— Танюша, привет! А я вам звоню-звоню, никто трубку не берет. У вас все в порядке? — голос в трубке был сладким, как перезрелый персик, и таким же навязчивым.
Таня переложила телефон на другое ухо и плотнее прижала плечом, продолжая протирать тарелку.
— Здравствуйте, Галина Петровна. Все хорошо, просто были заняты. Гостей провожали.
В трубке на мгновение повисла тишина, такая плотная, что, казалось, ее можно было потрогать.
— Гостей? — переспросила свекровь, и сладость из ее голоса испарилась, оставив лишь металлическое послевкусие. — Каких еще гостей? У вас что, праздник какой-то?
Таня вздохнула. Она знала, что этот разговор неизбежен. Они с Игорем специально не звали его мать на свое скромное новоселье. Не потому, что не любили или не уважали. А потому, что хотели хотя бы один вечер провести в своем доме, с друзьями, без ощущения, что за каждым их шагом наблюдает строгий ревизор.
— Да так, новоселье отмечали. Скромно, с друзьями посидели. Мы же только переехали, еще не все разобрали.
— С друзьями, значит, — протянула Галина Петровна. В ее голосе слышалась плохо скрываемая обида. — А мать, значит, не друг. Понятно. Ну, веселитесь, раз так. Не буду мешать.
И она бросила трубку. Таня осталась стоять посреди кухни, заставленной полуразобранными коробками, с тарелкой в одной руке и телефоном в другой. Вечер, который казался таким теплым и уютным, внезапно покрылся ледяной коркой.
Игорь вошел в кухню, привлеченный внезапной тишиной. Он увидел застывшее лицо жены и все понял без слов.
— Мама звонила?
Таня молча кивнула.
— Обиделась?
— А ты как думаешь? — Таня наконец отложила тарелку и телефон. — Сказала: «Мать, значит, не друг». И бросила трубку.
Игорь тяжело вздохнул и провел рукой по волосам. Его лицо, обычно открытое и добродушное, омрачилось. Он был единственным сыном, и Галина Петровна вложила в него всю свою нерастраченную энергию после ранней смерти мужа. Она не была злой женщиной. Нет. Она была… всеобъемлющей. Ее любовь и забота походили на густой туман, который проникал во все щели, не оставляя воздуха.
Когда они с Таней только поженились и жили на съемной квартире, Галина Петровна могла приехать без предупреждения «просто проверить, все ли у вас есть». Она привозила с собой кастрюли с едой, хотя Таня прекрасно готовила сама. Она заглядывала в холодильник, цокала языком, видя там «неправильные» продукты, и давала непрошеные советы по ведению быта. Она не переставляла мебель и не меняла шторы, нет. Ее вторжение было тоньше, изощреннее. Она вторгалась в их личное пространство, в их решения, в их мысли.
— Может, зря мы ее не позвали? — тихо спросил Игорь, садясь на табуретку. — Посидела бы часок, и все.
— Игорь, мы это уже обсуждали, — устало ответила Таня. — Мы хотели провести этот вечер для себя. Это наш первый собственный дом. Понимаешь? Наш. Мы хотели, чтобы здесь были только наши близкие друзья, с которыми можно расслабиться и быть собой. А с твоей мамой… — она запнулась, подбирая слова, — с ней невозможно расслабиться. Она всегда оценивает. Мою стряпню, моих подруг, то, как я на тебя смотрю. Я чувствую себя как на экзамене.
Игорь не спорил. Он знал, что Таня права. Он и сам порой ловил на себе этот изучающий, пронзительный взгляд матери. Взгляд, который, казалось, спрашивал: «А достойна ли она тебя, моего мальчика? Все ли она делает правильно?».
Покупка квартиры стала для них настоящим прорывом. Два года они откладывали каждую копейку, отказывая себе во многом. Таня работала в городском архиве, работа не слишком денежная, но стабильная и спокойная. Игорь был инженером-конструктором на заводе. Они были обычной парой, которая медленно, но верно строила свою жизнь. И эта двухкомнатная квартира в новом доме была их крепостью. Их личной территорией.
Галина Петровна, конечно, принимала самое деятельное участие в процессе выбора. Она ездила с ними на просмотры, критиковала планировки, указывала на «неправильное» расположение окон. «Солнечная сторона? Танюша, у тебя же все обои выгорят!», «Первый этаж? Игорь, да вас же обворуют в первую неделю!», «Последний этаж? Летом будет пекло, а зимой крыша протечет!».
В итоге они выбрали квартиру сами, поставив мать перед фактом. Обиды было на месяц. Галина Петровна звонила, говорила ледяным тоном и жаловалась на подскочившее давление. Игорь мотался между домом и матерью, чувствуя себя виноватым. Таня молчала, стиснув зубы. Она понимала, что это только начало.
И вот теперь — новоселье. Камень преткновения.
— Ладно, — сказал Игорь, поднимаясь. — Я поговорю с ней завтра. Объясню все.
— Не надо, — остановила его Таня. — Чем больше ты объясняешь, тем больше она убеждается в своей правоте. Что я тебя настраиваю против нее. Просто давай переживем эту ночь.
Ночь прошла беспокойно. Тане снилось, что она бродит по своей новой квартире, а из-за каждого угла на нее смотрит Галина Петровна. Она открывает шкаф — а там ее лицо. Включает воду в ванной — а из крана течет ее укоризненный шепот.
Утром в субботу телефон зазвонил снова. Таня посмотрела на экран. «Галина П.». Она молча протянула телефон мужу. Игорь вздохнул и нажал на кнопку ответа.
— Да, мам, привет.
Он слушал несколько минут, и его лицо становилось все более мрачным. Таня слышала обрывки фраз, доносившихся из динамика. Громкий, возмущенный голос свекрови был слышен даже на расстоянии.
«…неблагодарные!», «…я для вас все, а вы…», «…чужие люди дороже родной матери!».
— Мам, перестань, пожалуйста, — наконец сказал Игорь. — Никто тебя не предавал. Мы просто хотели посидеть с друзьями. У нас будет еще сто праздников, и мы тебя обязательно позовем.
«…уже не надо! Не нужны мне ваши подачки! Я поняла свое место!» — кричала трубка.
— Мама, это просто смешно, — Игорь начинал терять терпение. — Мы взрослые люди, мы имеем право пригласить к себе тех, кого хотим.
— Дай мне, — Таня решительно взяла у него телефон.
Игорь посмотрел на нее с удивлением, но не стал спорить.
— Галина Петровна, доброе утро, — сказала Таня ровным, почти бесцветным голосом.
— Не такое уж оно и доброе! — отрезала свекровь. — Я всю ночь не спала, валидол пила! Как вы могли так со мной поступить?
— А как мы с вами поступили? — все так же спокойно спросила Таня.
— Как?! Вы еще спрашиваете?! Вы устроили праздник за моей спиной! Спрятались, как воры! Чтобы только я, не дай бог, не пришла и не испортила вам веселье!
Таня сделала глубокий вдох. Хватит. Хватит этой вечной вины, этих оправданий, этой ходьбы на цыпочках в собственной жизни.
— Галина Петровна, давайте начистоту. Это наша квартира. И мы решаем, кого и когда приглашать в свой дом. Мы хотели провести вечер с друзьями. Да, без вас. Не потому, что мы вас не любим, а потому, что с вами мы не можем расслабиться. Вы постоянно нас контролируете и оцениваете. Это утомительно.
На том конце провода воцарилась гробовая тишина. Таня даже подумала, что связь прервалась.
— Что… что ты сейчас сказала? — прошептала наконец Галина Петровна. — Ты… да как у тебя язык повернулся?
— Очень просто, — голос Тани окреп. Она почувствовала, как внутри нее разжимается какая-то пружина, которая была сжата долгие месяцы. — Мы вас очень уважаем, но просим и вас уважать нашу семью. А наша семья — это я и Игорь. Наше пространство, наши решения, наши праздники.
— Игорек, ты слышишь, что она говорит?! — закричала в трубку свекровь, очевидно, обращаясь к сыну, который, по ее мнению, должен был стоять рядом. — Она меня из дома выгоняет! Она тебя против меня настраивает!
— Никто вас не выгоняет, — твердо сказала Таня. — Но приходить в наш дом и устанавливать свои правила мы вам не позволим. Ни в большом, ни в малом.
— Да какие правила я устанавливаю?! — искренне возмутилась Галина Петровна. — Я вам помочь хочу! Чтобы у вас все как у людей было!
— А у нас и так все как у людей. Как у нас. Нам не нужна ваша помощь, если мы о ней не просим.
Наступила еще одна пауза. Затем свекровь произнесла фразу, которая стала последней каплей.
— Ясно. Значит, я вам чужая. Ну что ж, Таисия, своего ты добилась. Разлучила сына с матерью.
Таня усмехнулась. Холодно и невесело.
— Галина Петровна, никто никого не разлучал. Игорь — ваш сын, и он всегда им будет. Но он еще и мой муж. И ему не нужно выбирать между нами, как вы пытаетесь это представить. Он просто живет свою жизнь. Свою, а не вашу.
— Так, значит, я во всем виновата? — голос свекрови задрожал от обиды.
— Мы не ищем виноватых, — отрезала Таня. — Мы просто устанавливаем границы. Личные.
И тут Галина Петровна перешла на крик.
— Да что ты понимаешь в границах, девочка! Я жизнь прожила! Я сына вырастила! А ты пришла на все готовенькое и еще мне указываешь! Да если бы не я, где бы вы сейчас были?
Таня молчала, давая ей выкричаться. Игорь, стоявший рядом, был бледным, но не вмешивался. Он смотрел на жену с каким-то новым, незнакомым выражением. Кажется, это было уважение.
— Вы обиделись, что мы вас в гости не позвали? — вдруг спокойно и отчетливо произнесла Таня, когда поток обвинений иссяк. — Так это ваши проблемы.
Эта фраза прозвучала в тишине кухни как выстрел. Даже Таня сама удивилась своей резкости. Но отступать было поздно. Да и не хотелось.
В трубке что-то щелкнуло. Галина Петровна отключилась.
Таня медленно опустила телефон на стол. Руки слегка дрожали.
— Ну вот, — тихо сказала она. — Теперь, кажется, все.
Игорь подошел к ней и обнял. Крепко, молча. Он ничего не сказал, но Таня чувствовала, как сильно бьется его сердце. Он не осуждал ее. Он был на ее стороне. В этот момент она поняла, что они действительно стали семьей. Не просто парой, живущей вместе, а единым целым.
Следующие несколько недель были странными. Галина Петровна не звонила. Совсем. Сначала это приносило облегчение. В их квартире воцарилась долгожданная тишина. Они разбирали коробки, клеили обои в спальне, выбирали диван в гостиную. Они смеялись, спорили, мирились и чувствовали себя невероятно счастливыми в своем маленьком мире.
Но тень Галины Петровны все равно незримо присутствовала. Игорь стал чаще хмуриться. Иногда Таня заставала его с телефоном в руке, с открытым контактом «Мама». Он смотрел на него несколько секунд, а потом блокировал экран.
Через месяц позвонила Зоя, старшая сестра Игоря. Она жила в другом городе, у нее была своя семья, двое детей. С матерью у нее были ровные, но несколько отстраненные отношения. Зоя давно научилась держать дистанцию.
— Тань, привет. Что у вас там стряслось? — спросила она без предисловий.
Таня, запинаясь, рассказала ей о новоселье и последнем разговоре.
Зоя выслушала молча.
— М-да. Ну, рано или поздно это должно было случиться. Ты просто оказалась смелее меня. Я в свое время просто сбежала в другой город.
— Она совсем не звонит, — призналась Таня. — Игорь переживает.
— Конечно, переживает. Это же ее любимый прием — показательная обида. Она сейчас обзванивает всех родственников и жалуется, какой у нее неблагодарный сын и какая ужасная невестка. Создает вокруг вас вакуум. Не поддавайтесь.
— А что делать? — растерянно спросила Таня.
— Ничего. Жить своей жизнью. Она ждет, что Игорь прибежит с извинениями и цветами. И если он это сделает, все вернется на круги своя, только станет еще хуже. Она поймет, что этот рычаг работает.
Разговор с Зоей немного успокоил, но не решил проблему. Игорь ходил сам не свой. Он любил мать, и этот разрыв причинял ему боль. Он не винил Таню, но напряжение между ними росло.
Однажды вечером он сказал:
— Тань, я все понимаю. Ты была права. Но я так больше не могу. Она моя мать. Я должен ей позвонить.
— Позвони, — просто ответила Таня. — Я не буду против. Но только давай договоримся. Никаких извинений за то, в чем мы не виноваты. Ты можешь сказать, что скучаешь. Можешь спросить, как у нее дела. Но не позволяй ей снова втянуть нас в эту игру с чувством вины.
Игорь кивнул.
— Хорошо.
Он набрал номер. Таня вышла в другую комнату, чтобы не мешать. Разговор был коротким. Она слышала сдержанный голос Игоря: «Мам, привет… Как ты?… Давление?… Ты врача вызывала?… Мам, мы не это обсуждаем… Я просто хотел узнать, как ты… Хорошо, я понял. Пока».
Он вошел в комнату с каменным лицом.
— Что? — тихо спросила Таня.
— Она сказала, что не хочет со мной разговаривать, пока я не «осознаю свою вину» и не приеду извиняться. Вместе с тобой. И чтобы ты извинилась за свои слова.
Таня села на кровать.
— И что ты будешь делать?
Игорь посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом.
— Ничего. Как сказала Зоя. Буду жить своей жизнью. С тобой.
Это было трудное решение, и оно далось ему нелегко. Но это было его решение.
Шли месяцы. Наступила зима. Галина Петровна не появлялась. Они узнавали о ее жизни от Зои. Она замкнулась, стала реже выходить из дома, но от своей позиции не отступала. Она играла роль жертвы, и, казалось, эта роль ей даже нравилась.
Игорь и Таня жили своей жизнью. Их квартира из бетонной коробки превратилась в уютное гнездо. Они много говорили. Обо всем. О прошлом, о будущем, о своих страхах. Этот конфликт, как ни странно, сблизил их еще больше. Они научились быть не просто мужем и женой, а партнерами, командой.
Однажды, незадолго до Нового года, раздался звонок в дверь. Таня посмотрела в глазок. На пороге стояла Галина Петровна. Она выглядела постаревшей и уставшей. В руках у нее была авоська, из которой торчал краешек какой-то коробки.
Сердце у Тани екнуло. Она посмотрела на Игоря, который тоже подошел к двери. Он молча кивнул. Таня открыла.
— Здравствуйте, Галина Петровна, — сказала она как можно ровнее.
— Здравствуй, — тихо ответила свекровь, не глядя ей в глаза. — Игорь дома?
— Дома. Проходите.
Она вошла в прихожую, опасливо оглядываясь, словно попала в чужое, незнакомое место. Ее взгляд скользнул по новым обоям, по картине на стене.
— Вот, — она протянула Игорю авоську. — Это вам. К чаю.
Игорь взял сумку. Внутри была коробка конфет и банка варенья. Ее знаменитого, вишневого.
— Спасибо, мам. Проходи на кухню, мы как раз собирались чай пить.
На кухне она села на краешек стула, вся сжавшись. Молчание было неловким, звенящим.
— Ремонт закончили? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать.
— Почти, — ответил Игорь. — Остались мелочи.
Таня поставила чайник. Она не знала, как себя вести. Радоваться этому визиту? Или ждать подвоха?
— Я тут подумала, — начала Галина Петровна, глядя в свою чашку. — Скоро Новый год. Семейный праздник. Нехорошо, когда в семье разлад.
Игорь и Таня переглянулись.
— Мы тоже так думаем, — осторожно сказал Игорь.
— Может, забудем старые обиды? — она подняла на них глаза. Во взгляде была не привычная властность, а какая-то усталая мольба.
Таня почувствовала укол жалости. Старая, одинокая женщина, которая не умеет жить иначе. Которая не умеет любить, не причиняя боли.
Но потом она вспомнила месяцы напряжения, бессонные ночи Игоря, ощущение загнанности в угол. И жалость уступила место холодной ясности.
— Мы не держим на вас обиды, Галина Петровна, — сказала Таня спокойно. — Но и забывать ничего не хотим. То, что произошло, было важно. Это помогло нам всем понять некоторые вещи.
Галина Петровна поджала губы. Она явно ожидала другого ответа.
— То есть, вы меня не прощаете?
— Нам не за что вас прощать, — вмешался Игорь. — И вам не за что прощать нас. Мы просто хотим, чтобы наши отношения строились на уважении. На взаимном уважении. Мы любим вас, но мы не позволим больше никому, даже вам, разрушать нашу семью и нашу жизнь.
Он сказал это мягко, но твердо. Без злости, без упрека. Просто констатировал факт.
Галина Петровна смотрела то на сына, то на невестку. В ее глазах промелькнуло что-то похожее на понимание. А может, это было просто отражение света от лампы.
Она допила свой чай в полном молчании. Потом встала.
— Что ж. Мне пора.
В прихожей она обернулась.
— Так вы придете на Новый год? Ко мне?
Игорь посмотрел на Таню. Таня едва заметно кивнула.
— Придем, мам. Тридцать первого, вечером.
Она кивнула и вышла, не сказав больше ни слова.
Когда дверь за ней закрылась, Игорь обнял Таню.
— Думаешь, это перемирие?
— Не знаю, — честно ответила Таня, прижимаясь к нему. — Может быть. А может, просто временное отступление. Но теперь мы знаем, как защищать свою крепость.
Они стояли посреди своей прихожей, в своей квартире, и впервые за долгое время чувствовали, что они действительно дома. Не было ни победителей, ни проигравших. Была просто жизнь — сложная, напряженная, но их собственная. И они были готовы прожить ее вместе. Без иллюзий, без приторной сладости, но с твердым знанием того, кто они друг для друга. И это было важнее любых перемирий.
