— Мишенька, сынок, умоляю, не ходи! — голос Татьяны срывался на шёпот, перемежаемый тихими всхлипами. Она сидела на краю старого дивана, кутаясь в поношенный халат, и с болью смотрела на своего десятилетнего сына, который решительно натягивал старые ботинки. — Это же… это же позор, Миша! Унижение! Что люди скажут?
Миша выпрямился и подошёл к матери. Его лицо, обычно по-детски беззаботное, сейчас было серьёзным и сосредоточенным, как у взрослого мужчины. Он осторожно взял её дрожащую руку в свои.
— Мам, ну какой позор? Меня никто не узнает, я капюшон натяну. И это же не навсегда, просто пока у тебя нога не заживёт. Я не один такой, мам. Ванька вон с соседнего двора уже месяц так ходит, на мопед копит. А нам на еду надо. Ничего страшного, правда.
Он погладил её по руке, и в его прикосновении было столько нежности и уверенности, что Татьяне на миг стало легче. Сын стал её единственной опорой в этом рухнувшем мире.
— Это всё папка… — тихо сказал Миша, словно читая её мысли. — Он же не виноват. Не знал, что так вот умрёт и оставит нас с долгами. Ты не плачь, мам. Иди лучше приляг, отдохни. Я быстро.
Он поцеловал её в мокрую от слёз щеку и, подхватив рюкзак, выскользнул за дверь. Татьяна осталась одна. Тишина квартиры давила на неё, усиливая гул в ушах. Она без сил откинулась на подушки, и горькие, беззвучные слёзы снова хлынули из её глаз. До чего она дошла? Собственными руками отпустила единственного сына на улицу, с протянутой рукой. Этот день казался ей самым чёрным в её жизни, хотя она ещё не знала, какие испытания ждут их впереди.
***
Всего два года назад их жизнь была совершенно другой. Обычной, предсказуемой и оттого по-настоящему счастливой. У Татьяны был любимый муж Лев — весёлый, обаятельный, всегда полный идей и планов. Был сын Миша — гордость родителей, круглый отличник и победитель школьных олимпиад. Была своя, пусть и небольшая, двухкомнатная квартира, в которой всегда пахло свежей выпечкой и раздавался смех.
Татьяна работала бухгалтером в небольшой фирме, Лев занимался какими-то «проектами», в детали которых не слишком её посвящал, но денег всегда хватало. Они любили друг друга, строили планы на будущее, мечтали о поездке к морю и о том, как Миша поступит в университет. Всё рухнуло в один миг, в один страшный дождливый вечер. Звонок из полиции разделил её жизнь на «до» и «после». Лев, её Лёвушка, погиб в страшной автокатастрофе. Сгорел в машине, не доехав до дома всего пару километров.
Первые месяцы прошли как в тумане. Горе было таким всепоглощающим, что Татьяна едва находила в себе силы вставать по утрам ради сына. А спустя четыре месяца, когда первая острота боли чуть притупилась, в их дверь постучалась вторая трагедия. На пороге стояли судебные приставы. Оказалось, что «проекты» её мужа были огромными кредитами, взятыми под залог всего на свете.
Сумма долга была астрономической. Холодные люди в форме, не глядя ей в глаза, объясняли, что по закону она, как наследница, обязана их выплачивать. Когда Татьяна, рыдая, сказала, что у неё нет таких денег, они прозрачно намекнули на органы опеки и на то, что ребёнку будет лучше в приюте, чем с матерью-банкротом. Этот шантаж сработал безотказно. С её небольшой зарплаты стали удерживать почти всё, оставляя лишь крохи, которых едва хватало на хлеб и молоко.
Финальный удар судьба нанесла с особым цинизмом. Чтобы хоть как-то выжить, Татьяна, превозмогая гордость, взялась за подработки: мыла по вечерам подъезды в соседнем доме, помогала по хозяйству одинокой старушке. В один из таких вечеров, спускаясь по обледеневшим ступенькам с ведром воды, она нелепо поскользнулась и рухнула вниз. Боль была адской. Диагноз врачей прозвучал как приговор: двойной перелом ноги со смещением.
Гипс, костыли и полная неподвижность на долгие недели. Теперь денег не стало совсем. В тот вечер Миша, увидев, как мать беззвучно плачет, глядя в пустой холодильник, молча оделся и ушёл. Он отсутствовал полдня. А когда вернулся, в его рюкзаке были хлеб, пакет молока и пачка макарон. На растерянный вопрос матери он, опустив глаза, признался, что получил эти деньги, просто попросив их у прохожих на улице.
На своём новом «рабочем месте» — у входа в оживлённый торговый центр — Миша встретил своего приятеля Егора. Егор был на пару лет старше и занимался этим «промыслом» уже несколько месяцев, считая себя опытным профессионалом. Они встали неподалёку друг от друга, время от времени перебрасываясь парой слов.
— Слушай, Миха, — вдруг сказал Егор после очередного удачного «улова», — дело есть. Мы с тобой тут уже примелькались. Народ видит одни и те же лица, хуже подают. Давай на время куртками поменяемся? Ты в моей походишь, я в твоей. Будто разные люди. Так больше соберём.
Предложение показалось Мише вполне логичным. Его собственная серая курточка была старой и невзрачной, а у Егора — ярко-синяя, почти новая, с заметной белой полосой на рукаве.
— А давай, — с готовностью согласился Миша. Ему и самому хотелось хоть ненадолго сменить свою унылую одёжку на что-то более яркое.
Они быстро обменялись куртками. Синяя куртка Егора была Мише немного великовата, но он подтянул рукава и снова натянул на глаза капюшон. Он отошёл на несколько десятков метров от Егора, выбрав новое место у парковки. Не прошло и пяти минут, как рядом с ним с визгом затормозил чёрный внедорожник.
Дверь распахнулась, из неё выскочил крупный мужчина в строгом костюме. Прежде чем Миша успел что-либо понять, мужчина подбежал к нему, бросив злое: «Попался, воришка!». В следующую секунду на голову Миши опустился какой-то плотный, колючий мешок, мир погрузился во тьму. Сильные руки схватили его, закинули на заднее сиденье машины, и автомобиль, рванув с места, увёз перепуганного до смерти мальчика.
Грубый толчок в спину вырвал Мишу из оцепенения. Мешок с головы сорвали, и яркий свет заставил его зажмуриться. Он стоял посреди огромного, роскошного кабинета, отделанного тёмным деревом и кожей. За массивным письменным столом сидел тот самый мужчина, что его похитил — седовласый, властный, с холодными, пронзительными глазами.
— Ну что, допрыгался, мелкий воришка? — ледяным тоном произнёс он. Его звали Валентин Семёнович. — Думал, самый умный? Думал, украл и никто не заметит?
— Я ничего не крал! — пискнул Миша, дрожа от страха и обиды. — Вы меня с кем-то перепутали!
— Ах, перепутал? — усмехнулся мужчина. Он развернул к Мише большой монитор. — Тогда смотри. Это запись с камеры моего автомобиля, пять минут назад.
На чёрно-белом экране Миша увидел парковку. К приоткрытому окну чёрного внедорожника подкрался мальчик в точно такой же ярко-синей куртке, как та, что была сейчас на нём. Ловким движением мальчишка (это был, конечно же, Егор) вытащил с пассажирского сиденья бумажник и бросился наутёк. Миша хотел было закричать, что это не он, что это куртка друга, но в этот момент произошло нечто невероятное.
К ограбленной машине, из которой только что вышел сам Валентин Семёнович, подошёл другой мужчина. Он что-то говорил, сочувственно качая головой, жестикулировал. Камера поймала его лицо крупным планом. Миша замер. Сердце пропустило удар, а потом бешено заколотилось. Воздух кончился. Он не мог ошибиться. С экрана на него смотрело лицо его «погибшего» два года назад отца.
— Папа… — прошептал он пересохшими губами. А потом закричал. Это был не крик страха или боли, это был крик, в котором смешались шок, неверие и рухнувшая картина мира. — Папа! Это мой папа! Он живой! Он не умер! Папа!
Миша забился в самой настоящей истерике. Он рыдал, кричал, тыкал пальцем в застывший кадр на мониторе, повторяя одно и то же. Валентин Семёнович, явно не ожидавший такой реакции, растерялся. Он нахмурился, не понимая, что происходит — то ли мальчишка врёт и притворяется, то ли действительно сошёл с ума.
— Лиза! — громко позвал он. — Лиза, иди сюда, быстро!
В кабинет почти сразу вошла девушка лет двадцати, с умными и добрыми глазами. Увидев рыдающего навзрыд ребёнка, она мгновенно оценила ситуацию.
— Папа, что здесь происходит? — строго спросила она, а затем опустилась на корточки перед Мишей. — Привет. Меня зовут Лиза. Тише, тише, всё хорошо. Посмотри на меня. Давай подышим вместе. Вдох… и выдох…
Её спокойный, уверенный голос и мягкие прикосновения подействовали на Мишу. Он всё ещё всхлипывал, но его истерика понемногу утихала. Лиза, студентка-психолог, профессионально и бережно выводила его из состояния шока.
— Папа, я надеюсь, вы вызовете полицию! — в кабинет, не постучав, ворвался молодой, элегантно одетый мужчина. — Этого мерзавца нужно как следует наказать, чтобы другим неповадно было!
Это был жених Лизы, Лев. Тот самый человек, которого Миша только что видел на видео. Не успев присмотреться к заплаканному мальчику, которого успокаивала Лиза, он источал праведный гнев.
Миша поднял на него глаза, и новый взрыв эмоций захлестнул его.
— Папа! — закричал он, вырываясь из объятий Лизы и бросаясь к вошедшему. — Папочка, это ты! Ты живой!
Лев замер на полуслове. Его лицо на одно-единственное мгновение потеряло всю свою холёную уверенность, на нём отразился первобытный ужас узнавания. Он побледнел как полотно.
— Это ты?.. — сорвалось с его губ прежде, чем он успел взять себя в руки.
Эта тихая, растерянная фраза не укрылась от внимания Лизы. Она застыла, и её лицо стало жёстким. Она перевела взгляд с бледного жениха на рыдающего мальчика, и страшная догадка начала обретать форму в её сознании. Что-то чудовищное происходило прямо здесь и сейчас.
— Так, — её голос прозвучал холодно и властно. Она встала между Львом и Мишей. — Олег, — обратилась она к охраннику, застывшему у двери, — отведите, пожалуйста, мальчика на кухню. Дайте ему горячего чаю с печеньем.
Она мягко подтолкнула Мишу к охраннику, а сама повернулась к жениху. Валентин Семёнович молча наблюдал за этой сценой. Он с самого начала не доверял этому приторно-сладкому выскочке, который так ловко втёрся в доверие к его дочери. Он чувствовал в нём фальшь, но не мог ничего доказать. А теперь… теперь правда, похоже, сама выходила наружу, и ему даже не придётся вмешиваться. Дочь сама во всём разберётся, и потом не сможет упрекнуть отца в том, что он разрушил её счастье. Он внутренне торжествовал.
Когда за Мишей и охранником закрылась дверь, Лиза скрестила руки на груди и посмотрела на Льва взглядом, от которого у того по спине пробежал холодок.
— У тебя есть один-единственный шанс, Лев, — произнесла она ледяным тоном. — Рассказать мне всё самому. Прямо сейчас. Или мы узнаем правду другими способами, но тогда наше расставание будет не таким мирным. Выбирай.
Загнанный в угол, Лев понял, что игра окончена. Вся его напускная уверенность испарилась, оставив лишь жалкого и напуганного человека. Он опустился в кресло и, пряча глаза, начал свою исповедь. Он рассказал всё. Про то, как ему осточертела его «серая» жизнь, вечная нехватка денег, жена-бухгалтер и сын-отличник, которые казались ему якорями, тянувшими его на дно.
Про свой план — инсценировать собственную смерть в автокатастрофе, предварительно взяв на своё имя огромный кредит, который после его «гибели» повесили на жену. Эти деньги он использовал, чтобы создать себе новую личность, купить дорогую одежду, машину и войти в высшее общество. Его целью был целенаправленный поиск богатой невесты, которая обеспечила бы ему безбедное существование. Лиза оказалась идеальной мишенью.
— Лиза, милая, но я люблю тебя! Правда люблю! — закончив свой постыдный рассказ, он сделал последнюю отчаянную попытку. Он подскочил к ней, пытаясь взять её за руки. — Всё это было ради нашего будущего! Прости меня!
Лиза с презрением отдёрнула руки, словно он был прокажённым. На её лице не было ни слёз, ни боли — только холодное, всепоглощающее омерзение.
— Любишь? — она усмехнулась. — Ты даже не знаешь, что это за слово. Ты не способен любить никого, кроме себя. Я была для тебя просто проектом. Как и твоя первая семья. — Она помолчала, а затем саркастически бросила через плечо, направляясь к выходу: — Можешь не переживать насчёт полиции. Отец тебя сначала прибьёт, чтобы не мучился. А теперь убирайся из нашего дома. И из нашей жизни.
В тот же вечер к подъезду старой пятиэтажки, где жили Татьяна и Миша, подъехал знакомый чёрный внедорожник. Валентин Семёнович и Лиза помогли Мише выгрузить из багажника огромные сумки с продуктами. Когда они вошли в квартиру, Татьяна, ковылявшая им навстречу на костылях, замерла в шоке. Она увидела своего сына, целого и невредимого, в компании незнакомых, богато одетых людей, которые заставили весь коридор пакетами с едой.
Пока Лиза и Валентин Семёнович тактично раскладывали продукты на кухне, Миша подошёл к матери. Он уже принял для себя важное, взрослое решение. Он не расскажет ей всей правды об отце. Эта правда была слишком уродливой и могла окончательно сломить её.
— Мам, это хорошие люди, они мне помогли, — тихо сказал он. — А про папку… я, наверное, ошибся. Просто человек был очень похож… Прости, что напугал.
Он понимал, что ложь во спасение сейчас нужнее жестокой истины. Пусть для неё отец останется героем, трагически погибшим, а не подлецом, предавшим их обоих. Лиза, услышав этот разговор, с нежностью и уважением посмотрела на мальчика. Она подошла к Татьяне и мягко, но настойчиво убедила её, что ей необходимо полноценное лечение в хорошей больнице.
— Не волнуйтесь, — сказала она, — мы обо всём позаботимся. И за Мишей присмотрим, он поживёт у нас. Вам нужно думать только о своём здоровье.
Татьяна, обескураженная и измученная, согласилась. В больнице, в чистой и светлой палате, она впервые за долгое время почувствовала покой. Её навещали каждый день. И она невольно замечала, как по-особенному, с тёплой заботой и нескрываемой симпатией, смотрит на неё этот строгий с виду, но такой надёжный Валентин Семёнович.
Тем временем Миша жил в их большом доме. Он преобразился: отмытый, одетый в новую одежду, он снова стал обычным мальчишкой. Он больше не думал о том, где достать еду, а играл, читал и много времени проводил с Лизой. Они удивительно быстро подружились, став друг для друга братом и сестрой, которых у них никогда не было.
Прошло три месяца. В один из солнечных дней Валентин Семёнович пришёл в палату к уже почти поправившейся Татьяне с огромным букетом цветов. Немного волнуясь, что было для него совершенно не свойственно, он попросил её руки.
Он сказал, что за эти месяцы понял, что не хочет её отпускать, и что его дочь и её сын уже давно стали одной семьёй. В этот момент в палату заглянули Миша и Лиза. Увидев смущённую, но счастливую улыбку Татьяны и сияющие глаза Валентина Семёновича, они радостно закричали и бросились обнимать своих родителей. Так, пройдя через предательство, боль и отчаяние, две израненные души и двое детей, лишённых полноценной семьи, нашли друг друга, чтобы построить новую — крепкую, любящую и настоящую.
