— Я его выбросила, — тихо сказала Лена, глядя не на мужа, а на свои руки, лежащие на столе.
Она только что зажгла свечи. Две тонкие, пахнущие сандалом. Она хотела устроить сюрприз — заказала его любимую пиццу с четырьмя видами сыра, надела платье, которое он когда-то похвалил. Глупость.
Стас замер на пороге комнаты. Его лицо не выражало гнева. Хуже. Оно выражало усталое недоумение, как будто она была не женой, а нерадивой домработницей.
— Кого выбросила? — переспросил он, медленно стягивая с плеч пиджак.
— Твой свитер. Серый. Который ты носишь уже лет десять. Он… он был весь в катышках, Стас. Я купила тебе новый. Посмотри.
Она кивнула на кресло, где лежал кашемировый джемпер, мягкий, цвета мокрого асфальта. Идеальный.
Стас даже не повернул головы.
— Лена, зачем? Зачем ты трогаешь мои вещи?
В его голосе не было металла. Была вата. Та самая, которой затыкают уши, чтобы не слышать мир.
— Он был старый. Он тебя не красил.
— Меня? — он усмехнулся. — Меня не красил свитер для дачи? Свитер, в котором я чиню машину? Лена, ты серьезно?
Он прошел в комнату, бросил пиджак на диван, мимо кресла с новым джемпером, мимо стола со свечами. Подошел к шкафу и начал методично выдвигать ящики.
— Где он? В мусорке?
— Я отдала его в благотворительный контейнер. Сегодня утром.
Стас выпрямился и посмотрел на нее. Наконец-то посмотрел. И лучше бы не смотрел. В его взгляде было то самое, что убивало ее медленнее яда — снисходительная жалость.
— Понятно. То есть ты решила за меня, что мне носить. Взяла и осчастливила.
Он говорил спокойно, почти ласково. И от этого спокойствия по венам растекался лед.
Она бы предпочла крик, скандал, разбитую тарелку. Что угодно, только не эту мертвую, высасывающую душу правоту.
— Я просто хотела, чтобы ты выглядел… хорошо. Чтобы у тебя были красивые вещи.
— У меня были удобные вещи, — отрезал он. — А ты создала проблему на ровном месте. Как всегда.
«Как всегда». Это маленькое лезвие вонзилось точно в цель. Не в первый раз. Он мастерски находил эти точки.
Лена смотрела на пламя свечи. Оно дрожало, и ей казалось, что это дрожит ее собственная жизнь, готовая вот-вот погаснуть.
Она вспомнила, как много лет назад, стоя с ним под дождем, клялась себе, что у них все будет не так, как у ее родителей. Без криков. Без измен. Тихо и правильно.
Она получила свое. Безмолвие.
— Я… я могу позвонить им? В эту службу. Может, они еще не забрали вещи?
Он вздохнул. Так вздыхают, когда говорят с неразумным ребенком.
— Позвони. Разберись с этим. Я есть хочу. Пицца остыла, наверное.
Он сел за стол, отодвинул свечу на самый край, чтобы не мешала, и открыл коробку. Он не изменил ей ни разу за пятнадцать лет. Зачем? Подруги завидовали.
А она думала, что физическая измена была бы честнее. Понятнее. Но её муж не был с другой, он просто медленно, год за годом, убивал в ней женщину, пока от меня неё осталась лишь тень у плиты.
Тень, которая сейчас покорно пойдет искать телефон, чтобы вернуть ему уродливый старый свитер. Символ их идеального брака.
Лена нашла номер на сайте благотворительной организации. Руки слегка дрожали, когда она набирала цифры.
На заднем фоне Стас методично жевал пиццу, листая что-то в своем телефоне. Он даже не смотрел в ее сторону, но она чувствовала его присутствие как давление, как тяжесть в воздухе.
— Фонд «Добрые руки», здравствуйте, — ответил бодрый женский голос.
— Здравствуйте… Я… я по очень странному вопросу, — начала Лена, понизив голос до шепота. — Я сегодня утром положила в ваш контейнер на улице Лесной пакет с вещами. И я бы хотела одну вещь вернуть. Это возможно?
На том конце провода помолчали.
— Вернуть? Девушка, вы понимаете, что это ящик для пожертвований? Вещи оттуда сразу идут на сортировку и санобработку. Мы не можем просто так достать что-то по запросу.
— Я понимаю, но это очень важно! — Лена почувствовала, как к щекам приливает краска. — Это мужская вещь. Серый свитер. Он очень старый, но…
— Все вещи для нас важны, — вежливо, но непреклонно ответила женщина. — Простите, но правила есть правила. Мы не склад.
Стас поднял голову от телефона. Он не улыбался, но в уголках его глаз собрались смешинки. Он наслаждался этим. Наслаждался ее унижением.
— Пожалуйста! Может быть, есть какой-то способ? Я заплачу! — выпалила Лена, сама ужасаясь своим словам.
— Девушка, мы не торгуем пожертвованиями, — в голосе женщины появился холод. — Всего доброго.
Короткие гудки. Лена опустила телефон. Комната вдруг показалась ей пустой и гулкой, а запах пиццы и сандала — приторным и тошнотворным.
— Ну что? — спросил Стас так, будто заранее знал ответ. — Устроила представление?
— Они не могут его вернуть. Говорят, уже на сортировке.
— Логично, — кивнул он и откусил еще кусок. — Это же система. А ты в нее врываешься со своим «хочу». Так не работает, Лена. Мир устроен по правилам, а не по твоим внезапным желаниям.
Он говорил это как прописную истину, как лектор в университете. Спокойно, уверенно, вбивая каждое слово ей под кожу.
— Это было не «желание», Стас. Это была забота.
— Забота — это когда ты спрашиваешь. А когда решаешь за другого — это контроль. Ты просто хотела, чтобы было по-твоему.
Как с тем отпуском, помнишь? Когда ты купила билеты в Италию, а я хотел на рыбалку. Ты тогда тоже сказала, что это «забота». Что мне нужно «расширять кругозор».
Он достал из прошлого старый, затертый до дыр конфликт и бросил его на стол. Он всегда так делал. У него была феноменальная память на ее промахи.
— Это не одно и то же…
— Абсолютно то же самое. Ты решила, что знаешь лучше, как мне жить. Что мне носить, где отдыхать.
А я, Лена, взрослый человек. И я хочу носить свой старый свитер и ездить на рыбалку. И я не хочу, чтобы кто-то делал мою жизнь «красивой» без моего спроса.
Он встал, оставив недоеденный кусок в коробке. Подошел к креслу, взял новый кашемировый джемпер, повертел его в руках.
— Хороший. Дорогой, наверное.
Лена молчала.
— Отдай его своему отцу. Ему понравится. Он у тебя такой же… эстет.
Сказав это, он бросил джемпер ей на колени. Мягкая шерсть показалась ей тяжелой, как камень.
Он не просто отверг подарок. Он обесценил его, связав с ее отцом, которого Стас тихо презирал за «непрактичность».
Он ушел в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Свечи догорали. Лена сидела неподвижно, глядя на брошенный ей на колени джемпер.
И впервые за много лет она почувствовала не вину и не желание все исправить. Она почувствовала холодную, ясную злость.
На следующее утро Стас вел себя так, словно ничего не произошло. Он пил свой утренний эспрессо и читал новости с планшета.
Лена двигалась по кухне почти бесшумно, раскладывая по тарелкам омлет. Она не спала всю ночь. Холодная злость никуда не ушла, она улеглась где-то на дне души тяжелым, плотным осадком.
— Кстати, — сказал Стас, не отрываясь от экрана. — Мне вчера вечером пришло письмо. Из твоей этой школы дизайна.
Лена замерла со сковородкой в руке. Она записалась на эти курсы полгода назад. Копила на них, откладывая с денег, что давал муж на хозяйство. Это была ее маленькая тайна, ее мечта — снова начать рисовать, как в юности.
— Что за письмо? — спросила она, и ее собственный голос показался ей чужим.
— Я отменил твою запись. Вернул деньги на карту.
Сковорода в ее руке дрогнула.
— Как… отменил?
— Так. Позвонил, сказал, что мы передумали. Лена, это несерьезно. Какие курсы? Это стоит как половина комплекта новой резины на машину. Сейчас не время для игрушек. Нужно быть практичнее.
Он сказал это тем же тоном, каким вчера говорил про свитер. Покровительственным, разумным, неоспоримым. Он не просто отнял у нее мечту. Он назвал ее «игрушкой». Он растоптал ее, даже не заметив.
Всё. Хватит.
Что-то внутри нее не просто щелкнуло. Оно с оглушительным скрежетом провернулось, вставая на место. Она поставила сковороду на плиту. Выключила огонь. Спокойно вытерла руки о полотенце.
— Понятно, — сказала она.
Стас наконец оторвался от планшета, удивленный ее спокойствием. Он, видимо, ждал слез, упреков, истерики, к которой он был так хорошо готов.
Лена молча вышла из кухни. Она прошла в спальню и открыла свой ноутбук. Не тот, старенький, что стоял на виду у всех, а другой, который она прятала в ящике с постельным бельем.
Она вошла в свой рабочий аккаунт. За последние полтора года она, работая по ночам, пока муж спал, стала востребованным веб-дизайнером на фрилансе.
У нее были клиенты из других стран, портфолио и счет в банке, о котором Стас не имел ни малейшего понятия.
Она открыла почту и написала короткое письмо риелтору. «Елена, добрый день. Квартира на Патриарших, которую мы смотрели. Я готова подписать договор сегодня».
Затем она открыла сайт банка и сделала скриншот своего тайного счета. Сумма была шестизначной.
Она вернулась на кухню. Стас уже доел омлет и снова уткнулся в планшет. Он не заметил, как она положила свой телефон на стол экраном вверх.
— Стас.
Он недовольно поднял голову.
— Что еще?
— Проверь свой телефон. Я прислала тебе картинку.
Он недоверчиво хмыкнул, но взял свой смартфон. Разблокировал. Открыл приложение.
Его лицо медленно вытянулось. Брови поползли вверх, глаза округлились. Он несколько раз обновил страницу, будто не веря цифрам.
— Это… это что? Откуда?
— Это я заработала, — тихо ответила Лена. — На «игрушках». Я полтора года работаю, пока ты спишь.
Она сделала паузу, давая ему осознать услышанное.
— И раз уж мы говорим о практичности… Я подумала, что эти деньги лучше вложить не в резину. А в мою новую жизнь. Я сняла квартиру. Сегодня переезжаю.
Она говорила ровно, без эмоций. Словно диктор, зачитывающий прогноз погоды. А на его лице разворачивалась настоящая буря. Неверие сменялось растерянностью, а затем — страхом.
Тем самым животным страхом, который испытывает хозяин, когда его ручная птичка вдруг разносит клетку в щепки.
— Ты… ты что несешь? Какую квартиру? Ты с ума сошла?
— Нет. Я как раз пришла в себя.
Страх на лице Стаса быстро сменился привычной маской праведного гнева. Это была его защита, его оружие.
— С ума сошла из-за свитера! Уходишь из-за какой-то ерунды! Ты хоть понимаешь, как глупо это выглядит? Ты рушишь семью! Нашу жизнь!
Он перешел на повышенный тон, пытаясь вернуть ее в привычную роль — виноватой и оправдывающейся. Но Лена больше не играла в эту игру.
— Это не из-за свитера, Стас. Это из-за того, что ты сделал с моими курсами. И до этого — с отпуском. И до этого — с моей идеей открыть маленькую студию. Свитер — это просто последняя капля. Символ. Ты не просто хотел, чтобы я была удобной. Ты хотел, чтобы я была никем.
Он замолчал, пораженный точностью формулировки. А она продолжила, впервые за много лет говоря то, что думает, а не то, что от нее хотят услышать.
— Деньги на счете — это не мои деньги. Это наши. Общие. Ты не можешь просто так их взять! Я подам в суд!
— Подавай, — спокойно ответила Лена. — Только это не «наши» деньги. Они пришли на мой счет от моих клиентов.
Это легко доказать. А вот квартира, в которой мы стоим, записана на твою маму. Так что делить нам, по сути, нечего. Ты сам все так устроил. Практично.
Он смотрел на нее, и в его глазах больше не было снисхождения. Был голый, неприкрытый шок. Он проиграл. Он, такой умный, расчетливый, все предусмотревший, оказался в дураках.
— Ты вернешься, — выплюнул он, когда понял, что угрозы не работают. — Поиграешь в свою независимость и приползешь. Потому что все твои эти картиночки — это баловство.
Ты ничего серьезного создать не можешь. Тебе нужен кто-то вроде меня, чтобы держать тебя в руках!
Вот оно. Финальный аккорд. Признание в том, что он считал ее неспособной, слабой, нуждающейся в его постоянном контроле. Он не поддерживал ее. Он был ее тюремщиком.
Лена ничего не ответила. Она молча подошла к креслу, где все еще лежал кашемировый джемпер, который он вчера швырнул ей на колени.
Она аккуратно сложила его, разгладила несуществующие складки и положила в свою сумку. Она забирала с собой не вещь. Она забирала свое право на заботу, на красоту, на собственное мнение.
Она развернулась и пошла к выходу. Без слез, без прощальных речей.
— Лена! — крикнул он ей в спину. — Стой! Поговорим!
Но она уже открыла дверь.
Через три часа она сидела на полу в своей новой квартире на Патриарших. Вокруг стояли коробки.
Пахло свежей краской и пылью. Она открыла сумку, достала новый блокнот для эскизов и простой карандаш. Открыла на первой странице.
В кармане завибрировал телефон. Незнакомый номер.
— Алло, Елена? Это из фонда «Добрые руки». Вы вчера звонили по поводу свитера.
— Да, — ответила Лена, глядя на пустой белый лист перед собой.
— Произошла ошибка. Ваш пакет не успели отправить на сортировку, он лежал отдельно. Мы нашли ваш свитер. Вы можете его забрать.
Лена на мгновение замолчала. Она представила этот старый, серый, покрытый катышками комок шерсти. Символ ее прошлой жизни.
— Нет, спасибо, — сказала она и улыбнулась. Впервые за долгое время — по-настоящему. — Он мне больше не нужен. Отдайте его тому, кому он действительно пригодится.
Она закончила разговор и положила телефон рядом. Взяла карандаш и провела первую линию на девственно чистой странице.
Это была не линия горизонта и не контур цветка. Это была просто линия. Ее собственная. И это было начало.
