина Николаевна, пропуская сына в дом.
— Знаю. Обидно, сам оказался в такой ситуации. Теперь понимаю, как тебе было больно.
— А раньше, значит, не видел? Был слеп за красивыми речами?
— Похоже, — тихо ответил Дмитрий, опустив глаза. — Мне казалось, что она просто практичная, экономная. А на самом деле она нас сортировала — кому что достойно получить.
Валентина Николаевна обняла сына, почувствовав, как он напряжён и устал.
— Проходи, поставим цветы в вазу. Чаю хочешь?
Но когда они вошли в дом, Дмитрий удивлённо остановился. На комоде стояла точно такая же керамическая вазочка — как та, что он принёс с собой, и та, что была отвергнута два года назад.
— Мама, но…
Валентина Николаевна смущённо улыбнулась.
— Знаешь, сынок, я потом в магазине увидела её. Да, дешёвка, но почему-то захотелось иметь её дома. Твоя жена и правда старалась при выборе. Работа тонкая, красивая. Я… я сорвалась не из-за вазочки. Из-за того, что она нас вот так унизила. А вазочка ни в чём не виновата.
Дмитрий покачал головой, рассматривая обе вазочки.
— Значит, у нас теперь будет две одинаковые?
— Будет. Одна — как память о том, как важно уважать людей. Вторая — как символ того, что мы снова вместе.
Василий Петрович вышел из кухни, услышав голоса.
— Димка! Наконец-то! А я как раз собирался звонить — у нас новости.
— Какие новости, пап?
— Твоя мать решила записаться на курсы керамики. Говорит, хочет научиться делать такую же красоту, как Катя подарила.
Дмитрий засмеялся.
— Мама, серьёзно?
— Серьёзно. Зря я тогда искусство не оценила. Вкус у неё хороший, только сердце… кривое. Но это не значит, что я не могу научиться создавать что-то прекрасное.
Они сели за стол, и Валентина Николаевна расставила цветы в обе вазочки. Жёлтые хризантемы прекрасно смотрелись в керамических сосудах, словно подчёркивая их изящную форму.
— Знаешь, сынок, — сказала она задумчиво, — я все эти два года думала. И поняла — дело было не в подарках. Дело в том, что она нас не считала семьёй. Для неё мы были чужими. А подарки каждый раз это только подчёркивали. Ну чужие — но зачем же вот так, всё время на сравнениях, с подчёркнутым унижением?
Дмитрий кивнул, перебирая ложечку в стакане с чаем.
— Я теперь понимаю. Извини, что не поддержал тебя тогда. Мне казалось, что ты просто капризничаешь.
— Ты любил её. Это нормально. Но тебе удалось рассмотреть за красивыми речами жены истинный смысл. Я ведь не против подарков вроде носков или кастрюль, но не надо меня вот так демонстративно унижать — мол, вам и это сойдёт, а вот мамочке и папочке путёвка в Турцию. Глупость ситуации заключается в том, что всё это из твоего кармана.
— Да, — горько усмехнулся Дмитрий. — Я работал, зарабатывал, а она распределяла — кому что достойно получить. Как будто я сам не мог решить, что подарить вам.
Василий Петрович поднял чашку с чаем.
— Мы всё поняли. Ну что, за воссоединение семьи?
— За семью! — подхватили Дмитрий и Валентина Николаевна.
А керамические вазочки стояли на столе, наполненные цветами, как два свидетеля человеческих ошибок и примирения.
