— Я больше не собираюсь тащить на себе твою сестру и твою мать, хватит с меня! — голос Павла прорезал тишину как нож.
На столе стояла тарелка с остывшей гречкой и котлетами — ужин, который Инна приготовила три часа назад и который так никто и не тронул.
Инна сидела за столом, уткнувшись в телефон, но Павел видел — она не читала, просто делала вид, что занята.
— Если так дальше пойдёт — развод.
Инна вздрогнула, подняла глаза. В них мелькнуло удивление, потом недоверие.
— Паш, ты устал просто. Давай поужинаем спокойно…
— Нет! — он резко развернулся. — Я не устал. Я за дол бался! Понимаешь разницу?
***
Их история началась пятнадцать лет назад. Павел тогда работал механиком в автопарке, Инна — продавцом в магазине. Встретились случайно на дне рождения общего знакомого, влюбились, через год поженились. Родился Никита, купили небольшой дом на окраине города — не новый, но свой. Павел перешёл на маршрутку — платили больше, хоть и работать приходилось с пяти утра до десяти вечера.
Инна всегда была привязана к своей семье. Мать, Тамара Петровна, вырастила двух дочерей одна после того, как муж ушёл к другой. Младшая сестра Кира была красивой, но легкомысленной — рано выскочила замуж, родила сына Артёма, а через пять лет развелась. Бывший муж алименты платил, когда вспоминал.
Сначала помощь была эпизодической. То Тамаре Петровне на лекарства от давления, то Кире на памперсы для малыша. Павел не возражал — родня есть родня, надо поддерживать.
Но последние три года ситуация изменилась. Звонки стали ежедневными.
— Инночка, — голос Тамары Петровны в трубке всегда был жалобным, — врач выписал новые таблетки, четыре тысячи стоят. Пенсию только через неделю дадут…
— Иннусь, — вторила Кира, — Артёмке форму школьную купить надо, бывший опять денег не перевёл.
Инна никогда не отказывала. Открывала банковское приложение и переводила — три тысячи маме, пять тысяч сестре. Не спрашивая Павла, не обсуждая. Её логика была железной: «Они же родные, как можно не помочь? Паша должен понимать».
***
Первый тревожный звоночек прозвенел полгода назад. Никита пришёл из школы расстроенный.
— Пап, все ребята на каратэ записались, можно мне тоже?
— Конечно, сынок. Сколько стоит?
— Три тысячи в месяц.
— Договорились, завтра маму попрошу оплатить.
Но вечером Инна отрезала:
— Не сейчас. У Киры Артём заболел, на лекарства нужно.
Павел тогда промолчал, но что-то внутри него треснуло. Он работал по двенадцать часов, крутил баранку маршрутки, терпел хамство пассажиров, чтобы его сын мог нормально жить. А получалось, что живут нормально все, кроме них самих.
С каждым месяцем становилось хуже. Никите купили кроссовки на распродаже — на новые не хватило, потому что Тамара Петровна делала МРТ. Семейный отпуск отменили третий год подряд — то у Киры сын в лагерь едет, то у матери зубы болят.
— Инна, так больше нельзя, — пытался достучаться Павел. — Мы себе ни в чём не отказываем — мы себе вообще ничего не можем позволить!
— Не драматизируй, — отмахивалась жена. — У нас есть крыша над головой, еда, одежда. А им реально тяжело.
— А нам легко? Я вкалываю как проклятый!
— Ты мужчина, ты обязан обеспечивать семью.
— Свою семью! Не всех твоих родственников!
Но Инна будто не слышала. Для неё помощь родным была священным долгом, который не обсуждается.
***
Сегодня утром Павел получил премию — пятнадцать тысяч за безаварийную работу. Обрадовался, как ребёнок. Позвонил Инне:
— Слушай, давай Никиту на море свозим! Хоть на неделю, но втроём!
— Давай! — согласилась она на удивление быстро.
Весь день Павел строил планы. Вечером вернулся домой раньше — маршрутка сломалась на линии. Инна сидела на кухне, разговаривала по телефону.
— Конечно, мам, сейчас переведу. Сорок тысяч, да, записала.
Павел замер в дверях. В руке он всё ещё держал ключи от дома, на плече висела рабочая сумка с термосом и остатками обеда, который Инна собирала ему утром.
— Что за сорок тысяч?
Инна вздрогнула, обернулась. На её лице мелькнула досада — помешал важному разговору. Она прикрыла трубку ладонью:
— Маме на зубы. Протезирование срочное.
— Откуда сорок тысяч? У нас их нет!
— Есть. Накопления плюс твоя премия.
Павел почувствовал, как кровь отливает от лица. Сумка соскользнула с плеча, глухо ударилась об пол.
— Ты с ума сошла? Это наша финансовая подушка! А премию я получил только сегодня!
— Мам, я перезвоню, — Инна положила трубку, но телефон не выпустила из рук. — Паша, не кричи. Человек без зубов остался, как ей жевать?
— А как нам жить без денег?
— Накопим ещё.
— Когда? Я уже три года коплю!
Инна молча взяла телефон, открыла банковское приложение. Её пальцы уверенно скользили по экрану, набирая цифры — четыре, ноль, ноль, ноль, ноль. Павел видел, как в строке получателя появляется имя «Мама».
— Не смей! — он бросился к ней, выхватил телефон. Экран обжёг пальцы — словно держал чужую жизнь.
— Отдай! Это моя мать! — Инна вскочила, попыталась забрать телефон.
— А это мои деньги! Которые я заработал! — Павел поднял руку с телефоном выше, чтобы она не дотянулась.
— Наши деньги! Мы семья!
— Вот именно! Мы с тобой и Никитой — семья! А не весь твой род до седьмого колена!
Инна резко дёрнула его за руку, выхватила телефон обратно. Её глаза горели праведным гневом — как она смеет не помочь матери? Палец решительно нажал «перевести».
На экране медленно загрузился зелёный кружок с галочкой: «Операция выполнена успешно».
Павел смотрел на эти слова, и что-то внутри него окончательно оборвалось. Он медленно прошёл в спальню и молча достал из шкафа спортивную сумку — сложил джинсы, пару рубашек, бельё. Зубная щётка, бритва, зарядка для телефона.
— Ты что делаешь? — Инна стояла в дверях, на её лице читалось недоумение.
— Ухожу.
— Паш, не дури. Ну поссорились и хватит.
Павел застегнул молнию на сумке, повернулся к жене. В её глазах всё ещё не было понимания серьёзности происходящего.
— Я предупреждал. Говорил — развод. Ты не поверила.
Он прошёл мимо неё к выходу. В коридоре замер у двери комнаты Никиты — мальчик делал уроки в наушниках, не слышал родительской ссоры.
Инна стояла в дверях кухни, прижимая к груди телефон — тот самый, через который только что перевела их последние сбережения.
— Если передумаешь насчёт приоритетов — звони, — сказал Павел и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
***
Первые два дня после ухода Павла Инна держалась молодцом. Утром готовила завтрак, провожала Никиту в школу, улыбалась соседям. На вопрос сына, где папа, отвечала спокойно: «Уехал по делам, скоро вернётся». Мальчик кивал, но в его глазах читалась тревога — он чувствовал фальшь.
К вечеру третьего дня одиночество накатило внезапно. Инна накрыла ужин на троих по привычке, потом убрала лишнюю тарелку. Никита делал уроки в своей комнате, в доме стояла непривычная тишина. Раньше в это время Павел сидел на кухне, пил крепкий чай с сахаром и рассказывал про пассажиров — кто что сказал, кто куда ехал. Инна часто слушала вполуха, кивала машинально, думая о своих делах. Сейчас она отдала бы что угодно, чтобы услышать эти простые истории.
Телефон зазвонил резко, нарушая тишину. На экране высветилось «Кира».
— Иннусь, привет! — голос сестры звучал непривычно бодро. — Слушай, тут такое дело… Девчонки на выходные в Сочи собираются, прямо горящая путёвка, представляешь? Всего двадцать тысяч на троих!
Инна молчала, прижимая трубку к уху.
— Короче, мне семь тысяч не хватает. Ты же выручишь? Я так устала, так хочется отдохнуть хоть пару дней!
— А как же Артём? — механически спросила Инна.
— Да с мамой оставлю, не маленький уже. Так что, переведёшь?
— Кира, а те пятнадцать тысяч, что я на прошлой неделе дала? Ты же говорила, на зимнюю одежду Артёму…
В трубке повисла пауза, потом Кира засмеялась:
— Ну, я пока не купила, отложила. Зима же не завтра! А тут такая возможность… Инн, ну что ты как не родная? У тебя же Павел молодец, работяга, он всё вытянет. Вы же не обеднеете от семи тысяч!
«Павел всё вытянет». Эти слова ударили Инну словно пощёчина. В голове всплыли его слова: «Я не банкомат!» Она вспомнила, как он приходил домой, держась за поясницу, как глотал обезболивающие, чтобы утром снова сесть за руль.
— Инна, ты там? Алло?
— Кира, — голос Инны дрогнул, — а ты хоть раз подумала, как Павлу эти деньги достаются?
— Ну что ты начинаешь? Он же мужик, должен семью обеспечивать!
— Свою семью! Не тебя с мамой!
— Ой, всё, некогда мне тут философствовать. Переведёшь или нет?
Инна посмотрела на пустое место за столом, где обычно сидел муж.
— Нет.
— Что? Инна, ты чего?
— Я сказала нет. Езжай в Сочи на свои деньги.
Кира что-то возмущённо закричала в трубку, но Инна уже нажала отбой. Телефон тут же зазвонил снова — мама. Потом опять Кира. Инна выключила звук и села за стол, обхватив голову руками.
Только сейчас, в этой звенящей тишине, она поняла страшную правду. Её родня — мать и сестра — видели в ней не дочь и сестру, а дойную корову. А в Павле — безотказного работягу, который «всё вытянет». Они не интересовались, как у них дела, не спрашивали про Никиту, не предлагали помощь, когда Инна болела гриппом. Только брали, брали, брали…
А она? Она, считая себя хорошей дочерью и заботливой сестрой, методично разрушала собственную семью. Предавала мужа, который вставал в четыре утра и работал до изнеможения. Обделяла сына, которому отказывала в кроссовках и секциях, чтобы отдать деньги «нуждающимся» родственникам.
Слёзы покатились по щекам. Инна плакала тихо, чтобы не услышал Никита. Плакала не от жалости к себе, а от понимания, насколько была слепа. Павел не требовал многого — просто уважения к своему труду и права голоса в семье. А она лишила его и того, и другого.
***
Слёзы текли по щекам, капали на клетчатую скатерть. Никита встал со своего места, отложив учебник математики. Мальчик подошёл к матери неуверенными шагами — он не привык видеть её такой разбитой. Неловко обнял за плечи, его детские руки дрожали.
— Мам, папа из-за бабушки и тёти Киры уехал?
Инна подняла заплаканное лицо:
— Откуда ты…
— Я не глухой. Слышал ваши ссоры, видел, как папа расстроен.
Горло сжалось от стыда. Десятилетний ребёнок видел то, что она упорно не замечала.
Инна прижала сына к себе, набрала номер Павла. Длинные гудки отдавались в висках — один, два, три, четыре… На пятом гудке она уже хотела сбросить, когда раздался усталый голос:
— Да?
— Паш, прости меня, — слова вырвались сами. — Я была неправа. Я только сейчас поняла… Они просто пользовались нами. Тобой. Я думала, что помогаю семье, а на самом деле… Прости, я была слепая ду ра.
Молчание.
— Паш, вернись. Пожалуйста. Я больше никогда… Я обещаю, ни копейки без твоего согласия.
— Инна, — голос Павла звучал устало, — дело не в деньгах. Дело в уважении. В том, что ты меня не слышала. Не считалась со мной.
— Я знаю. Я поняла. — Инна всхлипнула, крепче прижимая к себе Никиту. — Паш, дай мне шанс. Ради Никиты. Он спрашивает, когда ты вернёшься. Я не знаю, что ему говорить.
Пауза показалась вечностью.
— Ладно. Вернусь. Но Инна — если ещё раз такое повторится, это конец. Без разговоров.
— Не повторится.
Гудки отбоя. Инна положила телефон на стол, обняла сына обеими руками. На душе было одновременно легче и тревожнее. Легче — потому что Павел дал ей шанс. Тревожнее — потому что она понимала: права на ошибку больше нет.
***
Неделя спустя. Ужин. Картофельное пюре с котлетами, салат из свежих овощей — простая еда, но за столом сидели все трое. Павел рассказывал Никите про новый маршрут, мальчик смеялся над историей про кота, который забрался в салон.
Зазвонил телефон Инны. На экране — «Мама».
Инна взяла телефон, посмотрела на экран. Павел перестал жевать, напрягся. Их взгляды встретились.
Инна нажала кнопку отбоя и положила телефон экраном вниз.
— Потом перезвоню, — сказала она и улыбнулась мужу. — Расскажи ещё про кота.
Павел медленно кивнул. В его глазах мелькнули удивление, потом — уважение и облегчение. Он протянул руку через стол, накрыл ладонь жены своей.
— Так вот, этот рыжий бан дит…
Никита засмеялся. За окном темнело, на кухне горел тёплый свет, и впервые за долгое время в их доме царил покой. Настоящая семья была здесь, за этим столом. Всё остальное — потом.
