Дверь открыли не сразу.
За ней стояла незнакомая, идеально уложенная блондинка в шелковом халате цвета пыльной розы. Она окинула меня оценивающим взглядом, от которого захотелось поправить воротник простого пальто.
— Вы к кому? — в голосе ни капли удивления, только холодное любопытство.
— Я к Олегу. Я его мама, Галина Сергеевна.
Уголки ее губ чуть дрогнули в подобии улыбки.
— А я его жена. Кристина.
Мир качнулся. Жена? У Олега? Он бы сказал. Он не мог не сказать.
Она отступила вглубь, пропуская меня в прихожую.
И первое, что ударило в нос — чужой запах. Резкий, приторно-сладкий аромат каких-то цветов и ванили, который намертво въелся в стены, вытеснив привычный запах дома сына — запах книг, свежесваренного кофе и чего-то неуловимо родного.
Год. Целый год ни одного звонка. Ни от сына, ни от дочери. Катя жила совсем рядом с братом, в этом же городе. Раньше они щебетали без умолку, делились каждой мелочью. А потом — как отрезало.
Я ходила по своей квартире, смотрела на молчащий телефон и боролась с гордостью. Она всегда побеждала. Я их вырастила, на ноги поставила, не для того, чтобы навязываться. Но тишина становилась оглушающей.
Кристина провела меня в гостиную. Идеальная чистота, как в гостиничном номере. Ни одной лишней вещи. Ни одной семейной фотографии. Даже книги, которые Олег так любил, куда-то исчезли с полок.
— Он не предупредил? Странно, — она изящно опустилась в кресло, закинув ногу на ногу.
Я промолчала. Что тут скажешь? Что твой сын, кровиночка, не счел нужным сообщить о собственной свадьбе?
Дверь в комнату открылась, и вошел Олег. Мой мальчик. Похудевший, с незнакомым, усталым выражением лица и темными кругами под глазами. Он замер на пороге, увидев меня. Растерянность. Никакой радости.
Он посмотрел на Кристину, потом снова на меня.
— Мам, ты… как ты тут?
— Ногами приехала, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Решила проведать. Давно не виделись.
Олег нервно провел рукой по волосам. Он избегал моего взгляда.
— Ты бы хоть предупредила, мам.
Эти слова резанули хлеще ножа. Не «Мама, как я рад!», не «Прости, что не звонил!». А упрек. Будто я — незваный гость, нарушивший чужой покой.
Кристина наблюдала за нами с легкой, едва заметной усмешкой. Она победила в этой битве, даже не начав ее.
Разговор не клеился. Я задавала простые вопросы о работе, о здоровье. Олег отвечал односложно, не глядя на меня, и постоянно бросал короткие, ищущие взгляды на жену. Словно искал у нее одобрения или подсказки, что говорить.
Кристина же, напротив, была само радушие.
— Галина Сергеевна, вы не представляете, как я рада знакомству! Олег столько о вас рассказывал. Вы для него — идеал женщины.
Ложь была такой очевидной и приторной, как запах в этой квартире. Олег никогда не говорил такими словами.
— Правда? Что-то не похоже, раз даже о свадьбе не сообщил, — я не сдержалась.
Олег вздрогнул. Кристина тут же положила свою тонкую руку с идеальным маникюром ему на плечо. Успокаивающий, но в то же время властный жест.
— Ох, это все я виновата, — вздохнула она с трагической ноткой. — Мы же так спонтанно расписались. А потом медовый месяц, дела… Я говорила Олежке: «Надо маме позвонить, надо маму обрадовать». А он все откладывал. Говорил, что вы человек занятой, не хотел вас лишний раз беспокоить. Он так о вас заботится.
Она говорила, а я смотрела на сына. Он сидел, вжав голову в плечи, и молчал. Не подтверждал, но и не опровергал. Мой смелый, прямолинейный сын превратился в тень.
— А Катя? Катюша хоть знала? — я ухватилась за последнюю надежду.
Кристина улыбнулась еще шире.
— Конечно! Катюша была свидетельницей. Мы с ней сейчас лучшие подруги. Просто не разлей вода! Она так поддержала нас в решении пока ничего вам не говорить. Сказала, что вы очень эмоциональны, можете разволноваться. Мы все просто хотели вас поберечь.
Удар был нанесен с хирургической точностью. Не просто Катя знала, а была заодно с ними. Моя дочь. Моя девочка. Решила, что ее мать слишком «эмоциональна».
Я встала. Оставаться здесь было невыносимо. Воздух казался густым и ядовитым от этого запаха и этой лжи.
— Мне пора. Дела.
Олег поднялся следом, виновато глядя в пол.
— Мам, ты… ты надолго в городе?
— Не знаю, — честно ответила я. — Как получится.
Кристина подплыла ко мне, источая свой приторный аромат.
— Вы обязательно заходите еще! Теперь мы семья! И позвоните Катюше, она так обрадуется!
Я вышла на улицу и только там смогла вздохнуть полной грудью. Холодный октябрьский воздух отрезвлял. Семья. Подруги. Забота. Какие страшные, уродливые формы могут принимать эти слова.
Терять было нечего. Я поехала к Кате. Ее дом был в пятнадцати минутах езды. Всю дорогу в голове стучали слова Кристины: «лучшие подруги… хотели поберечь».
Дверь открыла Катя. В домашнем халате, растрепанная, со следами сна на лице. Она посмотрела на меня так, будто увидела привидение.
— Мама?
В ее голосе не было ни капли тепла. Только шок и… раздражение?
— Здравствуй, дочка. Не ждала?
Она не ответила. Не обняла. Не позвала в дом. Просто стояла в дверном проеме, загораживая проход.
— Мама, зачем ты приехала?
Ее вопрос повис в затхлом воздухе подъезда. Я молча отодвинула ее плечом и прошла в квартиру. Мою дочь, мою Катю, я не позволю держать себя на пороге.
Внутри царил беспорядок. Не творческий, какой бывал у нее раньше, а запущенный. Пыль на мебели, стопка грязной посуды в раковине, которую было видно из коридора. На журнальном столике валялись пустые упаковки от готовой еды.
Катя неохотно закрыла за мной дверь.
— Я же просила Олега тебе сказать, чтобы ты не приезжала. Мы сами хотели… потом.
— Что «потом»? — я обернулась, глядя ей прямо в глаза. — Когда бы вы мне сообщили? Через год? Через два? На похоронах?
Катя поморщилась, словно от зубной боли.
— Не надо драматизировать. Кристина была права, ты все воспринимаешь слишком остро.
Вот оно. Снова. «Кристина была права». Эта женщина стала для моих детей истиной в последней инстанции.
— А как я должна это воспринимать, Катя? Мой сын женился, а я узнаю об этом от чужой женщины в дверях его дома. Моя дочь была свидетельницей и даже не набрала мой номер.
— Потому что мы знали, какая будет реакция! — голос Кати зазвенел от раздражения. — Ты бы начала лезть с советами, критиковать Кристину, говорить, что она Олегу не пара. Как ты всегда делаешь!
Я опешила.
— Когда я так делала?
— Всегда! — она всплеснула руками. — Помнишь, как ты была против, когда я захотела на курсы дизайна пойти? Ты сказала, что это несерьезно. Ты просто хотела, чтобы я сидела возле твоей юбки! Кристина мне глаза открыла на то, как твоя гиперопека ломала мне жизнь.
Воспоминание было другим. Я помнила, как волновалась, что эти курсы — обычное выкачивание денег, и предлагала Кате сначала пойти на день открытых дверей, почитать отзывы. Я беспокоилась о ней. А теперь это называлось «ломала жизнь».
— Катенька, это неправда. Я просто…
— Вот! Опять! — перебила она. — Ты даже не можешь признать свою неправоту. Кристина — единственный человек, который меня по-настоящему понял. Она слушает меня, поддерживает. Она научила меня выстраивать личные границы. И моя главная граница сейчас — это ты.
Каждое слово было камнем. Холодным, тяжелым камнем, брошенным мне в лицо. Моя собственная дочь, которую я учила ходить, читала ей сказки на ночь, лечила ее разбитые коленки… теперь выстраивала от меня границу.
— Это она тебя научила? — тихо спросила я. — Эта идеальная блондинка в шелковом халате?
— Она успешная, умная женщина. Она психолог по образованию, между прочим! Она видит людей насквозь. И она сразу сказала, что у нас с тобой будут проблемы.
Боль, острая, почти физическая, сменилась чем-то другим. Холодной, звенящей пустотой. Я смотрела на свою дочь и не узнавала ее. Передо мной стоял чужой человек, говорящий чужими, заученными фразами.
Я поняла, что спорить бесполезно. Доказывать, кричать, плакать — все это будет лишь подтверждением их слов о моей «эмоциональности» и «драматичности».
Я молча развернулась и пошла к выходу.
— Мама, постой! — крикнула Катя мне в спину. В ее голосе на секунду проскользнуло что-то похожее на отчаяние.
Я остановилась, не оборачиваясь.
— Мы не хотели тебя обидеть. Мы просто хотели жить своей жизнью.
— Живите, — сказала я, не узнавая собственный голос. Он был глухим и безжизненным. — Вы своего добились.
Я вышла из ее квартиры, из ее подъезда, из ее города. Села в машину. Руки не слушались. Перед глазами стояло лицо Кати, искаженное гневом и обидой.
Но сквозь эту боль прорастало новое, незнакомое чувство. Не ярость. Не обида. А ледяное, кристально чистое понимание.
Это не просто семейное недоразумение. Это война. Тихая, подлая, психологическая война, объявленная мне одной-единственной женщиной. И в этой войне она уже захватила моих детей.
Я не поехала домой. Я сняла номер в самой простой гостинице на окраине. Мне нужно было место, где нет воспоминаний. Где можно думать.
Сидя на краю неудобной кровати, я впервые за этот страшный день не думала о том, «За что они так со мной?».
В голове стучал другой вопрос: «Кто ты такая, Кристина?»
Утро в безликом гостиничном номере принесло не новую волну отчаяния, а злую, собранную энергию. Слезы высохли, оставив после себя жесткую решимость. Я больше не была обиженной матерью. Я стала следователем.
Я заварила пакетик дешевого чая и достала блокнот. Нужно было разложить по полочкам все, что я знала. А знала я ничтожно мало.
Кристина. Жена Олега. «Лучшая подруга» Кати. Блондинка с идеальной укладкой и приторным парфюмом.
И — «психолог по образованию». Вот. Это была первая зацепка. Единственный конкретный факт в этом болоте из лжи и манипуляций.
Я начала перебирать в уме старые связи. Кто мог мне помочь?
И тут в памяти всплыло лицо Зинаиды Ветровой, моей давней университетской подруги. Зинка. Бойкая, острая на язык, она двадцать лет работала в архиве нашего главного городского университета.
Я нашла ее номер в старой записной книжке. Пальцы слегка дрожали, когда я набирала цифры.
— Ветрова, слушаю! — раздался в трубке бодрый, не изменившийся за годы голос.
— Зина, привет. Это Галя Орлова. Помнишь такую?
На том конце провода на секунду замолчали, а потом трубка взорвалась радостным воплем.
— Галька! Орлова! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?
Я криво усмехнулась.
— Да вот, нашлась. Зин, у меня к тебе дело. Не телефонный разговор, но очень важное. И деликатное.
— Так, — голос Зинаиды мгновенно стал серьезным. — Уже интригует. Выкладывай.
— Мне нужно пробить одного человека. Девушку. Она якобы заканчивала наш университет, факультет психологии.
— Фамилия, имя, отчество? Год выпуска?
— В том-то и дело, что я знаю только имя — Кристина. Фамилия сейчас, скорее всего, Орлова. А вот девичья… не знаю. И год выпуска тоже. Предположительно, ей лет тридцать, может, чуть больше.
Зинаида хмыкнула.
— Задачка со звездочкой. Но тем интереснее. Фотография есть?
— Нет. Но я могу описать.
Я вкратце, без лишних эмоций, описала ей ситуацию. Зина молча слушала, не перебивая.
— Понятно. Классическая гадюка, — отрезала она, когда я закончила. — Галь, не вешай нос. Это будет непросто. По одному имени и без фото… Попробую порыться в ведомостях. Дай мне пару дней.
Два дня я провела как в тумане. Бродила по незнакомым улицам, сидела в кафе и ждала. Я сознательно не звонила ни Олегу, ни Кате. Мяч был не на моей стороне. Сейчас любое мое действие было бы ошибкой.
Телефон зазвонил на исходе второго дня.
— Галя, это я. Пусто. Я просмотрела все списки выпускников-психологов за последние пятнадцать лет. Нет никакой Кристины Орловой. И ни одной Кристины с подходящим возрастом, кто бы выходил замуж за Орлова.
Внутри все похолодело.
— То есть… она не психолог? Она все выдумала?
— Похоже на то. Галь, может, ты что-то еще помнишь? Любую мелочь. Она могла упоминать преподавателя, какой-то предмет, что угодно.
Я закрыла глаза, прокручивая в голове короткий разговор. И тут в памяти всплыла фраза, брошенная Катей: «Она видит людей насквозь». Банальность, но вдруг…
— Катя сказала, что Кристина видит людей насквозь. Может, она хвасталась каким-нибудь курсом по физиогномике или типа того?
— Так, — оживилась Зина. — Был у нас один чудак, профессор Лазарев, вел спецкурс «Психодиагностика личности». Его все студенты обожали и боялись. Я попробую зайти с этой стороны. Позвоню Марье Степановне из старого деканата, она его хорошо помнила.
Еще один день ожидания. Телефонный звонок застал меня за чашкой остывшего чая.
— Галя, есть, — голос Зины был тихим и серьезным. — Марья Степановна вспомнила скандал тринадцатилетней давности. На курсе Лазарева была одна очень способная, но скользкая девица.
Она втерлась в доверие к нескольким студентам из обеспеченных семей, подделала ведомости и почти год получала за них повышенную стипендию.
— И как ее звали? — у меня перехватило дыхание.
— Светлана Игоревна Аникеева. Отчислили с треском. Марья Степановна говорит, девица была темненькая, но глазастая. Я попросила ее поднять личное дело из архива. Галя… это она.
Последние слова Зины повисли в воздухе, как приговор. Я держала в руках распечатанную копию студенческого фото, которую подруга прислала мне на почту.
С пожелтевшего снимка на меня смотрела юная темноволосая девушка. Другое имя, другой цвет волос, но те же холодные, расчетливые глаза. Светлана Аникеева.
План созрел мгновенно. Простой и рискованный. Я позвонила Олегу.
— Олег, — сказала я ровным, спокойным голосом, не оставляющим пространства для возражений. — Завтра в семь вечера я буду у вас. С Катей. Нам нужно всем вместе поговорить.
Он что-то мямлил про дела и занятость Кристины, но я его оборвала.
— Будьте. Все. Это касается вашего будущего.
Я приехала ровно в семь. Дверь открыла Кристина. Она была на пике своего триумфа: идеальная укладка, шелковое платье, снисходительная улыбка.
— Галина Сергеевна, какой сюрприз! Мы как раз собирались ужинать.
В гостиной на диване сидели Олег и Катя. Напряженные, как натянутые струны. Они смотрели на меня с одинаковым выражением затравленной враждебности.
Я не стала садиться. Осталась стоять посреди комнаты, глядя прямо на Кристину.
— Кристина, я пришла поговорить о твоем образовании.
Она удивленно вскинула идеально выщипанную бровь.
— О моем образовании? Какая интересная тема.
— Да. Ты говорила Кате, что ты психолог. Что закончила наш городской университет. Я решила вспомнить молодость, позвонила подруге, которая работает в архиве. Хотела узнать, может, у нас были общие преподаватели.
Я говорила медленно, чеканя каждое слово. Олег и Катя переглянулись. В глазах Кристины на долю секунды мелькнула тревога.
— И что же? — спросила она чуть более резким тоном.
— А то, что в списках выпускников факультета психологии нет никакой Кристины. Ни под какой фамилией. Странно, правда?
Пауза стала осязаемой. Олег подался вперед. Катя вцепилась в подлокотник дивана.
— Это какая-то ошибка, — процедила Кристина. — Ваша подруга, видимо, некомпетентна.
— Возможно, — спокойно согласилась я. — Но она нашла кое-что поинтереснее. В списках отчисленных. Девушку, очень на вас похожую.
Я достала из сумки сложенный вчетверо лист бумаги и протянула его Олегу.
— Ее звали Светлана Игоревна Аникеева. Отчислили со второго курса. За мошенничество.
Олег развернул лист. Катя тут же подскочила к нему, заглядывая через плечо. Я видела, как их лица меняются. Узнавание, шок, неверие.
Кристина-Светлана замерла. Маска идеальной жены дала трещину.
— Это… это подделка! — выкрикнула она. — Она все врет! Она просто хочет нас поссорить! Олежек, ты же веришь мне, а не ей? Она всегда была против нашего счастья!
Но Олег смотрел не на нее. Он смотрел на фотографию, потом на женщину, которую называл женой, и в его глазах медленно разгорался ужас понимания. Год лжи, год манипуляций, год отчуждения от матери — все это вдруг предстало перед ним в истинном свете.
Катя отшатнулась от фотографии, как от змеи. Ее губы задрожали.
— Но… ты же говорила… ты же моя подруга…
Светлана поняла, что проиграла. Ее лицо исказилось от ярости. Она бросила на меня взгляд, полный неприкрытой ненависти.
— Думаете, вы победили? — прошипела она. — Думаете, это конец?
Она схватила свою сумочку, и уже в дверях, обернулась. Ее взгляд был прикован ко мне.
— Вы хоть знаете, за что на самом деле отчислили ту студентку? Не за стипендии. Это было прикрытие.
Она сделала паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Спросите у своего покойного мужа, профессора Орлова, что он сделал с моим отцом. Игорем Аникеевым. Может, тогда поймете, что это был не просто обман. Это была месть. И она только началась.
Дверь за ней захлопнулась.
В комнате остались только мы трое. Мои дети, мои повзрослевшие, обманутые дети, смотрели на меня с немым вопросом. И я поняла, что кошмар не закончился.
Он только перешел на новый, куда более страшный уровень. Я вернула себе сына и дочь, но какой ценой?
И какую тайну хранил мой муж, тайну, которая спустя годы пришла в мой дом, чтобы разрушить все, что мне дорого?
