Старенькая машина медленно ехала по разбитой деревенской дороге. Петр барабанил пальцами по рулю.
– Ну вот как так, а, Света? Мать опять поставила нас в неудобное положение. Этот телевизор, понимаешь, он же в рассрочку куплен!
Светлана молча смотрела в окно. Она просто устала.
– Петя, это не моя мать, а твоя, – тихо поправила она. – И я привыкла, что твоя мама живет одним днем, а расплачиваемся мы.
– Да, но завтра свадьба у Ленки! – протянул он. – Представляешь, все гости, сваты из города приедут… А она решила произвести впечатление! Позвонила вчера, плачет в трубку. Говорит, консультант в магазине уговорил. Сказал, сваты ахнут, какая у вас плазма. А про то, что выплата каждый месяц по десять тысяч, умолчал. А у нее пенсия двенадцать!
Светлана прикрыла глаза. Опять то же самое. Вспомнилась шуба, как у соседки, купленная в рассрочку. Потом Петр полгода брал подработки, чтобы закрыть эту ее дорогую покупку. А юбилей два года назад? Ресторан, тамада… А когда пришло время платить, свекровь развела руками: «Ой, а я думала, вы поможете». Пришлось снимать деньги, которые копили на ремонт.
Она открыла глаза. Хватит, больше ни копейки.
– Петя, я не собираюсь отдавать деньги за ее телевизор.
Он скривился.
– Светунь, ну хоть завтра свадьба… Мамочка же переживает, как неудобно будет…
– Неудобно – это когда взрослый человек ведет себя как ребенок и ждет, что за него все решат. Она взрослый человек, пусть сама отвечает.
– Я знаю, Светик, знаю… – пробормотал он, сворачивая к знакомому дому. – Но что делать-то?..
Она не ответила, смотрела на дом свекрови. Сквозь занавеску уже виднелся огромный черный экран на полстены. Смотрела на него, и в голове медленно начала складываться мысль.
«Продадим кое-что, чтобы отдать кредит за телевизор! Предложила я, и свекровь даже не поняла, что я оставила её без наследства»
Когда они вошли в дом, их накрыло суетой, пахло пирогами. Из кухни доносились громкие голоса и смех – родственницы приехали помогать. Но смех был каким-то нервным, и женщины то и дело бросали косые взгляды в сторону гостиной. А там, на старом комоде, возвышался огромный черный экран, который смотрелся здесь, среди вышитых рушников, как что-то чужеродное.
Антонина Сергеевна сидела в кресле, увидев их, она всплеснула руками. На коленях у нее лежала пачка бумаг – график платежей.
– Приехали, детки мои! – сказала она жалобно. – Ой, что же делать-то…
Петр тут же подскочил к ней, Света молча села на стул напротив.
– Светочка, дорогая, ну ты же умная, ты поймешь… – начала свекровь, промокая глаза платочком. – Я же не для себя! Завтра сваты приедут, городские, при деньгах! А мы что, хуже всех? Неудобно же перед ними.
– А мы разве не хуже? – спокойно спросила Светлана. – Раз у вас нет десяти тысяч на выплату.
Антонина Сергеевна тут же повернулась к сыну:
– Сынок, ну ты же видишь, как я переживаю! Всю ночь не спала, так волновалась, как неудобно будет, если придут из магазина и заберут его прямо со свадьбы!
– Мам, ну зачем такой дорогой? – засуетился Петр, метаясь между ними. – Светуль, ну может, мы хоть половину заплатим?
– Мне неудобно оплачивать чужие покупки, Петя, – отрезала она. – Антонина Сергеевна, когда вы бумаги подписывали, вы же сумму видели?
– Да мальчик тот, консультант, так уговаривал! – снова заплакала свекровь. – Говорил, потом разберетесь… Я на вас всю жизнь положила, а вы мне теперь выговаривать будете…
Света молча слушала. Вдруг ее взгляд упал в угол. Там, под пыльной тряпкой, стоял позеленевший самовар. Вспомнила, как дед Матвей жаловался, что отдал свекру самовар в починку, да так и не дождался. Потом ее взгляд скользнул дальше, на швейную машинку «Зингер». Мать рассказывала, как бабушка одалживала эту машинку матери Антонины Сергеевны и тоже с концами.
Посмотрела на свекровь, которая уже перешла на тихие всхлипы.
– Антонина Сергеевна, хватит плакать. Вы правы, репутация семьи – это главное. Посмотрите, сколько у вас в доме добра.
Она встала и подошла к самовару, сдернула с него тряпку.
– Вот! Самовар старинный! А машинка? Память! А икона в углу?
Свекровь и Петр смотрели на нее.
– И что? – пробормотал Петр.
– А то! Вы же хотите, чтоб сваты ахнули! Так давайте покажем всем, что мы тоже люди не простые! Устроим на свадьбе аукцион! Скажем, семейные реликвии, а все деньги – молодым в подарок! Представляете? Вся деревня будет говорить! И на платеж хватит, и подарок шикарный будет!
Свекровь перестала плакать, глаза загорелись.
– Ой, Светочка! – всплеснула руками. – А ведь это здорово! Все увидят, какая у нас семья щедрая!
– Вот и договорились. Завтра все и организуем. Вы только соберите все самое ценное.
Она смотрела, как свекровь, забыв про долг, уже тащит из сундука старый вышитый рушник, и спокойно улыбнулась.
«Продадим старый самовар! Заявила свекровь, но я устроила аукцион, где все сокровища вернулись к настоящим владельцам»
Свадьбу гуляли на всю деревню. Во дворе натянули шатер, сколотили столы, заставленные тазами с оливье и мисками с жареной курицей. Воздух гудел от голосов, смеха, музыки из старенькой колонки и веселых криков «Горько!». Тамада, шустрый парень, уже успел провести три конкурса с переодеваниями.
Антонина Сергеевна сидела на самом почетном месте, рядом со сватами. С высокой прической на голове, она выпрямила спину и кивала гостям. То и дело бросала гордые взгляды на огромный телевизор, который специально вынесли из дома и поставили во главе стола.
Света сидела чуть поодаль, ела салат. Петр то и дело поправлял галстук и ерзал на стуле, бросая на мать встревоженные взгляды. Вот дед Матвей, седобородый, неторопливо ведет беседу с соседом. А там бойкая Анна Федоровна громко хохочет над шутками тамады.
Когда тамада объявил перерыв, Светлана поднялась, подошла к колонке, попросила выключить музыку и взяла микрофон.
– Минуточку внимания, дорогие гости! – ее голос прозвучал громко и четко. Шум понемногу стих. – Мы с хозяйкой дома, Антониной Сергеевной, решили сделать молодым особенный подарок! Проведем небольшой аукцион!
По рядам пронесся удивленный гул. Антонина Сергеевна расправила плечи и кивнула гостям.
– Все вещи из этого дома, а все деньги – молодым! – торжественно объявила Светлана. – Итак, начинаем!
Она подошла к столу, где были выставлены вещи, и взяла в руки самовар.
– Лот номер один! Тульский самовар! Старинный! Стартовая цена – пятьсот рублей! Кто больше?
– Шестьсот! – крикнул один из гостей.
– Семьсот! – отозвался другой.
Антонина Сергеевна сияла. И тут дед Матвей крякнул, покачал головой, переглянулся с соседом, потом медленно поднялся.
– Постойте, дочка… – пробасил он. – А не мой ли это самоварчик? Я его Михалычу твоему, которого уже нет, починить давал… лет пять тому… Видать, починил, спасибо… Только я его заберу, пожалуй.
В шатре стало тихо. Взгляды устремились на Антонину Сергеевну, лицо ее вытянулось.
– Да что вы, Матвей Игнатьич… обознались, наверное… это наш…
– Да как же обознался, – спокойно продолжал дед. – Вон, вмятинка сбоку, это я его с телеги уронил. Точно мой.
Он подошел, взял самовар, оглядел его и понес к своему столу.
Света спокойно продолжила:
– Ну что ж, справедливость восторжествовала! Продолжаем! Лот номер два! Швейная машинка «Зингер»! Бабушкино наследство, стартовая цена – тысяча рублей!
Анна Федоровна нахмурилась, толкнула в бок свою соседку и сказала громко:
– Гляди-ка, Мань, машинка-то наша нашлась! Мамка моя на ней еще шила, Антонинина мать одолжила на недельку, да так и не вернула… Вон, царапина на крышке, это я ножницами поцарапала.
По столам пронесся смешок.
– Антонина, а ну верни машинку! – уже смелее крикнула Анна Федоровна. – Мне внучке юбку подшить надо!
Свекровь сидела вся красная и потеряла дар речи.
А аукцион шел дальше. Старинный чугунный утюг опознал дядя Коля: «Это ж мой, с чердака исчез!». Набор ложек – троюродная сестра невесты: «Так это же мы вам дарили!»
Гости, войдя во вкус, уже не обращали внимания на тамаду, смеялись, переглядывались и выкрикивали с мест: «Тоня, вспоминай, что еще брала!», «Вот это ценности!».
Петр помрачнел и, не выдержав, встал из-за стола и вышел из шатра. Антонина Сергеевна съежилась, вжала голову в плечи.
К концу «аукциона» стол с лотами опустел. Все вещи вернулись к владельцам, которые тут же, под общий хохот, уносили их.
Светлана положила микрофон.
– Что ж, дорогие гости, аукцион окончен. Как видите, в этой семье так дорожат дружбой, что готовы вернуть последнее. Давайте поднимем бокалы за щедрость хозяйки!
Этот тост потонул в оглушительном хохоте.
«Пусть сама выкручивается! Заявила я, чтобы мой муж наконец понял, что я не буду оплачивать долги его матери»
На следующее утро в доме свекрови было непривычно тихо, не слышно было ни телевизора, ни радио. На кухне громоздились горы грязной посуды, пахло вчерашними салатами. Гости разъезжались еще ночью, торопливо прощаясь и отводя глаза.
Светлана сидела на кухне и молча пила остывший чай. Вошел Петр, сел напротив. Свекровь заперлась в своей комнате и не выходила.
– Света… как же неудобно получилось… – наконец выдавил он. – Вся деревня теперь смеяться будет. Как она могла?
– А вот так, Петя. Привыкла, что за нее всегда кто-то платит.
Он тяжело вздохнул, провел руками по лицу.
– И что теперь с этим… телевизором?
– А что с ним? Рассрочка на нее оформлена, пусть сама и думает.
– Да как она будет думать? – вспылил он. – У нее пенсия двенадцать тысяч!
– Пусть сама решает эту проблему, – спокойно ответила Света. – Хватит за нее все решать.
Он долго молчал, глядя в окно, тер подбородок.
– Ладно, – наконец сказал он, не поворачиваясь. – Я поговорю с Ленкой, будем потихоньку помогать с платежами. Пополам. Но это – последний раз. И с мамой… с мамой я потом поговорю, скажу, что так больше не будет.
Света молча кивнула.
