Нотариус Лидия Николаевна Семёнова читала завещание ровным, чуть усталым голосом, словно зачитывала очередную сводку погоды. А я сидела в кожаном кресле напротив ее стола и никак не могла поверить в происходящее.
— Квартира по адресу Ленинградский проспект, дом тридцать семь, корпус два, квартира сто двенадцать, общей площадью восемьдесят четыре квадратных метра…
Голос, казалось, звучал откуда-то издалека. В ушах звенело.
Восемьдесят четыре квадрата в центре Москвы. От Петра Семеновича. Моего бывшего свекра, с которым мы виделись постоянно, но не часто последние десять лет.
— …завещается Соколовой Екатерине Александровне полностью, без каких-либо обременений.
Я моргнула и посмотрела на нотариуса.
— Простите, а почему именно мне? — спросила я, чувствуя себя полной дурой. — То есть, мы с его сыном развелись еще в две тысячи четырнадцатом…
— В завещании есть личное письмо, — женщина протянула мне конверт. — Возможно, там найдутся ответы.
Домой я добиралась как в тумане. Села в метро на Белорусской, доехала до «Медведково», и только когда поднималась по лестнице в свою двушку на четвёртом этаже, до меня начало доходить, что произошло.
Дома я заварила себе крепкий чай, села за кухонный стол и вскрыла конверт дрожащими руками. Почерк Петра Семёновича был размашистым, немного старомодным.
«Катюша, — писал он, — знаю, удивилась. Сам удивляюсь, но решение принял обдуманно. За все эти годы после развода с Андреем ты была единственной, кто не забывал про меня. Помнишь, как приходила на день рождения? А когда болел, суп варила, лекарства покупала. Андрей-то мой появлялся только когда деньги нужны были. А внучка… с тех пор как в Канаду укатила, только в мессенджере изредка смайлики присылала.
Ты хорошая женщина, Катя. И я знаю, что квартира пойдет не на продажу ради шмоток или отдыха в Турции. Ты её людям нужным дашь или сама там жить будешь. А Андрею с его новой пассией и Полине с её заграничными замашками, она не нужна. Они и так пристроятся.
Живи и радуйся, дорогая. Ты это заслужила.»
Я читала письмо дважды, потом ещё раз, и каждый раз в горле вставал ком.
Пётр Семёнович умер от инфаркта три недели назад. На похороны я приехала, конечно. Стояла в сторонке, не хотела встречаться с бывшим мужем и его новой семьей.
А он, оказывается, всё помнил.
Телефон зазвонил около девяти вечера. На дисплее высветилось «Полина». Моя двадцатишестилетняя дочь звонила мне в лучшем случае раз в месяц, и то больше для галочки.
— Привет, мам, — напряженно протянула девушка. — Слушай, я тут узнала про дедушку Петю… Про завещание, в смысле.
Конечно, узнала. Андрей наверняка уже всё разнюхал.
— И что? — спросила я.
— Мам, ну ты же понимаешь, это какая-то ошибка. Или старик совсем умом тронулся. Квартира должна внукам доставаться, семье.
— А я разве не семья была? — не удержалась я.
— Мам, не передергивай. Ты же взрослая женщина, должна понимать. У меня тут жизнь не устроена, работа временная, съемное жилье… А тут такая возможность.
Возможность. Она не сказала «наследство от дедушки» или «память о близком человеке». Возможность.
— Поля, я пока ничего не решила. Давай не будем сейчас об этом. Наследство вступает в силу через полгода. Некуда спешить.
— Не решила? — в голосе дочери звучало искреннее недоумение. — А что тут решать? Переоформляешь на меня и всё. Тебе же не нужны лишние проблемы с налогами, оформлением…
— Мне сорок восемь лет, Полина. Я ещё не выжила из ума.
— Мам, я прилечу на следующей неделе. Нормально поговорим.
Девушка отключилась. Я смотрела на чёрный экран телефона и думала о том, что дочь за три года жизни в Канаде ни разу не прилетала даже на праздники. А тут вдруг соберется.
***
Полина не прилетела через неделю, как обещала. Позвонила и сказала, что у нее назрели важные дела. Потом ещё раз отложила приезд. И ещё.
Я не настаивала. Даже было легче без её давления.
Пять месяцев пролетели незаметно. Я продолжала работать в своей бухгалтерии, ездила на дачу к сестре, читала книги. Иногда проезжала мимо дедушкиной квартиры на Ленинградском, чтобы просто посмотреть на дом.
Нотариус Семенова звонила раз в месяц, напоминала о сроках и документах. Через полгода можно будет официально вступить в наследство. Я кивала, соглашалась, но до конца не верила, что это всё реально.
А потом, за неделю до решающей даты, Полина объявилась. Позвонила поздно вечером:
— Мам, привет! Я завтра прилетаю. Наконец-то освободилась, проект закрыли.
— Завтра? — я отложила книгу. — А предупредить заранее?
— Сорри, всё как-то быстро решилось. Встретишь меня в Домодедово?
На следующий день я стояла в зале аэропорта и смотрела на поток пассажиров. Полина появилась с двумя большими чемоданами: явно не на неделю приехала.
— Мам! — она обняла меня крепче, чем обычно. — Как же я соскучилась!
В такси девушка рассказывала о полете, о том, как в Москве всё изменилось. Но я чувствовала напряжение в её голосе, какую-то неестественность в веселости.
— Поль, а на сколько ты приехала? — спросила я, когда мы затащили чемоданы в мою квартиру.
— А… знаешь, мам, я вообще думаю остаться. — дочь села на диван и нервно поправила волосы. — Надоела мне эта Канада. Холодно, люди какие-то зажатые. Хочется домой.
— Домой? Но у тебя же там работа, жизнь устроена…
— Работа — фигня. Контракт закончился, новый не предложили. А жизнь… — она махнула рукой. — Какая там жизнь? Снимаю углы, друзей нормальных нет, мужики все какие-то странные.
Что-то в ее рассказе не складывалось. Полгода назад она говорила о карьерных перспективах, о том, как там всё здорово. А теперь вдруг всё плохо.
— Мам, а как дела с наследством? — вдруг спросила Полина, доставая из сумки телефон. — Уже можно оформлять?
Вот оно. Главная причина возвращения.
— На следующей неделе, — спокойно ответила я. — Семнадцатого числа нужно к нотариусу подъехать.
— Отлично! Тогда у нас есть время всё спокойно обсудить. Я тут с адвокатами консультировалась еще в Торонто. Они говорят, дарственную лучше сразу оформить. Меньше хлопот.
— Адвокаты в Торонто? Консультировалась? Ты серьёзно?
— Мам, ну это же серьезные деньги! Конечно, консультировалась! Знаешь, а я думаю, нам не обязательно продавать квартиру сразу. Можно сдавать, хороший доход будет. На две семьи хватит.
На две семьи. То есть она уже планировала наш общий бюджет.
— Поля, а ты точно уверена, что хочешь в России остаться? — спросила я. — Может это такое временное разочарование в Канаде?
— Мам, я взрослая женщина, знаю, что делаю! И вообще, тебе же будет приятно, что я рядом. Ты столько лет жаловалась, что я далеко.
Жаловалась? Я никогда не жаловалась. Скучала — да. Но не жаловалась.
Следующие дни Полина провела, изучая рынок недвижимости. Показывала мне сайты, распечатки, расчеты доходности от сдачи квартир в центре. Говорила о ремонте, о том, какую мебель лучше покупать для арендаторов.
Я слушала и понимала: дочь уже всё решила за меня.
***
В пятницу вечером Полина принесла в квартиру коробку с суши и бутылку белого вина. Расставила всё на кухонном столе торжественно, словно готовилась к важному разговору.
— Мам, давай отметим наше воссоединение, — сказала она, открывая вино. — И обсудим планы.
— Какие планы? — я села напротив и взяла протянутый бокал.
— Ну как какие! — Полина улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой. — Завтра идем к нотариусу, оформляем наследство. Потом дарственную. А дальше новая жизнь для нас обеих!
— Поль, а если я не хочу ничего сдавать?
Улыбка на лице дочери застыла.
— Что значит “не хочу сдавать”?
— Может быть, я сама хочу эту квартиру. Переехать туда жить.
— Мам, — Полина отставила бокал и внимательно посмотрела на меня, — ты что, шутишь? Тебе нужна трешка в центре? Зачем?
— А с чего ты решила, что мне ничего не нужно?
— Да не в этом дело! Просто это непрактично! Ты же понимаешь, какие там коммунальные платежи! А тут можно сдавать за сто тысяч в месяц минимум. Хорошая прибавка к пенсии будет.
— Мне до пенсии ещё двенадцать лет.
— Ну, к зарплате тогда! — Полина явно нервничала. — Мам, я не понимаю, что происходит. Полгода назад ты была готова всё обсуждать спокойно, а теперь какие-то странности.
Полгода назад я была готова? Или она так решила за меня?
— Знаешь, Поля, — сказала я, отпивая вино, — я много думала эти месяцы. О дедушке Пете, о том, почему он завещал квартиру именно мне.
— Мам, ну не начинай опять про сентиментальность! Старики бывают странными, это известно.
— Он написал письмо. Там всё объяснил.
Дочь напряглась:
— Какое письмо? Ты мне не говорила про письмо.
Я встала, открыла ящик стола и достала конверт.
— Прочитай.
Полина быстро пробежала глазами текст. Лицо её постепенно менялось.
— «Смайлики в мессенджере», — прочитала она вслух. — Серьёзно? Он обиделся на смайлики?
— Он обиделся на равнодушие.
— Мам, я жила в другой стране! Разница во времени, работа, дела… Не могла же я каждый день звонить!
— А раз в месяц? Раз в три месяца?
Полина положила письмо на стол и потерла виски:
— Хорошо, допустим, я была невнимательной внучкой. Но при чём тут квартира? Это же семейное наследство!
— Семейное. А я, значит, не семья?
— Мам, ты бывшая жена его сына! Бывшая!
— Но я была рядом, когда он болел. Я покупала ему лекарства. Я приходила на дни рождения. А ты за три года ни разу не приехала.
— Не приехала, потому что денег не было! — выкрикнула Полина. — Билеты стоят сто тысяч! Я работала на двух работах, снимала крохотную комнатушку, экономила на всём!
— Но как только узнала про наследство, деньги на билет сразу нашлись.
Повисла тяжелая тишина. Полина смотрела на стол, кусая губы. Я видела, как она пытается найти правильные слова.
— Мам, я понимаю, что ты на меня обижена. И правда, я была плохой внучкой. Но давай честно, тебе эта квартира не нужна. А мне нужна очень. У меня вся жизнь впереди, планы, возможности…
— А у меня жизнь закончилась?
— Да не в этом дело! — Полина схватила мою руку. — Мам, ну подумай сама. Я твоя дочь. Всё, что у меня будет, рано или поздно станет твоим тоже. Внуки, семья… Мы же одна команда.
Одна команда. Интересная формулировка от человека, который три года назад уехал и практически не поддерживал связь.
— Поль, а если бы не было никакого наследства, ты бы вернулась в Россию?
— Что за вопрос?
— Простой вопрос. Вернулась бы?
Полина отпустила мою руку и откинулась на спинку стула:
— Не знаю. Может быть, не скоро. Но при чём тут…
— При том, что мне не хочется быть просто способом получить квартиру.
— Мам, ты о чём? Какой способ? Я же сказала, что мы — команда! Мы вместе этим будем заниматься.
Я смотрела на дочь и видела красивую, умную, целеустремленную девушку, которая точно знает, чего хочет. И знает, как этого добиться. Даже если для этого нужно вернуться к маме, которую три года почти игнорировала.
— Завтра суббота, — сказала я. — К нотариусу идём в понедельник. У нас есть выходные подумать.
— Мам, а что тут думать?
— Много о чём, Поля. Много о чём.
***
В субботу утром я проснулась рано и обнаружила, что Полины дома нет. На кухонном столе лежала записка:
«Мам, поехала к подруге, вечером буду. Поговорим спокойно».
Какая подруга? За три года все связи должны были потеряться.
Я заварила кофе, села у окна и задумалась. Может быть, я слишком сурово отношусь к Полине? Она же молодая, ей действительно нужен старт в жизни. А мне что жалко?
Сидя с чашкой в руках, я представляла, как дарю дочери квартиру. Как она обнимает меня, благодарит, говорит, что это изменит её жизнь. Может она действительно останется в Москве, мы станем ближе. Может скоро появятся внуки…
К обеду я почти решила согласиться. В конце концов, что мне квартира в центре? Прав дедушка Петя или не прав, не так важно. Важно, что у меня есть шанс помочь собственной дочери.
Полина вернулась около шести вечера.
— Мам, нам нужно серьёзно поговорить, — сказала она, даже не разуваясь.
— Поля, знаешь, я тут думала… — начала я.
— Подожди, мам. Сначала выслушай меня. Я сегодня была у адвоката.
— У адвоката? — моё хорошее настроение мгновенно улетучилось.
— Да. Консультировалась по поводу наследства. И знаешь что? У меня есть все основания подать в суд.
— В суд? На меня?
— На завещание, мам. Оспорить его! — Полина говорила спокойно и деловито. — Адвокат сказал, что дело перспективное. Дедушка был в возрасте, болел, мог быть невменяемым.
— Поля, ты что говоришь? Дедушка был абсолютно здоров умственно!
— А это ещё нужно доказать! — дочь безразлично пожала плечами. — В общем, мам, давай решим вопрос по-хорошему. Переписываешь квартиру на меня и дело в шляпе. Или двигаемся в суд!
Я смотрела на дочь и не верила собственным ушам.
— А если я не хочу?
— Тогда будет судебное разбирательство. Долгое, неприятное, дорогое. И результат не в твою пользу.
— Ты блефуешь.
— Хочешь проверить? Адвокат внизу ждёт в машине. Может подняться, всё тебе объяснить.
— Что? Ты привезла его с собой?
— А что, сразу все вопросы решим.
Я не поверила своим ушам. Дочь действительно привезла адвоката и держала его наготове, словно оружие в переговорах.
— Позови, — сказала я тихо.
Через десять минут в моей маленькой кухне сидел мужчина лет сорока в дорогом костюме. Михаил Петров, представился. Разложил на столе документы с таким видом, словно мы находились в его офисе.
— Екатерина Александровна, — начал он, — дело в том, что завещание можно оспорить по нескольким основаниям. Возраст завещателя, состояние здоровья, возможное давление со стороны заинтересованных лиц…
— Какое давление? — возмутилась я. — Я даже не знала про завещание!
— А это ещё нужно доказать.Вы часто навещали покойного, ухаживали за ним. Суд может расценить это как попытку повлиять на его решение.
— То есть то, что я была единственной, кто о нём заботился, играет против меня?
— В юридической практике бывает всякое, — Михаил пожал плечами. — Но главное, что наследник по прямой линии имеет больше прав, чем посторонний человек.
— Посторонний? — я посмотрела на Полину. — Он назвал меня посторонним человеком.
— Мам, ну формально ты же не родственница дедушке, — равнодушно ответила дочь. — Развелась с папой и всё. Чужая!
— А то, что я десять лет была его невесткой, ничего не значит?
— С юридической точки зрения — нет! — ответил адвокат.
— Понятно. А сколько времени займет суд?
— Год-полтора. Может больше, если будут экспертизы.
Я посмотрела на дочь. Она сидела, скрестив руки на груди, и смотрела на меня с холодной решимостью.
В этот момент до меня дошло: моя собственная дочь готова подать на меня в суд. Подать на мать в суд из-за денег и наследства!
Я никогда не думала, что она способна на такое унижение. Что человек, которого я родила и воспитала, сможет дойти до такого.
— Всё понятно, — сказала я сухо, поднимаясь со стула. — Михаил Петрович, вы можете идти.
— Но мы ещё не всё обсудили, — начал адвокат.
— Мне всё ясно. До свидания!
Адвокат переглянулся с Полиной, собрал документы и вышел. Мы остались одни.
— Мам, ну что ты так реагируешь? Как маленькая! Ей Богу!
— Это твое окончательное решение? — спросила я.
— Мам, у меня нет выбора. Мне нужна эта квартира!
— А мне нужна дочь. Но, видимо, у меня её больше нет.
***
Полина провела выходные в отеле. Сказала, что «атмосфера дома напряженная, нужно подумать».
А мне и думать было не о чем. Всё стало предельно ясно.
В понедельник утром я пришла к нотариусу первой. Лидия Николаева Семёнова встретила меня с обычной профессиональной вежливостью.
— Екатерина Александровна, все документы готовы. Можем оформлять вступление в наследство.
— Да, давайте, — я села в знакомое кресло и расписалась во всех нужных местах.
— Поздравляю! — сказала нотариус, когда всё было готово. — Квартира официально ваша.
В этот момент в приёмную ворвалась Полина с адвокатом.
— Мама! Ты что делаешь? Мы же договорились!
— Мы ни о чём не договаривались, Поля.
— Подождите, — вмешался Михаил Петров. — Екатерина Александровна, вы понимаете последствия? Завтра я подаю иск в суд.
— Подавайте, — спокойно ответила я. — Только учтите, что теперь у меня тоже будет адвокат.
Нотариус с интересом наблюдала за семейной драмой. Видимо, за годы работы она всякого насмотрелась.
— Мам, ну зачем ты так? — голос дочери дрожал. — Мы же можем всё решить мирно!
— Можем. Очень просто. Отстань от меня!
После нотариуса я поехала не домой, а на Ленинградский проспект и зашла в квартиру, которая теперь была моей. Большая, светлая, с высокими потолками. Дедушкина мебель, книги на полках, фотографии на комоде.
На письменном столе лежала стопка медицинских справок. Я полистала их, открыла результаты обследований за последние два года и нашла заключение о том, что свекор был психически здоров, память отличная, мыслительные способности в норме.
Я сфотографировала все справки и отправила своему адвокату. Да, я тоже наняла защитника, который специализировался на наследственных спорах.
— Отличные документы, — сказал он по телефону. — С такими справками их иск не имеет шансов.
Полина звонила каждый день. Сначала угрожала, потом просила, потом плакала. Я не брала трубку. Через неделю она улетела обратно в Канаду.
А ещё через месяц адвокат Михаил Петров отозвал иск из суда. Видимо, изучил медицинские документы дедушки и понял, что дело безнадежное.
Теперь я живу в центре Москвы, в квартире с видом на шумный проспект. По утрам хожу в соседнее кафе завтракать, вечерами — в театр или кино пешком. В выходные езжу на дачу к сестре, рассказываю ей всю эту историю, и мы долго смеемся над человеческой жадностью.
Иногда думаю о Полине.
Наверное, она считает, что с ней поступили несправедливо. Но справедливость — штука сложная. Дедушка Петя оставил квартиру человеку, который был рядом не из расчета, а по-человечески. Который приходил не за наследством, а просто так. Который помнил дни рождения и покупал лекарства.
Может быть, когда-нибудь Полина поймёт, что потеряла не квартиру, а мать. И что это потеря гораздо серьёзнее.
А пока я устраиваю свою новую жизнь. В сорок восемь лет, оказывается, всё только начинается.
