— Я так и знала, что вы ничего не копите! Пошли вон из квартиры! — взвизгнула Мария Анатольевна, вбегая в комнату с растрёпанными волосами и перекошенным лицом. В руке она трясла тремя тестами на беременность, как уликами в зале суда.
Анна вздрогнула. Она в первый момент даже не поняла, о чём идёт речь. Игорь поднялся с кресла и уставился на мать.
— Ты чего кричишь? — спросил он, глядя ей прямо в глаза. — Нашла тесты в мусорке — и что?
— А то, что вы не собираетесь ни на что копить, раз ребенка планируете! — продолжала кричать Мария Анатольевна, словно не слышала. — Всё ясно! Мне одной за всё платить, мне одной всё терпеть!
Анна опустила взгляд. Щёки горели от стыда, хотя вины за ней не было. Она-то знала, как всё было на самом деле. Эти тесты, эти чер товы три полоски — вернее, их отсутствие — стали для неё тогда облегчением. Но как теперь объяснишь что-то женщине, которая роется в чужом мусоре, чтобы найти повод для скандала?
— Ты… — Игорь медленно перевёл дыхание. — Ты… Надеюсь, ты понимаешь, что в старости можешь на меня не рассчитывать.
Мария Анатольевна отступила на шаг, всё ещё держа в руке тесты, как знамя. Анна уже знала — это конец. Конец их попытки быть терпеливыми, вежливыми, мирными. Конец их «временного» проживания.
Завтра они съедут. Пусть ни с чем. Но съедут.
***
Когда Анна вышла замуж за Игоря, ей казалось, что худшее позади. Родители у неё были простые, провинциальные люди, и свадьба, хоть и скромная, прошла тепло, с настоящим семейным уютом. А вот со стороны жениха, даже на празднике, чувствовалась какая-то холодная отстранённость. Его мать, Мария Анатольевна, почти не улыбалась. Старший брат Игоря, Олег, вообще прислал сухое поздравление в мессенджере.
После росписи перед ними встал вопрос — где жить? У Анны была лишь комната в общежитии при медколледже, у Игоря — доля в трёхкомнатной квартире, где жила его мать. Оказалось, по документам квартира поделена на три части: одна у Марии Анатольевны, одна у Игоря, одна у Олега. Олег давно уехал работать за границу и на квартиру не претендовал.
— Мы переедем к маме, но это временно, — сказал Игорь уверенно. — Год, максимум полтора. Копим на первый взнос и уезжаем.
Анна, доверяя мужу, согласилась.
Сначала всё шло… ну, терпимо. Они сразу договорились: готовят себе сами, скидываются на коммуналку, убираются по очереди. Анна старалась быть максимально вежливой. Готовила тихо, старалась не занимать ванную, всегда говорила «спасибо» и «извините». Но Мария Анатольевна, как оказалось, воспринимала вежливость как слабость.
— А что вы купили в этом месяце? — спрашивала она, сверля взглядом. — Копите вообще или всё на булочки уходят?
— Копим, Мария Анатольевна, копим, — мягко отвечала Анна, не желая конфликта.
Игорь терпел молча. Только однажды он не выдержал — когда мать в присутствии соседки по площадке заявила, что «молодые только и делают, что сидят у неё на шее».
— Мы здесь временно, — сказал он тогда резко. — И задерживаться не собираемся. А квартира — не только твоя.
После этого Мария Анатольевна притихла. Общение стало сухим и формальным. Они жили словно соседи, которые просто не жалуют друг друга. И это казалось даже спасением.
Анна работала медсестрой в частной клинике, Игорь занимался фрилансом — программировал, иногда подрабатывал консультантом в айтишной фирме. Все доходы шли в копилку на жильё. Они записывали расходы, откладывали, считали и пересчитывали бюджет. Мечтали, спорили о планировке будущей квартиры, искали варианты на «вторичке».
Но каждый день начинался и заканчивался с ощущением, будто они живут на ми нном поле.
Так прошёл почти год. Почти.
***
К зиме Анна начала замечать странные перемены в себе. Её раздражали мелочи, хотя она всегда считала себя терпеливой. Каждый раз, когда Мария Анатольевна с выражением вечной жертвы проходила мимо кухни, сердце у Анны начинало стучать быстрее. Она старалась не реагировать, но организм, похоже, считал иначе.
Всё началось с бессонницы. Потом — головные боли. А затем пропал аппетит, и самое тревожное — задержка. Неделя. Десять дней. Тест на беременность — отрицательный. Второй — тоже. Третий — снова ничего. Она выдохнула с облегчением, выкинула их в мусорное ведро в ванной и пообещала себе, что как только стабилизируется, надо обязательно провериться у врача. Наверняка нервы.
Анна не была против детей — наоборот, хотела семью, мечтала о ребёнке. Но сейчас было не время. Ни морально, ни финансово они не были готовы. Особенно — с Марией Анатольевной под боком, с её криками, наездами, косыми взглядами и невнятным бормотанием за спиной.
Вечером Анна и Игорь в своей комнате обсуждали покупку квартиры.
— Если ипотеку одобрят с тем доходом, что есть, — сказала Анна, — то можем уже в апреле выйти на сделку. Ещё пара месяцев, и первый взнос соберём полностью.
— Угу, — отозвался Игорь, не поднимая глаз от экрана. — Мама, наверное, будет просто счастлива, когда мы съедем.
Через минуту в дверь даже не постучали — её распахнули с таким грохотом, будто входила не женщина, а буря.
— Я так и знала, что вы ничего не копите! — закричала Мария Анатольевна, врываясь в их комнату. — Пошли вон из квартиры!
В руке у неё — те самые тесты из мусорки. Она размахивала ими, будто это были доказательства на суде: вещдоки против безответственности, глупости, неблагодарности.
Анна замерла. Она знала, что так или иначе это случится. Но не думала, что причиной станет мусорное ведро.
— Это что вообще такое?! Вы детей делаете, пока на моей шее сидите?! Я работаю, а вы тут… плодитесь! А потом скажете: «Ой, надо отдельную комнату, у нас же ребёночек!» Вот и всё ваша ипотека! — Она почти визжала.
Игорь медленно встал. Его лицо было спокойным, но глаза — ледяные.
— Ты проверяешь наш мусор? — спросил он, даже не глядя на тесты.
— Да хоть и бельё ваше проверю, если вы у меня под крышей живёте! — крикнула она, подступая ближе. — Это моя квартира!
— Одна треть — моя, — напомнил Игорь. — Ещё одна — Олега.
— Ты… — она чуть за дох нулась от злости. — Так вот как! Я всё поняла! А вы…
— Замолчи. — Его голос стал тихим, но жёстким. — Ты больна на всю голову, мам. Надеюсь, ты понимаешь, что в старости можешь на меня не рассчитывать.
Наступила тишина. Мария Анатольевна застыла. Лицо её вытянулось, она опустила руку с тестами, как будто только сейчас заметила, что держит их.
Анна, не поднимая глаз, встала и подошла к шкафу. Стала молча складывать вещи. Тёплая пижама, халат, расчёска. Всё то, что она терпеливо раскладывала по полкам, теперь бросала в сумку без раздумий.
— Завтра утром съезжаем, — бросил Игорь. — И номер мой можешь больше не набирать.
Мария Анатольевна ничего не ответила. Она стояла в дверях, сжимая в руке тесты. Их жизнь под одной крышей закончилась.
***
С утра в квартире стояла полная тишина. Ни звона посуды, ни скрипа дверей, ни привычного ворчания свекрови — будто все звуки боялись потревожить то, что произошло ночью.
Анна с Игорем не обсуждала ничего — ни вечером, ни ночью. Всё было решено. Без истерик, без колебаний. Он сидел за столом и вносил последние правки в объявление: «Сдаётся комната. Недорого. Требуется стрессоустойчивость».
— Нам хватит на первый взнос, — сказал он спокойно, глядя в экран. — Не сейчас, так через два месяца. Найдём съёмную, и хватит. Только бы не видеть её больше.
Анна кивнула, закусив губу. Она чувствовала странное облегчение, будто с груди сняли груз. Да, съезжать на съёмную квартиру — не праздник. Да, придётся туго. Но впервые за год она не чувствовала страха, когда думала о будущем. Не было больше колючего взгляда свекрови, её ледяных комментариев, звонкой фразы «У нас не гостиница!»
Мария Анатольевна не вышла из своей комнаты. И не пыталась остановить их. Лишь один раз, когда Игорь вышел за сумками в коридор, раздался её голос — глухой, будто из-под земли:
— Олег ведь обо мне не вспомнит. И ты теперь тоже…
Игорь поставил сумку, повернулся к закрытой двери:
— Может, ты сначала подумаешь, почему даже родные дети не хотят с тобой общаться?
Ответа не было. Игорь вернулся в комнату, накинул куртку. Взгляд его был тяжёлый, но в нём не было злости — только усталость.
Через полчаса они стояли у подъезда, держа в руках несколько сумок. Так начиналась их новая жизнь.
***
Переезд оказался проще, чем ожидалось. Они сняли однушку в панельном доме на окраине. Мария Анатольевна звонила — сначала каждый день. Игорь не отвечал. Потом просто заблокировал её номер.
Анна переживала, что ему будет тяжело от этого разрыва. Но он только пожал плечами:
— Она давно не мать. А теперь просто человек, с которым мне по пути.
Через неделю Игорь сдал свою комнату в квартире знакомому из колледжа Тимуру. Тимура не пугала даже мысль о соседстве с истеричной свекровью.
— Я жил в общаге рядом с душем, — сказал он с усмешкой. — После этого ничто не страшно.
Анна и Игорь тем временем оформляли ипотеку. Банк одобрил заявку. Они нашли небольшую новостройку в соседнем районе. Первый взнос собрали с горем пополам, благодаря сбережениям и подработкам Игоря. Переезд был скромным — два рюкзака, пара пакетов и швабра.
Но теперь это была их квартира.
Они собрали мебель по частям: диван — от тёти Анны, стол — со свалки, который Игорь сам зачистил и перекрасил. Постепенно их дом наполнялся жизнью — несовершенной, но родной.
***
Прошло два года.
В квартире Анны и Игоря уже не пахло свежей штукатуркой — теперь пахло кофе по утрам, мятой с балкона и детским кремом. Да, детским: их сын, Лёва, появился на свет весёлым, шумным и совершенно не по плану. Но теперь Анна с улыбкой думала, что никакие «планы» не сравнятся с его крохотными пальчиками и задорным смехом.
Жили они всё так же скромно — платили ипотеку, экономили, покупали одежду на распродажах. Но им хватало. Им хватало друг друга и того, что каждый вечер они засыпали, не думая, что за стеной кто-то подслушивает, критикует или рвёт мир на части.
Мария Анатольевна пыталась наладить контакт. Через чужие номера, через аккаунты в соцсетях, даже однажды передала записку через Тимура. В записке были слёзы, упрёки, просьбы.
Но Игорь не ответил. Он не держал зла — просто не видел смысла возвращаться в то, откуда с трудом выбрался.
Старший брат, Олег, так и не появился. Писал только раз в полгода коротко: «Жив. Работаю. Всё стабильно.» Даже ему хватило жизни с матерью, чтобы вычеркнуть её из своего круга общения.
Тимур продолжал жить в квартире с Марией Анатольевной. Не конфликтовал, но и не пытался подружиться. Он был ровным, сдержанным, и этого оказалось достаточно, чтобы она угомонилась. Иногда он писал Игорю что-то короткое: «Жива. Бабушкины сериалы смотрит. Спокойна, как сфинкс.»
Анна больше никогда не вспоминала ту сцену с тестами. Только иногда, когда убирала мусор, машинально завязывала пакет чуть крепче. На всякий случай.
Сейчас у них была другая жизнь. Настоящая. Со слезами, с ночными кормлениями, с ипотекой, которая висела на них. Но эта жизнь была их выбором.
Не идеальная. Не богатая.
Зато — своя.
