«„Сережа, это невыносимо! Она ведет себя так, будто это ее квартира, а я тут гостья!“ — сорвалась я. Муж, не отрываясь от телефона, устало ответил: „Оль, потерпи. Она же уехала из своей квартиры, чтобы нас спасти от долгов“. Он еще не знал, что я уже нашла доказательства его лжи, и его план пожить за мой счет вот-вот рухнет».
***
Обычный вторник не предвещал беды. Ольга вернулась с работы уставшая, мечтая только о горячей ванне и тишине. Сергей, ее муж, уже был дома, что было странно — обычно он задерживался в своем небольшом автосервисе, который называл громким словом «бизнес». Он сидел на кухне, ссутулившись над столом, и даже не включил свет. Холодный свет уличного фонаря падал на его бледное лицо, и Ольге стало не по себе.
— Сереж, что-то случилось? Ты чего в темноте сидишь? — она щелкнула выключателем.
Сергей вздрогнул и поднял на нее пустые глаза. Внутри у Ольги все похолодело. Таким она его никогда не видела.
— Оль… Нам конец, — выдавил он из себя, и голос его прозвучал глухо, как из-под земли.
— В смысле «конец»? Ты меня не пугай! На работе проблемы?
Он горько усмехнулся.
— Если бы на работе… Все гораздо хуже. Помнишь, я брал деньги на расширение? На новое оборудование?
— Ну да, ты говорил, что нашел выгодного инвестора, — настороженно ответила Ольга. Она всегда доверяла мужу и не лезла в его дела, считая, что он лучше знает, что делать. Кажется, зря.
— Не было никакого инвестора, Оля, — Сергей уронил голову на руки. — Я взял кредит. Очень большой. Думал, быстро отобью, дело пойдет в гору… А оно прогорело. Все прогорело. Оборудование оказалось бракованным, поставщик исчез, а долг остался.
Ольга присела на стул напротив. Ноги вдруг стали ватными.
— Какой долг, Сережа? О какой сумме идет речь?
— Большой, — прошептал он. — Мне уже звонили… пока вежливо. Но ты же знаешь, что будет дальше. Суд, приставы… Отберут бизнес, все пойдет с молотка.
Слезы застыли в ее глазах. Мир, который она так старательно строила — уютная двухкомнатная квартира, доставшаяся ей от бабушки, стабильная работа, планы на будущее — рушился на глазах.
— Но… как же так? Почему ты мне ничего не сказал?! Мы бы что-нибудь придумали вместе!
— Что бы мы придумали?! — он вскинул на нее покрасневшие глаза. — Продать мою почку? Я хотел как лучше! Хотел, чтобы мы жили не как все, чтобы ты ни в чем не нуждалась! А теперь…
Он снова спрятал лицо в ладонях, его плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Ольга, несмотря на шок и подступающую панику, почувствовала укол жалости. Он ведь старался для них. Наверное. Она подошла и обняла его за плечи.
— Тише, тише… Мы что-нибудь придумаем. Должен же быть выход.
Сергей поднял голову, и в его глазах блеснула странная, расчетливая надежда.
— Есть один… Я говорил с мамой.
— С Тамарой Павловной? — Ольга напряглась. Отношения со свекровью у нее были, мягко говоря, прохладными. Та считала, что ее «Сереженька» достоин лучшей партии.
— Да. Она готова помочь. В общем, идея такая… Она переедет к нам. А ее квартиру мы сдадим. Она у нее в хорошем районе, можно приличные деньги брать. Все они будут уходить на погашение долга. Это единственный способ, Оля. Единственный шанс…
Ольга отшатнулась, как от удара. Свекровь. В ее квартире. В ее маленьком, уютном мире, где каждая вещь стояла на своем месте. Тамара Павловна, которая при каждом визите умудрялась найти пыль на антресолях и раскритиковать ее борщ. Это было не просто предложение. Это был приговор.
— Нет, — твердо сказала она. — Нет, Сережа, только не это. Что угодно, но не это. Мы продадим машину, я возьму подработку…
— Машину?! — он нервно усмехнулся, проводя рукой по волосам. — Нет, ее трогать нельзя. Это наш единственный запасной план. Если все станет совсем плохо, я пойду таксовать. Хоть какая-то живая копейка будет в доме. А без машины что? Оля, ты пойми, речь идет о миллионах! Ты хочешь, чтобы к нам в дверь ломились бритоголовые парни? Чтобы они угрожали тебе? Я этого не переживу
Он схватил ее руки, его пальцы впились в ее кожу. В глазах стояли слезы.
— Пожалуйста, любимая… Это временно. Год, может, полтора. Как только вылезем из ямы, мама сразу съедет. Я тебя умоляю. Ради нас. Ради нашего будущего. Неужели ты позволишь всему рухнуть из-за своей… неприязни к моей матери?
Он бил по самым больным точкам: страх, чувство вины, ответственность за семью. Ольга смотрела в его умоляющее лицо, и ее решимость таяла. Образ коллекторов, выносящих мебель из ее квартиры, был страшнее, чем перспектива жизни со свекровью. Наверное.
— Хорошо, — выдохнула она, чувствуя, как по щеке катится холодная слеза. — Хорошо. Пусть… пусть переезжает.
Сергей тут же преобразился. Он вскочил, обнял ее, закружил по кухне.
— Спасибо, родная! Спасибо! Я знал, что ты меня поймешь! Ты самая лучшая! Я сейчас же маме позвоню, обрадую!
Он выбежал из кухни, торопливо набирая номер, а Ольга осталась стоять посреди комнаты, оглушенная и опустошенная. Она еще не знала, что этот вечер был не концом, а лишь началом настоящего кошмара.
***
Тамара Павловна переехала в пятницу. Ольга специально взяла отгул, чтобы помочь с вещами и попытаться наладить хрупкое перемирие с самого начала. Она ошиблась. Это был не переезд. Это было вторжение. Свекровь приехала не с парой чемоданов, как ожидала Ольга. Она привезла с собой половину своей квартиры: коробки с посудой («У тебя же, Оленька, нормальных тарелок нет, одни икеевские безликие»), старое кресло («Моя спина к нему привыкла»), бесчисленные вазочки, статуэтки, коврики и даже фикус в огромной кадке, который тут же занял половину прохода в гостиной.
— Мама, зачем столько? — растерянно спросил Сергей, затаскивая очередной баул.
— А что я, по-твоему, должна была все нажитое годами в квартире оставить или выбросить? — грозно сверкнула глазами Тамара Павловна. — Это память! И вообще, мы же здесь не на один день. Нужно обустраиваться основательно.
Ольга молча сжимала кулаки. «Обустраиваться». В ее квартире. Маленькую комнату полностью оккупировали вещи свекрови. Олин письменный стол и часть вещей пришлось вынести на балкон.
— Ну, скромненько у вас, конечно, — окинув квартиру хозяйским взглядом, изрекла Тамара Павловна, — Ремонтик бы не помешал. Ну да ладно, для временного жилья сойдет. Где тут у вас кастрюли? Я борща наварю, а то мой Сереженька, поди, на одних полуфабрикатах сидит.
Она без спроса открыла кухонный шкафчик и брезгливо поморщилась, увидев набор кастрюль Ольги.
— Господи, что это за жестянки? Разве в таком можно готовить? Ничего, я свои привезла. Пятилитровые, настоящие.
Весь вечер Ольга чувствовала себя прислугой в собственном доме. Она подавала, убирала, пыталась найти место для бесконечных вещей свекрови, натыкаясь на ее недовольные взгляды и едкие комментарии. Сергей же, казалось, был абсолютно счастлив. Он суетился вокруг матери, смеялся над ее шутками и с аппетитом уплетал тот самый борщ, демонстративно нахваливая.
— Вот, Оля, учись, как надо готовить! Мамин борщ — это вещь!
Ольга промолчала, проглотив комок обиды вместе с остывшим ужином. Когда они наконец остались одни в комнате, она не выдержала.
— Сереж, это невыносимо. Она ведет себя так, будто это ее квартира, а я тут гостья. Зачем она привезла все свои вещи?
— Оль, ну что ты начинаешь? — устало ответил Сергей, уже лежа в кровати с телефоном. — Человеку и так пришлось из своего дома уехать, чтобы нас спасти, а ты из-за каких-то вазочек скандал устраиваешь. Она пожилой человек, ей нужен комфорт. Потерпи, пожалуйста.
«Потерпи». Это слово Ольга будет слышать каждый день. Она терпела, когда Тамара Павловна без стука входила в их комнату по утрам со словами: «Вы что, до обеда спать собираетесь? Вся жизнь мимо пройдет!». Терпела, когда та переставила мебель по своему вкусу, потому что «так по фэн-шую правильнее». Терпела, когда находила свои вещи в других местах, потому что свекровь решила «навести порядок».
Самым больным местом стала кухня. Тамара Павловна полностью захватила эту территорию. Она готовила то, что считала нужным, не спрашивая мнения Ольги.
— Оленька, я котлет нажарила. По-настоящему, с хлебушком, как Сережа любит. А не твои эти диетические из индейки, которыми только воробьев кормить.
— Тамара Павловна, спасибо, но я не ем жареное, — пыталась отбиваться Ольга.
— Вот поэтому и худая такая, злая, — не унималась свекровь, звеня сковородкой. — Мужика надо кормить! Мясом! А ты его салатиками мучаешь. Немудрено, что у него дела не пошли. Когда в семье тыла нет, у мужика и руки опускаются.
Это был первый укол, первая попытка переложить вину. Ольга замерла с чашкой в руке.
— Что вы имеете в виду?
— А то и имею, — не оборачиваясь, ответила свекровь. — Мужа надо поддерживать, вдохновлять, а не пилить за каждую копейку. Может, если бы ты атмосфЭру дома создала правильную, ему бы и не пришлось в долги влезать.
Ольга поставила чашку на стол. Руки дрожали.
— Вы хотите сказать, что это я виновата в кредите Сергея?
— Я ничего не хочу сказать, — Тамара Павловна наконец повернулась, и в ее глазах был холодный, оценивающий блеск. — Я просто говорю, что от женщины многое зависит. Очень многое. А теперь ешь котлету, пока не остыла. И мужу положи побольше.
Ольга вышла из кухни, не сказав ни слова. Она закрылась в ванной и включила воду, чтобы не было слышно ее слез. Это было не просто вторжение. Это была планомерная, холодная осада, и она чувствовала, что силы ее на исходе.
***
Прошел месяц. Ольга поняла, что ад — это не котлы и черти. Ад — это возвращаться каждый вечер в свой собственный дом, который перестал быть твоим. Тамара Павловна полностью освоилась и вела себя не просто как хозяйка, а как надсмотрщик в колонии строгого режима. Каждый шаг Ольги подвергался критике.
— О, ты платье новое купила? — язвительно спрашивала она, когда Ольга возвращалась из магазина с пакетом. — Деньги, я посмотрю, у тебя есть на тряпки. А сын мой ночами не спит, думает, как долг отдать.
— Тамара Павловна, это моя зарплата, и я купила платье на распродаже, — сквозь зубы цедила Ольга.
— Зарплата… — хмыкала свекровь. — Лучше бы сыну на бензин дала. Он же нас всех возит.
Сергей, присутствовавший при этих сценах, лишь неловко кашлял и пытался сменить тему. А вечером, когда Ольга взрывалась, говорил свою коронную фразу: «Ну Оль, ну потерпи. Она же в возрасте, у нее характер такой. Она же ради нас старается».
Старания Тамары Павловны были своеобразными. Она начала «экономить». Выключала свет во всех комнатах, если там никого не было, даже если Ольга вышла на минуту. Ходила за ней и выключала воду, пока та чистила зубы, со словами: «Счетчики-то крутятся!». Она даже пыталась контролировать, сколько туалетной бумаги использует Ольга. Это было унизительно и доводило до белого каления.
Однажды Ольга пришла домой и не нашла своего любимого геля для душа с ароматом лаванды.
— Тамара Павловна, вы не видели мой гель? — спросила она.
— А, этот, французский? — невозмутимо ответила свекровь, помешивая суп. — Я его выбросила.
— Как выбросили?!
— А так. От него запах на всю квартиру, химия сплошная. Я купила нормальное, дегтярное мыло. И полезно для кожи, и экономно.
Ольга замерла, глядя на темный брусок мыла, сиротливо лежащий на полке в ванной. Ее гель. Маленькая радость, которую она себе позволяла. И ее просто выбросили.
— Вы не имели права! — закричала она, не в силах больше сдерживаться. — Это моя вещь! Моя!
— Голос на мать не повышай! — тут же отреагировала свекровь. — Я в этом доме порядки навожу, раз уж ты не в состоянии! Разбазариваешь деньги на ерунду, а потом мой сын страдает!
В этот момент в квартиру вошел Сергей. Он увидел плачущую Ольгу и грозную мать.
— Что здесь происходит?
— А то и происходит, что твоя жена истерику закатила из-за куска мыла! — заявила Тамара Павловна. — Я ей хорошее, лечебное мыло купила, а она орет, что я ее гель за тысячу рублей выбросила! Совсем уже от денег одурела!
Ольга смотрела на мужа, ожидая защиты, поддержки, хотя бы слова понимания. Но Сергей посмотрел на нее с укором.
— Оля, ну из-за геля для душа, серьезно? Мама же хотела как лучше.
— Как лучше?! — ее голос сорвался на визг. — Она выбросила мою вещь! Она роется в моих вещах! Она контролирует каждый мой шаг! Я не могу так больше, Сережа! Я схожу с ума в собственном доме!
— Перестань кричать, — шикнул он, оглядываясь на мать, которая стояла с видом победительницы. — Мы же договорились потерпеть. Это все ради нашего будущего. Ты ведешь себя как эгоистка.
Слово «эгоистка» ударило как пощечина. Это она эгоистка? Она, которая пустила в свой дом чужого, враждебного человека, которая терпит ежедневные унижения, ходит на цыпочках по своей квартире, — эгоистка?
В тот вечер она впервые не легла с ним в одну постель. Взяла с дивана старенький плед и ушла на кухню. Там, в углу, стояло небольшое раскладное кресло, купленное когда-то на случай, если кто-то из гостей останется на ночь. Ольга разложила его, свернулась калачиком на узком, неудобном ложе. Лежа в темноте, она смотрела на силуэт холодильника и чувствовала, как внутри вместо боли и обиды зарождается что-то другое. Холодное, острое, как осколок льда. Подозрение. Что-то во всей этой истории было не так. Слишком гладко, слишком слаженно действовали муж и его мать. Слишком уверенно они загоняли ее в угол, заставляя чувствовать себя виноватой. А что, если… что, если дело было вовсе не в долге? Мысль была дикой, нелепой, но она зацепилась за нее, как утопающий за соломинку.
***
Холодная ярость, зародившаяся в ту ночь на кухне, стала для Ольги броней. Она перестала плакать и скандалить. Вместо этого она начала наблюдать. Она превратилась в тихого, внимательного зрителя в театре абсурда, который разыгрывался в ее квартире. Она подмечала всё: как заговорщически переглядываются муж и свекровь, когда думают, что она не видит; как Сергей, якобы по уши в долгах, без раздумий купил новую дорогую кофемашину, небрежно бросив: «Мама захотела хороший капучино по утрам, надо же ее как-то радовать»; как Тамара Павловна, ратующая за тотальную экономию на гречке и макаронах, регулярно приносила из магазина пакеты с деликатесами — дорогим сыром, красной икрой и импортным шоколадом, — которые они с Сергеем поедали по вечерам, пока Ольга была в душе.
Все это были мелочи, которые можно было списать на странности характера. Но однажды произошел случай, который превратил ее смутные подозрения в уверенность.
Был воскресный день. Сергей уехал на рыбалку снимать стресс. Ольга занималась уборкой, стараясь максимально игнорировать присутствие свекрови, которая сидела в своем кресле и громко смотрела какой-то сериал по телевизору. Вдруг у Тамары Павловны зазвонил телефон.
— Алло, Людочка, привет! — заворковала она в трубку. — Да, все хорошо! Как сама? Да что я, потихоньку. Вот, у молодых гощу… Да нет, не в гостях, переехала пока. Да, сдаю свою. Очень выгодно, надо сказать!
Ольга, протиравшая пыль в другом конце комнаты, замерла. Она сделала вид, что увлечена полкой с книгами, но сама превратилась в слух.
— …конечно, коплю! — продолжала свекровь, понизив голос, но в тишине квартиры все было слышно. — Сереженька помогает, все до копеечки складываем. Думаю, что скоро мечта моя сбудется! Да, красненькую хочу, как у тебя, только модель поновее. Ага… Да, прямо из салона возьму! Что я, хуже других? Заслужила на старости лет себя порадовать!
В этот момент Тамара Павловна, видимо, почувствовав на себе взгляд, резко обернулась. Увидев Ольгу, она мгновенно изменилась в лице.
— Ладно, Людочка, мне тут некогда, созвонимся позже, — быстро проговорила она и бросила трубку.
В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая только бормотанием телевизора.
— Соседка бывшая звонила, — зачем-то начала оправдываться свекровь, избегая смотреть Ольге в глаза. — Все болтает ни о чем.
Но Ольга уже не слушала. «Красненькую… модель поновее… прямо из салона». Это никак не вязалось с историей о нищете и огромных долгах. Какая машина из салона, когда тебе грозят коллекторы? И что значит «коплю» и «Сереженька помогает»? Деньги от аренды должны были уходить на погашение кредита, а не в копилку на «мечту».
Вечером, когда вернулся Сергей, Ольга решила устроить проверку. Она как бы невзначай спросила за ужином:
— Сереж, а как там дела с кредитом? Платеж уже внесли в этом месяце? Может, квитанцию покажешь? Мне как-то спокойнее будет, если я увижу, что долг уменьшается.
Сергей поперхнулся. Тамара Павловна уронила вилку.
— Какая еще квитанция? — нервно спросил муж. — Что за допрос? Ты мне не доверяешь?
— После всего, что он для нас делает, Оля, такие вопросы просто оскорбительны! — тут же подключилась свекровь, сверкая глазами. — Сын из кожи вон лезет, а она ему недоверие высказывает!
Их реакция была слишком бурной. Слишком оборонительной. Если бы все было чисто, Сергей бы спокойно сказал: «Да, конечно, сейчас покажу в приложении банка» или что-то в этом роде. Но он начал злиться и обвинять ее в недоверии.
— Я просто хочу быть в курсе, — спокойно ответила Ольга, глядя ему прямо в глаза. — Это ведь и моя жизнь тоже.
Он не выдержал ее взгляда.
— Я не собираюсь отчитываться за каждый шаг! — бросил он, вставая из-за стола. — Я устал, я с рыбалки. Дайте мне отдохнуть!
Он ушел в комнату и демонстративно хлопнул дверью. Тамара Павловна проводила его сочувствующим взглядом, а потом смерила Ольгу ледяным.
— Доведешь ты парня, — прошипела она. — Своим недоверием и подозрениями.
Но Ольгу ее слова больше не трогали. Она сидела за столом и смотрела на нетронутую еду. Пазл начал складываться. Телефонный разговор. Нервная реакция на вопрос о квитанции. Их слаженный дуэт в обвинениях. Это был заговор. Она еще не знала всех деталей, но была уверена в одном: ее водят за нос. И она решила, что узнает правду, чего бы ей это ни стоило.
***
С этого дня Ольга начала свою собственную, тайную войну. Она больше не спорила и не задавала прямых вопросов. Она стала тенью в собственном доме, собирая информацию по крупицам. Она знала, что прямых доказательств ей никто не предоставит, значит, их нужно было найти самой.
Ее первой целью стал ноутбук Сергея. До всей этой истории он был общим — у них не было секретов друг от друга, и он никогда не ставил пароль. Ноутбук просто лежал на кухонном столе, и каждый мог им воспользоваться. Но пару месяцев назад, как раз когда начались разговоры о «долгах», Сергей вдруг установил пароль на вход в систему, объяснив это «соображениями безопасности» и «конфиденциальной рабочей информацией». Эта внезапная скрытность сразу показалась Ольге подозрительной, а теперь стала главным препятствием. Ей просто нужен был подходящий момент и шанс угадать пароль.
Момент представился через несколько дней. Тамара Павловна ушла в поликлинику, а Сергей выскочил в магазин за сигаретами, оставив ноутбук включенным. У Ольги было от силы десять минут. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен на лестничной клетке. Дрожащими руками она открыла браузер. История посещений была забита сайтами о рыбалке и автомобильными форумами. Никаких банков. Но Ольга не сдалась. Она открыла раздел «Сохраненные пароли». И там, среди логинов от соцсетей и почты, она нашла то, что искала — вход в личный кабинет крупного банка.
Быстро войдя в аккаунт, она начала лихорадочно просматривать счета. Дебетовая карта и кредитная карта с небольшим лимитом, почти неиспользованная. И… все. Никаких следов многомиллионного кредита. Ни одного кредитного счета, ни одного графика платежей. Пустота.
В этот момент она услышала, как в замке поворачивается ключ. Сергей возвращался. Ольга быстро закрыла все вкладки, почистила историю и захлопнула крышку ноутбука за секунду до того, как он вошел на кухню.
— Что-то ты бледная, — заметил он, бросая пачку сигарет на стол. — Нехорошо себя чувствуешь?
— Голова разболелась, — соврала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Пойду прилягу.
Она ушла в комнату и рухнула на диван. Итак, кредита нет. Это был факт. Значит, вся история — ложь от первого до последнего слова. Но тогда зачем все это? Только ради того, чтобы Тамара Павловна жила с ними? Это казалось слишком мелкой причиной для такого грандиозного обмана. Должно быть что-то еще.
Ответ пришел из самого неожиданного источника. Через пару дней, Ольга зашла в комнату свекрови (Тамара Павловна не пускала ее туда, но в тот день ушла к своей подруге Люде на весь день) и случайно задела стопку журналов на комоде. Из одного из них выпал сложенный вчетверо листок. Это была распечатанная банковская выписка. Ольга сначала не хотела смотреть, чувствуя себя воровкой, но потом ее взгляд зацепился за знакомое имя — Тамара Павловна. А ниже — номер счета.
Это был накопительный счет. И на нем была внушительная сумма — около двухсот тысяч рублей. Ольга пробежала глазами по операциям. Четыре поступления, ровно раз в месяц. Суммы были одинаковыми — пятьдесят тысяч рублей. Дата первого поступления совпадала с той неделей, когда они сдали квартиру свекрови.
Все встало на свои места. Кредита не было. Деньги от сдачи квартиры не уходили на погашение мифического долга. Они капали на личный счет Тамары Павловны. «Еще чуть чуть и мечта моя сбудется… Красненькую… прямо из салона». Теперь Ольга поняла. Они копили на машину. На машину для свекрови. За ее счет. За счет ее нервов, ее унижений, ее квартиры.
Она стояла в комнате свекрови, держала в руках этот листок бумаги и не чувствовала ничего, кроме ледяного, всепоглощающего гнева. Ее не просто обманули. Ее использовали. Ее превратили в бесплатное приложение к ее собственной квартире, в дойную корову, которая должна была оплачивать комфорт и прихоти двух мошенников — ее мужа и его матери. Они жили в ее доме, ели ее еду, и за ее же спиной свекровь ежедневно внушала ей чувство вины, упрекая в том, что именно из-за ее «неумения жить» и «транжирства» Сергей был вынужден влезть в долги. Этот абсурдный, жестокий спектакль разыгрывался в ее стенах, и она была в нем одновременно и декорацией, и козлом отпущения.
Ольга аккуратно сложила выписку, положила ее обратно в журнал, а сам журнал — на место. Она вышла из комнаты и тщательно прибрала за собой, не оставив ни следа.
***
Ольга не стала устраивать скандал сразу. Она дала себе два дня, чтобы холодная ярость внутри нее кристаллизовалась в четкий план действий. Она больше не чувствовала себя растерянной или обиженной. Она чувствовала себя как хирург, которому предстояла сложная, но необходимая операция по удалению злокачественной опухоли из своей жизни.
Она ходила на работу, улыбалась коллегам, вечером готовила ужин и молча наблюдала за своими домашними тиранами. Они ничего не подозревали. Сергей, как обычно, жаловался на усталость и «давление долгов», а Тамара Павловна поучала ее, как правильно варить гречку, чтобы она была «рассыпчатая, а не твоя эта размазня». Ольга слушала и кивала, и от ее спокойствия им обоим, казалось, становилось не по себе.
— Что с тобой, Оля? — спросил как-то вечером Сергей. — Ты какая-то… тихая. Не заболела?
— Нет, Сережа. Просто думаю, — ровно ответила она.
— О чем?
— О жизни. О том, как все несправедливо устроено.
Он не понял намека. Он вообще мало что понимал, как теперь осознала Ольга. Он был не злым гением, а лишь слабым, инфантильным маменькиным сынком, который пошел на подлость ради собственного комфорта и чтобы угодить матери. Главным кукловодом в этом спектакле была Тамара Павловна.
В пятницу вечером Ольга поняла, что готова. Она сфотографировала на телефон ту самую выписку со счета свекрови, которую предусмотрительно снова достала из журнала. Она сохранила скриншоты с ноутбука мужа, где не было и следа кредита. У нее был полный набор доказательств.
Она дождалась момента, когда они оба, сытые и довольные после ужина, уселись перед телевизором смотреть очередной сериал. Сергей развалился на диване, закинув ноги на журнальный столик. Тамара Павловна сидела в своем «троне»-кресле, с чашкой чая в руках. Идиллическая картина семейного вечера. Фальшивая от начала и до конца.
Ольга выключила телевизор.
— Эй, на самом интересном месте! — возмутился Сергей.
— У нас будет свой сериал, — спокойно сказала Ольга, садясь в кресло напротив них. — Драматический. Называется «Ложь и предательство».
Они переглянулись.
— Оля, что за выходки? Включи телевизор, — нахмурилась свекровь.
— Нет, Тамара Павловна. Сначала мы поговорим. Я хочу услышать, как у вас дела. Как поживает ваш накопительный счет? На красненькую машину уже хватает?
Лицо Тамары Павловны окаменело. Она поставила чашку на блюдце с таким стуком, что та чуть не треснула. Сергей сел на диване, его расслабленная поза мгновенно стала напряженной.
— О чем ты говоришь? Какая машина? — пролепетал он.
— О той самой, из салона. На которую вы так старательно копите деньги от сдачи квартиры твоей мамы. Деньги, которые, по вашей версии, должны были идти на погашение несуществующего кредита.
Она говорила ровным, ледяным тоном, от которого по спине пробегал мороз. Она достала телефон и открыла фотографию выписки.
— Вот этот счет. Очень интересный документ. Поступления, остаток… Все сходится.
Сергей вскочил.
— Ты… ты рылась в вещах моей матери?!
— Да, — без тени смущения ответила Ольга. — Я рылась в вещах твоей матери. В своей квартире. И нашла доказательство того, что вы оба — лжецы и мошенники.
Она перевела взгляд на свекровь. Тамара Павловна уже оправилась от первого шока, и ее лицо исказила злоба.
— Ах ты дрянь! В чужие бумаги лезть! Да как ты посмела!
— Я посмела, — так же тихо ответила Ольга. — Потому что меня уже несколько месяцев унижают в моем собственном доме. Потому что меня заставили поверить, что мы на грани нищеты. Потому что мой муж, человек, которому я доверяла больше всех на свете, оказался жалким обманщиком, пляшущим под дудку своей мамочки.
Она встала и подошла к Сергею, глядя ему прямо в глаза.
— Кредита ведь нет, Сережа? Я проверила. В твоем онлайн-банке чисто. Никаких долгов. Только планы на новую удочку и мечты о комфортной жизни за мой счет.
Он смотрел на нее, и в его глазах был страх. Не раскаяние. Не стыд. А только животный страх разоблачения. И в этот момент Ольга поняла, что все кончено. Человека, которого она когда-то любила, больше не существовало. Вместо него был чужой, лживый и слабый мужчина. И она больше не чувствовала к нему ничего. Ни любви, ни жалости, ни даже ненависти. Только пустоту и брезгливость.
***
Тишина в комнате звенела. Сергей молчал, не в силах выдавить ни слова. Первой опомнилась Тамара Павловна. Она решила пойти в атаку.
— Ну да, копили! И что с того? — ее голос дрожал от злости. — Я всю жизнь на этого оболтуса пахала, одна его растила! Неужели я на старости лет машину не заслужила? А ты, что ты ему дала? Только упреки и салаты свои дурацкие!
— Я дала ему дом! — отрезала Ольга, и ее голос впервые за весь вечер наполнился сталью. — Свой дом! В который вы ввалились, как к себе домой, и устроили тут свои порядки!
— И правильно сделали! — не унималась свекровь. — А то бы ты его совсем под каблук загнала! Мужику нужна мать рядом, которая направит! А ты… ты просто удобный вариант с квартирой! Всегда была!
— Мама, замолчи! — наконец подал голос Сергей. Он повернулся к Ольге, и на его лице была жалкая, умоляющая гримаса.
— Оленька, прости… Я не хотел… Мама уговорила. Она сказала, что это единственный способ… что мы сможем потом все тебе объяснить…
— Объяснить что, Сережа? — Ольга горько рассмеялась. — Что вы решили пожить за мой счет? Что вы оба считаете меня полной идиоткой, которую можно обманывать и использовать? Что ты должен был мне сказать потом? «Извини, дорогая, мы тут немного тебя помучили, зато смотри, какая у мамы классная тачка»? Так, что ли?
Он опустил голову. Ему нечего было сказать.
— Я… я люблю тебя, — прошептал он.
— Нет, — твердо сказала Ольга. — Ты не любишь меня. Ты любишь комфорт. Ты любишь, когда за тебя все решают. Сначала решала мама, потом ты решил, что за тебя буду решать я, а в итоге вы с мамой решили, что будете решать все за мой счет. Любовь тут и не ночевала.
Она отошла к окну и посмотрела на ночной город. Она чувствовала себя невероятно уставшей, но в то же время — свободной. Как будто с плеч упал огромный, тяжелый камень.
— Значит, так, — сказала она, не оборачиваясь. — У вас час на сборы.
— Что? — ахнул Сергей. — В смысле «на сборы»? Куда мы пойдем? Ночь на дворе!
— Меня это не волнует, — ее голос был абсолютно спокойным. — Можете поехать в квартиру Тамары Павловны. Ах, да, она же сдана. Какие неудобства. Ну, ничего, вы люди находчивые, что-нибудь придумаете. Можете снять номер в гостинице на деньги, которые вы так усердно копили.
— Ты не можешь выгнать нас на улицу! — взвизгнула Тамара Павловна. — Он твой муж! А я его мать!
— Он был моим мужем, — поправила Ольга, поворачиваясь к ним. Ее лицо было бледным, но решительным. — До сегодняшнего вечера. А вы — просто чужая женщина, которая злоупотребила моим гостеприимством. Поэтому я не просто могу. Я вас выгоняю. Вон из моего дома.
Она указала на дверь.
— Если через час ваши вещи не будут собраны, я вызову полицию. И заявлю о мошенничестве. У меня есть все доказательства. Думаю, вам это не нужно.
Сергей смотрел на нее, и в его глазах плескалось отчаяние. Он попытался подойти, протянуть руки.
— Оля, не надо… Давай поговорим… Я все исправлю…
— Не подходи ко мне, — ледяным тоном приказала она. — Между нами все разговоры окончены. Собирай вещи. И маму свою не забудь.
В их глазах она увидела страх и растерянность. Они не ожидали такого отпора. Они привыкли, что она тихая, покладистая, что ее можно продавить и заставить «потерпеть». Они просчитались.
Следующий час прошел в лихорадочной, злой суете. Тамара Павловна шипела проклятия, бросая вещи в коробки. Сергей молча и обреченно складывал свою одежду в сумку. Ольга сидела в кресле и молча наблюдала, не говоря ни слова. Она была судьей, вынесшим приговор и наблюдающим за его исполнением.
Когда они, наконец, вытащили свои баулы в коридор, Сергей в последний раз обернулся.
— Прости, — сказал он.
Ольга ничего не ответила. Она просто смотрела на него, как на пустое место.
Она закрыла за ними дверь и дважды повернула ключ в замке. Потом прислонилась лбом к холодному дереву и закрыла глаза. В квартире стояла оглушительная тишина. Не было больше бормотания телевизора, шарканья тапок, недовольного ворчания. Только тишина. Ее тишина. В ее квартире. Она медленно обошла комнаты. Фикус. Кресло. Чужие вазочки. Завтра она все это вынесет на помойку. А сегодня… Сегодня она просто будет дышать. Свободно. Впервые за долгие четыре месяца. Слезы все-таки навернулись на глаза, но это были не слезы горя. Это были слезы очищения. Впереди была новая жизнь. И только ее.
