— Глебушка, ты не мог бы достать мне вон ту банку с верхней полки? Я со своим ростом никак не дотягиваюсь, — голос Кристины, медовый и чуть капризный, донёсся из кухни. В нём слышались нотки наигранной беспомощности, которые она так мастерски научилась использовать.
Юля, сидевшая с ноутбуком в гостиной, невольно напряглась. Она не подняла головы, но её пальцы замерли над клавиатурой. Она видела эту сценку уже десятки раз за последние полгода, с тех пор как младшая сестра, в очередной раз «разбив сердце», переехала к ним. Сценарий был неизменен. Кристина, одетая в то, что она называла «домашней одеждой», всегда оказывалась рядом с Глебом, нуждаясь в его мужской помощи.
Сегодня на ней были крошечные шорты, больше похожие на трусы, обтягивавшие всё, что только можно, и тонкая майка на бретельках, под которой отчётливо угадывалось отсутствие белья. Когда она тянулась вверх, майка задиралась, открывая полоску гладкой кожи на пояснице. Юля знала это, не глядя. Она чувствовала это по тому, как менялся воздух в квартире, становясь плотным и наэлектризованным.
Глеб, не говоря ни слова, обошёл её по широкой дуге, словно опасаясь случайного контакта. Его движения были подчёркнуто деловыми и отстранёнными. Он взял стул, встал на него, достал банку с огурцами. Юля слышала, как он молча поставил её на стол, на максимальном расстоянии от сестры жены, и тут же вышел из кухни, направившись прямиком к ней, в гостиную. Он сел в своё кресло и демонстративно уткнулся в планшет, создавая между собой и остальным миром невидимую стену.
Кристина появилась в дверном проёме следом, с лёгкой улыбкой разочарования на пухлых губах.
— Спасибо, Глеб. Ты меня так выручил, — пропела она, но он даже не поднял глаз.
Юля пыталась работать, но буквы на экране расплывались. Она вспоминала первые недели, когда искренне жалела сестру. Выслушивала её жалобы на очередного «козла», покупала ей продукты, отдала лучшую гостевую комнату. Она отгоняла плохие мысли, называя себя параноиком, ревнивой старшей сестрой, которая не может смириться с тем, что её маленькая Кристиночка выросла. Но факты были упрямы. «Случайные» касания в узком коридоре. Громкий смех над несмешными шутками Глеба. Постоянные вопросы о его работе, увлечениях, прошлом, в которых сквозило не праздное любопытство, а сбор информации.
Вечер принёс с собой не разрядку, а кульминацию. Кристина, напевая, ушла в душ, оставив за собой в воздухе шлейф приторно-сладких духов. Глеб сидел рядом с Юлей на диване. Он долго молчал, глядя в одну точку. В квартире было тихо, слышался только шум воды из ванной и приглушённый гул города за окном. Юля ждала. Она знала, что что-то должно произойти.
Затем он молча разблокировал свой телефон и протянул его жене.
На экране был открыт чат. Имя абонента — «Кристина сестрёнка». Юля пробежала глазами по последним сообщениям. А потом ещё раз, медленнее. Фотографии. Много фотографий. Кристина в зеркале, в их зеркале в ванной, прикрытая лишь полотенцем. Кристина на кровати в своей комнате, в том самом кружевном белье, которое Юля видела в стиральной машине. Селфи с высунутым язычком и игривым взглядом. А под ними — сообщения. Короткие, развратные, полные намёков и прямых предложений. «Твоя жена уже не та, она скучная домохозяйка… Я покажу тебе, что такое настоящая страсть…» «Я на пять лет моложе, моё тело лучше…» «Она всё равно ничего не узнает, я умею быть тихой…»
Внутри у Юли что-то не оборвалось. Оно замерзло. Превратилось в острый, гладкий осколок льда, который резанул по самому сердцу, не вызвав ни боли, ни крови. Только холод. Она подняла глаза на мужа. В его взгляде она увидела не извинение, а твёрдую уверенность и вопрос. И она поняла, что решение теперь за ней. Она медленно вернула ему телефон и услышала, как в ванной выключилась вода. Охотница выходила из засады.
Юля не сдвинулась с места. Она сидела, выпрямив спину, и смотрела на дверной проём, за которым в облаке пара и аромата персикового геля для душа материализовалась её сестра. Кристина, закутанная в большое махровое полотенце, с другим, поменьше, намотанным на голове в виде тюрбана, выглядела свежо и расслабленно. Капля воды медленно скатилась по её шее и исчезла в ложбинке между ключицами. Она была само воплощение юности и беззаботности, чистый холст, на который, как оказалось, так легко ложилась грязь.
Она прошла в комнату, даже не посмотрев на Глеба, который, казалось, превратился в часть своего кресла. Её внимание было сосредоточено на зеркале, висевшем на стене. Она начала втирать в кожу плеч какой-то крем, движения её были плавными и полными самолюбования. Она привыкла к тому, что является центром этой маленькой вселенной, что муж сестры — молчаливый зритель, а сама сестра — обслуживающий персонал, обеспечивающий ей комфорт.
— Что-то вы сегодня тихие, как рыбы, — лениво протянула Кристина, глядя на отражение Юли в зеркале. Она улыбнулась своему отражению. — Устали?
Воздух в комнате был настолько неподвижным, что казалось, её слова застряли в нём, не в силах достигнуть адресатов. Глеб не шелохнулся. Юля медленно положила ноутбук на кофейный столик. Звук соприкосновения пластика с деревом прозвучал оглушительно.
— Ну что, охотница, — голос Юли был ровным, без единой вибрирующей нотки. В нём не было ни злости, ни обиды, только металлическая прохлада. — Улов небогат?
Кристина замерла, её рука с кремом застыла на полпути к плечу. Она медленно обернулась. Улыбка сползла с её лица, оставив после себя растерянное, настороженное выражение.
— Ты о чём?
Она перевела взгляд на Глеба, ища поддержки или хотя бы объяснения, но наткнулась на его тяжёлый, непроницаемый взгляд. В его глазах не было ничего, кроме презрения. И в этот момент она начала понимать. Паника ещё не охватила её, но первый её холодный предвестник уже коснулся кожи, заставив соски под влажной тканью полотенца затвердеть отнюдь не от возбуждения.
Юля молча поднялась с дивана. Она неспешно подошла к тумбочке у входа, где на зарядке лежал телефон Кристины. Она взяла его.
— Эй, это моё! — инстинктивно крикнула Кристина, делая шаг вперёд.
— Я знаю, — так же спокойно ответила Юля, разворачивая экран к себе. Пароль был до смешного прост — дата рождения Кристины. Пальцы Юли забегали по экрану. Она действовала не как обманутая жена, а как следователь, методично фиксирующий улики. Открыть мессенджер. Найти чат с Глебом. Прокрутить вверх. Скриншот. Ещё один. Ещё. Она делала это с пугающей сосредоточенностью, словно выполняла хорошо знакомую работу.
Кристина смотрела на неё, и её лицо стремительно меняло цвет. Сначала оно побелело, как бумага, потом на щеках проступили некрасивые красные пятна. Она поняла, что сейчас происходит. Поняла, что её тайная, грязная игра стала явной. Но она ещё не осознавала масштабов катастрофы.
Закончив со скриншотами, Юля открыла список чатов и нашла тот, который назывался «Семья». В нём были она, Кристина и их родители. Юля прикрепила к новому сообщению три самых откровенных скриншота, где были и фотографии, и текст. И под ними напечатала короткую фразу: «Полюбуйтесь на вашу воспитанную дочь». Затем нажала «отправить».
Она положила телефон Кристины обратно на тумбочку, экраном вниз. И только после этого посмотрела на сестру. В её взгляде не было ничего человеческого. Это был взгляд энтомолога, разглядывающего под микроскопом отвратительное насекомое.
Тишина, последовавшая за щелчком отправленного сообщения, была абсолютной. Она не была тяжёлой или звенящей; она была просто пустой. Вакуум, из которого выкачали не только воздух, но и все прежние смыслы: родство, гостеприимство, сестринскую любовь. Кристина стояла посреди гостиной, и капли воды с её волос падали на паркет, оставляя тёмные точки, похожие на пробоины. Её лицо, ещё мгновение назад бывшее маской растерянности, теперь начало распадаться на части, как мозаика, с которой соскребли клей. Страх, стыд, неверие — всё это боролось за право отразиться в её глазах.
Она сделала судорожное движение, словно хотела вырвать свой телефон из небытия, отменить отправленное, вернуть всё назад. Но телефон лежал на тумбочке, тёмный и безмолвный, как надгробие над её маленькой интрижке.
Юля повернулась к ней. Её поза была расслабленной, но в этой расслабленности таилась угроза хищника, который точно знает, что жертва уже никуда не денется. Она обвела сестру медленным, оценивающим взглядом, от мокрого тюрбана на голове до босых ног, и на её губах появилась едва заметная, лишённая тепла усмешка.
— Знаешь что, дорогая сестрёнка? Собирай-ка свои манатки и вали из моей квартиры! Я больше не собираюсь тебя содержать и наблюдать, как ты флиртуешь с моим мужем, поняла?
Фраза была произнесена буднично, почти лениво, словно Юля просила вынести мусор. Но именно этот тон сделал её сокрушительной. Это был не крик ревности, не истерика обманутой женщины. Это был вердикт. Окончательный и не подлежащий обжалованию.
— Юля… ты… ты что такое говоришь? — пролепетала Кристина, её голос сорвался на шёпот. — Это не то, что ты думаешь! Это всё… это просто глупая шутка! Я просто…
— Шутка? — перебила Юля, её голос оставался таким же ровным. Она лениво кивнула в сторону телефона Глеба. — Хочешь, я тебе ещё раз покажу, над чем именно ты шутила? Мы можем вместе посмеяться. Над твоими фотографиями. Над твоими сообщениями.
На тумбочке завибрировал телефон Кристины. Экран загорелся, высветив слово «Мама». Вибрация была настойчивой, жужжащей, как встревоженная оса. Кристина дёрнулась, её взгляд метнулся к телефону, как к спасательному кругу. Вот оно, спасение. Сейчас мама позвонит, Юля возьмёт трубку, и начнётся привычный ритуал: уговоры, примирение, «вы же сёстры».
Но Юля даже не посмотрела на телефон. Она подошла к настенным часам, большим, с чётким циферблатом.
— У тебя есть полчаса, — сказала она, постучав ногтем по стеклу. — Ровно тридцать минут, чтобы твои вещи исчезли из этой квартиры. А вслед за ними — и ты сама. Время пошло.
Телефон продолжал вибрировать, заливая комнату отчаянным, дребезжащим звуком. Кристина смотрела то на сестру, то на жужжащий аппарат, и в её сознании наконец-то начала вырисовываться вся глубина пропасти, в которую она упала. Никто не собирался её спасать.
Паника ударила ей в голову. Полотенце, державшееся на честном слове, соскользнуло, упав на пол и оставив её стоять посреди комнаты абсолютно голой. На мгновение она застыла, но стыд был вытеснен животным ужасом. Она развернулась и, неловко прикрываясь руками, бросилась в свою комнату.
Тотчас оттуда донеслись звуки хаоса. Скрип яростно выдвигаемых ящиков. Шуршание одежды, которую не складывали, а сгребали охапками. Глухой стук упавшей на пол косметички. Это была не сборка вещей, а паническое бегство. Кристина больше не была соблазнительницей. Она была беженкой, которую вышвыривали на улицу.
Через несколько минут она выскочила из комнаты, уже наспех натянув джинсы и футболку. В руках она сжимала большую спортивную сумку, из которой во все стороны торчали рукава и лямки.
— Но куда я пойду? Ночь на дворе! Юля, ты не можешь так поступить! — в её голосе зазвучали плаксивые, манипулятивные нотки, которые всегда безотказно действовали на родителей.
Юля, наблюдавшая за ней со своего поста у часов, криво усмехнулась. Телефон на тумбочке наконец замолчал, но тут же завибрировал снова. Теперь на экране светилось «Папа».
— Можешь теперь рассказывать родителям, какая ты раскрепощённая. Уверенна, они оценят. И найдут тебе ночлег. Твои полчаса почти истекли, Кристина. Поторопись.
Кристина застыла у порога, сжимая свою наспех набитую сумку так, что побелели костяшки пальцев. Все её оружие — кокетство, наигранная беспомощность, молодое тело — оказалось бесполезным хламом. Она была разоружена и разгромлена. Телефон, лежавший на тумбочке, снова зажужжал вызовом от матери, но теперь этот звук казался ей не сигналом о помощи, а похоронным звоном по её репутации. Она подняла на сестру глаза, в которых больше не было ни капли дерзости, только мутный осадок страха и непонимания.
— Что мне им сказать? — прошептала она. Это был последний, самый слабый её аргумент. Апелляция к общему стыду, к необходимости выработать единую ложь для родителей.
— Правду, — отрезала Юля, не меняя позы. — Расскажи им правду. Им будет интересно послушать. Это же так раскрепощённо.
Глеб, всё это время молчавший в своём кресле, поднялся. Он не посмотрел на Кристину. Он подошёл к входной двери и открыл её, создавая сквозняк, который подхватил тонкий аромат её духов и потянул его вон, на лестничную клетку. Это был жест, красноречивее любых слов. Приглашение на выход, окончательное и бесповоротное.
Кристина сглотнула. Она бросила последний взгляд на уютную гостиную, на диван, на котором она так любила лежать, на Глеба, который был так близко и оказался так недосягаемо далеко. Она поняла, что это конец. Не просто конец её пребывания здесь. Конец той жизни, где ей всё прощалось, где её капризы считались милыми, а её пороки — маленькими слабостями. Не говоря больше ни слова, она шагнула за порог. Глеб молча закрыл за ней дверь. Юля, стоявшая рядом, повернула ключ в замке. Один оборот. Второй. Щелчки прозвучали в наступившей тишине как выстрелы.
Они остались вдвоём. Юля не смотрела на мужа. Она прислонилась спиной к двери, словно удерживая её, боясь, что изгнанное зло попытается вернуться обратно. Глеб подошёл и просто встал рядом, положив тёплую ладонь ей на плечо. В этом прикосновении не было страсти или нежности. В нём была твёрдая, молчаливая поддержка. Подтверждение того, что они — одна команда. Что он сделал свой выбор задолго до сегодняшнего вечера.
И тут зазвонил её телефон. На экране высветилось «Мама». Юля глубоко вдохнула, отстранилась от двери и приняла вызов, включив громкую связь.
— Юлия, что ты наделала?! — голос матери был высоким и резким, на грани срыва. На фоне слышался возмущённый гул отца. — Как ты могла? Выставить родную сестру за дверь! Ночью! И что это за фотографии ты нам прислала? Зачем этот позор?!
— Это не позор, мама. Это информация, — спокойно ответила Юля. Её голос был голосом человека, который только что провёл сложную хирургическую операцию и теперь отчитывается о результатах. — Информация о том, чем твоя младшая дочь занималась последние полгода в моём доме.
— Но это же семья! Такие вещи нужно решать внутри, тихо! Нужно было поговорить! Она же ещё ребёнок, она могла ошибиться!
Юля усмехнулась. Усмешка вышла короткой и злой.
— Она перестала быть ребёнком, когда начала слать свои голые фото моему мужу. А насчёт «решать тихо»… Мама, ваша дочь пыталась разрушить мою семью. Это не «сор», который нужно прятать под ковёр. Это факт. Вы получили скриншоты. Вы знаете, что произошло. Теперь она — ваша проблема. Решайте её. Можете даже тихо, как вы любите.
— Ты жестокая! Ты всегда ей завидовала! — выкрикнула мать в трубку.
— Да. Я завидовала. Тому, как вы всегда её оправдывали. Тому, как закрывали глаза на всё. Моё гостеприимство закончилось. И моё терпение — тоже. Больше не звоните мне по этому поводу.
И Юля нажала на кнопку отбоя. Она положила телефон на стол. Квартира погрузилась в тишину. Но это была уже другая тишина. Не напряжённая, не пустая. Это была чистая, стерильная тишина пустого пространства, из которого удалили источник заражения. Она посмотрела на Глеба. Впереди была выжженная земля на месте её отношений с родителями и сестрой. Впереди была долгая, холодная зима. Но они встретят её вдвоём. В своей квартире. В своей крепости, которую только что отстояли. Война закончилась. Победителей в ней не было. Были только выжившие…
