— Это ещё что такое?
Голос Алексея, ровный и холодный, как скальпель, разрезал уютную вечернюю тишину. Лариса, с головой ушедшая в чтение, не сразу подняла глаза. Он стоял в дверном проёме гостиной, скрестив руки на груди, и его взгляд был прикован к небольшому бумажному пакету с логотипом книжного магазина, лежавшему на журнальном столике. В его напряжённой позе, в том, как поджались его тонкие губы, уже читался обвинительный приговор, который не требовал ни присяжных, ни адвокатов.
— Это книга, — спокойно ответила Лариса, намеренно возвращая взгляд на страницу. Она знала, что сейчас начнётся этот выматывающий, методичный допрос, и эта предсказуемость вызывала в ней глухое, застарелое раздражение.
— Я вижу, что не мешок с картошкой. Я спрашиваю, зачем? У тебя и так полный шкаф этих пылесборников, ты их всё равно не перечитываешь. Сколько это стоило? Пятьсот рублей? Тысячу?
Он подошёл ближе, его тень легла на кресло, накрывая её и книгу. Он не прикоснулся к пакету, не заглянул внутрь. Он смотрел на него так, будто это была улика в деле о растрате государственных средств. Алексей работал системным администратором в небольшой фирме, получал весьма среднюю зарплату, но в вопросах семейного бюджета вёл себя как финансовый инквизитор. Вернее, в вопросах бюджета Ларисы. Её доход был почти вдвое выше, но именно её траты подвергались самой унизительной ревизии.
— Это мои деньги, Лёша, и я не считаю нужным отчитываться за книгу, — её голос оставался ровным, но внутри уже начинал закипать хорошо знакомый ей котёл с вязкой, горячей смолой.
— Твои деньги? — он усмехнулся, и эта тихая, снисходительная усмешка была хуже любой пощёчины. — В семье, Лариса, не бывает «твоих» и «моих» денег. Есть общий бюджет. И я, как глава семьи, обязан следить, чтобы этот бюджет не разбазаривался на всякую ерунду. Сегодня книга, завтра сумочка, послезавтра что? Поездка на курорт с подружками? Я видел детализацию твоих трат за прошлый месяц. Маникюр — две тысячи. Встреча с Олей в кафе — полторы. Тебе не кажется, что ты живёшь не по средствам?
Он говорил своим фирменным поучительным тоном, будто объяснял неразумному, капризному ребёнку основы выживания. Его оружием было не повышение голоса, а методичное, холодное давление, заставляющее её чувствовать себя виноватой транжирой, неблагодарной дурой, пускающей на ветер деньги, которые он якобы оберегал для их общего блага. Но сегодня что-то сломалось. Возможно, последней каплей стала именно эта книга — та малость, которую она позволяла себе для души, для себя.
Лариса медленно закрыла роман. Щелчок обложки прозвучал в тишине комнаты необычайно громко. Она положила книгу на столик рядом с проклятым пакетом и встала. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде больше не было ни тени оправдания, ни усталой покорности. Только холодная, накопленная годами ярость.
— Хорошо. Давай поговорим про бюджет. Покажи мне свою детализацию. Прямо сейчас. Куда ты тратишь свою зарплату? Я не вижу от тебя в этом доме ничего, кроме пачки дешёвых пельменей раз в неделю и твоих бесконечных нравоучений. Где твои деньги, Лёша? Ты не покупаешь себе одежду, не платишь за квартиру. На что они уходят?
Он опешил. Это был удар ниже пояса, ход, который он никак не мог предвидеть. Она никогда не переходила в контратаку. Он привык, что она будет дуться, оправдываться, но в итоге смирится.
— Это не твоё дело! — отрезал он, но в его голосе впервые за многие годы проскользнула паника. — Мужчина не должен отчитываться перед женой за каждую копейку!
— Ах вот как? — Лариса горько рассмеялась, и этот смех прозвучал как скрежет металла по стеклу. — То есть я должна, а ты нет? Удобно устроился. Очень удобно. Знаешь что, я устала. Я сейчас сама всё посмотрю.
Она резко развернулась и пошла в спальню, где на тумбочке лежал её ноутбук. Он бросился за ней, его лицо исказилось от плохо скрываемого ужаса.
— Что ты собираешься делать? Не смей! Лариса!
Но она уже открыла крышку, её пальцы привычно влетели в онлайн-банк. Ей не нужен был его пароль. Она просто сменила аккаунт, а его пароль и так был там сохранён. Она никогда не делала этого раньше, слепо доверяя ему. Пальцы быстро забегали по тачпаду, прокручивая длинный список транзакций за последние несколько месяцев. А вот и они. Мелкие, почти незаметные переводы по две, по три, по пять тысяч рублей. Раз в несколько дней. Получатель — Алексей Викторович К. Пометка — «на хоз. нужды». Он потихоньку таскал у неё деньги, как дворовая крыса. А вот и более крупные суммы. Тридцать, сорок, пятьдесят тысяч. Каждый месяц, в один и тот же день, следующий за днём его зарплаты. Получатель — Маргарита Алексеевна К. Его сестра. Картина сложилась мгновенно, с оглушительной ясностью.
— То есть ты будешь содержать свою сестру, а сам будешь жить за мой счёт? Ещё и будешь требовать отчёты за каждую мою трату? А ты не сильно ли обнаглел, милый мой? Больше ты ни копейки моих денег не увидишь!
Алексей смотрел на цифры, на имена, на даты, и его лицо стало белым, как больничная простыня. Его тщательно выстроенный мир тотального контроля и лжи рухнул в одну секунду. Игра была окончена.
Первые несколько секунд после её крика в комнате стоял густой, вязкий вакуум. Алексей смотрел на экран ноутбука, на бегущие строки с цифрами, которые безжалостно препарировали его двойную жизнь. Он не чувствовал раскаяния. Он чувствовал животный, ледяной ужас разоблачённого вора. Его лицо, только что бывшее белым от шока, начало наливаться тёмным, нездоровым румянцем.
Лариса не стала ждать его объяснений или оправданий. Она села в кресло перед ноутбуком, и её спина стала идеально прямой, как стальной стержень. Её движения были быстрыми, точными и абсолютно безжалостными. Щелчок за щелчком, она меняла пароли. Онлайн-банк, мобильное приложение, личные кабинеты. Каждый щелчок клавиши был звуком забиваемого в крышку его гроба гвоздя. Он стоял и смотрел на её затылок, на то, как её пальцы порхают по клавиатуре, и понимал, что теряет не просто доступ к её деньгам. Он терял власть. Ту самую сладкую, пьянящую власть мелочного тирана, которую он так долго и тщательно выстраивал.
— Что ты делаешь? — прохрипел он, когда до него наконец дошёл весь масштаб катастрофы. — Ты разрушаешь семью!
— Семью? — она не обернулась. Её голос был холодным и отстранённым, будто она комментировала прогноз погоды. — Семью ты разрушил, когда решил, что можешь жить за мой счёт, параллельно спонсируя свою великовозрастную сестрицу. Можешь больше не беспокоиться об общем бюджете. Его нет. Теперь есть твой бюджет и мой. Посмотрим, как ты будешь жить на свои сорок тысяч.
Она захлопнула крышку ноутбука. Звук был сухим и окончательным. Она встала, обошла его, как обходят неприятное препятствие, и вышла из спальни. Он остался один в комнате, которая внезапно показалась ему чужой. Он чувствовал себя голым, выпотрошенным. Его схема, такая простая и гениальная, работавшая годами, рассыпалась в прах из-за какой-то дурацкой книги.
Вечер прошёл в молчании, которое было плотнее и тяжелее любого крика. Лариса ужинала одна, читая свою новую книгу. Она больше не смотрела в его сторону. Он был для неё пустым местом, предметом мебели, который скоро вынесут на помойку. Алексей слонялся по квартире, не находя себе места. В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось «Рита». Сердце ухнуло куда-то в район желудка. Она ждала ежемесячного перевода. Сегодня было то самое число.
Он вышел на кухню, плотно прикрыв за собой дверь, и нажал на кнопку ответа.
— Да, Рит.
— Лёшенька, привет! — её голос, как всегда, был капризно-ласковым, голосом женщины, привыкшей получать то, что она хочет. — Я тебе пишу-пишу, ты чего не отвечаешь? Ты перевёл? А то я тут себе сапожки присмотрела, как раз скидка.
Алексей прислонился лбом к холодному стеклу окна. На улице было темно, в окнах напротив горел свет, там текла чужая, нормальная жизнь.
— Рит, тут… небольшие финансовые трудности, — выдавил он из себя, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
Пауза на том конце провода была короткой, но звенящей.
— В смысле, «трудности»? — в её голосе исчезла вся ласка, остался только холодный, требовательный металл. — У тебя зарплата вчера была. Какие могут быть трудности?
— Лариса… она всё узнала, — выпалил он, перекладывая вину на единственного человека, которого можно было обвинить. — Про переводы. Про всё. Она поменяла все пароли, я не могу ничего сделать.
— И что?! — взвизгнула Рита в трубку так, что ему пришлось отстранить телефон от уха. — Ты мужик или кто? Ты не можешь поставить на место собственную жену? Что значит «узнала»? Ты мой брат! Ты обещал, что будешь мне помогать! У мамы пенсия копеечная, ты хочешь, чтобы я на работу пошла? Кассиром в «Пятёрочку»?!
Её слова били его по лицу, как пощёчины. Она не сочувствовала. Её не интересовали его проблемы. Её интересовали только её сапожки и её комфорт, который он был обязан обеспечивать.
— Рит, я не могу сейчас! У меня у самого денег почти нет! Она отрезала меня от всего! — его голос сорвался на жалкий, беспомощный шёпот.
— То есть ты просто меня кинул? Из-за этой своей мымры? Ты позволил ей это сделать? Я в тебе разочарована, Лёша. Я думала, ты единственный нормальный мужик в нашей семье. А ты оказался обычным подкаблучником. Разбирайся со своей стервой сам. Но чтобы деньги были. Я жду.
Короткие, злые гудки. Он опустил телефон. Он пожертвовал не счастьем сестры. Он пожертвовал последними остатками её уважения ради своего собственного выживания. И теперь он был зажат в тисках. С одной стороны — жена, которая его презирала. С другой — сестра, которая видела в нём не брата, а сломавшийся банкомат. И денег, чтобы хоть как-то откупиться от этого кошмара, у него больше не было.
Два дня квартира жила в режиме ледяной войны. Они не разговаривали, лишь изредка пересекались в коридоре, как два призрака, обречённых делить одно пространство. Лариса была подчёркнуто спокойна и занята своими делами. Она работала, читала, готовила ужин на одну себя, и это демонстративное игнорирование действовало на Алексея хуже любого скандала. Он же, напротив, сдулся. Потеряв доступ к её деньгам, он лишился и своей спеси. Он ходил по дому тише воды, ниже травы, его плечи опустились, а во взгляде застыло затравленное выражение человека, загнанного в угол. Он лихорадочно подсчитывал остатки своей жалкой зарплаты, понимая, что после оплаты кредита за телефон и пары мелких долгов ему едва хватит на проезд и самые дешёвые макароны.
В субботу днём, когда Лариса, вернувшись из спортзала, разбирала сумку в прихожей, в дверь позвонили. Звонок был нетерпеливым, почти истеричным — короткая, злая трель, повторившаяся дважды. Лариса, не оборачиваясь, бросила через плечо Алексею, который сидел в гостиной:
— Открой, это наверняка к тебе.
Он поднялся с дивана, но не успел сделать и шага. Лариса сама повернулась и дёрнула ручку двери. На пороге стояла Рита. Она была при полном параде: яркий макияж, который в дневном свете выглядел боевой раскраской, дешёвая, но кричащая бижутерия и выражение крайнего возмущения на лице. Она явно пришла на войну.
— Я к брату, — бросила она, пытаясь протиснуться мимо Ларисы в квартиру.
— А его жена не против? — Лариса не сдвинулась с места, её тело превратилось в непреодолимую преграду. Она окинула Риту холодным, оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на облупившемся лаке её ногтей.
Из гостиной показался Алексей. Увидев сестру, он побледнел ещё сильнее.
— Рита? Что ты здесь делаешь? Я же просил…
— Что ты просил? — взвизгнула Рита, игнорируя его и обращаясь исключительно к Ларисе, как к главному врагу. — Ждать, пока ты со своей мегерой разберёшься? Это ты во всём виновата! Ты настроила его против меня, против родной сестры!
Она сделала ещё одну попытку ворваться в прихожую, но Лариса лишь слегка выставила плечо вперёд, и Рита наткнулась на него, как на стену.
— Во-первых, не «ты», а «вы», — ледяным тоном произнесла Лариса. — Мы с вами на брудершафт не пили. Во-вторых, я никого не настраивала. Я просто перестала оплачивать содержание взрослой, трудоспособной женщины. Твой брат решил, что может купить себе ручного зверька, которого нужно кормить, поить и баловать. Только платил за это представление почему-то из моего кармана. Лавочка закрылась.
Алексей, стоявший между ними, выглядел жалко. Он порывался что-то сказать, но не мог вставить ни слова в этот жёсткий, хлёсткий диалог.
— Девочки, давайте успокоимся… — пролепетал он.
— Заткнись! — одновременно рявкнули на него обе женщины.
Рита, поняв, что силой в квартиру не попасть, перешла к прямому требованию.
— Это и его квартира тоже! И я имею право здесь находиться! Лёша, скажи ей! Ты обещал мне помогать! У меня собеседование на днях, мне нужны деньги на одежду, на проезд! Ты не можешь меня так бросить!
Она смотрела на брата с мольбой, смешанной с приказом. Она всё ещё верила, что он, её ручной, покорный брат, сейчас топнет ногой и поставит «эту стерву» на место. Но Алексей лишь беспомощно переводил взгляд с сестры на жену.
Лариса усмехнулась. Это была жестокая, презрительная усмешка.
— Собеседование? Куда же вас берут без опыта и образования? Хотя, говорят, в «Пятёрочке» через дорогу как раз кассир требуется. Форму выдают бесплатно, так что на одежду тратиться не придётся.
Это был удар под дых. Рита задохнулась от возмущения, её лицо залила краска. То, что она в истерике кричала брату по телефону, эта женщина теперь бросила ей в лицо как свершившийся факт, как клеймо.
— Лёша! Ты позволишь ей так со мной разговаривать? — взмолилась она, обращаясь к нему в последний раз.
Алексей стоял, опустив голову. Он не мог посмотреть ни сестре, ни жене в глаза. Его молчание было красноречивее любых слов. Это было признание в полном и окончательном поражении.
Рита всё поняла. В её глазах больше не было мольбы, только чистая, концентрированная ненависть. Она смерила их обоих — брата-предателя и его жену-победительницу — долгим, ядовитым взглядом.
— Чтоб вы сдохли, — прошипела она.
Развернувшись, она застучала каблуками по лестнице вниз. Лариса молча смотрела ей вслед, а потом спокойно, без хлопка, закрыла дверь. Замок щёлкнул с окончательностью гильотины. Она повернулась к мужу, который так и застыл посреди прихожей, словно соляной столп.
— Можешь собрать свои вещи и убираться к ней. Кормить вас двоих я не собираюсь.
Он вздрогнул, как от пощёчины. Он ожидал чего угодно — криков, упрёков, торжества. Но это спокойное, методичное причисление его к категории мусора было страшнее всего.
— Мы же были семьёй, Лара. Мы любили друг друга. Что с тобой стало? Откуда в тебе столько желчи? Столько злобы? Неужели какая-то книга, какие-то деньги стоят того, чтобы всё это разрушить?
Он пытался апеллировать к прошлому, к тем чувствам, которые, как он надеялся, ещё теплились в ней. Это была его последняя, самая слабая карта.
Лариса посмотрела ему прямо в глаза, и её взгляд был твёрдым, как алмаз.
— Семья? Любовь? Лёша, очнись. Семья — это когда смотрят в одну сторону, а не в чужой кошелёк. Любовь — это когда заботятся, а не используют. Ты не любил меня. Ты любил мой доход, мою квартиру, мой комфорт, который ты присвоил себе. Ты создал себе удобный мир, в котором ты — благодетель, тратящий мои деньги на свою сестру, и строгий хозяин, считающий мои копейки. Это не любовь. Это паразитизм. А я не хочу быть донором.
Он подошёл ближе, его руки бессильно сжались в кулаки. В его глазах мелькнула последняя искорка злости.
— И что теперь? Выгонишь меня на улицу? Думаешь, я так просто уйду? Ты останешься одна. Со своими деньгами, со своими книгами. И сдохнешь тут в одиночестве, потому что такая, как ты, никому не нужна!
Это был его последний выстрел. Угроза одиночеством. Единственное, чем он ещё мог попытаться её напугать.
Но Лариса лишь усмехнулась. Тихо, почти ласково, и от этой ласки по спине Алексея пробежал мороз.
— Одиночество — это когда ты живёшь с человеком, который тебя не уважает, обворовывает и презирает. Так что я уже много лет была одна, Лёша. Просто рядом со мной постоянно находился ты. А теперь тебя не будет. И это не одиночество. Это свобода. Ты не мужчина. Ты не муж, ты просто придаток к свой сестрице! Её спонсор! Только вот всё, от меня никто из твоей родни, включая тебя, больше не получит ни копейки! А с тобой я разведусь!
Она произнесла это так просто, будто говорила об удалении ненужной программы с компьютера. И в этой простоте была окончательная, сокрушительная жестокость. Она не просто выгоняла его. Она аннулировала его, стирала из своей жизни, отказывая ему в праве даже называться человеком. Она низвела его до уровня ошибки, которую нужно исправить.
Алексей смотрел на неё, и его лицо медленно каменело. Он понял, что всё кончено. Что больше нет слов, нет угроз, нет манипуляций, которые могли бы на неё подействовать. Он проиграл. Не просто проиграл битву за деньги. Он проиграл самого себя.
Молча, не глядя на неё, он развернулся и пошёл в спальню. Лариса слышала, как он открыл шкаф, как бросает вещи в спортивную сумку. Звук застёгиваемой молнии прозвучал в тишине комнаты громко и окончательно. Через несколько минут он вышел, уже одетый, с сумкой в руке. Он не посмотрел на неё. Он прошёл мимо, как чужой. В прихожей он остановился, вытащил из кармана ключ и положил его на тумбочку. Потом открыл дверь и вышел.
Лариса осталась одна в абсолютно тихой квартире. Она сидела в своём кресле, глядя в окно, за которым начинался вечер. На её лице не было ни радости, ни горя. Только пустота. Огромная, чистая, стерильная пустота на месте выжженной дотла жизни. Война закончилась. Все были мертвы. И она была единственной, кто выжил, чтобы жить дальше на этом пепелище…
