Кухня у Марины была именно такой, какой мечтает каждая женщина после тридцати: просторно, чисто, блестит плитка, на столе — скатерть, не заляпанная борщом, а в холодильнике — еда, которую не стыдно подать даже свекрови. Хотя, конечно, Татьяне Петровне хоть на золотом подносе подавай — всё равно найдёт, где у тебя «грязно» и «не по-людски».
Марина сидела с ноутбуком, проверяла отчёты по работе. Алексей только что пришёл с работы, снял ботинки так, что кроссовки улетели под шкаф. Она привычно закатила глаза.
— Ты в детстве тоже так обувь кидал? — сухо бросила она.
— Мама говорила, что мужик должен входить в дом широко, чтоб все видели, кто хозяин, — ухмыльнулся Алексей и пошёл в ванную.
Марина фыркнула: мужик хозяин, а зарплата у жены выше в три раза… ну да, ну да.
Не успела она вернуться к таблице, как в дверь позвонили. Долго, настойчиво, с характерным дребезгом, который всегда означал одно: Татьяна Петровна пришла «в гости».
— О, мама, — обрадовался Алексей, будто в дверь стучала доставка пиццы.
Марина сжала зубы: и снова без предупреждения… хоть бы смс прислала: «Иду портить вам вечер».
Татьяна Петровна вошла с таким видом, будто это не квартира Марины, купленная ею ещё до свадьбы, а её собственное гнездо. Сняла сапоги, не глядя, и поставила сумку прямо на диван.
— Ну здравствуйте, дети мои несчастные, — сказала она трагическим голосом, словно пришла не чай пить, а на похороны.
— Мам, ты чего такая? — насторожился Алексей.
— А как мне быть весёлой, когда у моего сына ничего нет? Ни квартиры, ни машины, ни гаража даже! — заламывая руки, заявила Татьяна Петровна.
Марина оторвала взгляд от ноутбука.
— Извините, а вы у нас в Росреестре работаете? — спокойно спросила она. — Откуда такие точные сведения?
Татьяна Петровна прищурилась.
— Не язви. Я мать, я вижу. Вот ты сидишь, вся такая деловая, в своей квартире… А мой сын у тебя кто? Постоялец?
— Мам, ну зачем ты так… — пробормотал Алексей, почесав затылок.
Марина закрыла ноутбук и положила руки на стол, как учительница перед трудным учеником.
— Татьяна Петровна, давайте честно. Квартира моя, куплена мной ещё до брака. Алексей тут прописан, всё официально. Какие к нему претензии?
Свекровь закатила глаза.
— Да у людей язык болит уже! Соседка Валентина Ивановна спрашивала: «А что это твой Лёша живёт у жены на шее? Как это понимать?» Мне что, отвечать, что у него ни кола, ни двора?
— Ответьте, что у Валентины Ивановны личная жизнь настолько скучная, что она живёт чужими квартирами, — усмехнулась Марина.
Алексей нервно хмыкнул, но промолчал.
— Вот видишь, сынок, — повысила голос мать, — она тебя унижает при мне! А я тебе что говорила? Надо было ещё до свадьбы оформить на себя половину квартиры! Тогда бы ты себя мужиком чувствовал.
Марина резко выпрямилась.
— Простите, а у нас «мужик» теперь определяется метражом и выпиской из ЕГРН?
— Не груби! — визгнула Татьяна Петровна. — Ты всё испортила! Теперь у моего сына ни квартиры, ни выгоды!
Алексей встал между ними, подняв руки, будто на драке.
— Мам, ну хватит, правда…
— Нет, Лёша, не хватит! — перебила она. — Ты живёшь, как квартирант, и ещё радуешься! А жена твоя… Она только о себе думает!
— О себе? — Марина хмыкнула. — Простите, а ипотеку за вашу «любимую трёшку» кто платил, пока Лёша работу искал? Не я ли?
Свекровь подалась вперёд.
— Это временно было! А теперь…
— Теперь я должна переписать часть квартиры на вашего сына? Так? — перебила Марина.
— Конечно! Это же справедливо. Мужчина должен иметь опору.
— Знаете, опора — это когда человек работает и сам себе покупает квартиру, а не когда мама ходит по чужим домам и требует долю, — холодно ответила Марина.
Алексей опустился на стул и закрыл лицо руками.
— Давайте чай налью, — сдавленно сказал он, пытаясь перевести разговор.
— Чай! — фыркнула мать. — Тебе бы горькой правды налить!
Марина взяла кружку, но руки дрожали так, что ложка звякнула о край.
Ну сколько можно терпеть? Каждый раз одно и то же. Чужая женщина считает своим долгом решать, что мне делать с моим имуществом. И самое обидное — Лёша молчит. Стоит, как мальчик на перемене, когда его мать ругается с учительницей.
— Мам, — наконец выдохнул Алексей, — ну давай без скандалов. Марина права: квартира её, всё честно.
Татьяна Петровна замерла, будто её ударили.
— Так значит, ты против меня? Против матери?
— Я за жену. — Голос у Алексея был тихий, но твёрдый.
Свекровь побледнела.
— Ах вот как. Значит, я рожала тебя, поднимала, тянула одна, а теперь ты меня выгоняешь ради чужой…
Марина резко отодвинула стул.
— Чужой? — её голос дрогнул. — Я — его жена. А вы… Вы гость. И то — непрошеный.
Тишина повисла такая густая, что даже чайник на плите засвистел неловко, как школьник, попавший не в ту компанию.
Татьяна Петровна схватила сумку и пошла к двери.
— Запомните оба! — крикнула она уже из прихожей. — Ты, Лёша, ещё пожалеешь! А ты, Марина… Ты всё испортила!
Дверь хлопнула так, что с полки упала чашка.
Марина стояла в кухне, пытаясь отдышаться. Алексей подошёл, неуверенно обнял её за плечи.
— Прости… Я сам не ожидал, что она так.
— Ожидал, не ожидал — какая разница, — устало сказала Марина. — Вопрос в другом: ты на чьей стороне?
Алексей посмотрел в её глаза и впервые за долгие годы не отвёл взгляд.
— На твоей. Всегда.
Марина села обратно за стол и криво усмехнулась.
— Тогда приготовься, Лёша. Война только началась.
После того скандала в квартире воцарилось странное затишье. Татьяна Петровна целую неделю не звонила, не приходила, даже соседка сверху пожаловалась:
— Слушай, Мариночка, а что это ваша мама мужа перестала к нам по подъезду ходить? Я уже привыкла: каждый вечер у лифта митинг, новости, советы. Теперь скучно…
Марина только усмехнулась. «Это не конец. Это затишье перед бурей», — думала она. И не ошиблась.
В субботу утром, когда они с Алексеем собирались на рынок за овощами, в дверь позвонили. На пороге стояла свекровь — при полном параде: причёска с лаком, серёжки с янтарём, в руках папка с бумагами.
— Доброе утро, дети, — сладко пропела она. — Вот, пришла кое-что обсудить.
Марина сразу напряглась. Алексей попытался улыбнуться:
— Мам, ну мы как раз…
— Ничего, рынок подождёт, — уверенно сказала Татьяна Петровна и прошла на кухню.
Она открыла папку и разложила документы на столе.
— Вот, посмотрите. Я консультировалась. По закону, если квартира приобретена в браке, то она общая собственность.
Марина прищурилась:
— Только моя квартира куплена до брака. Хотите, я вам выписку из Росреестра принесу?
Свекровь, не моргнув глазом, продолжила:
— Да какая разница, когда! Ты же живёшь с моим сыном! Значит, должна делиться.
Алексей робко вмешался:
— Мам, хватит уже, ну…
— Молчи! — резко оборвала его мать. — Ты вечно молчишь, вот и живёшь, как постоялец. Я за тебя слово скажу.
Марина подняла брови:
— То есть вы решили стать адвокатом? Бесплатно, надеюсь?
— Очень смешно, — процедила Татьяна Петровна. — Я мать. И я не позволю, чтобы моего сына унижали.
— А я не позволю, чтобы в моём доме размахивали левыми бумажками, — резко ответила Марина.
Татьяна Петровна хлопнула ладонью по столу:
— Значит, ты отказываешься?
— Да.
— Тогда знай: ты разрушишь семью!
Марина рассмеялась. Смех вышел сухой, злой.
— Семью разрушает не квартира. Семью разрушает, когда третьи лица лезут туда, куда их не звали.
Алексей тяжело вздохнул и поднялся из-за стола.
— Мам, правда, хватит. Это уже переходит все границы…
Татьяна Петровна схватила его за руку.
— Лёша, очнись! Ты что, слепой? Она тебя использует! Ей нужны только твои руки, чтоб мебель переставить, да зарплата на коммуналку. А всё остальное — себе.
Марина холодно улыбнулась:
— Да, очень удобно — «использовать» человека, который неделю назад купил себе новые кроссовки на мои деньги. Алексей, ну подтверди, что это я платила.
Алексей покраснел, как школьник на линейке.
— Ну… было дело.
— Вот! — торжественно взвыла свекровь. — Она тебе даже кроссовки считает!
Марина встала, подошла ближе и посмотрела свекрови прямо в глаза.
— Нет, Татьяна Петровна. Я не считаю кроссовки. Я считаю уважение. А его — ноль.
Мать Алексея вздрогнула, но быстро оправилась.
— Ты ещё будешь у меня про уважение говорить? Да ты… Ты ворона в павлиньих перьях! Думаешь, если работаешь, если деньги есть, то лучше всех? А детей у тебя нет. А у меня есть сын. Это моя кровь!
Марина побледнела, но не отвела взгляд.
— И что? Теперь у нас конкурс «у кого кровь гуще»?
Алексей не выдержал:
— Мам, хватит! Я тебя прошу.
— Я тебя рожала, Лёша! — кричала Татьяна Петровна. — И ты ещё будешь меня просить?
Марина взяла со стола её «документы» и сунула обратно в папку.
— Заберите это. Бумаги ничего не значат. По закону — это моё имущество. Хотите — идите в суд. Но учтите: в суде люди разговаривают фактами, а не соседскими сплетнями.
Татьяна Петровна сжала губы, схватила папку и, не прощаясь, вышла из квартиры. Дверь хлопнула, посыпалась штукатурка.
Марина села на диван, прикрыла лицо руками.
— Господи, да когда это кончится?
Алексей тихо подошёл и сел рядом.
— Прости. Она… она просто боится, что я потеряюсь для неё.
— Алексей, — Марина посмотрела на него внимательно, — я не против твоей мамы. Я против того, чтобы она диктовала нам, как жить. Мы семья. Мы должны быть командой.
Он кивнул.
— Я понимаю. Только… тяжело. Она же мать.
Марина горько усмехнулась.
— А я кто? Враг народа?
Он молчал.
Вечером, когда они ужинали, телефон зазвонил. Это была соседка Валентина Ивановна. Голос её звенел от любопытства:
— Мариночка, а правда, что у вас скандал? Говорят, ты Алексея из квартиры выгнать хочешь!
Марина едва не подавилась котлетой.
— Что-о?!
— Ну да! Татьяна Петровна у подъезда рассказывала. Сказала, что ты злой человек и готовишь документы на развод!
Алексей сжал кулаки.
— Всё. Хватит. Я сам с ней поговорю.
Марина положила руку ему на плечо.
— Нет. Теперь поговорю я.
В её голосе не было ни капли сомнения.
Воскресенье. В доме пахло свежим кофе и сырниками. Марина впервые за неделю чувствовала себя спокойно: окно приоткрыто, за окном — редкий дождь, а в квартире тишина. Алексей сидел с газетой, но по глазам было видно: мысли не о погоде и не о пенсии.
И тут снова — звонок в дверь. Громкий, долгий.
— Ну вот, — сказала Марина, — финальный акт начинается.
Татьяна Петровна вошла, как буря: пальто нараспашку, в руках пакет с пирожками.
— Я пришла мириться! — объявила она и поставила пакет на стол так, будто принесла взятку. — Давайте по-человечески: квартира — пополам, и точка.
Марина села, сложив руки на груди.
— Это вы так миритесь? Интересно.
— Марина, не доводи! — свекровь повысила голос. — Или ты переписываешь половину на моего сына, или я иду в суд!
Алексей встал.
— Мам, хватит!
— Замолчи! — резко крикнула Татьяна Петровна. — Ты у неё под каблуком, я всё вижу!
Марина тоже поднялась.
— Татьяна Петровна, вы переходите границы. В суд — пожалуйста. Только там вам объяснят, что квартира моя и никакой доли вашему сыну не положено.
Свекровь побагровела.
— Так ты ещё и смеешься надо мной?!
Она резко рванула пакет, и пирожки разлетелись по полу. Алексей шагнул к ней, пытаясь остановить, но Марина опередила его:
— Всё! Хватит! Это мой дом. И в нём больше не будет скандалов. Уходите.
— Ты меня выгоняешь? — зашипела Татьяна Петровна.
Алексей подошёл и твёрдо сказал:
— Да, мама. Уходи. Без извинений сюда больше не приходи.
Тишина. Татьяна Петровна смотрела то на сына, то на Марину. Её губы дрожали, как у ребёнка, которого впервые наказали по делу.
— Ты… ты выбрал её? — еле слышно прошептала она.
— Я выбрал себя, мам. И семью, которую мы строим с Мариной, — твёрдо ответил Алексей.
Она молча взяла пальто и вышла. Дверь закрылась тихо, даже слишком тихо.
Марина опустилась на стул.
— Ну, теперь точно начнётся война слухов.
Алексей взял её за руку.
— Пусть. Главное, что мы с тобой — вместе.
Они сидели на кухне среди разлетевшихся пирожков. И вдруг Марина рассмеялась.
— Символично, знаешь? Всё рассыпалось, зато мы остались.
Алексей впервые за долгое время тоже улыбнулся.
— Значит, теперь начнём собирать. Но уже своё.
