— Ты же понимаешь, что Павлик в реанимации из-за тебя? — произнёс он в трубку, едва сдерживая дрожь в голосе. — Из-за твоей злобы и мести!
— Не смей мне звонить! — визгливый крик Ирины эхом разнёсся по коридору, заставив медсестёр оборачиваться. — Это ты во всём виноват! Бросил нас, а теперь строишь из себя заботливого папашу!
— Ирина, пожалуйста, послушай меня. Я не бросал вас. Ты же знаешь, что это неправда.
— Правда? А кто три года назад ушёл к своей бабе? Забыл уже? — голос Ирины становился всё более истеричным.
Аркадий закрыл глаза, мысленно возвращаясь к тому роковому дню, когда их семья окончательно развалилась.
Три года назад. Квартира Ветошкиных.
Ирина металась по гостиной, размахивая свежими документами о разводе. Её лицо исказилось от злости, а в глазах плясали огоньки мстительного торжества.
— Мальчики, немедленно идите сюда! — завопила она в сторону детской. — Павлик, Никитка, живо ко мне!
Тринадцатилетний Павлик появился в дверях первым, настороженно оглядывая обстановку. За ним робко выглянул десятилетний Никита, всё ещё прижимавший к груди любимую игрушку .
— Мам, что происходит? Ты кричишь уже полчаса, — осторожно произнёс старший сын.
— Ваш отец нас бросает! — Ирина театрально прижала руку к сердцу. — Уходит к другой бабе! Вот, полюбуйтесь — заявление на развод подал за моей спиной!
— Ирина, немедленно прекрати этот спектакль! — Аркадий стремительно вошёл в комнату, всё ещё не снимая рабочий костюм. — Зачем ты обманываешь детей? Я подал на развод, потому что ты уже полгода изменяешь мне с Костей Зубаревым из моей же компании!
— Как ты осмеливаешься говорить такие гнусности при детях! — завизжала Ирина, хватаясь за сердце. — Мальчики, не слушайте его бредни! Это он изменник и предатель! Он нас совершенно не любит!
— Папа, скажи, что это неправда, — Никита подошёл ближе, в его больших глазах читался неподдельный страх.
— Никитка, дорогой мой… — Аркадий опустился на корточки перед младшим сыном. — Взрослые люди иногда не могут больше жить вместе, но это совершенно не означает, что я перестану вас любить…
— Не подходи к моим детям! — Ирина резко оттолкнула бывшего мужа. — Мальчики, марш в свою комнату! С сегодняшнего дня у вас больше нет отца!
— Мама, но почему… — попытался возразить Павлик.
— Никаких возражений! Твой отец выбрал девку вместо родной семьи! Теперь он может забыть дорогу в этот дом!
Аркадий попробовал подойти к сыновьям, но Ирина встала между ними стеной.
— Если ты не уберёшься отсюда через минуту, я вызову полицию! — прошипела она. — И больше не смей появляться рядом с моими детьми!
— Нашими детьми, — тихо поправил Аркадий.
— Моими! Только моими!
***
Квартира тёщи, Зинаиды Петровны. Через неделю после развода.
— Молодчина, что вышвырнула этого проходимца! — семидесятилетняя тёща энергично размешивала сахар в чае. — Я с самого начала предупреждала, что Аркашка — тот ещё тип!
— Мама, он каждый день названивает, требует встречи с детьми, — Ирина откусывала кусок торта. — Говорит о каких-то правах.
— И правильно делаешь, что не даёшь! Пусть алименты исправно переводит и носа не суёт! А то ещё начнёт мальчишек против тебя настраивать!
— Вы совершенно правы, Зинаида Петровна, — вмешался в разговор Константин Зубарев, новый сожитель Ирины. — Нечего ему здесь ошиваться. Я теперь буду мальчишкам за отца.
— Костенька, ты просто золотой человек! — Ирина нежно погладила его по щеке. — Вот кто настоящий мужчина, а не тот трус!
Резкий звонок в дверь прервал семейную идиллию. Зинаида Петровна недовольно поднялась с кресла.
— Кто там в такую рань?
— Аркадий? Какого чёрта тебе здесь надо?
— Добрый день, Зинаида Петровна. Я пришёл забрать детей на выходные, как мы с Ириной договаривались по телефону.
— Какие ещё выходные? — Ирина выскочила в прихожую. — Я категорически запрещаю тебе приближаться к моим сыновьям!
— Ира, будь разумной. По закону я имею полное право видеться с детьми…
— По закону! — передразнила она фальцетом. — А по закону ты имел право спать направо и налево?
— Я никогда в жизни тебе не изменял, и ты об этом прекрасно знаешь!
— Мальчики! — заорала Ирина. — Быстро идите сюда! Посмотрите, кто к нам пожаловал! Ваш бывший папаша решил нас проведать!
Павлик и Никита неуверенно появились в коридоре.
— Папочка! — Никита радостно бросился к отцу, но Ирина перехватила его на полпути.
— Никита, ты забыл, что мама тебе объясняла? Папа нас предал и бросил. Он нас больше не любит.
— Но мам…
— Никаких возражений! Павлик, скажи своему бывшему отцу всё, что ты о нём думаешь!
Подросток молча смотрел в пол, переминаясь с ноги на ногу.
— Павлик, сынок… — Аркадий попытался приблизиться.
— Уходи отсюда, — еле слышно произнёс мальчик, так и не подняв головы. — Мама объяснила, что ты плохой человек.
— Слышал? — торжествующе произнесла Ирина. — Дети сами не хотят с тобой общаться!
***
Офис строительной компании. Год спустя.
— Аркаша, ты выглядишь просто ужасно, — Глеб Муромцев, давний друг и деловой партнёр, поставил на стол дымящуюся чашку. — Когда ты в последний раз нормально с мальчишками встречался?
— Четыре с половиной месяца назад. И то совершенно случайно — столкнулись возле школы. Никитка так обрадовался, кинулся обниматься. А Павлик… Он смотрел на меня так, будто я злейший враг.
— Может быть, официально через суд попробуешь?
— Уже дважды подавал заявление. Ирина постоянно находит отговорки — то дети простужены, то экзамены, то ещё что-нибудь придумает. А мальчишки уже полностью настроены против меня.
— Послушай, а может, с её матерью попробовать договориться? Или со своей поговорить?
— С Зинаидой Петровной? Она меня на пушечный выстрел не подпустит. А моя мама… Она пыталась как-то повлиять, но Ирина теперь и с бабушкой детей не даёт видеться.
Мобильный телефон резко зазвонил. Аркадий взглянул на дисплей — незнакомые цифры.
— Слушаю вас.
— Это Аркадий Ветошкин говорит? — встревоженный женский голос. — Меня зовут Валентина Дроздова, я живу по соседству с Ириной. Мне срочно нужно с вами встретиться. Речь идёт о ваших сыновьях.
***
Кафе в центре города. Через полтора часа.
— Благодарю вас, что нашли время, — Валентина, приятная женщина средних лет, нервозно крутила в руках чайную ложечку. — Я очень долго колебалась, стоит ли вам звонить.
— Что случилось с детьми? Они в опасности?
— С младшим мальчиком вроде бы всё нормально. А вот с Павликом… Я проживаю в соседней квартире, стенки тонкие, поэтому слышно почти всё. Подросток целыми сутками в комнате заперт, практически ничего не ест. А позавчера… позавчера я слышала, как он кричал, что больше жить не хочет.
— Что вы говорите?! — Аркадий резко поднялся с места.
— Пожалуйста, сядьте, не нужно привлекать внимание. Ирина строго-настрого запретила ему с вами контактировать. Каждый день рассказывает мерзости про вас. Мальчик мечется между молотом и наковальней — отца любит, но мать постоянно давит. Детская психика не справляется.
— Мне необходимо его увидеть!
— Завтра утром Ирина планирует ехать к матери вместе с Никитой. Павлик должен остаться дома — у него контрольная работа. Приходите около пяти часов.
***
Квартира Ирины. Следующий день.
Аркадий долго стоял перед знакомой дверью, собираясь с духом. Последний разговор с Ириной оставил в душе горький осадок, но думы о детях не давали покоя. Он нажал на звонок. Долгая пауза, потом медленные, словно нехотя, шаги.
— Кто там?
— Павлик, это я, папа. Открой, пожалуйста.
За дверью воцарилась тишина. Затем послышался дрожащий от волнения голос:
— Пап? — голос дрогнул. — Мама сказала, что ты не придёшь никогда. Что ты нас бросил.
— Сынок, как я могу тебя бросить? Открой дверь. Мне очень нужно с тобой поговорить.
Замок щёлкнул, и дверь приоткрылась на цепочке. Аркадий ахнул — перед ним стоял исхудавший подросток с глубокими чёрными кругами под красными. Лицо Павла осунулось так, будто он долго болел.
— Павлик, что с тобой случилось?
Мальчик снял цепочку и распахнул дверь. В следующую секунду он уже висел на отцовской шее, судорожно всхлипывая.
— Пап… — Павел прижимался к отцу, словно боясь, что тот исчезнет. — Пап, прости меня! Я не хотел говорить те ужасные слова! Я не думал ни одного! Мама заставляла, говорила, что если я не скажу, то ты..
— Тише, тише, сынок. Всё хорошо, — Аркадий гладил сына по взъерошенным волосам. — Я всё понимаю.
— Нет, не хорошо! — Павлик отстранился и посмотрел отцу в глаза. Всё его тело трясло от нервного напряжения. — Я больше так не могу! Мама каждый день рассказывает, какой ты отвратительный, как предал нас, как бросил, а я-то знаю, что это неправда! Но если я попробую что-то сказать в твою защиту, она начинает кричать, что я предатель, что выбираю чужого человека вместо родной матери!
Аркадий внимательно всматривался в лицо сына. Мальчик выглядел измождённым, нервы его были натянуты до предела.
— Павлик, послушай меня внимательно. Ты не виноват абсолютно ни в чём. Это проблемы взрослых людей.
— Пап, иногда я думаю… я думаю, что хочу умереть, чтобы эта боль прекратилась. — всхлипнул подросток. — Я не сплю по ночам, у меня болит голова, в школе ничего не понимаю…
— Боже мой, не говори так никогда! — Аркадий крепче обнял сына, испугавшись его слов. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я найду выход из этого кошмара.
— Что ты здесь делаешь?! — резкий голос прорезал воздух. В дверях стояла Ирина, лицо её пылало от ненависти. — Как ты посмел явиться в мой дом?!
— Ирина, остановись и посмотри на своего ребёнка! — Аркадий развернулся к бывшей жене. — Ты хотя бы видишь, во что превратился Павлик?
— Это всё исключительно из-за тебя! — закричала женщина. — Если бы ты не лез сюда со своими разговорами! Павлик, немедленно иди к себе в комнату!
— Нет! — крикнул мальчик. — Я больше не хочу прятаться! Я хочу остаться с папой!
— Ах, так? — глаза Ирины сузились. Она резко схватила сына за худое плечо, впиваясь пальцами в ткань рубашки. — Значит, ты тоже предатель? Точно как твой горе-отец?
— Мама, ты делаешь мне больно!
— Немедленно отпусти его! — Аркадий шагнул вперёд и оттолкнул бывшую жену от ребёнка.
— Не смей меня трогать своими грязными руками! — взвизгнула Ирина. — Я сейчас же вызову полицию! Скажу, что ты ворвался в квартиру и напал на нас!
— Мама, не надо! — взмолился Павлик.
— А ты молчи! Видимо, я была слишком мягкой с тобой!
Аркадий понял, что продолжение разговора только усугубит положение сына.
— Павлик, я обязательно вернусь, — тихо сказал он мальчику. — И мы решим эту проблему. Обещаю тебе.
***
Психиатрическая больница. Две недели спустя.
Аркадий нервно расхаживал по коридору больницы, ожидая доктора. Два дня назад Ирина позвонила ему, рыдая в трубку и обвиняя во всех грехах. Павлик попытался выброситься с балкона. Слава богу, сосед из нижней квартиры заметил мальчика и успел вызвать спасательную службу.
— Господин Ветошкин? — из палаты вышел пожилой мужчина в белом халате. — Я доктор Фёдор Ласточкин. Могу я с вами поговорить?
— Конечно. Как мой сын?
Врач указал на кресла в коридоре, и они присели.
— Острый депрессивный эпизод с ярко выраженными суицидальными наклонностями, — начал доктор без обиняков. — Мальчик находится в критическом психологическом состоянии. Скажите, что происходило в семье последнее время?
Аркадий подробно рассказал о разводе, о поведении Ирины, о попытках настроить детей против него.
— Понятно, — кивнул доктор Ласточкин. — Классический, к сожалению, случай родительского отчуждения. Ребёнок буквально разрывался между любовью к отцу и психологическим давлением матери. Детская психика просто не выдержала такой нагрузки.
— Можно его увидеть?
— Да, но совсем недолго. И запомните, господин Ветошкин — мальчику жизненно необходима стабильная, спокойная обстановка. Постоянные конфликты родителей могут привести к совершенно необратимым последствиям.
В палате интенсивной терапии Павлик лежал под капельницей, бледный как больничная простыня. Заметив отца, он слабо улыбнулся.
— Пап? Ты пришёл?
— Конечно, я здесь, сынок, — Аркадий сел на край кровати и взял тонкую руку сына в свои ладони.
— Мама уже приходила. Сказала, что это ты меня довёл до такого состояния. Что если бы ты не появлялся, ничего бы не случилось.
Аркадий сжал зубы, подавляя приступ гнева на бывшую жену.
— Павлик…
— Не волнуйся, пап. Я же не маленький, всё понимаю. Доктор тоже много чего объяснил. Сказал, что у меня тяжёлая депрессия из-за… как он выразился… токсичной семейной обстановки.
— Прости меня, сынок.
— За что, пап? Ты единственный, кто меня не обманывал.
***
Квартира Евгении Михайловны. Месяц спустя.
Аркадий сидел за кухонным столом напротив матери, рассеянно помешивая ложечкой чай. Евгения Михайловна с тревогой наблюдала за сыном — за последние недели он заметно постарел, появились глубокие морщины, седина тронула виски.
— Как дела у Павлика? — осторожно спросила пожилая женщина.
— Выписали позавчера. Но доктор предупредил, что понадобится длительная психотерапия. И самое главное условие — абсолютно спокойная домашняя обстановка.
— А Ирина согласилась на совместную опеку?
Аркадий горько усмехнулся.
— Где там! Она теперь всем знакомым рассказывает, что это я довёл ребёнка до попытки самоубийства. Что я специально приходил, чтобы настроить сына против матери.
— Господи, что же это за человек такой! — всплеснула руками Евгения Михайловна. — А как младшенький, Никитка?
— Не знаю, мама. Я его уже полгода не видел вообще. Ирина прячет мальчика, как партизан подпольщика. В школу водит и забирает сама, на дополнительные занятия не отпускает.
— А этот её сожитель? Константин?
— Костя съехал от неё месяц назад. Наверное, наконец-то понял, с каким человеком связался.
В этот момент зазвонил мобильный телефон Аркадия.
— Алло?
— Пап? — в трубке раздался осторожный детский голос. — Пап, это я, Никитка.
— Никитка! — лицо Аркадия просветлело. — Сынок, как дела? Как ты?
— Папа, я сейчас у бабушки Зины. Мама с подружками уехала на дачу до понедельника. Ты можешь приехать? Мне очень хочется тебя увидеть.
— Конечно могу! Сейчас же еду к тебе!
— Только осторожно, пап. Мама сказала, что если бабушка пустит тебя в дом, то она больше не будет со мной разговаривать.
***
Десять лет спустя. Квартира Павла Ветошкина.
Аркадий долго стоял перед знакомой дверью, собираясь с духом. За стенами слышались звуки телевизора, приглушённые голоса. Он поднял руку и постучал.
— Паша, открывай, это я!
Звуки стихли. Затем послышались неуверенные шаги.
— Пап? — голос за дверью звучал хрипло. — Пап, не надо… Иди домой.
— Сынок, открой дверь. Я знаю, что ты пьёшь. Соседи звонили. Валентина Дроздова беспокоится.
Замок щёлкнул несколько раз — видимо, Павел никак не мог попасть ключом в скважину. Наконец дверь открылась. Двадцатичетырёхлетний Павел стоял на пороге, покачиваясь, с бутылкой водки в руке. Его лицо осунулось, глаза покраснели, а некогда спортивная фигура обрюзгла.
— Ну что, пришёл! посмотреть на своё творение? — он криво усмехнулся, отступая в глубь квартиры.
Аркадий вошёл, закрывая за собой дверь. Квартира представляла собой печальное зрелище: грязная посуда в раковине, пустые бутылки на столе, одежда валяется по полу.
— Павел, что ты несёшь? Какое моё творение?
— А что? — Павел сделал глоток прямо из горла. — Мать права была! Ты нас бросил, а теперь строишь из себя заботливого отца! «Сынок, как дела? Сынок, не пей!» А где ты был, когда мне было четырнадцать?
— Сын, ты же знаешь, что это не так. Мы это сто раз обсуждали у психолога. У Ласточкина. Фёдор Михайлович объяснял тебе…
— Знаю… — Павел тяжело опустился на диван, почти упав на подушки. — Знаю, отец. Просто… Просто я сломан. Понимаешь? Мама сломала меня тогда, в детстве. Каждый день орала: «Твой отец нас бросил. Твой отец нас не любит. Твой отец завёл себе новую семью». И я не могу собрать себя обратно. Не могу выкинуть эти слова из головы.
Аркадий сел рядом, осторожно убирая бутылку из рук сына.
— Давай я отвезу тебя в клинику. Там помогут. Есть хорошие врачи…
— В очередную клинику? — Павел горько засмеялся. — Отец, я был уже в пяти. Алкоголизм, депрессия, тревожное расстройство, панические атаки… Я ходячий каталог психических болезней. И знаешь, что говорят все врачи? Что корни всего этого в детской травме.
— А Никита звонил? Как он там?
— Из Канады? Нет, уже месяца два молчит. Он нас всех вычеркнул. И правильно сделал. Сбежал от этого безумия подальше. Умный парень, мой братишка. Не стал тонуть в этом болоте вместе со мной.
Аркадий взял сына за плечи.
— Павел, послушай меня. Ты можешь начать заново. Тебе всего двадцать четыре. Впереди вся жизнь.
— Какая жизнь, отец? — глаза Павла наполнились слезами. — Я не могу работать нормально. Любые отношения рушу на корню. Алкоголь — единственное, что заглушает голос в голове. Материнский голос, который всё время повторяет, какой я несчастный и брошенный.
***
Кафе в аэропорту. Настоящее время.
Аркадий нервно листал телефонную книгу, выискивая номер больницы. Рядом с ним сидел мужчина лет тридцати — высокий, подтянутый, с уверенным взглядом. Только привычка теребить волосы выдавала в нём того самого Никиту, который пятнадцать лет назад сбежал из дома.
— Ты же понимаешь, что Павел в реанимации из-за тебя? — говорил Аркадий в трубку, стараясь сдержать нарастающую злость.
— Заткнись! — орала Ирина на другом конце провода. — Это всё ты! Ты разрушил нашу семью! Ты довёл детей!
— Ира, я никогда…
— Молчи! Ты бросил нас! Ты выбрал свою бабу вместо родных детей!
Аркадий сбросил вызов и тяжко опустился на стул.
— Прости, Никита. Она не изменилась. Всё те же обвинения, всё та же злость.
— Я не ждал другого, — Никита говорил по-русски с лёгким акцентом. — Пятнадцать лет в Канаде, а некоторые вещи не забываются. Знаешь, почему я вернулся?
— Из-за Павла?
— Да. И ещё… Пап, я получил письмо от маминой подруги. От Лены Рощиной. Помнишь её? Они вместе в институте учились.
— Помню. Что она писала?
— Что мама совсем плоха. И не только морально. Сто тридцать килограммов веса, диабет, гипертония. Живёт одна в той же квартире, ни с кем не общается. Даже бабушка Зина к ней больше не ходит — они поссорились два года назад.
Аркадий покачал головой.
— Жаль её. Искренне жаль.
— Жаль? — Никита удивлённо посмотрел на отца. — После всего, что она сделала с нами? С Пашкой особенно?
— Никит, она больной человек. Я понял это слишком поздно, когда начал ходить к психологу. Её желание контролировать, манипулировать, её параноидальная подозрительность — это симптомы серьёзного расстройства личности. И она заразила этим Павла.
— А меня не заразила, потому что я сбежал вовремя.
— Ты правильно сделал. Хотя мне было больно терять и тебя тоже.
Никита помолчал, глядя в окно на взлетающие самолёты.
— Знаешь, что сказал мне психолог в Торонто? Доктор Кэмпбелл. Что некоторые родители едят своих детей. В психологическом смысле, конечно. Используют их для решения собственных проблем, для мести, для самоутверждения — не думая о последствиях.
— Твоя мать ненавидела меня. И хотела отомстить. А оружием сделала вас с Павлом.
— И это оружие выстрелило в неё саму. Подумать только — Павел спивается и умирает, я уехал навсегда и даже фамилию сменил в документах. Что она получила в итоге? За что боролась?
Телефон Никиты внезапно зазвонил. Он взглянул на экран и нахмурился.
— Алло? Да, это Никита Ветошкин. Что? Когда? Понял, мы едем.
Он посмотрел на отца, и Аркадий прочитал в его глазах облегчение.
— Павлик пришёл в себя. Врачи говорят, кризис миновал. Он просит нас приехать. Говорит, что хочет поговорить.
— Слава богу! А… а он спрашивал про мать?
— Да. Он хочет видеть маму. Сказал медсестре, что хочет поговорить с ней. Попрощаться или помириться — не знаю.
— Зачем?
Никита пожал плечами.
— Сказал, что много думал, лёжа без сознания. И принял какое-то решение. Какое — не говорит.
***
Больничные коридоры пропитаны запахом дезинфекции и человеческих страданий. Здесь время течёт по-особому — медленно и неумолимо, словно песок в песочных часах. Палата интенсивной терапии на третьем этаже кардиологического отделения стала местом, где должна была разыграться последняя сцена семейной драмы, длившейся пятнадцать лет.
Павел лежал под капельницами, его худощавое лицо приобрело нездоровый жёлтый оттенок, но глаза были открыты и осмысленны. Когда в палату вошли Аркадий и Никита, он медленно повернул голову к двери.
— Отец, Никита… Вы приехали, — голос звучал слабо, но в нём не было безразличия умирающего человека. Скорее — решимость.
Аркадий подошёл к кровати, стараясь скрыть ужас от того, во что превратился его старший сын. Когда-то крепкий парень, капитан университетской команды по футболу, теперь казался тенью самого себя.
— Как ты, сынок?
— Врач сказал, что если бы ещё час — не откачали бы, — Павел попытался улыбнуться, но получилась скорее гримаса. — Цирроз печени в двадцать четыре года — это достижение, да? Не каждому удаётся так быстро убить себя.
Никита опустился на стул возле кровати. Младший сын Ветошкиных прилетел из Торонто, едва получив сообщение о госпитализации брата. Пять лет он не был на родине, пять лет строил новую жизнь за океаном, пытаясь забыть прошлое.
— Паш, врачи говорят о трансплантации. Есть шансы, — начал было Никита, но брат остановил его слабым движением руки.
— Не надо, Никит. Я всё решил. Но перед… перед тем как уйти, хочу кое-что исправить. Или хотя бы попытаться.
— Что ты именно? — спросил Аркадий, садясь на край кровати.
— Паш, зачем ты хочешь видеть мать? — прямо спросил Никита. — Ты же знаешь, что она…
— Хочу сказать ей правду. Всю правду. Пока не поздно, — Павел закрыл глаза. — Я слишком долго молчал. Мы все слишком долго молчали.
— Она не придёт, — покачал головой Никита. — После того скандала два года назад, когда ты попросил денег на лечение…
— Придёт, — слабо усмехнулся Павел. — Я сказал медсестре, что оставляю ей квартиру. Она примчится за наследством. Мать всегда была практичной женщиной.
Аркадий вздрогнул. Даже сейчас, на смертном одре, его сын говорил о матери с такой горечью, что становилось больно.
— Павел, может, не стоит? Ты слишком слаб для конфликтов.
— Отец, я умираю. У меня больше нет времени на дипломатию, — Павел открыл глаза и посмотрел на отца. — Пятнадцать лет я носил в себе то, что должен был сказать ещё подростком. Пятнадцать лет я пил, чтобы заглушить эту боль. Хватит.
Час спустя в коридоре послышались тяжёлые шаги и прерывистое дыхание. В палату, придерживаясь за дверной косяк, вошла Ирина. За пятнадцать лет она превратилась в огромную, одышливую женщину. Её некогда красивое лицо расплылось, глаза почти потонули в складках щёк.
— Павлик! Сыночек мой! — она бросилась к кровати, но остановилась, увидев Аркадия и Никиту. — Что они тут делают?
— Здравствуй, мама, — спокойно сказал Павел. — Я их позвал. Садись, мам. Нам нужно поговорить.
— О чём, сыночек? — Ирина опустилась на стул, не сводя подозрительного взгляда с бывшего мужа. — О квартире? Не волнуйся, я всё оформлю как надо. Эти… они не получат ничего.
— Нет, мам, — Павел медленно повернул голову к ней. — О том, как ты уничтожила нашу семью.
— Что? — Ирина опешила. — Павел, ты бредишь! У тебя температура, ты не понимаешь, что говоришь!
— Я умираю, мам, — тихо сказал Павел. — Врачи дают мне неделю, максимум две. Печень отказала окончательно. И знаешь почему?
Ирина замолчала, её лицо побледнело.
— Это всё твой отец… — начала она привычно, но Павел перебил её.
— НЕТ! — он попытался приподняться, и капельница качнулась. — Это ТЫ! ТЫ настраивала нас против отца каждый день! ТЫ врала нам с утра до вечера! ТЫ использовала нас как оружие в своей мести!
— Как ты смеешь так говорить с матерью! — вскипела Ирина.
— Я смею, потому что умираю! — Павел говорил всё громче, несмотря на слабость. — И хочу, чтобы ты знала правду — я спился из-за тебя! Из-за той боли, которую ты мне причинила в детстве! Из-за того, что ТЫ заставила меня НЕНАВИДЕТЬ собственного отца!
— Я хотела защитить вас! Я хотела как лучше!
— Для кого? — Павел попытался сесть, Аркадий поддержал его. — Для себя! Ты хотела отомстить отцу и не думала о нас! Посмотри на результат — Никита сбежал на другой конец света, лишь бы не видеть этого кошмара, а я лежу тут и умираю в двадцать четыре года!
— Павлик, успокойся, — Ирина попыталась взять его за руку, но он отдёрнул её.
— Не смей меня трогать! — в его голосе прозвучала такая ненависть, что Ирина отшатнулась. — И знаешь что самое главное? ОТЕЦ нам не изменял. Это ты спала с Зубаревым. Я видел вас ещё до развода. Мне было девять лет, я пришёл домой раньше из школы и увидел, как вы целуетесь на кухне. Но ты убедила нас, что виноват отец.
Воцарилась тишина. Ирина сидела, тяжело дыша, её лицо стало серым.
— Я… это не… — она попыталась что-то сказать, но слова не шли.
— Что, мам? Будешь отрицать? — Павел говорил уже тише, силы покидали его. — Будешь рассказывать, как плохой папа бросил семью ради другой женщины? Как он не любил своих детей?
— Павлик, это было… сложное время, — прошептала Ирина.
— Сложное? — рассмеялся Павел, и этот смех прозвучал страшно. — Знаешь, что было сложного? Каждый день слышать, какой у тебя плохой отец. Каждый день видеть твоё лицо, искажённое ненавистью. Каждый день понимать, что я должен выбирать — тебя или его.
Никита молча слушал, сжав губы.
— А потом, — продолжал Павел, — когда мне исполнилось шестнадцать, я узнал правду от твоей подруги Лены. Она напилась на твоих именинах и рассказала мне всё. Про Костю, про то, как ты планировала развод, про то, как хотела «наказать эту скотину».
— Лена всегда была дурой, — зло сказала Ирина.
— Лена была честной! — крикнул Павел, и медицинские приборы тревожно запищали. — В отличие от тебя! И знаешь, что я сделал, когда узнал правду? Начал пить. В шестнадцать лет. Чтобы заглушить боль от понимания, что мать — лгунья и предательница.
— Ты не понимаешь… — начала Ирина, но Павел перебил её.
— Понимаю! Понимаю всё! Ты не могла простить отец, что он не такой, как ты хотела. Что он не дарил тебе бриллианты, как Костя. Что он работал простым директором в своей компании. Что он читал книги вместо того, чтобы возить тебя по ресторанам.
— Твой отец был скучным человеком!
— А ты была СТЕРВОЙ! — выкрикнул Павел. — Но это не даёт права ломать наши души!
В палате воцарилась тяжёлая тишина. Павел откинулся на подушки, дыша с трудом. Аркадий смотрел в окно, не в силах встретиться глазами с бывшей женой.
— Квартиру я завещаю отцу, — сказал наконец Павел. — А тебе… Тебе я оставляю только правду о том, кто ты есть. Эгоистичная, мстительная женщина, которая уничтожила своих детей ради сведения счётов с бывшим мужем.
— Павлик, прости меня… — Ирина заплакала, её массивное тело сотрясалось от рыданий. — Я не хотела… я не думала…
— Поздно, мам, — тихо сказал Павел. — Слишком поздно. Восемь лет я пью каждый день, чтобы забыть, как предавала родная мать. Восемь лет я ненавижу себя за то, что поверил твоей лжи. Иди. И живи с этим знанием.
— Сынок…
— ИДИ! — крикнул Павел изо всех сил. — Иди и больше не приходи! Ты для меня умерла в тот день, когда я узнал правду!
Ирина, рыдая и хватаясь за стены, выбежала из палаты. Её плач ещё долго раздавался в коридоре.
— Паш, может, не стоило так жёстко? — тихо сказал Аркадий. — Всё-таки она твоя мать…
— Пап, — Павел посмотрел на отца усталыми глазами, — я умираю. У меня нет времени на вежливость. Хотя бы перед смертью я сказал правду. Правду, которую должен был сказать пятнадцать лет назад.
— Паш, — Никита взял брата за руку, — ты не умрёшь. Есть программы трансплантации, есть донорские списки…
— Никит, не надо, — Павел слабо сжал его пальцы. — Я не хочу бороться. Я не хочу жить с этим грузом. Я так долго ненавидел себя, так долго разрушал своё тело алкоголем… Я готов уйти.
— Но мы же только начали восстанавливать отношения, — сказал Аркадий. — После стольких лет…
— Именно поэтому я и позвал вас, — Павел попытался улыбнуться. — Просто… просто побудьте со мной. Как семья. Как должно было быть с самого начала.
***
Через неделю Павел умер. На похоронах Ирина не появилась — соседи сказали, что её увезла скорая с сердечным приступом.
Через месяц Никита вернулся в Канаду. Аркадий остался один в опустевшей квартире сына, перебирая фотографии счастливой семьи, которой больше не существовало.
А Ирина доживала свои дни в одиночестве, толстая, больная и всеми забытая. Каждую ночь ей снились её мальчики — маленькие, счастливые, любящие. И каждое утро она просыпалась в пустой квартире, понимая, что сама уничтожила всё, что любила.
Месть обернулась против неё самой. Желая наказать бывшего мужа, она наказала себя — потерей детей, здоровья и смысла жизни.
История семьи Ветошкиных стала притчей во языцех среди знакомых — о том, как родительский эгоизм может уничтожить детские жизни, и о том, что месть — это яд, который отравляет прежде всего того, кто его готовит.
