Боль пронзила бок раскаленной иглой. Марк споткнулся, рухнул на мокрый мох и застонал, зажимая рану грязной, пропитанной кровью и дождевой водой тряпкой, которая когда-то была его тюремной робой. Каждый вдох отдавался огнем в легких.
Он бежал уже двое суток. Двое суток ада, состоящего из холода, страха и неутихающей боли. Вокруг был только бесконечный, враждебный лес. Деревья-великаны смыкались над головой, почти не пропуская тусклый свет осеннего дня. Он был беглым заключенным, зверем, на которого уже наверняка спустили всех собак.
Но он должен был выжить. Должен был добраться до города. Там, в ячейке камеры хранения на вокзале, лежал его единственный шанс на спасение. Маленький черный видеорегистратор из его машины. Тот самый, который записал весь разговор.
Разговор, где его бывшая жена, смеясь, обсуждала со своим любовником, как они его подставили, повесив на него махинации с финансами компании. Он доверял ей, любил ее, а она вонзила ему нож в спину. Суд не поверил ему, улики были сфабрикованы идеально. И вот он здесь — с десятью годами строгого режима за спиной и пулей от охранника в боку.
Силы покидали его. Голова кружилась от потери крови. Он понимал, что если не найдет укрытие в ближайшее время, то умрет здесь, в этом лесу, так и не добившись справедливости. И тогда, когда надежда почти иссякла, он увидел его.
Сквозь пелену дождя проступил силуэт маленькой, покосившейся избушки. Дым из трубы не шел, но это была крыша над головой. Собрав последние силы, Марк пополз к своему возможному спасению. Дверь поддалась с жалобным скрипом. Внутри было темно, пахло сыростью и травами. Марк перевалился через порог и потерял сознание.
Он очнулся от тихого стона. Марк рывком сел, и боль в боку заставила его скривиться. Глаза привыкли к полумраку. В углу избушки, на широкой лавке, укрытая старым тулупом, лежала женщина. Ее лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени. Она тяжело дышала и металась в бреду. Рядом с ней, на маленьком самодельном матрасе, лежал ребенок. Мальчик лет пяти, его щеки пылали неестественным румянцем, а с губ срывался тихий, жалобный хрип.
Женщина открыла глаза и испуганно посмотрела на Марка.
— Ты кто? — прошептала она пересохшими губами.
— Не бойся, — прохрипел Марк, пытаясь встать. — Я… заблудился. Мне нужно было укрытие.
Он подошел ближе и коснулся лба мальчика. Лоб был горячим, как раскаленная сковорода.
— Ему нужен врач. Срочно, — сказал Марк.
— Я знаю, — по щеке женщины скатилась слеза. — У него жар уже третий день не спадает. Я не знаю, что делать. Мы здесь одни.
В голове у Марка билась одна мысль: бежать. Уходить прямо сейчас, пока эта женщина не поняла, кто он. Пока она не стала обузой, свидетельницей. Его свобода, его жизнь зависела от того, как быстро он доберется до города. Этот ребенок, эта больная женщина — якорь, который утянет его на дно. Он должен был развернуться и уйти.
Но он смотрел на маленькое, страдающее тельце, слышал его прерывистое дыхание, видел отчаяние в глазах матери, и что-то внутри него ломалось. Что стоит его месть, его справедливость, если он сейчас перешагнет через умирающего ребенка и просто уйдет? Он, который сам стал жертвой чудовищной несправедливости. Моральный выбор встал перед ним во всей своей ужасающей простоте: спасти себя или попытаться спасти их, рискуя всем.
— Почему вы здесь одни? Где твой муж? — спросил Марк, разрывая старую простыню на бинты, чтобы перевязать свою рану.
Женщина, ее звали Инна, вздрогнула при слове «муж».
— Алексей… он не отец Сене. Он мой муж, — сбивчиво начала она. — Мы живем здесь. Он охотник. Сказал, что городская жизнь не для него. Сначала все было хорошо, но потом… он стал пить. Он… бил меня. — Она опустила глаза, и Марк заметил старый синяк на ее скуле, который она пыталась скрыть волосами. — Он ненавидит Сеню. Говорит, что чужой выродок ему не нужен. Когда сын заболел, Алексей сказал, что «само пройдет», что не собирается тратить деньги на «щенка». А вчера он просто уехал в город. Сказал, вернется через неделю. Он оставил нас здесь умирать.
Слова Инны ударили Марка наотмашь. Ярость на этого невидимого Алексея смешалась с острой жалостью к женщине и ее сыну. Он посмотрел на свою рану. Она была серьезной, но не смертельной, если ее обработать. А вот мальчик мог не дожить до утра. Решение пришло само. Тяжелое, страшное, но единственно верное.
— Мы уходим отсюда, — твердо сказал он. — Прямо сейчас.
— Но как? — испуганно прошептала Инна. — До ближайшей деревни двадцать километров лесом. Я не дойду. И Сеня…
— Дойдешь, — отрезал Марк. — Я помогу. Я понесу его. Ты разве хочешь похоронить своего сына здесь, в этой глуши? Ты должна бороться. За него.
Он нашел в избушке остатки какой-то крупы, сварил на воде жидкую кашицу, заставил Инну съесть несколько ложек. Сам проглотил пару, чтобы набраться сил. Потом он осторожно закутал Сеню в тулуп и поднял на руки. Мальчик был легким, как пушинка. Они вышли из избушки и шагнули в холодную морось.
Путь был мучительным. Марк шел, стиснув зубы, стараясь не думать о боли в боку. Инна, шатаясь, брела рядом, поддерживая его под локоть. Они продирались сквозь колючие кусты, переходили вброд ледяные ручьи. Несколько раз Марк падал, но снова поднимался, баюкая драгоценную ношу. В короткие минуты отдыха, когда они останавливались, чтобы перевести дух, Марк, понимая, что их скоро могут найти, говорил быстро и четко.
— Инна, слушай меня. Меня ищут. Когда мы выйдем на дорогу, нас, скорее всего, арестуют. Меня. Тебя не тронут. Ты должна сделать одну вещь. Запомни адрес: улица Ленина, дом 17, камера хранения номер 38. Код — 1208. Там лежит видеорегистратор. Ты должна отнести его следователю Романову в областное управление. Только ему, никому другому. Скажи, что это от Марка Воронова. Он поймет. Ты сделаешь это? Ради меня?
Инна, глядя в его измученное, но решительное лицо, молча кивнула.
Спустя, казалось, целую вечность, когда силы были уже на исходе, деревья расступились. Впереди показалась серая лента асфальта. Дорога. Они добрались. Марк опустился на колени на обочине, все еще прижимая к себе мальчика. Инна упала рядом, рыдая от бессилия и облегчения.
Вдалеке показались фары. Машина приближалась. Это был старенький «Москвич». Марк из последних сил махнул рукой. Машина остановилась, из нее вышел пожилой мужчина. Увидев женщину с больным ребенком на руках, он, не задавая лишних вопросов, помог усадить их в машину.
— В больницу, скорее! — крикнула Инна.
Машина тронулась. Марк смотрел ей вслед с чувством выполненного долга. Он спас их. И в ту же секунду из-за поворота с воем сирены вылетел полицейский УАЗ. Он затормозил в нескольких метрах от Марка. Из машины выскочили двое в форме. Он не сопротивлялся. Просто поднял руки. Его жертва была принесена. Щелкнули наручники. Его судьба была решена.
***
Дальнейшие события пронеслись как в калейдоскопе. Инна успела. В районной больнице Сене поставили диагноз — тяжелая пневмония. Врачи сказали, что еще несколько часов, и спасти его было бы уже невозможно.
Оправившись от шока, Инна, как и обещала, поехала в город. Она написала заявление на Алексея, рассказав обо всем. Его арестовали в тот же день, когда он вернулся на дачу. Потом она нашла камеру хранения. Дрожащими руками набрала код.
В ячейке лежал маленький черный прибор. Не мешкая ни минуты, она отправилась в областное управление, нашла кабинет следователя Романова и передала ему регистратор со словами: «Это от Марка Воронова».
Следователь, пожилой, уставший мужчина, который вел дело Марка, с самого начала сомневался в его виновности. Просмотрев запись, он откинулся в кресле и устало потер лоб. Все было там. Циничный разговор, смех, детали подставы. Спустя два дня Марка, сидящего в холодной камере СИЗО, вызвали на допрос.
— Что ж, Воронов, — сказал Романов, не глядя на него. — Похоже, мы пересматриваем твое дело.
***
Процесс был быстрым. Запись с регистратора стала главной уликой. Бывшую жену Марка и ее любовника арестовали прямо в зале суда. Их лица, искаженные ужасом и неверием, стали для Марка лучшей наградой.
Судья зачитал приговор: «Признать невиновным и немедленно освободить из-под стражи». Когда приставы сняли с него наручники, Марк медленно пошел к выходу, еще не веря в происходящее.
Двери распахнулись, и он увидел ее. Инна стояла на ступенях суда, держа за руку здорового, улыбающегося Сеню. Она спасла его, как и он спас ее сына.
Они пошли навстречу друг другу. Между ними не было лишних слов, только долгое молчание, в котором было всё: благодарность, боль пережитого и робкая надежда.
— Спасибо, — наконец тихо сказал Марк.
— Это я должна тебя благодарить, — ответила Инна, и в ее глазах блеснули слезы. — Ты спас моего сына. Ты спас нас обоих.
Сеня, преодолев смущение, протянул Марку свою машинку.
— Это вам.
Марк опустился на корточки, чтобы быть на одном уровне с мальчиком, и взял игрушку. Он посмотрел на эту маленькую семью, которую случайно встретил в лесу, и понял, что его жертва не была напрасной. Он потерял всё, чтобы в итоге обрести нечто большее, чем просто справедливость. Он обрел шанс на новую жизнь. И глядя в доверчивые глаза Инны и ее сына, Марк впервые за долгие годы почувствовал, что кошмар закончился. Впереди была только жизнь.
