— Карие. У них глаза карие, — голос свекрови, Ирины Сергеевны, резал воздух в гостиной, как скальпель. — Андрей, у тебя разве карие?
Мой муж, Андрей, дернулся, отводя взгляд от экрана телефона. Он всегда терялся под ее напором, превращаясь из тридцатилетнего мужчины в провинившегося подростка.
— Мам, ну что ты опять начинаешь? Нормальные у них глаза. Красивые.
— Я не спрашиваю, красивые ли они! — отчеканила она, подходя ближе. — Я спрашиваю, почему они не твои? Не наши? В роду Елизаровых кареглазых не было. Никогда. Это чужая кровь.
Я молча расставляла на столе чашки, чувствуя, как ее взгляд буравит мой затылок. Я знала, к чему она ведет. Этот разговор зрел месяцами, просачиваясь ядовитыми намеками, колкими замечаниями о том, что ни Миша, ни Маша «не похожи на Елизаровых».
— У моего деда были, — слабо возразил Андрей, не отрываясь от телефона.
— У твоего деда были серо-зеленые, не выдумывай! Я смотрю на твоих двойняшек и не вижу в них тебя. Не вижу нашей породы, нашего духа. Ничего.
Она сделала паузу, давая своим словам впитаться в мебель, в обои, в нас. Затем шагнула ко мне, заглядывая в лицо.
— Твои дети — нагулянные!
Андрей вскочил, телефон со стуком упал на пол.
— Мама! Прекрати немедленно!
Но я смотрела ей прямо в глаза. Спокойно. Слишком спокойно для женщины, которую только что публично унизили. Внутри все сжалось в ледяной комок, но не от ее обвинений. От правды, которая была страшнее любой лжи.
— Они от кого-то другого, — не унималась Ирина, ее лицо исказилось от праведного гнева. — И я хочу знать, от кого! Я требую ДНК-тест!
Андрей повернулся ко мне, в его глазах плескалась мольба и растерянность. Он ждал, что я буду кричать, плакать, оправдываться.
Но я медленно кивнула.
— Хорошо. Я согласна на тест.
В комнате повисла звенящая пустота. Даже вечно гудящий холодильник на кухне, казалось, замолчал.
Свекровь опешила. Она готовилась к долгой осаде, к истерике, к мольбам о пощаде. Мое холодное согласие выбило оружие из ее рук.
— Что? — переспросила она.
— Я говорю, что мы сделаем этот тест, Ирина Сергеевна, — повторила я ровным голосом, глядя мимо нее, на мужа. — Ты ведь этого хочешь? Узнать правду?
Андрей растерянно кивнул, не понимая, в какую игру я играю.
— Только учтите, — я снова перевела взгляд на свекровь, — правда может оказаться совсем не такой, какой вы ее себе представляете. Иногда лучше жить в неведении.
В ее глазах на мгновение промелькнуло сомнение, но тут же сменилось уверенностью. Она не могла поверить, что я не боюсь.
— Мне нечего бояться! — заявила она. — Это ты должна бояться!
Я пожала плечами. Я не боялась. Я была в ужасе.
Ведь этот тест действительно раскроет тайну. Но не мою. А ее собственного мужа. Моего свекра.
Мы сделаем тест, Ирина Сергеевна. И вы получите свой ответ. А вместе с ним — руины своей идеальной семьи, которые сами же и создали.
Дорога домой тонула в густом, вязком молчании. Андрей так крепко стискивал руль, что костяшки пальцев побелели. Он не смотрел на меня.
— Катя, зачем? — наконец выдавил он, когда мы остановились на светофоре. Его голос был хриплым. — Зачем ты согласилась на этот цирк?
Я смотрела прямо перед собой, на красные огни стоп-сигналов.
— А что я должна была делать? Кричать, что это неправда? Унижаться перед ней?
— Но это же унижение! Проходить какой-то тест, доказывать… — он не договорил.
— Твоя мать унижает меня последние пять лет, Андрей. С того самого дня, как узнала о моей беременности. Просто раньше это было вполголоса, а теперь она решила кричать. Я устала. Пусть получит то, что хочет.
— А если… — он замялся, и я поняла, какой вопрос вертится у него на языке. Червячок сомнения, который его мать так старательно подсадила ему в душу, уже начал свою работу.
— Что «если», Андрей? — спросила я холодно. — Ты тоже в это веришь?
Он вздрогнул и наконец посмотрел на меня.
— Нет! Конечно, нет… Просто… это все так грязно.
Я отвернулась к окну. Грязно будет потом.
Вечером позвонила Ирина Сергеевна. Ее голос в трубке был полон деловитого энтузиазма, будто она организовывала не семейное судилище, а юбилей.
— Катюша, я все узнала! Есть прекрасная клиника, «Геном-Эксперт». Все сделают быстро и анонимно. Я нас записала на среду, в десять утра. Удобно?
Она не спрашивала. Она ставила перед фактом.
— Удобно, — безразлично ответила я, слушая, как на заднем плане смеются дети. Мои кареглазые двойняшки.
В дверях щелкнул замок. Вернулся свекор, Вадим. Сердце пропустило удар.
Он вошел в прихожую, снял плащ. Высокий, подтянутый для своих пятидесяти пяти, с проседью на висках и теми самыми глазами, цвета горького шоколада, которые сейчас смотрели на меня из детской.
— Все в порядке? — спросил он тихо, уловив напряжение в воздухе.
Я молча кивнула.
— Ирина звонила, — добавила я, вешая трубку. — Записала нас на ДНК-тест. На среду.
Вадим замер. Его взгляд на мгновение стал жестким, как сталь. Он смотрел на меня долго, изучающе, и в этой паузе было больше слов, чем в любом разговоре. Он не спрашивал, зачем я согласилась. Он все понял.
— Понятно, — только и сказал он. И эта короткая фраза означала: «Я с тобой. До конца».
В воскресенье Ирина Сергеевна устроила «семейный обед». Это была пытка. Она достала старые фотоальбомы. Толстые, в бархатных обложках.
— Вот, посмотрите! — щебетала она, раскрыв страницу с черно-белыми карточками. — Это Андрюша в детстве. Видите, глазки светлые? А это его дед, вылитый наш мальчик! Ни одного кареглазого!
Она листала страницы, тыча пальцем в выцветшие лица, и каждый ее комментарий был ядовитой стрелой, нацеленной в меня. Андрей сидел рядом, покорно кивая.
А Вадим встал и подошел к окну. Он стоял спиной к нам, но я видела в отражении стекла, как сжаты его челюсти.
— Мама, может, хватит? — не выдержал даже Андрей.
— А что такого? Я просто изучаю нашу родословную, — невинно улыбнулась Ирина Сергеевна, переворачивая страницу. — Хочу понять, в кого же пошли мои внуки.
Она не знала, что ответ сидит с ней за одним столом. Что тот, кого она считала опорой и главой идеальной семьи, и есть причина крушения ее мира.
Ночью я не могла уснуть. Я лежала и смотрела в потолок, вспоминая все. Вспоминала, как отдалился от меня Андрей после свадьбы, погрузившись в свои проекты и компьютерные игры. Как я чувствовала себя одинокой в этом большом доме.
И как Вадим… как он единственный видел эту пустоту в моих глазах. Он говорил со мной. Он слушал. Однажды он застал меня плачущей на кухне поздно вечером, когда Андрей в очередной раз уехал с друзьями на «мужские выходные».
Вадим не стал утешать. Он просто сел напротив, заварил крепкого чаю и начал рассказывать о звездах.
О созвездиях, которые можно увидеть с нашего балкона. Наша близость родилась не из страсти. Она родилась из отчаянного одиночества двух людей, живущих под одной крышей с теми, кто их не замечал.
Я не гордилась этим. Но я ни о чем не жалела. Потому что Миша и Маша были плодом той запретной, но настоящей любви, которой у меня никогда не было с собственным мужем.
И теперь этот хрупкий мир должен был рухнуть.
В среду утром мы ехали в клинику. Ирина Сергеевна сидела на переднем сиденье рядом с Андреем, прямая и торжествующая. Она уже предвкушала победу.
Я сидела сзади, глядя на проплывающие мимо дома. Я не чувствовала ничего, кроме странной, холодной пустоты. Обратного пути не было.
Час расплаты настал. Не только для меня, но для всех нас.
Клиника «Геном-Эксперт» встретила нас стерильной белизной и запахом антисептика. Все здесь было безликим: гладкие пластиковые стулья в коридоре, плакаты с изображением двойной спирали ДНК на стенах, девушка за стойкой с вежливой, но абсолютно пустой улыбкой.
Ирина Сергеевна чувствовала себя здесь как рыба в воде. Она уверенно подошла к стойке, назвала нашу фамилию. Говорила громко, с вызовом, будто хотела, чтобы все вокруг знали о ее миссии по восстановлению справедливости.
Андрей съежился. Он спрятал руки в карманы куртки и уставился в пол. Ему было стыдно, но духу пойти против матери не хватало.
Нас пригласили в кабинет. Молодой врач-генетик, уставшего вида мужчина в очках, сухо объяснил процедуру. Нужно было взять образцы слюны у меня, Андрея и у обоих детей. Миша и Маша, ничего не понимая, доверчиво смотрели на людей в белых халатах.
Процедура заняла несколько минут. Мазки ватными палочками по внутренней стороне щеки. Все было быстро, буднично и оттого еще более унизительно. Когда все было кончено, Ирина Сергеевна с удовлетворением посмотрела на запечатанные конверты с биоматериалом.
— Ну вот и все, — она победоносно улыбнулась. — Результаты будут готовы через неделю. Их пришлют на мою электронную почту.
Врач кивнул и уже собирался нас проводить, но я остановила его.
— Подождите.
Все трое — врач, Андрей и Ирина Сергеевна — уставились на меня.
— Что еще? — раздраженно спросила свекровь.
Я посмотрела ей прямо в глаза. Мое сердце колотилось где-то в горле, но голос звучал на удивление ровно.
— Я хочу, чтобы в экспертизе участвовал еще один человек.
— В каком смысле? — нахмурилась Ирина Сергеевна. — Кого ты еще хочешь сюда приплести? Своего любовника?
— Нет, — отрезала я. — Вашего мужа.
Андрей ошарашенно посмотрел на меня.
— Папу? Зачем? Катя, ты в своем уме?
— Вполне, — я не сводила взгляда со свекрови. — Вы хотите доказать мою измену и развеять все сомнения.
Так? Чтобы потом ни у кого не было вопросов. Я предлагаю вам полную и окончательную чистоту эксперимента. Чтобы закрыть тему рода Елизаровых раз и навсегда. Давайте возьмем анализ и у дедушки.
Я сделала паузу, глядя ей в глаза.
— Или вы боитесь? Откажетесь — и у меня появятся сомнения в вашей стопроцентной уверенности. Будет похоже, что это вы чего-то не договариваете.
Это был удар ниже пояса. Я видела, как она побледнела. Отказаться сейчас — значило проявить слабость, зародить сомнения в глазах сына.
— Да что за глупости! — вмешался Андрей. — Мама права, это не имеет смысла!
— Почему же? — я повернулась к нему. — Твоя мать хочет правды. Я тоже. Так давайте получим ее целиком, а не тот кусочек, который ей удобен.
Я достала телефон.
— Я позвоню Вадиму Егоровичу прямо сейчас. Он может подъехать.
— Не смей! — зашипела Ирина Сергеевна.
Но я уже набрала номер. Вадим ответил после первого гудка, будто ждал.
— Да, Катя.
— Вадим Егорович, здравствуйте. Мы в клинике. Для чистоты эксперимента нужен и ваш образец ДНК. Вы не могли бы подъехать?
В трубке на секунду повисло молчание. Затем прозвучал спокойный, твердый голос:
— Буду через пятнадцать минут.
Я отключила вызов и посмотрела на оцепеневших родственников.
— Он едет.
Ирина Сергеевна смотрела на меня с ненавистью, смешанной с недоумением. Она не понимала, что происходит, но чувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Ее идеально спланированный триумф давал трещину.
Эти пятнадцать минут мы провели в напряженном ожидании. Когда в дверях кабинета появился Вадим, атмосфера стала почти невыносимой. Он вошел спокойно, кивнул врачу и, не глядя на жену и сына, сказал:
— Я готов.
Процедура повторилась. Еще один конверт лег на стол рядом с остальными.
Когда мы вышли из клиники, никто не проронил ни слова. Обратно мы ехали в оглушающей пустоте. Ирина Сергеевна больше не выглядела победительницей. Она была похожа на игрока, который поставил на кон все и вдруг понял, что в колоде есть карта, о которой он не знал.
Неделя. У нас была неделя до того, как взорвется бомба, которую я сама же и привела в действие.
Эта неделя была похожа на затишье перед ураганом. Воздух в доме загустел, стал тяжелым, каждый звук отдавался эхом в напряженных нервах. Мы передвигались по комнатам, как тени.
Ирина Сергеевна молчала, но это молчание было громче любых криков. Она постоянно проверяла почту на своем планшете, и каждый щелчок уведомления заставлял всех вздрагивать.
Однажды ночью Андрей вошел в нашу спальню. Я притворилась спящей. Он долго стоял у кровати.
— Кать, — прошептал он. — Я не верю ей. Правда не верю. Но я так боюсь… Я боюсь, что она окажется права, и тогда вся моя жизнь… она просто сломается. Прости меня за слабость.
Он вышел, тихо прикрыв дверь. А я поняла, что его жизнь сломается в любом случае.
Судный день настал в среду. Утром. Я поила детей соком на кухне, когда из гостиной донесся резкий, сдавленный вскрик Ирины Сергеевны.
Я вошла. Она сидела в кресле, вцепившись в планшет. Ее лицо было белым как полотно. Андрей стоял рядом, заглядывая ей через плечо. Вадим вошел следом за мной.
— Что там? — глухо спросил Андрей.
Ирина Сергеевна не ответила. Она медленно подняла на меня глаза. В них больше не было гнева. Только ужас и непонимание.
— Ошибка… — прошептала она. — Это какая-то ошибка…
Она протянула планшет Андрею. Он взял его дрожащими руками.
Он читал вслух, механически:
— «Заключение генетической экспертизы. Вероятность того, что Елизаров Андрей Вадимович является биологическим отцом Елизарова Михаила… ноль процентов».
Он замолчал, сглотнув. Ирина Сергеевна издала тихий стон.
— Читай дальше, — сказал Вадим. Его голос прозвучал в мертвой комнате оглушительно громко.
Андрей вздрогнул и продолжил, его голос ломался:
— «Вероятность того, что Елизаров Вадим Егорович является биологическим отцом Елизарова Михаила… девяносто девять целых и девять десятых процента».
Планшет выпал из рук Андрея и с глухим стуком упал на ковер. Он медленно повернулся. Его взгляд был пуст. Он смотрел не на меня. Он смотрел на отца.
И в этот момент все рухнуло.
— Как? — прошептал Андрей. — Папа… как?
Ирина Сергеевна вдруг разразилась страшным, сухим смехом.
— Я так и знала! Я знала, что она шлюха! Но ты… Вадим… ты! С женой собственного сына! В моем доме!
Она вскочила, ее лицо исказилось.
— Я вас обоих уничтожу!
Вадим не смотрел на нее. Он смотрел на сына.
— Андрей… прости.
Но Андрей его не слышал. Он смотрел на меня, и в его глазах медленно зарождалось понимание.
— Так вот почему ты была так спокойна, — сказал он мне. Голос был чужим. — Ты все знала. Ты устроила это шоу.
— Ты хотел правды, Андрей, — ответила я тихо. — Вы все хотели правды. Вы ее получили.
Я повернулась и пошла к выходу. За моей спиной разразился ураган криков. Я собрала детей. Когда я с детьми спускалась по лестнице, внизу стоял Андрей.
— Ты не можешь их забрать. Они… они носят мою фамилию.
— Это единственное, что у них есть от тебя, — ответила я. — Отойди, Андрей.
Он не двинулся. И тогда из гостиной вышел Вадим. Он молча встал между нами. Андрей отступил.
Я вышла из дома, который никогда не был моим. Я села в такси и назвала адрес своей старой подруги.
Я не знала, что будет завтра. Вместо свободы я чувствовала оглушающую пустоту. Ложь разрушает. Но иногда правда, за которую пришлось заплатить такую страшную цену, не строит ничего нового. Она просто оставляет после себя выжженную землю. И на этих руинах предстояло как-то жить.
Два года спустя.
Прошло два года тишины. Я сменила номер, переехала в другой город, устроилась на удаленную работу. Мы с детьми жили в маленькой, но светлой съемной квартире. Жизнь была скромной, но спокойной.
От Елизаровых не было вестей. Развод с Андреем оформили через юристов. Вадим раз в месяц присылал на мою карту деньги. Я принимала их.
Я думала, что все позади.
Однажды утром в дверь позвонил курьер. Он протянул мне плотный картонный конверт. Внутри, на бланке дорогой юридической конторы, лежало извещение. И еще один, запечатанный, с надписью «Екатерине. Лично».
Сердце ухнуло в пропасть.
Из официального письма я узнала, что три месяца назад Вадим скончался. Острый инфаркт. Он оставил завещание. И согласно ему, почти все его состояние переходило моим детям. С одним условием: до их совершеннолетия я назначалась единственным распорядителем активов.
Я отложила бланк. Руки дрожали. Почерк Вадима был твердым.
«Катя, — писал он. — Если ты читаешь это, значит, меня больше нет. Прости, что втянул тебя в этот ад. Я должен был защитить детей. Особенно от Ирины. Сейчас ты, наверное, ничего не понимаешь. Дело в том, что наш ДНК-тест был не первым. Был еще один, двадцать пять лет назад. Тайный.
Андрей — не мой сын.
Ирина изменила мне в самом начале брака. Тот тест подтвердил худшее. Я не стал ничего рушить. Я вырастил его, дал ему свое имя. Но я всегда знал, что он чужой. Ирина об этом не догадывается. Для нее чистота рода Елизаровых — это святое. Ирония судьбы, правда?
Когда появились наши дети, я впервые почувствовал, что такое — настоящая кровная связь. Тот публичный тест был мне нужен, чтобы юридически закрепить свое отцовство и оставить им все. Это была моя последняя партия. Я ее выиграл».
Я дочитала письмо. Мир перевернулся. Снова.
Юрист сообщал, что Ирина и Андрей подали в суд, оспаривая завещание. Первое заседание через месяц.
Война не закончилась. Она только начиналась.
Я подошла к окну. Во дворе играли мои дети. Наследники огромного состояния и страшной тайны.
В дверь настойчиво позвонили. Я вздрогнула. Я не ждала гостей.
Сердце забилось часто-часто. Я медленно пошла к двери и посмотрела в глазок.
На пороге стояла Ирина Сергеевна. Она была одна. И она не выглядела разъяренной. Она выглядела сломленной. В руке она держала точно такой же юридический конверт, какой полчаса назад принесли мне.
