— Что это?
Вопрос прозвучал тихо, почти безжизненно, и потонул в тёплом, влажном воздухе, ещё пахнущем мятным гелем для душа. Марина стояла на пороге гостиной, закутанная в большое белое полотенце. Капли воды стекали по её волосам на плечи, но она их не чувствовала. Всё её внимание было приковано к тому, что лежало на паркете. Её ноутбук. Вернее, то, что от него осталось. Тонкий серебристый корпус был сломан пополам, вывернут под неестественным, хрустнувшим углом. Экран, на котором ещё утром горели графики её годового проекта, превратился в густую паутину чёрных трещин, расходящуюся из тёмного, мёртвого пятна в центре. Он лежал там, как изувеченное тело, и от этого зрелища внутри всё похолодело.
Рядом, засунув руки в карманы узких джинсов, стояла Лиза. Тринадцатилетняя, с глянцевой чёлкой, падающей на глаза, и выражением скучающего превосходства на лице. Она не пыталась спрятаться, не изображала раскаяния. Она смотрела на Марину с ленивым, откровенным вызовом.
— Это мой ноутбук. Что с ним случилось? — повторила Марина. Голос прозвучал на удивление ровно, словно принадлежал кому-то другому. Внутри всё сжалось в тугой, ледяной узел, но снаружи она сохраняла абсолютный контроль.
— Он мне не понравился, — бросила девочка и едва заметно пожала плечами. Уголок её губ дрогнул в намёке на ухмылку.
В этот момент в комнату влетел Олег. Его привлёк не шум, а та оглушительная, напряжённая тишина, что повисла в воздухе. В домашней футболке, растрёпанный после дневного сна на диване, он метнул взгляд от изуродованной техники к жене, а затем к дочери. И в ту же секунду сделал свой выбор. Он шагнул вперёд и встал между ними, словно живой щит, загораживая Лизу.
— Лизонька, ну зачем ты так? Марина, она же не со зла…
— Не со зла? — Марина перевела на него взгляд, и в нём не осталось ни капли былого тепла. — Олег, она уничтожила мою работу. Годовой проект. Всё, над чем я пахала последние двенадцать месяцев, было там. Ты осознаёшь это?
— Ну, что ты так сразу… У неё переходный возраст, она импульсивная. Понимаешь? Она просто не подумала! — он говорил быстро, суетливо, разводя руками, словно пытался разогнать сгустившуюся в комнате катастрофу. Его лицо выражало досаду, но не на дочь, а на саму ситуацию. — Лиза, извинись перед Мариной.
Девочка демонстративно фыркнула и отвернулась к окну. Весь её вид говорил о том, что этот фарс её утомил.
И тогда Марину прорвало. Не истеричным криком. Её голос стал ниже, твёрже, в нём зазвенел металл холодной, дистиллированной ярости.
— Твоя избалованная доченька разбила мой рабочий ноутбук, потому что ей не понравился комментарий к её фотографии! А ты считаешь, что это нормальным?
— Перестань на неё кричать! — мгновенно взвился Олег, его лицо пошло красными пятнами. Он сделал ещё один шаг к ней, сокращая дистанцию. — Я не позволю тебе орать на моего ребёнка! Ну, разбила и разбила! Техника — дело наживное, купим новый!
Слово «купим» стало последней каплей, тем камнем, что вызвал лавину. Оно прозвучало как пощёчина. Он так ничего и не понял. Он никогда не понимал. Марина медленно, почти ритуально, затянула узел на своём полотенце.
— Ты купишь. Ты и твоя дочь. А пока что вы оба убираетесь из МОЕГО дома.
Олег замер. Он смотрел на неё так, словно она внезапно заговорила на незнакомом, угрожающем языке.
— Что? Ты… ты нас выгоняешь? Из-за какой-то железки?
— Это не железка. Это моя жизнь, которую твоё сокровище только что попыталось уничтожить с твоего молчаливого одобрения. И я не собираюсь жить с человеком, который это поощряет. У вас есть ровно час, чтобы собрать свои вещи.
Она повернулась и посмотрела на большие настенные часы. Её лицо было похоже на маску из гипса — ни одной лишней эмоции, ни единого дрогнувшего мускула.
— Если через шестьдесят минут вы всё ещё будете здесь, я просто вызову мастера и сменю замки. И поверь мне, я это сделаю. А теперь идите. Время пошло.
Олег застыл на месте, его рот был полуоткрыт. Он смотрел, как Марина, не удостоив его больше ни единым взглядом, развернулась и спокойно пошла в спальню. Её мокрая спина с чётко проступающими позвонками и туго завязанное полотенце выглядели как броня. Не было в её движениях ни спешки, ни нервозности. Это было методичное, выверенное спокойствие человека, принявшего окончательное решение. Именно это спокойствие напугало его больше, чем любой крик.
— Ты с ума сошла? Марина! — он наконец обрёл дар речи и последовал за ней, оставляя Лизу одну в гостиной с разбитым ноутбуком. — Ты хочешь разрушить нашу семью из-за куска пластика? Ты вообще себя слышишь?
Марина вошла в спальню и подошла к шкафу. Она не ответила. Она просто сняла с вешалки чёрные джинсы и серую водолазку. Её молчание действовало на Олега как раскалённый металл. Он привык, что её можно было продавить, уговорить, заставить почувствовать себя виноватой. Но сейчас он говорил будто со стеной.
— Я с тобой разговариваю! Ты не имеешь права так поступать! Она ребёнок! Дети иногда делают глупости! Задача взрослых — быть мудрее, а не вышвыривать их на улицу!
Она стянула с себя влажное полотенце и бросила его на стул. На секунду её нагота предстала перед ним не как что-то интимное и желанное, а как символ абсолютной уязвимости, которую она больше не собиралась скрывать или защищать. Она быстро оделась. Чёрные джинсы, серая водолазка. Простая, почти траурная униформа.
— Это не глупость, Олег. Это поступок. И у каждого поступка есть последствия. Она должна была узнать об этом гораздо раньше, но ты сделал всё, чтобы этого не случилось.
— Да что ты вообще о ней знаешь? — его голос начал срываться на фальцет. — Ты никогда её не любила! Всегда смотрела как на помеху! Тебе просто нужен был повод, чтобы избавиться от неё, и ты его нашла!
Марина повернулась к нему. Она уже зачесала влажные волосы назад, и её лицо казалось строгим и незнакомым.
— Я не обязана её любить. Но я требовала уважения. К себе, к моему труду, к вещам в этом доме. Ты не смог ей этого объяснить. Значит, теперь я объясню вам обоим.
Из соседней комнаты донёсся звук с силой выдвинутого ящика. Лиза, очевидно, услышала всё. Олег обернулся, его лицо исказилось. Он хотел было броситься к дочери, утешать её, защищать от «злой мачехи», но Марина опередила его.
— Не мешай ей. Пусть собирается. У вас осталось сорок пять минут.
В этот момент в дверях спальни появилась Лиза. В ушах у неё были наушники, из которых доносилось агрессивное, ритмичное бормотание. В руках она держала яркий рюкзак, куда с нарочитым пренебрежением запихивала какие-то вещи. Она посмотрела на Марину, потом на отца, и на её губах играла откровенная, торжествующая ухмылка. Она наслаждалась происходящим. Этот скандал был её победой, её шоу.
— Пап, ты идёшь? Мне надоел этот дом, — сказала она достаточно громко, чтобы перекричать музыку в своих ушах.
Олег посмотрел на торжествующую дочь, потом на холодное, непроницаемое лицо жены. Его мир, такой удобный и понятный, рушился на глазах. Он сделал последнюю, отчаянную попытку надавить на жалость.
— И куда мы пойдём? Просто скажи, куда нам идти посреди ночи? Ты об этом подумала?
Марина подошла к комоду и взяла свой телефон. Она даже не посмотрела на него.
— Это не моя проблема, Олег. Это ваша. Ты — отец. Ты несёшь за неё ответственность. Вот и начни её нести. Прямо сейчас. Сорок минут.
Осознав, что его тактика праведного гнева и давления на жалость не сработала, Олег резко сменил тон. Он шагнул к Марине, его лицо из гневного стало умоляющим, почти страдальческим. Он попытался взять её за руку, но она отстранилась так же инстинктивно, как отдёргивают руку от огня.
— Мариш, послушай. Ну, пожалуйста, давай не будем так. Вспомни, как всё начиналось. Вспомни нас. Мы же любим друг друга. Неужели какая-то глупая выходка ребёнка может перечеркнуть всё, что между нами было?
Он говорил тихо, вкрадчиво, используя её имя в уменьшительно-ласкательной форме, чего не делал уже много месяцев. Это была его старая, проверенная уловка — апеллировать к прошлому, к тем временам, когда она смотрела на него восхищёнными глазами и была готова простить всё за одну лишь улыбку. Он пытался разбудить ту женщину, но она была мертва. Её прах лежал на полу гостиной вместе с останками её проекта.
— Прошлого нет, Олег. Его уничтожили полчаса назад. Есть только настоящее, в котором ты защищаешь человека, разрушившего мою работу, и пытаешься сделать виноватой меня.
— Я не пытаюсь! Я просто хочу, чтобы ты поняла! Она — часть меня! Любя меня, ты должна была принять и её!
Марина горько усмехнулась. Она молча прошла мимо него в прихожую. Олег последовал за ней, в его глазах блеснула слабая надежда. Может, она передумала? Может, она просто пойдёт выпить воды, успокоиться, и этот кошмар закончится? Но она подошла к ключнице у входной двери. На отдельном крючке висела связка с брелоком от её машины. Он пользовался ей последние два года, свою давно продал, обещая, что вот-вот его новый проект «выстрелит».
Она сняла ключи. Металл холодно звякнул в тишине квартиры. Она протянула руку, но не ему, а положила ключи в карман своих джинсов.
— Что ты делаешь? — ошеломлённо спросил он.
— Забираю своё. Ты ведь не думал, что поедешь на моей машине? У тебя тридцать минут, чтобы вызвать такси.
Его лицо вытянулось. Это был удар ниже пояса. Одно дело — выгнать из дома. Совсем другое — лишить его привычных удобств, символа его статуса.
— Но… как же я…
— Это твои проблемы, — отрезала она. И, словно вспомнив что-то, добавила. — Ах, да. Я только что отменила наш отпуск. Деньги вернут на мою карту в течение недели. Так что можешь не утруждать себя мыслями о море. Будет больше времени подумать о воспитании дочери.
Это было уже не просто изгнание. Это было методичное, безжалостное отсечение его от всего, что составляло его комфортную жизнь. От дома, от транспорта, от будущего. Олег смотрел на неё, и в его взгляде читалось не только отчаяние, но и животный страх. Он понял, что она не шутит. Она сжигала мосты, и делала это с ледяным, пугающим спокойствием.
Пока они стояли в прихожей, Лиза, поняв, что внимание взрослых отвлечено, совершила свой финальный аккорд. Она выскользнула из своей комнаты, держа в руке ярко-красную помаду Марины, которую стащила с туалетного столика. Она подошла к большой, светлой стене в гостиной, той самой, которую они вместе красили год назад, и широкими, уродливыми буквами вывела одно слово: «СТЕРВА».
Закончив, она с щелчком закрыла колпачок, бросила помаду на пол и с вызывающим видом вернулась в свою комнату.
Когда Марина и Олег вернулись в гостиную, они оба замерли. Алая, жирная надпись горела на стене, как незаживающая рана. Это было так по-детски, так примитивно и так чудовищно в своей прямолинейности. Это было окончательное объявление войны.
Олег обернулся к Марине. Он хотел что-то сказать, что-то крикнуть, оправдаться, но слова застряли у него в горле. Он посмотрел на надпись, потом на разбитый ноутбук, и понял, что проиграл. Окончательно и бесповоротно.
Марина же смотрела на стену без всякого выражения. Это последнее оскорбление уже не могло причинить ей боль. Оно лишь подтвердило её правоту. Она медленно повернула голову к Олегу.
— Двадцать минут.
Оставшиеся двадцать минут тянулись в густой, вязкой тишине. Олег больше не пытался уговаривать или угрожать. Он молча ходил из спальни в коридор, вынося свои вещи. Старый спортивный баул, который Марина всегда ненавидела, пара пакетов с обувью. Лиза, напротив, действовала с шумной, показной энергией. Она то и дело выходила из своей комнаты, чтобы бросить в общую кучу у порога какую-нибудь вещь: скейтборд, колонку, стопку комиксов. Каждый её выход сопровождался презрительным взглядом в сторону Марины, которая так и осталась стоять в центре гостиной, словно превратившись в неподвижную статую.
Наконец, всё было готово. Уродливая гора их вещей высилась у входной двери. Олег надел куртку, нервно подёргал молнию. Время истекло. Он посмотрел на алые буквы на стене, потом на Марину. Его лицо, до этого растерянное и умоляющее, окаменело. Вся его слабость, весь его инфантилизм испарились, уступив место чистой, концентрированной злобе униженного человека.
— Ты довольна? — прошипел он. — Добилась своего? Разрушила всё. Надеюсь, ты будешь счастлива здесь одна, в своей стерильной квартире, со своими графиками и планами.
Марина молчала. Она просто смотрела на него, и этот пустой, спокойный взгляд выводил его из себя сильнее, чем любой крик.
— Ты ведь никогда никого не любила, кроме своей работы. Ты не женщина, ты робот, механизм для достижения целей. Я думал, я смогу тебя отогреть, сделать человеком. Каким же я был идиотом! Тебе не нужен муж, тебе нужен ещё один гаджет. Что ж, поздравляю, ты только что обновила систему, избавившись от лишних пользователей.
Он выплёвывал слова, как яд, пытаясь зацепить, ударить по самому больному. Лиза, стоявшая рядом с отцом, почувствовала его настрой и тут же подхватила.
— Я рада, что мы уходим! Ненавижу тебя и твой дурацкий дом! Я специально сломала твой компьютер! И ещё раз сломаю, если увижу! — выкрикнула она с детской, но от этого не менее отвратительной жестокостью. — Моя мама была в сто раз лучше тебя!
Олег положил руку дочери на плечо. Это был жест не утешения, а одобрения. Они стояли вдвоём, единый фронт обиды и ненависти, направленный на неё одну.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Марина, — уже спокойнее, с предвкушением в голосе сказал Олег. — Когда будешь сидеть здесь одна в тишине, поймёшь, что потеряла. Но будет поздно. Никому не нужна такая чёрствая, бездушная баба.
Он сделал паузу, ожидая её реакции. Слёз, крика, хоть чего-то. Но она продолжала молчать. Тогда он сделал последний выпад.
— Пошли, Лиза. Здесь больше не на что смотреть.
Они повернулись к двери. И только тогда Марина заговорила. Её голос прозвучал так же ровно и холодно, как и в самом начале.
— Знаешь, Олег, я даже благодарна ей.
Они оба замерли и медленно обернулись. На лице Олега отразилось недоумение.
— Она разбила всего лишь ноутбук. Это железо, информация, которую можно восстановить. А ты за все эти годы так и не смог разбить в ней её эгоизм и избалованность, чтобы собрать из неё человека.
Она перевела взгляд с отца на дочь. В её глазах не было ни ненависти, ни жалости. Только констатация факта.
— Так что забирай свой самый неудачный проект. И больше никогда не приводи его в мой дом.
Она смотрела, как лицо Олега искажается, как он открывает рот, чтобы ответить, но не находит слов. Эта последняя фраза попала точно в цель, обезоружив и уничтожив его окончательно.
Не дожидаясь ответа, Марина подошла к двери, открыла её и шагнула в сторону, освобождая им проход. Они вышли, волоча за собой свои вещи. Она не смотрела им вслед. Она просто закрыла за ними дверь, и в тишине квартиры отчётливо щёлкнул замок, поворачиваемый её твёрдой, недрогнувшей рукой…
