Вечерний свет, пробиваясь сквозь плотные шторы, лежал усталыми полосами на дорогом персидском ковре. Воздух в гостиной, обычно наполненный ароматом редких цветов и тонкого парфюма, казался наэлектризованным, густым от назревающего скандала.
— Снова Катя? Валерий, я не понимаю, почему я должна с ней сидеть! — голос Кристины, обычно бархатный и вкрадчивый, звенел от плохо скрываемого раздражения. Она стояла посреди комнаты, идеальная, как фарфоровая статуэтка в своем шелковом халате, и с вызовом смотрела на мужа. — У неё есть няня. В конце концов, есть её бабка, твоя бывшая жена! Почему опять я?
Валерий, мужчина крепкого телосложения с проседью на висках, не отрывал взгляда от деловых бумаг. Его спокойствие было обманчивым, как тишина перед грозой.
— Кристина, мы это уже обсуждали. Два раза в месяц. Всего два субботних вечера. Это твоя минимальная, я подчеркиваю, минимальная обязанность как моей жены. Зинаиде нужно отдохнуть. А моя «бывшая жена», как ты изволила выразиться, живёт в другом городе и видит внучку не так часто, как ей хотелось бы. Катя — моя плоть и кровь. И не забывай, она дочь Ольги. Твоей бывшей лучшей подруги.
Последняя фраза была произнесена с едва уловимым нажимом, который заставил Кристину вздрогнуть. Именно эта связь бесила её больше всего.
— Подруги… — она ядовито усмехнулась. — Той самой Ольги, что сбежала из дома и родила неизвестно от кого, оставив тебя разбираться с последствиями?
Слова сорвались с языка прежде, чем она успела их обдумать. Кристина тут же осеклась, прикусив губу. Холод пробежал по спине. Она увидела, как напряглись плечи Валерия, как медленно он отложил бумаги и поднял на неё тяжелый, непроницаемый взгляд. В голове мгновенно всплыло воспоминание, от которого до сих пор бросало в дрожь.
Это случилось полгода назад. Катя, играя, случайно опрокинула на новый диван стакан с соком. Кристина, потеряв контроль, схватила девочку за руку и зашипела ей в лицо. Валерий появился в дверях бесшумно. Он не кричал. Он просто подошел, мягко отстранил её руку от плеча внучки и тихо, так, что слова впивались в память ледяными иглами, произнёс:
— Если ты хоть раз прикоснёшься к ней… если хоть один волосок упадёт с её головы по твоей вине… я сломаю тебе все пальцы. Один за другим. Ты меня поняла?
Она поняла. Тогда, как и сейчас, она поняла, что этот человек, осыпающий её бриллиантами и вознесший из нищеты на вершину благополучия, её не любит. Он её терпит. А она его боится. Смертельно боится. И бежать ей некуда. Мысль о возвращении в крошечную квартиру к вечно пьяным родителям была страшнее любой угрозы. Она сама загнала себя в эту золотую клетку, и теперь маленькая девочка была её тюремщиком.
Кристина быстро сменила тактику. Слезы обиды выступили на её прекрасных глазах, голос снова обрёл медовые нотки.
— Валера, прости, я не это имела в виду. Просто я так устала… У меня запись к врачу, я её две недели ждала, не могу пропустить.
Но Валерий уже не слушал. Он отмахнулся от её лживого предлога, как от назойливой мухи. Всё его внимание было приковано к дверному проёму, откуда доносился звонкий детский смех. Там, в игровой комнате, сидела на полу маленькая Катя и строила башню из кубиков вместе с улыбчивой няней Зинаидой. Лицо Валерия мгновенно смягчилось, суровые морщины разгладились, и в глазах затеплилась такая нежность, какой Кристина не видела в свой адрес никогда. Он подошел к девочке, подхватил её на руки, закружил. Катя заливисто хохотала, обнимая деда за шею.
Кристина наблюдала за этой идиллией из гостиной, и её сердце сжималось от черной, удушающей ненависти. Она не была частью этой картины. Она была лишней. Чужой. Дорогим предметом интерьера. И пока этот ребёнок существует, так будет всегда. В её сознании, отточенном годами борьбы за выживание, созрело холодное и окончательное решение. «Ничего, — мысленно произнесла она, глядя на счастливое лицо девочки. — Сегодня мы с тобой попрощаемся, маленькая дрянь».
Она с юности знала, чего хочет от жизни. Красота была её единственным капиталом, и она собиралась вложить его с максимальной выгодой. Пока её подруга Ольга мечтала о большой любви и писала стихи, Кристина изучала списки самых состоятельных мужчин города. Выбор пал на Валерия, отца Ольги, который был старше её на двадцать пять лет, но обладал всем, о чём она грезила: статусом, деньгами, властью.
Предательство? Слово, которого не было в её лексиконе. Она без малейших колебаний соблазнила отца своей лучшей подруги. Для Ольги это стало шоком, ударом, который она не смогла перенести. Она собрала вещи и сбежала, оборвав все контакты. Через год до Валерия дошли слухи, что она родила дочь, а ещё через четыре её не стало — несчастный случай.
Валерий, раздавленный горем и чувством вины, всю свою нерастраченную отцовскую любовь, всю свою заботу и внимание перенёс на внучку, которую разыскал и забрал к себе. Катя стала центром его вселенной. А Кристина, молодая и красивая жена, оказалась на периферии. Ребёнок был живым укором, вечным напоминанием о её предательстве и главным препятствием на пути к полному и безраздельному контролю над мужем и его состоянием. Препятствие нужно было устранить.
План был прост и жесток в своей гениальности. Начала она с подготовки. Под благовидным предлогом Кристина добилась увольнения опытной и бдительной Зинаиды, найдя ей на замену совсем юную девушку Нину, студентку, для которой эта работа была лишь временной подработкой. Нина была милой, но рассеянной, и почти не выпускала из рук телефон. Именно на это и был расчёт.
В субботу днём, когда Валерий уехал на важную встречу, Кристина с ледяным спокойствием наблюдала из окна, как Нина гуляет с Катей на детской площадке перед домом. Она дождалась момента, когда у няни зазвонил телефон. Девушка, как и ожидалось, отошла в сторону, увлечённая разговором, оставив Катю одну в песочнице. Это был её шанс. Кристина выскользнула из дома, подошла к девочке и с самой милой улыбкой, на какую была способна, сказала:
— Катюша, а хочешь сюрприз? Дедушка просил отвезти тебя в одно волшебное место. Поехали скорее!
Девочка, доверчиво знавшая «тётю Кристю», радостно закивала и безропотно взяла её за руку. Через минуту они уже сидели в её машине, уезжая прочь. В зеркале заднего вида Кристина видела, как заметалась по площадке Нина, осознавшая свою чудовищную оплошность. Паника няни вызвала у неё лишь злорадную усмешку.
Дорога была долгой. Сначала Катя с интересом смотрела в окно, но через час начала хныкать, спрашивая, когда же они приедут. Ещё через полчаса её хныканье переросло в громкий, испуганный плач.
— Я хочу к дедушке! Я хочу домой!
Кристина невозмутимо вела машину, включив музыку погромче, чтобы заглушить детский плач. Она ехала несколько часов, уводя машину всё дальше от города, по разбитым просёлочным дорогам, пока цивилизация окончательно не осталась позади. Наконец, она остановилась у покосившейся ржавой ограды старого, заброшенного кладбища. Вековые деревья отбрасывали на заросшие могилы густые, зловещие тени.
Она вытащила рыдающую девочку из машины. Воздух был сырым и пах прелой листвой.
— Всё, приехали, — холодно бросила Кристина. Катя с ужасом огляделась по сторонам, цепляясь за её ногу.
— Это не волшебное место… Тут страшно… Поехали домой!
— Нет, — голос Кристины был твёрд как сталь. — Это теперь твой новый дом. Дедушка тебя здесь никогда не найдёт. Прощай.
Катя с криком ужаса попыталась вскарабкаться обратно в машину, но Кристина грубо отшвырнула её в сторону. Девочка упала на землю и зашлась в истерическом плаче. Чтобы заставить её замолчать, Кристина наклонилась и с силой ударила её по щеке. Катя отшатнулась, потрясённо глядя на неё большими, полными слёз глазами, и затихла. Кристина села в машину и, не оборачиваясь, завела мотор. В зеркале заднего вида она на мгновение увидела крошечную, одинокую фигурку посреди заросшей тропинки, которая инстинктивно махала ручкой ей вслед. Через секунду фигурка исчезла за поворотом. Кристина нажала на газ.
Суббота для Валентины уже много лет была днём особого ритуала. В этот день она всегда ходила на кладбище. Она надевала простое тёмное платье, повязывала на голову платок и шла через всю деревню, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Ей не хотелось ни сочувствия, ни пустых разговоров. Этот путь принадлежал только ей и её памяти.
Валентина переехала в эту глухую деревню двенадцать лет назад. Не от хорошей жизни. У её единственной дочери, десятилетней Веры, диагностировали редкое и неизлечимое заболевание костей. Врачи посоветовали свежий воздух и покой. Муж, узнав о диагнозе, продержался полгода, а потом просто исчез, не выдержав тяжести горя и ответственности. Валентина осталась одна.
Поначалу было невыносимо тяжело. Она замкнулась в своём горе, ухаживая за угасающей дочерью, и никого не подпускала к себе. Но деревня жила по своим законам. Соседки, особенно бойкая Ольга Митрофановна и молчаливая, но деятельная Нина, не приняли её отчуждения. Они приходили без спроса, приносили молоко, горячий суп, свежий хлеб. Они буквально заставляли её принимать помощь, садились рядом с Верочкой, чтобы дать Валентине поспать хоть час. Постепенно лёд в её сердце начал таять. Она научилась не только принимать, но и отдавать, поняв, что общая беда, разделённая на всех, становится чуть легче.
Семь лет назад Веры не стало. Многие думали, что Валентина уедет, вернётся в город. Но она осталась. Деревня стала её домом, а её жители — семьёй. Горе никуда не ушло, оно просто стало тихой, фоновой печалью, частью её жизни. Она привыкла к размеренному укладу, к работе в огороде, к помощи старикам. Она больше ничего не ждала от жизни, находя утешение в заботе о других.
Сегодня по пути её всё же перехватила Ольга Митрофановна, поливавшая герань на своём крыльце.
— Валюша, опять на погост? — по-доброму пожурила она. — Помянуть — дело святое, но нельзя же так себя мучить каждую неделю. Душеньку дочкину тревожишь да и свою терзаешь. Оставь её в покое, она уже там, где хорошо.
— Я тихонько, Митрофанна, — мягко улыбнулась Валентина. — Просто посижу рядом, и всё.
Она кивнула соседке и пошла дальше по тропинке, ведущей к старому кладбищу на окраине деревни, где под раскидистой берёзой покоилась её Верочка.
Подойдя к знакомой оградке, Валентина замерла. На скамейке рядом с могилой её дочери сидел кто-то маленький. Она присмотрелась. Маленькая, чумазая девочка в тоненьком платьице, дрожащая то ли от холода, то ли от страха. На щеке у неё багровел свежий синяк. Девочка не плакала, а тихонько что-то шептала, глядя на фотографию Веры на гранитном памятнике. Валентина подошла ближе и разобрала обрывки фраз.
— …я тут с тобой посижу, ладно? — говорила девочка портрету. — Ты же Вера? Мне тётя Кристина сказала, что это мой новый дом. Но тут так страшно одной. А с тобой не так страшно. Ты ведь не будешь меня бить?
Сердце Валентины сжалось от боли и нежности. Этот ребёнок, брошенный здесь в этом жутком месте, нашёл единственное утешение в лице её умершей дочери. Детская логика была проста и сокрушительна: на фотографии была девочка, значит, она поймёт и защитит.
Валентина очень осторожно, чтобы не напугать, шагнула вперёд.
— Здравствуй, милая.
Девочка вздрогнула и испуганно вжалась в скамейку. В её огромных глазах плескался ужас.
— Ты кто? Ты меня тоже бить будешь?
— Что ты, солнышко, конечно нет, — голос Валентины был тихим и ласковым, тем самым голосом, которым она когда-то успокаивала свою Веру. — Меня зовут тётя Валя. Ты, наверное, очень замёрзла.
Она сняла с себя старую, но тёплую вязаную кофту и бережно укутала дрожащие плечики ребёнка. Девочка недоверчиво посмотрела на неё, но не отстранилась. Тепло и ласка сделали своё дело — она вдруг разрыдалась, но уже не от страха, а от облегчения, уткнувшись в колени Валентины.
Валентина гладила её по спутанным волосам, пока плач не перешёл в тихие всхлипы, а затем и вовсе не затих. Девочка уснула прямо у неё на руках, измученная пережитым. Валентина осторожно подняла её и понесла домой. Всю дорогу Катя, так звали ребёнка, как она успела узнать, во сне крепко держалась за её руку, словно боясь, что её снова бросят. Дома Валентина уложила её на свой диван, укрыла одеялом, но девочка так и не отпустила её ладонь. Пришлось сесть рядом и ждать.
Проснулась Катя только через несколько часов. Увидев знакомое доброе лицо, она не испугалась.
— Тётя Валя, а можно позвонить дедушке? Я помню его номер. Он меня заберёт.
Она продиктовала цифры. Валентина набрала номер. На том конце провода ответил резкий, напряжённый мужской голос, в котором звучала сталь и плохо скрываемая паника.
— Слушаю!
Преодолевая его недоверие и шквал отрывистых вопросов, Валентина спокойно и подробно объяснила, как и где нашла девочку. Она не услышала, как машина с визгом затормозила у её калитки, но почувствовала, как содрогнулся старый дом, когда в него, не постучавшись, буквально ворвался высокий седой мужчина. Это был Валерий. Увидев Катю, живую и невредимую, он рухнул перед диваном на колени, и из его груди вырвался стон облегчения. Он прижал к себе внучку, и оба заплакали — девочка от радости, а суровый мужчина от пережитого ужаса и счастья.
Вечером, когда Катя, уже успокоившись, засыпала, она прошептала:
— Деда, а давай сегодня здесь останемся? С тётей Валей. Пожалуйста.
Валерий и Валентина переглянулись, оба смущённые этой детской просьбой. Но отказать было невозможно. Они сидели на маленькой, скромной кухне до глубокой ночи. И говорили. Валерий, забыв о своей обычной сдержанности, рассказывал о своей дочери Ольге, о своей вине перед ней. А Валентина, впервые за много лет открывая душу чужому человеку, говорила о своей Вере. Две одинокие души, объединённые горем потери и внезапным чудом спасения, находили в этом ночном разговоре неожиданное утешение и тепло.
Утром Валерий и Катя собирались уезжать. Атмосфера была немного неловкой, пронизанной недосказанностью. Прощаясь, Катя крепко обняла Валентину.
— Тётя Валя, а можно мы ещё приедем? В гости?
Валентина, смутившись под пристальным взглядом Валерия, кивнула:
— Конечно, Катюша. Приезжайте.
Когда Валерий вернулся в свой роскошный особняк, его ждал сюрприз. Кристины не было. Её вещи исчезли, как и несколько дорогих украшений и пачка наличных из сейфа. Она сбежала, поняв, что её игра окончена и разоблачение неминуемо. Валерий не почувствовал ничего, кроме облегчения. Он без малейшего сожаления подал на развод в её отсутствие, перелистнув эту грязную страницу своей жизни.
Жизнь вошла в новое, спокойное русло. Не было больше ссор, интриг, ледяного напряжения в доме. Только он и его любимая внучка. Но Валерий всё чаще ловил себя на необъяснимой тоске. Он сидел в своём огромном кабинете, смотрел в окно, и перед глазами вставала маленькая деревенская кухня, усталое и доброе лицо Валентины, её тихий голос. Ему чего-то отчаянно не хватало, и это «что-то» имело имя.
Однажды за ужином Катя, внимательно наблюдавшая за дедом, отложила ложку и спросила с детской прямотой:
— Дедушка, ты грустишь? Ты хочешь к тёте Вале?
Валерий вздрогнул от неожиданности.
— С чего ты взяла?
— Я же вижу, — не унималась девочка. — Ты всё время о ней думаешь. Почему ты к ней не едешь, если хочешь? Ты же сам меня учил: не стоит придумывать проблемы там, где их нет.
Слова внучки, простые и мудрые, ударили его как обухом по голове. Он, сильный, решительный мужчина, сидел и предавался унынию, боясь сделать шаг, боясь показаться смешным или навязчивым. А ведь всё было так просто. Он посмотрел на Катю, на её серьёзное личико, и вдруг рассмеялся — впервые за долгое время по-настоящему, от души. Решение пришло мгновенно.
— А ведь ты права, котёнок, — он решительно встал из-за стола. — Собираемся!
Валентину с самого утра охватывало странное, необъяснимое беспокойство. Всё валилось из рук. Она несколько раз выходила на крыльцо и вглядывалась в даль, сама не понимая, чего или кого ждёт. Сердце трепетало в груди, словно в предчувствии чего-то важного. И она дождалась.
На деревенской улице показался знакомый чёрный автомобиль. Он не проехал мимо, а медленно и уверенно затормозил прямо у её калитки. Сердце Валентины замерло, а потом забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Дверца машины распахнулась, и оттуда пулей вылетела Катя.
— Тётя Валя! — её радостный крик разнёсся по всей улице. Девочка подбежала и со всего размаху бросилась Валентине на шею, крепко обхватив её маленькими ручками. Валентина обняла её в ответ, вдыхая родной запах детских волос, и слёзы сами собой навернулись на глаза.
Следом из машины вышел Валерий. Он подошёл не спеша, с лёгкой, немного виноватой улыбкой на лице. В его глазах больше не было ни стали, ни холода — только тепло и надежда. Он остановился напротив них.
— Валентина… — начал он и запнулся, подбирая слова. Наконец, он просто и прямо спросил, глядя ей в глаза: — Ты нас не выгонишь?
Валентина, залившись румянцем, как юная девушка, только покачала головой и тихо, но твёрдо ответила:
— Конечно нет. Проходите в дом. Чайник как раз вскипел.
За этой сценой из-за заборчика своего огорода, прикрываясь пучком укропа, наблюдала вездесущая Ольга Митрофановна. Она видела всё: и радостный крик девочки, и смущённую улыбку Валентины, и взгляд, которым смотрел на неё этот солидный городской мужчина. Она удовлетворённо хмыкнула себе под нос. «Ну, слава Богу, — пробормотала она. — Настрадалась баба. Валечка своё счастье заслужила».
И, бросив укроп в корзинку, Ольга Митрофановна, позабыв про все дела, поспешила в сторону сельского магазина. Нужно было срочно поделиться с людьми самой важной деревенской новостью. Этот жест был высшим знаком признания: деревня принимала в свою большую, немного шумную и бесцеремонную семью трёх одиноких людей, нашедших друг друга.
