Луч солнца играл в скромной веточке фрезии в моих волосах. Я ловила отражение в стекле и думала, что счастье – это вот оно, тихое и дрожащее, как этот солнечный зайчик. Сегодня я выходила замуж за Максима. Любовь всей моей жизни.
Мое платье было простым, без кружев и страз, но идеально сидело по фигуре. Я сама его выбирала и была счастлива. Счастье мое длилось ровно до того момента, пока в комнату не вошла Лидия Петровна, мама Максима.
Она с порога окинула меня оценивающим, холодным взглядом, от которого по коже побежали мурашки.
— Ну, надо же, — ее голос прозвучал как скрежет по стеклу. — И это ты называешь подвенечным нарядом, Алиса? На птичьих правах брак, на птичьих правах и платьице. Прямо как у Золушки до доброй феи. Только феи-то, я смотрю, так и не появилось.
Я сглотнула комок в горте, стараясь сохранить спокойствие.
— Мне оно нравится, Лидия Петровна. И Максу тоже.
— Максим мой сын, он из чувства жалости готов сказать, что рваный мешок тебе к лицу, — фыркнула она, приблизившись и взяв в руки край ткани. — Материал так и норовит зацепиться. Экономия чувствуется за версту.
Она отпустила платье с таким видом, будто испачкала пальцы.
Потом ее взгляд упал на мою руку. На тонкое золотое кольцо с крошечным бриллиантом, которое Максим с такой гордостью на меня надел месяц назад.
— Боже мой, — она притворно ахнула, хватая мою руку. — И это всё? Я уж думала, ты хоть на свадьбу закажешь себе что-то приличное в ломбарде. Смотри-ка, камешек-то чуть больше песчинки. Максим, — она обернулась к вошедшему в комнату сыну, — ты что, совсем из ума выжил? На что люди смотреть будут? Скажут, что мы нищебродов в семью пригрели.
Максим смущенно вздохнул, поправив галстук.
— Мам, хватит, пожалуйста. Алисе нравится, и мне нравится. Это же наш день.
— Твой день! — вспыхнула Лидия Петровна. — Твой день, а выглядишь так, будто на паперть собираешься. И она… — она кивнула в мою сторону, — она тебе не пара, сынок. Я тебе сразу говорила. Посмотри на нее! Ни рода, ни племени, приданого никакого. Одни глаза да надежды на твой кошелек. Ты ее содержать будешь, как я погляжу. Кормить эту… нищенку.
От слова «нищенка» у меня внутри все оборвалось. Я посмотрела на Максима, умоляя его глазами защитить меня, остановить это.
Он подошел, обнял меня за плечи, но его объятия были вялыми, без уверенности.
— Мама, перестань. Все будет хорошо. Мы любим друг друга.
— Любовь любовью, а кушать хочется всегда, — язвительно заметила свекровь. — Ну, ладно, раз уж ты так решил. Только не удивляйся потом, когда она тебя же на мельницу сведет. Пойдем, ждут нас.
Она вышла из комнаты, оставив за собой шлейф тяжелого, сладковатого парфюма.
Я стояла, не двигаясь, чувствуя, как дрожь подкашивает ноги. Слезы подступали к глазам, но я их с яростью сглотнула. Не сейчас. Ни за что.
Максим притянул меня к себе.
— Прости ее, Лиска. Она же мама. Она просто беспокоится за меня. Не обращай внимания.
Я кивнула, уткнувшись лицом в его лацкан. Его слова должны были утешить, но они лишь отозвались горечью. «Она же мама». Эта фраза, как я уже начинала понимать, была индульгенцией на любое оскорбление в мой адрес.
Я посмотрела в свое отражение. Девушка в простом платье с потухшими глазами. «Нищенка». Эхо этого слова звенело в висках.
Я сделала глубокий вдох, расправила плечи. Ради него. Ради нас. Я все стерплю.
После свадьбы мы с Максимом переехали в нашу небольшую, но уютную квартирку. Я надеялась, что расстояние и стены оградят нас от ядовитых стрел Лидии Петровны. Надеялась наивно.
Ее визиты стали ежедневным ритуалом. Она не стучалась, а входила с видом полновластной хозяйки, держа в руках очередной «подарок». Это была не помощь, а тонкое, изощренное унижение.
— О, я тут разбирала сервиз, — объявила она как-то утром, входя без стука и ставя на наш новый стол картонную коробку. — Этот уже немодный, да и золотая каемка немного облупилась. Но вам, я думаю, сгодится. Вам ведь пока не до роскоши, верно, Алиса?
Она вынимала тарелки с нежно-розовыми цветочками и потрескавшейся позолотой. Пахло стариной и затхлостью.
— Спасибо, Лидия Петровна, — выдавила я, чувствуя, как горчит во рту. — Но у нас уже есть посуда.
— Какая? — она презрительно скривила губы. — Эти ваши дешевые стеклянные миски? Максим с детства привык есть из фарфора. Или ты хочешь, чтобы мой сын чувствовал себя студентом в общаге?
Максим, стоя у плиты, лишь вздохнул:
— Мам, не надо. Спасибо за сервиз. Мы как-нибудь им воспользуемся.
— Вот именно, — удовлетворенно кивнула она. — А это тебе, Алиса.
Она протянула мне полиэтиленовый пакет. Внутри лежало платье цвета увядшей сирени, с затертыми локтями и следами утюга на груди.
— Отдаю тебе. Я его почти не носила. Оно тебе будет впору, ты же худая, как щепка. Тебе явно не на что обновлять гардероб.
Я молча взяла пакет. Руки сами сжались в кулаки, сминая шуршащий полиэтилен. Я видела это платье на старых фотографиях у них дома. Лидия Петровна носила его лет десять назад.
Помимо вещей, были и «продуктовые наборы». Она приносила йогурты с истекающим сроком годности, помятые фрукты, печенье, которое прекрасно крошилось в руках.
— В магазине акция была, я купила про запас, а это уже не влезает в холодильник. Вы ведь не привередливые?
Она постоянно давала советы, как нам жить: куда поставить диван, какую программу стирки выбрать для Максимых рубашек, какие дешевые макароны лучше развариваются. Ее присутствие витало в квартире тяжелым духом, даже когда она уходила.
Однажды вечером, за ужином, Максим осторожно спросил о моих планах на работу. Я удаленно управляла своими салонами, но для всех, включая мужа, это была «удаленка в сфере услуг» — намеренно размытая формулировка, которая всех устраивала.
— Я пока присматриваюсь к рынку, — уклончиво ответила я.
Лидия Петровна, которая как раз мыла посуду нашим новым стаканам, фыркнула.
— Присматриваешься? Сидишь на шее у мужа, пока он пашет, это ты хотела сказать? Молодая, здоровая, и без дела. В мое время стыдно было сидеть без работы.
— Мама, она не сидит без дела, — слабо вступился Максим.
— А что это она тогда делает? — свекровь повернулась ко мне, вытирая руки о полотенце. — Уборка в однокомнатной квартире — это не работа. Тебе нужно встать, наконец, с дивана и найти себя.
Она помолчала, и в ее глазах блеснула известная ей одной мысль.
— Знаешь что… Я тут поговорить могу за тебя. У нас в салоне как раз требуется девушка. Работа не пыльная, но хоть какая-то копейка в семейный бюджет будет. И для тебя полезно — людей посмотришь, себя покажешь.
Меня будто током ударило. Я чуть не поперхнулась водой. «В нашем салоне». Это был один из моих салонов, я знала, что она там работает администратором.
— Спасибо за заботу, Лидия Петровна, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Но я сама…
— Что «сама»? — она меня резко перебила. — Сама будешь и дальше пыль глотать перед компьютером? Нет, ты послушай меня. Место хорошее, салон элитный, клиенты приличные. Правда, для начала тебе придется поработать уборщицей. Там сейчас вакансия. Зато стабильно, в белом халате, не на улице же. Ну что? Я могу слово замолвить.
Она смотрела на меня с высокомерной усмешкой, ожидая благодарности за такую милость. За то, что предлагает хозяйке сети вытирать пыль в ее же собственном салоне.
Я посмотрела на ее самодовольное лицо, на растерянного Максима, и во мне что-то щелкнуло. Горячая волна гнева сменилась ледяным, кристально чистым спокойствием. Желанием посмотреть на это изнутри. Увидеть все своими глазами.
Я медленно улыбнулась.
— Вы знаете, Лидия Петровна, это… неожиданное предложение. Я подумаю.
Решение созрело мгновенно, в тот самый миг, когда высокомерная усмешка тронула губы Лидии Петровны. Да, я соглашалась. Но не для того, чтобы стать уборщицей. А для того, чтобы стать свидетелем.
Как только за ней закрылась дверь, я прошла в спальню, взяла свой второй, личный телефон и набрала номер.
— Игорь, добрый вечер, это Алиса, — сказала я, услышав голос управляющего моей сетью.
— Алиса Сергеевна! Добрый вечер. Что случилось? — в его голосе сразу послышалась настороженность. Я редко звонила так поздно.
— Игорь, ситуация нестандартная. Мне нужно, чтобы вы устроили в салон «Эдем» на Французском бульваре новую сотрудницу. На должность уборщицы.
На той стороне линии повисло недоуменное молчание.
— Я… прошу прощения, probably ослышался. Вы хотите устроить кого-то… уборщицей? У нас же заключен контракт с клининговой компанией, их персонал работает в ночную смену.
— Я знаю. Это не просто кто-то. Это я, Игорь.
Теперь молчание затянулось надолго. Я почти физически ощутила, как в голове у моего обычно невозмутимого управляющего рушатся все шаблоны.
— Вы?.. На должность уборщицы? Алиса Сергеевна, может, вы неважно себя чувствуете? Или это какой-то корпоративный эксперимент? — он заговорил быстро, сбивчиво. — Я могу организовать вам проверку в любом формате, но…
— Игорь, дышите глубже. Это личная просьба. Мне нужно побыть в этом салоне под видом новенькой. Несколько дней. Максимум — неделя. Никто не должен знать, кто я. Никто. Для всех я — Алиса, безработная, которую по блату устроила Лидия Петровна. Вы поняли?
— Понял, — в его голосе прозвучала вымученная покорность. — Но как я объясню это администрации? Клининговая компания, договор…
— Скажите, что это инициатива головного офиса. Скажите, что тестируете нового поставщика услуг или проводите внутренний аудит чистоты. Придумайте что-нибудь. Ваша задача — чтобы меня взяли без лишних вопросов и чтобы мое присутствие не вызывало подозрений у сотрудников, особенно у администратора Лидии Петровны. Она и так считает меня никчемной, это только сыграет нам на руку.
— Хорошо, — вздохнул Игорь. — Я все организую. Когда вас ждать?
— Завтра. Утром я приду на собеседование.
На следующее утро я оделась в самые простые джинсы и старый свитер, надела кроссовки, собрала волосы в простой хвост и почти не наносила макияж. Я внимательно посмотрела на свое отражение. Да, я выглядела как обычная, немного уставшая от жизни девушка, ищущая любую работу.
В салоне «Эдем» пахло дорогими духами, лавандой и стерильной чистотой. У зеркал тихо перешептывались стилисты с клиентками, доносилось негромкое жужжание фенов.
За стойкой администратора, сверкая идеальной укладкой и безупречным маникюром, сидела Лидия Петровна. Она что-то бойко печатала на компьютере, изредка бросая властные взгляды на происходящее вокруг.
Я подошла к свободной девушке-администратору.
— Здравствуйте, мне сказали подойти по поводу вакансии.
Девушка собиралась что-то ответить, но Лидия Петровна подняла голову. Ее глаза сузились, когда она узнала меня. В них мелькнуло удивление, которое мгновенно сменилось презрительным равнодушием. Она сделала вид, что видит меня впервые.
— А, это ты, — бросила она через стойку, не удостоив меня приветствием. — Ну что, решила попробовать? Работать-то хоть умеешь? Или только мужа кормить с ложечки?
Она громко сказала это, и пара стилистов удивленно посмотрели в нашу сторону. У меня внутри все сжалось, но я лишь опустила взгляд, изображая смущение.
— Я постараюсь, Лидия Петровна.
— Меня здесь Лидия Петровна для тебя не будет, — отрезала она. — Я здесь ваш непосредственный начальник. Вы для меня все на «вы». Понятно?
— Понятно.
— Ладно. Катя, — она кивнула другой администраторше, — проведи ее к Марье Ивановне, в отдел кадров. Пусть оформляется. Только смотри, — она снова перевела взгляд на меня, — работа ответственная, салон элитный. Если что-то сделаешь не так или что-то возьмешь без спроса — сразу вылетишь за дверь. У нас тут не любят лентяек и воришек.
Ее слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые. Она отвернулась к монитору, демонстративно показывая, что разговор окончен.
Я пошла за Катей по коридору, чувствуя ее жалостливый взгляд на себе.
— Вы не обращайте внимания, — тихо прошептала она, когда отошли подальше. — Она со всеми такая. Считает, что вся держится на ней одной. Вечно ворчит, что владелица наша, цитата, «старая дурра, которой просто повезло с деньгами», и ничего в бизнесе не понимает.
Я чуть не поперхнулась от неожиданности. Моя собственная свекровь, сидя на моей же зарплате, так отзывается обо мне?
— Да? — сделала я наивное лицо. — А кто владелица?
— Да кто ж ее знает, — пожала плечами Катя. — Какая-то молодая, говорят, редко появляется, все через управляющего. Ну, мы и работаем. Лидия Петровна ее на чем свет стоит костит, но зарплату свою получает исправно, это главное.
Она постучала в дверь с табличкой «Отдел кадров».
Я вошла, все еще переваривая услышанное. Игра начиналась. И я уже видела первые, самые уродливые ее карты.
Мой первый рабочий день начался с унижения. Лидия Петровна встретила меня у раздевалки для персонала и, скривив губы, протянула сверток с формой.
— На, носи. Постирать не забудь в конце дня. У нас тут чистота — прежде всего. Хотя тебе, я смотрю, это понятие незнакомо, — она презрительно окинула взглядом мои джинсы.
Форма представляла собой простой светлый халат, чуть большего размера, чем нужно. Я переоделась и вышла. Лидия Петровна уже ждала, опершись о швабру.
— Инструктаж будет коротким. Моешь полы, вытираешь пыль, следишь за чистотой в подсобках и санузлах. Клиентские зоны убираешь быстро и незаметно. Ни с кем не болтаешь. Ко мне обращаться строго по имени-отчеству. Вопросы есть?
— Нет, Лидия Петровна.
— Тогда приступай. Для начала — туалетная комната. Там после клиентов надо прибрать.
Она произнесла это с особым удовольствием, показывая, что именно на такую работу я и была годна.
Я молча взяла ведро и тряпки. Работа была несложной, просто монотонной. Я мыла, вытирала, раскладывала полотенца, стараясь делать все идеально. Я наблюдала. Замечала каждую мелочь.
Лидия Петровна расхаживала по салону с важным видом, раздавая указания. Стилисты и мастера косо на нее поглядывали, но слушались беспрекословно. Видимо, боялись.
— Катя! Почему запись на педикюр к Анне стоит с промежутком в сорок минут? Ты что, считать не умеешь? Ставь стандартные тридцать! —Марина, сколько раз можно говорить — не оставляйте инструменты на тележке, сразу относите в стерилизацию! У вас что, мозгов не хватает?
Она хамила всем подряд, но стоило появиться клиенту, как ее лицо расплывалось в сладкой, подобострастной улыбке.
— Ольга Сергеевна, дорогая! Проходите, пожалуйста, ваш мастер уже ждет! Катя, немедленно принесите для Ольги Сергеевны кофе! Или может быть, капучино? Вы же любите с сиропом?
Пока Катя бежала за кофе, Лидия Петровна ловким движением руки смахнула со столика у администратора несколько пробников дорогой сыворотки и так же быстро отправила их в свой карман. Это было отработанное движение. Я замерла, наблюдая за ней. Она огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не видит, кроме новой уборщицы, которой все равно ничего не докажешь, с деловым видом пошла дальше.
Через час она поймала меня в коридоре.
— Алиса, ты чего бродишь без дела? Видишь, пол у витрины запачкан. Быстро протри. И потом зайди ко мне на пост, нужно кое-что донести.
Я протерла пол. Подойдя к стойке администратора, я увидела, что Лидия Петровна указывает на тяжелую коробку с бутылками воды для кулера.
— Возьмешь это и отнесешь в подсобку. И принесе оттуда чистые халаты для мастеров. Да смотри, не урони. Вода-то дорогая, не на твою зарплату.
Я молча взяла коробку. Она была действительно тяжелой. Я потащила ее по коридору, чувствуя, как напрягается спина. Лидия Петровна смотрела мне вслед с холодной усмешкой.
— Эй, ты! Уборщица! — окликнула меня одна из мастеров, выходя из процедурной. — У вас тут после клиента лужица на полу, рядом с дверью. Уберите, пожалуйста, а то кто-нибудь поскользнется.
— Сейчас, — кивнула я, ставя коробку, чтобы вернуться за тряпкой.
— Да побыстрее там! — донесся голос Лидии Петровны. — Не задерживай людей!
В подсобке, переводя дух, я прислонилась к стене. Я достала свой телефон. Запись была включена с самого утра. Я пролистала ее. Там был ее унизительный инструктаж, ее хамство в адрес сотрудников, ее заискивающий тон с клиентами. Но не было самого главного — воровства. Нужно было поймать ее с поличным.
Вечером, когда салон стал пустеть, Лидия Петровна снова подозвала меня к стойке.
— Ну что, как первый день? Не надорвалась? — поинтересовалась она с фальшивым участием. — Видишь, как тяжело даются деньги? Не то, что лежать на диване.
Она потянулась к вазе с конфетами для клиентов, взяла горсть и сунула их в карман халата.
— Забери мусор из-под стойки и вынеси его, — приказала она, указывая на пакет. — И можешь собираться домой. Только перед уходом зайди ко мне, я тебе завтрашнее задание напишу.
Я кивнула, взяла пакет и понесла его к заднему выходу. Проходя мимо одной из процедурных комнат, я заметила, что дверь приоткрыта, а свет внутри выключен. Я уже было прошла мимо, но мой взгляд упал на тумбочку. На ней лежала пачка новых, дорогих патчей для глаз. Тех самых, что мы закупали ограниченной партией для VIP-клиентов.
Я осторожно заглянула в комнату. Никого. Патчи лежали так, будто их кто-то забыл. Но я знала, что мастер этой комнаты сегодня ушла рано.
Я отошла в тень и сделала вид, что проверяю содержимое мусорного пакета. Через минуту в коридоре послышались быстрые, уверенные шаги. Лидия Петровна озираясь, юркнула в процедурную. Через секунду она вышла, деловито поправляя халат. Патчей на тумбочке уже не было.
Я тихо выдохнула, сжимая в кармане телефон. Рыбка клюнула.
Вечер того дня выдался на удивление тихим. Максим пришел домой уставшим, но довольным. Он что-то весело напевал, расставляя продукты на кухне.
— Лиска, я купил стейков! Давай устроим маленький праздник? Отметим твой первый рабочий день? — он обнял меня сзади, пока я мыла руки в раковине. Его прикосновение было теплым и привычным, но сейчас оно вызвало у меня лишь странную пустоту.
Я медленно повернулась к нему.
— Праздник? Из-за того, что я целый день мыла унитазы и таскала тяжелые коробки по указке твоей матери?
Его улыбка померкла. Он отпустил меня и вздохнул, потирая переносицу.
— Опять началось. Лиска, ну хватит. Я же знаю, мама бывает резкой. Но она ведь правда пыталась помочь. Дал же Бог тебе работу.
— Работу? — я рассмеялась, и смех прозвучал горько и неестественно. — Макс, ты вообще понимаешь, что она заставила меня убирать туалеты в салоне, которым я владею? Она заставляет меня, владелицу, таскать ей воду и выносить мусор!
— Ну вот, опять твои фантазии, — он махнул рукой и отвернулся, доставая сковороду. — Хватит уже про этот твой «бизнес». У тебя удаленка, и хорошо. А мама дала тебе реальную работу. Пусть и не самую престижную, но честную. Надо с чего-то начинать.
Я смотрела на его спину, и во рту появился вкус железа. Он мне не верил. Он никогда по-настоящему не верил в меня, всегда считая мои успехи незначительными и несерьезными по сравнению с его «настоящей» работой.
В этот момент в дверь постучали. Три быстрых, уверенных удара. Мы обменялись взглядами. Мы знали, кто это.
Максим пошел открывать.
— Сынок! А я мимо проходила, решила зайти, проведать молодых! — на пороге сияла Лидия Петровна. В руках у нее была знакомая коробка с тем самым «немодным» сервизом. — Принесла вам, чтоб не пылился. А заодно и ужинать буду с вами. Посмотрю, как мои детки справляются.
Она прошла на кухню, громко расцеловала Максима в щеку и лишь кивнула мне.
— Ну что, Алиса, как первый день? Небось, все косточки ноют? — она устроилась на стуле, как судья на трибуне. — Привыкай, дорогая. Теперь твоя жизнь — это труд. А не бесплатные харчи.
— Мама, ну хватит, — слабо попытался возразить Максим, разжигая конфорку.
— Что «хватит»? Я правду говорю. Пусть знает, что деньги с неба не падают. Хорошо, что я тебя устроила, а то бы так и сидела на шее у мужа. И смотри там, веди себя прилично, не позорь меня. В салоне приличные люди работают, не то что кое-кто.
Она многозначительно посмотрела на меня.
Я молча накрывала на стол, стиснув зубы. Каждая фраза впивалась в меня, как заноза. Я ставила на стол тарелки из ее сервиза, и мне казалось, что они пахнут плесенью и унижением.
За ужином Лидия Петровна развлекала сына историями о том, как важно она выглядит на работе.
— Да, сынок, нелегкая это работа — управлять таким большим коллективом. Все на тебе держится. Без меня там вообще все развалятся. А наша владелица, та вообще… — она снисходительно хмыкнула, — птица высокого полета, видимо. Никто ее не видит, не слышит. Наверное, денежки девать некуда, вот и купила салон для развлечения. А мы тут пашем.
Я смотрела на свой стейк, и он казался мне безвкусным и резиновым.
— Может, она просто доверяет профессионалам? — тихо вставила я.
Лидия Петровна фыркнула.
— Какие профессионалы? Я одна там все держу! Она, наверное, даже в глаза не видела, как там что устроено. Деньги есть — ума не надо. Так, сынок?
Максим ковырял вилкой в тарелке, явно чувствуя себя неловко, но не решаясь противоречить.
— Ну, мам, не знаю… Может, она просто занятой человек.
— Занятой? — свекровь истерично рассмеялась. — Да ей бы только мои отчеты читать да деньги считать! Ладно, не будем о ней. Это не тема для приятного ужина.
После ужина, когда Лидия Петровна наконец ушла, в квартире повисло тяжелое молчание. Максим мыл посуду, я вытирала стол.
— Макс, — начала я, не выдержав. — Ты действительно не понимаешь, что происходит? Ты слышал, что она говорит? Как она ко мне относится?
Он поставил тарелку на сушилку и обернулся ко мне. На его лице была усталость и раздражение.
— Лиска, я слышал. И мне, конечно, неприятно. Но что ты хочешь? Она же мама. Она привыкла командовать. Она всегда такая. Просто потерпи ради меня, ладно? Она soon успокоится. Главное, что у тебя теперь есть работа, ты при деле. Не надо драматизировать.
Я отшатнулась, будто он ударил меня. «Потерпи». «Она же мама». «Не драматизируй».
В этих словах было столько предательского равнодушия, столько готовности закрыть глаза на любое унижение в мой адрес, что во мне что-то переломилось. Окончательно и бесповоротно.
Он не видел моей боли. Он не хотел ее видеть. Ему было удобнее, чтобы я молча терпела.
Я молча повесила полотенце на крючок и, не сказав больше ни слова, вышла из кухни. Дверь в спальню я закрыла не хлопнув, а очень тихо. Это была тишина, громче любого крика.
Терпение лопнуло.
На следующее утро я проснулась с ледяным спокойствием внутри. Той ночью я не спала. Я перебирала в памяти каждый взгляд, каждое слово, каждую унизительную просьбу Лидии Петровны. Я переслушала записи на телефоне. Ее хриплый шепот, когда она обсуждала «дуру-владелицу», ее властные окрики, звенящая тишина после того, как она прикарманивала очередной пробник.
Решение созрело само собой, кристально четкое и неотвратимое.
Я встала, приняла душ и оделась не в свой привычный домашний хлопок, а в строгий костюм цвета антрацита, который обычно надевала для важных переговоров. Ткань дорогая, тяжелая, идеально сидящая по фигуре. Надела туфли на каблуке, которые отмерили четкий, звонкий шаг. Сделала макияж, подчеркивающий глаза и скулы. Я смотрела на свое отражение и не видела в нем забитую «уборщицу». Я видела хозяйку.
Перед выходом я отправила два сообщения. Игорю: «Встречайте в салоне «Эдем» через час. Полная внеплановая проверка. Никого не предупреждать». И юристу компании, Анне: «Анна, потребуется ваше присутствие на встрече с сотрудником. Причины — нарушение трудовой дисциплины, воровство и дискредитация компании. Час пик, салон «Эдем».
Ответы пришли почти мгновенно: «Понял. Будем ждать» и «Выезжаю».
Дорога до салона казалась короткой. Я шла, не ощущая под собой ног. Мое сердце билось ровно и громко, отмеряя шаги. Я вошла в знакомые стеклянные двери.
Первой меня увидела Катя. Ее глаза округлились, она замерла с папкой в руках, не в силах вымолвить ни слова. Потом взгляд перехватила Марина, один из топ-мастеров. Она резко прервала разговор с клиенткой, уставившись на меня.
Я прошла по главному залу, мой каблук отстукивал по мраморному полу четкий, властный ритм. За стойкой администратора, спиной ко мне, сидела Лидия Петровна. Она что-то бурчала, листая журнал записей.
— Я же говорила, не клади эти файлы сюда! Совсем обнаглели, работать не хотят! — ее голос громко разносился по залу.
Игорь и Анна уже ждали у меня в кабинете, но я дала им знак оставаться на месте.
— Лидия Петровна, — сказала я тихо, но так, чтобы было слышно всем.
Она обернулась с раздражением, готовясь отчитать очередного «лентяя». Но когда ее взгляд упал на меня, на мой костюм, на мое выражение лица, ее уверенность мгновенно испарилась. Сначала в ее глазах мелькнуло недоумение, потом — узнавание, и наконец — животный, панический ужас. Она побледнела так, что стал виден слой тонального крема на ее шее.
— Ты?.. Что ты здесь… в таком виде… — она попыталась вскочить, но ее ноги, кажется, не слушались.
— Я пришла на работу, Лидия Петровна, — сказала я ледяным тоном, который, казалось, заморозил воздух вокруг нас. — На свою работу.
Я медленно обвела взглядом зал, видя десятки прикованных к нам глаз. Затем я повернулась к ней.
— Вы позволите себе слишком многое для простого администратора. Хамите сотрудникам, обсуждаете руководство, присваиваете себе продукцию компании. И, как я вижу, совершенно не следите за порядком на своем посту.
Она пыталась что-то сказать, открывала рот, но издавала только хриплые звуки.
— Я… я не… это недоразумение… Алиса, дорогая, это же я… я тебя устроила! — наконец выдохнула она, пытаясь перейти на панибратский тон.
— Меня зовут Алиса Сергеевна, — отрезала я. — И с сегодняшнего дня вы больше не работаете в моих салонах. Анна, — я кивнула юристу, которая вышла из кабинета с папкой в руках, — пожалуйста, ознакомьте госпожу Соколову с документами об увольнении по статье. Игорь, составьте акт о недостаче. На основании имеющихся у меня материалов.
Лидия Петровна смотрела на меня, и ее лицо исказила гримаса бессильной ярости.
— Твоих?.. Твоих салонов? Ты лжешь! Это невозможно! Ты… ты никто! Ты нищенка!
— Именно та «нищенка», на чьи деньги вы жили все эти месяцы, — тихо, но четко произнесла я. — Та «дура-владелица», которой «просто повезло». Ваша трудовая книжка будет готова сегодня. Охранник поможет вам собрать вещи.
Я развернулась и пошла в свой кабинет, не оглядываясь. За моей спиной на секунду повисла гробовая тишина, а потом ее пронзил один-единственный, душераздирающий вопль, в котором было все: и ярость, и стыд, и отчаяние.
Тот вечер в нашей квартире напоминал затишье перед бурей. Максим молчал. Он пытался заговорить со мной несколько раз, но я отвечала односложно, не отрываясь от приготовления ужина, который мне самой был не нужен. Воздух был густым и тягучим, как сироп. Он чувствовал, что случилось что-то непоправимое, но не решался спросить напрямую. Его телефон молчал, что было странно. Я ожидала, что звонок раздастся сразу же, как только Лидия Петровна придет в себя.
Разрядка грянула глубокой ночью. Дверь в прихожую задрожала от неистового, яростного стука. Так стучат либо полицейские, либо обезумевшие от гнева люди.
Максим, спавший тревожным сном, вздрогнул и сел на кровати.
— Кто это, в такое время? — пробормотал он, протирая глаза.
Я не ответила. Я уже была на ногах, накинув халат. Я знала, кто это.
Не успел Максим дойти до двери, как она распахнулась от нового удара, и на пороге возникла Лидия Петровна. Вид у нее был потрясающий: волосы всклокочены, тушь размазана по лицу темными подтеками, на щеках застыли грязные следы слез. Она дышала тяжело и прерывисто, как загнанная лошадь.
За ее спиной маячили испуганные лица ее сестры, тети Гали, и взрослой дочери, двоюродной сестры Максима, Кати. Они сгрудились в дверном проеме, как стая воронья.
— Сынок! Сыночек мой! — завопила Лидия Петровна, бросаясь к Максиму и обвивая его шею руками. — Она меня! Она меня уничтожила! Совсем меня в гроб вогнала!
Максим, ошеломленный, пытался ее успокоить, но она лишь рыдала громче, прижимаясь к его груди.
— Мам, успокойся! Что случилось? Кто тебя?
— Кто? Кто?! — она оттолкнула его и выпрямилась, указывая на меня дрожащим пальцем. — Она! Твоя голубка! Твоя нищенка! Оказывается, она там всем заправляет! Владелица! Да она меня на порог салона вышвырнула, как последнюю швабру! При всех! С охранником! О-ох-х-х! — ее голос снова сорвался на истошный вой.
Тетя Галя, пухлая женщина с вечно недовольным выражением лица, шагнула вперед.
— Максим, мы в шоке! Твоя жена, оказывается, какая-то хитрая аферистка! Под видом бедной сиротки в семью втесалась, а сама Лидию на работу устроила, чтобы над ней издеваться! И ведь дождалась своего часа! Уволила ее позорно, по статье! В трудовую запись грязную сделают! Как она теперь работу найдет?
— Да она все специально подстроила! — вступила Катя, ее голос был визгливым и злым. — Наверняка все это время следила за тетей Лидой, подставляла ее! Нормальный человек так не поступит! Это же месть какая-то!
Максим стоял, как оплеванный, переводя растерянный взгляд с их разъяренных лиц на мое спокойное. Он искал во мне подтверждения, опровержения, хоть что-то.
— Алиса? Это правда? Ты… ты владеешь салоном? И ты уволила мою мать?
— Я владею сетью салонов, — поправила я его тихо. — И да, я уволила Лидию Петровну за систематическое нарушение трудовой дисциплины, воровство и хамство по отношению к клиентам и сотрудникам. У меня есть все доказательства.
— Врать она еще вздумала! — взревела Лидия Петровна. — Ничего я не воровала! Это она все подстроила! Она меня ненавидит! С самого начала хотела меня из семьи выжить! Захотела быть единственной королевой! Сыночек, ты только посмотри на нее! Холодная, бесчувственная тварь! Я тебе с самого начала говорила — она тебе не пара!
— Да она тебе не пара, Макс! — подхватила Катя. — Смотри, она же даже не раскаивается! Мать твою на улицу выбросила, а у нее лицо каменное! Сердце у нее ледяное!
— Надо срочно это исправить! — тетя Галя ударила кулаком по ладони. — Алиса, ты немедленно звони своему начальству, или кто ты там есть, и восстанавливаешь Лиду! И извиняешься при всех! И компенсацию морального вреда выплачиваешь! Немедленно! Иначе мы тебя на всю страну ославим! У меня знакомый блогер есть, он мигом разнесет эту историю! «Как жестокая бизнес-леди травит свекровь»!
Они кричали все сразу, их голоса сливались в оглушительный, невнятный гул. Они требовали, угрожали, обвиняли. Они были похожи на разъяренную толпу, требующую расправы.
Максим слушал их, и его растерянность постепенно сменялась привычной усталостью. Он смотрел на меня, и в его глазах я видела не поддержку, а мольбу. Мольбу прекратить этот кошмар. Уступить. Сдать назад.
— Лиска… — он начал неуверенно, обращаясь ко мне. — Может, правда, это какой-то ужасный конфликт… Может, можно как-то уладить? Без таких крайностей? Мама же действительно в расстройстве… Может, вернешь ее? Ну, хотя бы в другой салон? Не при всех…
Его слова стали той последней каплей, что переполнила чашу. Он видел их истерику, их ложь, их наглые требования — и его ответом было предложение сдаться.
Я медленно прошла сквозь их строй к журнальному столику, взяла свой планшет и несколько раз ткнула в экран. Затем я повернулась к ним.
— Хорошо, — сказала я. — Давайте все уладим. Давайте прямо сейчас и разберемся.
Я включила запись.
Тишина, воцарившаяся после моего спокойного «Хорошо», была оглушительной. Лидия Петровна замерла с открытым ртом, тетя Галя притихла, а Катя смотрела на планшет с плохо скрываемым любопытством. Максим сжал кулаки, ожидая, что же последует дальше.
Я включила запись.
Из динамика полился хриплый, раздраженный голос Лидии Петровны: «Ну что, решила попробовать? Работать-то хоть умеешь? Или только мужа кормить с ложечки?.. Вы для меня все на «вы». Понятно?.. Смотри, не урони. Вода-то дорогая, не на твою зарплату…»
Лидия Петровна побледнела еще сильнее.
— Это подлог! — выдохнула она, но ее голос прозвучал слабо и неубедительно.
Я перемотала запись дальше. Вот ее голос, ядовитый и сплетнический: «…владелица наша, цитата, «старая дурра, которой просто повезло с деньгами», и ничего в бизнесе не понимает…»
— Это… это вырвано из контекста! — запищала Катя, но ее уже никто не слушал.
Я снова тронула экран. Послышались шаркающие шаги, звук открывающейся двери, легкий скрип (это было движение ящика в процедурной), и снова шаги. А потом — мой голос, задающий вопрос уборщицы, и голос Кати, поясняющий: «Она со всеми такая… Вечно ворчит, что владелица… «старая дурра, которой просто повезло»…»
Я остановила запись. В комнате повисла мертвая тишина. Доказательства были неоспоримы.
— Я не ограничилась только записями, — сказала я, глядя прямо на Лидию Петровну. — Игорь, мой управляющий, уже предоставил мне акт о недостаче. За последние три месяца со склада бесследно исчезли товары на весьма круглую сумму. Дорогие сыворотки, патчи для глаз, профессиональная косметика. Всё это есть в описи. Всё это зафиксировано камерами, которые ты, Лидия Петровна, всегда считала сломанными. Юрист уже готовит документы для подачи искового заявления о возмещении ущерба.
Лидия Петровна сделала шаг назад, ее глаза округлились от ужаса. Тетя Галя и Катя разом отхлынули от нее, как от прокаженной.
— Но… но это… — она захлебнулась, не находя слов.
Я повернулась к остальным.
— Что касается вас… Ваши угрозы «ославить на всю страну» я тоже записала. Клевета и распространение заведомо ложной информации, порочащей деловую репутацию, — это уголовно наказуемые деяния. У моего юриста достаточно работы, чтобы обеспечить делами всех вас на несколько лет вперед. Так что, тетя Галя, прежде чем звонить своему блогеру, посоветуйся лучше с адвокатом.
Тетя Галя заткнулась, на ее лице застыла маска страха.
Я наконец посмотрела на Максима. Он стоял, опустив голову, и смотрел на пол. Он видел и слышал все. Все доказательства, всю низость его родни, всю правду, которую он так не хотел видеть.
— Максим, — произнесла я тихо, но четко. — Тебе выбор. Или я, твоя жена, которую ты, как обещал, будешь защищать и любить. Или вот эта… — я обвела рукой его родню, — эта стая, которая думает только о себе, готова уничтожить любого, кто встанет на их пути, и которой ты для них всего лишь удобный и послушный сын. Третьего не дано. Выбирай. Прямо сейчас.
Он поднял на меня глаза. В них была мука, растерянность, страх. Он посмотрел на свою мать, которая смотрела на него с мольбой, на тетю и кузину, которые отводили взгляд.
— Мама… — начал он слабо. — Как ты могла? Воровать… хамить… Алиса же…
— Что «Алиса»?! — взвизгнула Лидия Петровна, видя, что сын ускользает. — Она тебя обвела вокруг пальца! Она нас поссорить хочет! Сынок, опомнись!
Но ее голос уже не имел над ним прежней власти. Он видел все слишком ясно.
— Нет, мама, — он покачал головой, и его голос окреп. — Это ты всегда хотела нас поссорить. Это ты всегда унижала ее. Я… я просто не хотел этого замечать. Мне было проще попросить ее потерпеть.
Он посмотрел на меня, и в его взгляде я впервые увидела не слабость, а осознание.
— Прости меня, Алиса.
Это было уже .
— Твое решение? — повторила я, не меняя своего выражения.
Он глубоко вздохнул.
— Я выбираю тебя.
В комнате повисло напряженное молчание. Лидия Петровна издала звук, похожий на стон раненого зверя.
Я кивнула, затем обвела взглядом всех остальных.
— Что касается вас троих… — мой голос вновь стал steel. — Разговор окончен. Мой бизнес — это мое. Никто из вас не имеет на него ни малейшего права. Все разговоры, сплетни и угрозы прекращаются. Сию же минуту. Иначе следующие наши встречи будут происходить только в суде. Я не пожалею ни времени, ни денег, чтобы поставить на место каждого, кто посмеет меня оскорбить или оклеветать. Ясно?
Они молчали, избегая моего взгляда. Даже Лидия Петровна, сломленная и уничтоженная, лишь беззвучно шевелила губами.
— Теперь — прочь из моего дома, — произнесла я тихо, но с такой неоспоримой интонацией, что они, не сказав больше ни слова, как стая прибитых собак, потянулись к выходу. Лидия Петровна, не поднимая глаз, пошла за ними.
Дверь закрылась.
Я осталась с Максимом наедине в гробовой тишине. Он стоял, опустив голову, и я видела, как он борется с собой.
— Я… я не знаю, что теперь говорить, — прошептал он. — Я был слепым идиотом.
— Да, — согласилась я. — Был.
Я не стала его утешать. Не стала говорить, что все в порядке. Потому что это была ложь. Слишком много было сломано, слишком глубоки были раны. Его выбор был только первым шагом. Шагом к возможному прощению. Но не более того.
Я повернулась и молча пошла в спальню. Мне нужно было остаться одной. Одна. Со своей победой, которая на вкус была горькой, как пепел. И с тишиной, которая наконец наступила.
