Последний раз я видела этот автобус двадцать лет назад. Тот же облупленный ПАЗ с надписью «Москва-Лукошино». Только тогда он увозил меня из деревни в большую жизнь, а теперь привозил обратно.
Водитель равнодушно выгрузил мой единственный чемодан на обочину, окатил пылью и укатил, оставив меня наедине с июльской жарой и комарьём.
Дом бабушки Нины стоял на том же месте — последний в деревне, почти у леса. Крыша просела, забор покосился, но калитка по-прежнему скрипела знакомо.
Я толкнула её и замерла. Во дворе, поливая грядки из старой лейки, стояла женщина лет шестидесяти в застиранном халате.
— Тань, ты что ли? — она выпрямилась, прищурившись. — Батюшки, Танечка! А я думаю, кто это с чемоданом…
Галина Петровна, соседка бабушки, всегда была главной сплетницей Лукошино. Видимо, теперь присматривала и за нашим участком.
— Здравствуйте, Галина Петровна, — я поставила чемодан и попыталась улыбнуться. — А где ключи от дома?
— Да у меня. Твоя бабуля перед смертью передала. Говорит, если Танька когда приедет, пусть дом забирает. Вот только не думала я, что вернёшься. В Москве небось дела хорошо шли?
Я неопределенно кивнула.
Рассказывать деревенской сплетнице, что творилось в моей жизни последние полгода, не хотелось.
Сначала случился инсульт у Андрея. Муж был еще молодым, сорок два всего, работал на износ в своей IT-компании. Потом два месяца лежал в реанимации. Надежды, отчаяние, снова надежды. И внезапная смерть в мае.
А через неделю после похорон объявились его «любящие» родственники.
Оказывается, квартира оформлена была только на моего свекра, и по закону переходила ему. Бизнес Андрея тоже. А про завещание муж не успел подумать. Кто ж знал, что в сорок два можно просто не проснуться.
— Проходи, проходи, — Галина Петровна засуетилась. — Дом-то я проветривала периодически, но всё равно затхлый. А ты надолго к нам или так, проведать?
— Пока не знаю, — честно ответила я, принимая ключи.
Дом внутри пах детством: печкой, сушёными травами и чем-то еще неуловимо знакомым. Бабушкина кровать с горой подушек, старый комод, на стенах те же фотографии. И моя, семнадцатилетняя, с косами — выпускной в местной школе.
— Слушайте, а что с деревней стало? — спросила я, выглядывая в окно. — Домов вроде поменьше.
— Да что с ней… Молодёжь вся разъехалась, старики помирают. Осталось нас человек тридцать, не больше. Магазин закрыли, почту тоже. Автобус два раза в неделю ходит. Хорошо хоть свет не отключили пока.
— А работы никакой нет?
Галина Петровна хмыкнула:
— Какая работа? В райцентр ездить? Так транспорт съест всю зарплату. Огороды да пенсии. Вот и живём. А ты что, совсем из Москвы уехала?
Я не ответила. Слишком сложно было объяснить, что выбора у меня особо не было.
Тридцать восемь лет, профессия менеджера по туризму в кризис никому не нужна, сбережений нет. Всё ушло на лечение Андрея. Андрюшины родственнички дали мне ровно месяц на «переезд», и даже это считали великодушием.
— Отдыхай пока, осваивайся, — Галина Петровна направилась к калитке. — А завтра приходи на чай, расскажешь, как там в столице жизнь. И про мужа расскажи. Я слышала, ты удачно замуж вышла.
Я промолчала. Рассказывать о том, что муж умер, а его семейка выставила меня на улицу, было выше моих сил. Лучше пока помолчать, освоиться, понять, что дальше делать.
Когда соседка ушла, я села на бабушкину кровать и заплакала. Тихо, безнадежно, как плакала полгода назад в больничной палате, держа за руку уже холодную ладонь Андрея.
***
Проснулась я от петушиного крика и запаха дыма. Кто-то топил печь.
В Москве в это время я обычно ещё спала, но звуки деревни безжалостно будили: коровы мычали, собаки лаяли, где-то стрекотала бензопила.
Галина Петровна появилась в девять утра с кастрюлькой борща и расспросами.
— Ну что, как первая ночка? Не страшно одной-то? А то у нас тут всякое бывает: и медведи заходят, и цыгане летом табором встают.
— Нормально, — соврала я, вспоминая, как дергалась от каждого шороха.
— А муж твой что же, не приехал? Работает, поди?
Момент истины настал быстрее, чем я ожидала. Галина Петровна смотрела с таким любопытством, что отмалчиваться стало невозможно.
— Муж умер, — сказала я тихо.
— Господи! — она перекрестилась. — А молодой еще небось? От чего?
— Сорок два было. Инсульт.
— Батюшки мои… А дети у вас были?
— Не успели.
Галина Петровна всплеснула руками и принялась причитать о том, какая я горемычная и как же так получилось.
Я слушала вполуха, размешивая борщ. Странно, но рассказать о своей беде было легче, чем я думала. Может потому что Галина Петровна была почти чужой. Не московская подруга, которая будет жалеть и давать советы.
— А квартира-то хоть осталась? — практично поинтересовалась соседка.
— Не осталась. На свекра была оформлена.
— Ах ты ж… — Галина Петровна покачала головой. — Значит совсем без ничего? Ну ничего, ничего. Тут хоть крыша над головой есть, огород можно завести. Картошка, огурцы — не пропадёшь.
После её ухода я вышла во двор и впервые внимательно оглядела хозяйство.
Участок был большой: соток пятнадцать, не меньше. Половина заросла бурьяном, но видны были остатки грядок, малинник, несколько яблонь. За сараем обнаружился заброшенный колодец.
— Ой, Танечка! — окликнула меня женщина через забор. — А я думаю, кто это у Нины Степановны копается. Вернулась, значит?
Это была Вера Васильевна, учительница, которая когда-то преподавала мне математику. Постарела, конечно, но выглядела всё так же аккуратно и обоятельно.
— Здравствуйте, Вера Васильевна. Да вот, погостить приехала.
— Погостить? — переспросила учительница. — А я слышала от Галки, что насовсем. Говорит, мужа похоронила, квартиры лишилась.
Вот же Галина Петровна! Не прошло и часа, а уже вся деревня в курсе.
— Пока не решила окончательно, — уклончиво ответила я.
— А знаешь что, — Вера Васильевна подошла ближе к забору, — а ты бы школу нашу не рассмотрела? Учительницы нам позарез нужны. Я одна тяну все предметы, а мне уже семьдесят один. Хочу на пенсию, да некого оставить. Ребятишек мало, но есть. Человек двенадцать наберётся с соседними деревнями. Зарплата, правда, копеечная, но хоть что-то.
Я удивилась. В Москве меня на работу брать не хотели: то возраст не тот, то опыт не подходит, то ещё что-то. А тут предлагают сразу.
— У меня педагогического образования нет, — возразила я.
— А какое есть?
— Филологическое. МГУ.
— Ну вот и прекрасно! Русский с литературой будешь вести, английский, историю. Я тебя научу быстро. Главное — голова светлая и желание работать. А у тебя, помню, с головой всегда порядок был.
***
Вечером я сидела на крылечке, пила чай из бабушкиных стаканов в подстаканниках и думала. Учительница в деревенской школе — это было так далеко от моих московских амбиций, что даже смешно.
Но с другой стороны, а какие у меня теперь амбиции? И вообще какие перспективы?
Телефон молчал. Московские знакомые, видимо, решили, что я справлюсь сама. Андрюшины друзья исчезли сразу после похорон. Родители умерли давно, братьев-сестёр нет.
Получается, кроме этой полузаброшенной деревни, мне некуда податься.
— Танька! — заорал кто-то от калитки. — Танька, ты что ли?
Я обернулась и не поверила глазам. К дому шел мужчина лет сорока, в рабочих штанах и футболке, загорелый, с короткой стрижкой.
Знакомое лицо, но откуда?
— Максим? — неуверенно спросила я.
— А то кто же! — он широко улыбнулся. — Галка Петровна трубила на всю деревню, что московская штучка вернулась. Я сначала не поверил.
Это был Максим Зотов, мой одноклассник. Мы в школе очень дружили, даже встречались пару месяцев в десятом классе. Потом я уехала учиться, он остался. Списались первое время, потом как-то сами собой отношения сошли на нет.
— Проходи, — сказала я. — Чаю налью.
***
Максим прошёл во двор, оглядел заросшие грядки и покачал головой.
— Запустила тётя Нина хозяйство под конец. А раньше у неё тут красота была: цветы, овощи, всё как на картинке.
— Ты часто заходил к ней? — спросила я, разливая чай.
— Да постоянно. Дрова рубил, крышу чинил, в магазин ездил. Она меня как внука любила. — Максим помолчал. — Перед смертью всё спрашивала… когда Танечка приедет? Говорила, что дом тебе завещает.
— А ты что делаешь? Работаешь где-то?
— Да так, перебиваюсь. Машину вожу: продукты по деревням развожу, дрова заготавливаю, дома ремонтирую. Кто что попросит. Не богато, но живу. А ты надолго к нам?
Я пожала плечами.
За эти часы общения с деревенскими жителями я научилась не давать конкретных ответов.
Максим внимательно смотрел на меня, изучающе. Не как на школьную подругу, а как мужчина на женщину.
— Знаешь, если решишь остаться, я помогу дом в порядок привести. И огород можно восстановить. Земля хорошая, всё расти будет.
С этого дня Максим стал появляться регулярно. Сначала под благовидными предлогами: то водопровод в доме проверить, то забор починить. Потом просто так, на чай. Мы говорили обо всём: о школьных годах, о том, как сложились жизни одноклассников, о деревне, которая медленно умирала.
— А жениться ты так и не собираешься? — спросила я как-то.
— Да была одна… Марина звали. Познакомились в райцентре, она там в администрации работала. Думал, серьёзно у нас, даже предложение сделал. А она посмеялась. Говорит, я что, буду в деревне коров доить? И ушла к кому-то из начальства. Так и живу холостяком.
Он рассказывал без обиды, спокойно, но я видела, как сжались его кулаки. Больно было парню.
С Верой Васильевной я тоже встречалась несколько раз. Поговорили с ней о школе. Учительница показала класс: небольшую комнату в бывшем клубе, где стояли старые парты и висела советская карта мира.
— Детей мало, но они хорошие, — рассказывала Вера Васильевна. — Правда, с дисциплиной иногда проблемы. Понимают, что альтернативы нет, некому их учить. Но ты справишься, я чувствую.
В конце концов я согласилась. А что ещё оставалось? По крайней мере, будет крыша, еда и какие-то деньги.
И Максим был рад. Говорил, что теперь деревня оживёт, потому что молодая учительница появилась.
Мы проводили вечера на моём крылечке или гуляли по окрестностям. Максим показывал места, где мы бегали в детстве: заброшенную мельницу, пруд, где купались, тропинку к роднику.
Постепенно я начала понимать, что отношения из дружеских перерастают во что-то большее.
— Танька, — сказал он как-то вечером, провожая меня до калитки, — а мне кажется, что ты не случайно вернулась.
— Как это?
— Ну, судьба, наверное. Мы же в школе друг другу нравились, помнишь?
Я помнила. Помнила первый поцелуй за клубом после дискотеки, помнила, как мечтали о будущем, как клялись в вечной любви. Детская любовь, конечно, но искренняя.
— Максим, — начала я, но он перебил:
— Подумай просто. Никуда не торопимся, но подумай.
А думать было над чем.
В Москве меня никто не ждал, работы толком не было, квартиру снимать не на что. А здесь дом, пусть и старый, работа, пусть и низкооплачиваемая, и мужчина, который смотрит с нескрываемой нежностью.
***
Но всё изменилось в один августовский день.
Я поливала грядки, которые Максим помог вскопать, когда у калитки остановилась чёрная иномарка. Из нее вышел мужчина в дорогом костюме, несмотря на жару.
— Простите, это дом Нины Степановны Кравцовой? — спросил он, подходя ближе.
— Да, но бабушка умерла. А вы кто?
— Игорь Сергеевич Белов, — протянул он визитку. — Представляю интересы инвестиционной компании «Русские просторы». А вы кто-то из родственников?
— Внучка, — ответила я, вытирая руки о фартук и чувствуя себя деревенской замарашкой рядом с этим холеным столичным типом.
— Отлично! Как раз с вами и нужно поговорить. Можно войти?
В доме он оглядел обстановку, присел на краешек стула и достал из портфеля документы.
— Мы занимаемся развитием загородной недвижимости. Ваш участок находится в очень перспективном месте: рядом лес, речка, экология прекрасная. Мы готовы купить у вас землю за очень хорошие деньги.
Он назвал сумму, от которой у меня закружилась голова. За эти деньги можно было купить квартиру в областном центре, а может, даже в Подмосковье что-то подыскать.
— Подумайте, — улыбнулся Белов. — Но долго не тяните. Предложение ограниченно по времени. Через месяц цена может быть уже другой.
***
После отъезда бизнесмена я долго сидела с его визиткой в руках, переваривая услышанное. Сумма была действительно серьезной. На эти деньги можно было начать новую жизнь где угодно, купить квартиру в областном центре или даже вернуться в Москву.
Максим заявился вечером, как обычно, с банкой парного молока от соседки. Увидев мою задумчивость, он нахмурился.
— Что случилось? Выглядишь озабоченной. У тебя все в порядке?
Я рассказала о визите москвича. Максим слушал молча, но его лицо постепенно менялось.
— И много предлагает? — спросил он наконец.
Я назвала сумму. Максим присвистнул и отвернулся к окну.
— Ничего себе… Хорошие деньги.
— Да, хорошие. На такие можно и квартиру купить, и новое дело начать.
— А ты что думаешь делать?
В его голосе звучало что-то странное: напряжение, которого раньше не было. Я поняла, что мой ответ для него очень важен.
— Не знаю пока. Нужно подумать.
Мы говорили о чём-то другом, но атмосфера в доме была напряженной. Максим ушёл раньше обычного, сославшись на то, что завтра ему нужно рано вставать.
***
На следующий день я решила всё-таки разузнать об этой компании.
В райцентре в администрации мне рассказали, что «Русские просторы» — солидная фирма, уже несколько лет занимается развитием экотуризма в области. Строят небольшие гостевые дома, базы отдыха, организуют конные прогулки.
— Хорошая контора, — сказал чиновник. — Все документы в порядке, налоги платят, с местными не конфликтуют. У них концепция такая: сохранять природу, но делать её доступной для городских жителей. Рядом с вашей деревней как раз планируют небольшой комплекс. Дома в русском стиле, баня, конюшня.
Значит, никакого обмана. Просто бизнес, причём вполне цивилизованный.
И предложение честное. Они готовы хорошо заплатить за землю, которая им нужна для проекта.
Вечером пришла Галина Петровна.
— Танька, а ты знаешь, что про тебя уже вся деревня говорит? Говорят, богачкой станешь, в Москву уедешь.
— Галина Петровна, я же ещё ничего не решила.
— А что тут решать? — всплеснула руками соседка. — Такие деньги! Я бы на твоём месте и секунды не сомневалась. Что тебе в этой глуши делать? Молодая ещё, красивая, в городе жизнь наладишь.
— А как же школа? Вера Васильевна рассчитывает на меня.
— Найдёт кого-нибудь. Или в райцентр детей возить будет. А ты свою жизнь не губи из-за чужих проблем. Дурой будешь, Танька! Знаю, о ком ты думаешь. Но зря это, поверь!
После её ухода я вышла в сад. Яблони цвели поздним цветом, пахло медом и свежескошенной травой. Тишина была такая, какой в Москве не бывает никогда.
И мне подумалось: а хочу ли я эту тишину менять на городскую суету?
Ответа пока не было.
Максим не появлялся три дня. Когда я не выдержала и сама пришла к нему, он встретил меня очень сдержанно, даже холодно.
— Решила уже что-нибудь? — спросил он, не предлагая даже зайти в дом.
— Ещё думаю. А ты что посоветуешь?
— Я? — он горько усмехнулся. — А что я могу посоветовать? Конечно, продавай. Какая тебе здесь жизнь? Зарплата учительская — копейки, магазина нет, до райцентра добираться проблема. А там деньги хорошие, возможности.
— Максим, а мы… а то, что между нами…
— А что между нами? — мужчина отвернулся. — Школьные воспоминания? Не строй иллюзий, Танька. Ты городская, привыкла к другому. Месяц-два здесь поживешь и сама сбежишь. Лучше сейчас с деньгами, чем потом ни с чем. Я не хочу тебе жизнь ломать!
Я хотела что-то возразить, сказать, что за эти недели поняла, что можно жить и здесь, что нашла покой, которого не было в Москве. Но Максим уже ушёл в дом, хлопнув дверью.
***
Белов явился через неделю.
— Подумали? Время поджимает, через несколько дней мне нужно отчитываться перед руководством.
— А если я откажусь?
— Ваше право. Мы найдем другое место. Но предложение действительно выгодное. Вряд ли ваш участок когда-то ещё так оценят.
Он не давил, не уговаривал, просто констатировал факты. И это почему-то делало выбор ещё сложнее.
***
Белов уехал, оставив мне документы на подпись и время до конца недели. Я сидела в бабушкином доме, перебирала старые фотографии и пыталась понять, чего хочу на самом деле.
На фотографиях была вся моя прошлая жизнь: школьные годы, поступление в университет, свадьба с Андреем.
А потом обрыв.
Как будто жизнь закончилась вместе с ним. И теперь нужно было решить — начинать новую главу здесь или попытаться вернуться в большой мир.
Вера Васильевна зашла на следующий день с просьбой окончательно определиться со школой.
— Понимаю, что деньги большие, — сказала она мягко. — И никого не виню. Но мне нужно знать — искать другого учителя или рассчитывать на тебя.
— А если продам участок, но останусь в деревне? На эти деньги можно дом купить в соседнем селе.
— Можно, — согласилась Вера Васильевна. — Но останешься ли? Танечка, я прожила здесь всю жизнь, многое видела. Люди, которые однажды ушли в большой мир, очень редко приживаются обратно в деревне. Особенно женщины.
— Почему?
— Да потому что здесь жизнь другая. Медленная, без перспектив карьерного роста, без театров и ресторанов. Романтика быстро заканчивается, когда нужно топить печку в мороз или идти за водой к колодцу.
Она была права, и я это понимала.
Даже за эти несколько недель я уже устала от неудобств, от того, что в магазин нужно ехать, от сплетен Галины Петровны, от комаров и отсутствия нормального интернета.
В четверг я набралась решимости и пошла к Максиму. Он чинил мотоцикл во дворе, весь перепачканный маслом.
— Максим, нам нужно поговорить.
— О чём? — он не поднял головы от двигателя.
— О нас. О том, что будет дальше.
— А что будет? — он выпрямился и вытер руки тряпкой. — Ты продашь участок и уедешь. Всё просто.
— А если не уеду?
— Не уедешь? — он удивлённо посмотрел на меня. — Серьёзно?
— Не знаю. Возможно. Но мне нужно понимать. Мы будем вместе или нет?
Максим долго молчал, глядя в сторону.
— Знаешь, Танька, я тебя правда люблю. Наверное, всю жизнь любил. Но я понимаю, кто я такой. Мужик из глухой деревни, без образования, без денег, без перспектив. А ты — столичная штучка, умная, красивая. Даже если останешься, рано или поздно поймёшь, что ошиблась.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, потому что уже было такое. С Мариной. Она тоже сначала говорила, что любит деревню, что здесь романтично и спокойно. А потом начались претензии: почему я не развиваюсь, почему не ищу лучшую работу, почему не хочу переехать в город.
— Я не Марина.
— Нет, не Марина. Ты лучше. Но суть не меняется.
Я хотела спорить, убеждать, но поняла, что он мне не верит. И может быть, правильно делает.
***
В пятницу утром приехал Белов за ответом. Я всю ночь не спала, взвешивая все «за» и «против». А утром поняла, что решение уже принято.
— Я согласна, — сказала я. — Но при одном условии.
— Каком?
— Школа в деревне должна продолжать работать. Вы построите новое здание, обеспечите транспорт для детей из соседних деревень, найдёте хорошего учителя.
Белов кивнул:
— Это можно устроить. Мы заинтересованы в развитии инфраструктуры.
— И ещё. Пенсионеров, которые захотят остаться в своих домах, никто не должен принуждать к продаже.
— Согласен. Нам нужны только участки под строительство.
Документы были подписаны быстро. Деньги поступили на счет в тот же день.
Максим пришел попрощаться.
— Не сержусь, — сказал он. — Правильно делаешь. Там твоя жизнь.
— А вдруг ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Ты сильная, умная. Найдёшь своё место в этом мире.
Он поцеловал меня в лоб. Как сестру. И ушёл.
Галина Петровна рыдала, провожая меня:
— Ох, Танечка, а я-то думала, ты к нам насовсем! Ну ничего, ничего, в гости приедешь!
Вера Васильевна просто крепко обняла:
— Удачи, девочка. И помни, что здесь всегда есть твой дом!
***
Автобус до Москвы шел четыре часа.
Я смотрела в окно на проплывающие мимо поля и деревни и думала не о том, что потеряла, а о том, что приобрела. Силу принимать решения. Способность начинать сначала. Понимание того, что счастье не в месте, а в готовности идти дальше.
В Москве меня ждала съёмная квартира в хорошем районе, курсы переподготовки по IT-менеджменту и собеседование в крупной компании, куда меня рекомендовали через знакомых Белова.
Но главное, меня ждала уверенность в том, что я справлюсь с любыми трудностями.
Через полгода я получила письмо от Веры Васильевны.
Школа действительно работала в новом здании, детей стало больше. Приезжали даже из райцентра.
Максим женился на молодой фельдшерице из соседней деревни.
А в Лукошино открыли гостевые домики, куда на выходные приезжали уставшие москвичи подышать чистым воздухом.
Всё получилось так, как должно было получиться.
Я нашла работу мечты, познакомилась с интересными людьми, сняла квартиру с видом на парк. А летом купила машину и поехала в отпуск по старым русским городам. Оказалось, что моя страна намного больше и разнообразнее, чем я думала.
Иногда мне снится бабушкин дом, яблони в цвету и тишина деревенского вечера.
Но просыпаюсь я в своей московской постели и понимаю, что я там, где должна быть.
Справедливость восторжествовала не в судебном порядке, а в том, что жизнь дала мне второй шанс. И я им воспользовалась правильно.
