«Закажи доставку, вызови клининг, разбирайся сама»
Анна Сергеевна перечитала сообщение на экране телефона третий раз, будто слова могли волшебным образом измениться. Но нет — всё те же пять холодных слов от дочери вместо обещанного визита. Она подняла взгляд на кухню своей маленькой квартиры — на занавески с вышитыми васильками, на старенький холодильник, покрытый магнитиками из разных городов, на полку с баночками специй, каждую из которых она помнила по запаху. На плите шипел забытый чайник — вода почти выкипела, а она и не заметила.
«Клининг», — прокручивалось в голове чужое, холодное слово. — «Когда это моя дочь стала говорить такими словами? Когда я стала для неё проблемой, которую нужно «решить» через приложение в телефоне?»
***
Семьдесят два года — возраст, когда многое видится иначе. Анна Сергеевна, в прошлом библиотекарь районной библиотеки, всю жизнь прожила среди книг и тихих читателей. После с мер ти мужа десять лет назад квартира опустела, но не стала чужой — здесь всё ещё жили воспоминания. Вот на этом самом месте за столом сидел Николай Петрович, читал вслух газету и возмущался политикой. А вот здесь, у окна, маленькая Марина делала уроки, высунув от усердия кончик языка.
Марина, её единственная дочь, в свои тридцать два строила карьеру в крупной компании— Анна Сергеевна так и не запомнила, чем именно там занимается дочь. Что-то с логистикой, кажется. Четыре года назад Марина вышла замуж за такого же делового Игоря и переехала в новостройку через квартал — близко, но словно в другом мире.
Анна Сергеевна выключила чайник и медленно прошла в гостиную. На полках — фотографии разных лет. Вот она с покойным мужем Николаем Петровичем на серебряной свадьбе. Вот Марина в выпускном платье — красавица, вся в отца.
Она взяла в руки фотографию дочери. Раньше всё было иначе. Марина всегда заходила к матери по воскресеньям. Обычно они пили чай, обсуждали сериалы. Дочь рассказывала о работе, спрашивала совета. А Анна Сергеевна делилась новостями из жизни двора — кто родил, кто женился, кого увезла скорая.
Вот и тогда они сидели на кухне, пили чай. Марина рассказывала о новом проекте на работе, жаловалась на сложного клиента.
— Мам, ты не представляешь, какой он въедливый! Каждую цифру проверяет по три раза!
— Может, у него просто такая работа, доченька? — мягко заметила Анна Сергеевна. — Помнишь, ты в детстве тоже всё перепроверяла. Особенно когда учила стихи.
— Это другое! — засмеялась Марина. — Кстати, помнишь, как я «Бородино» учила? Три дня ходила и бубнила: «Скажи-ка, дядя…»
— А потом забыла вторую строфу прямо у доски, — улыбнулась Анна Сергеевна.
— И ты пришла в школу, поговорила с учительницей, и мне дали второй шанс.
— Ты так плакала тогда. Мне сердце разрывалось.
Марина взяла её руку:
— Мам, ты всегда меня защищала. Спасибо тебе.
Это был последний тёплый разговор. А потом начались проблемы со здоровьем. Сначала это были редкие головокружения — подумаешь, давление скачет, у всех пожилых бывает. Потом начались обмороки. Первый случился прямо в магазине — очнулась уже в приёмном покое, над ней склонилась испуганная Марина.
— Мам, ну что же ты! Надо было сказать, что плохо себя чувствуешь!
— Да что там говорить-то, доченька. Само пройдёт.
Но не прошло. Врачи долго не могли поставить точный диагноз, назначали обследования, меняли лекарства. Марина тогда ещё заботилась: возила по клиникам, сидела в очередях, покупала дорогие препараты. Приступы становились чаще, тяжелее. Иногда Анна Сергеевна едва добиралась от спальни до кухни, держась за стены. В такие дни мир сужался до размеров квартиры, до привычного маршрута: кровать — ванная — кухня — кровать.
Первый год Марина старалась. Приезжала через день, готовила суп на неделю, раскладывала по контейнерам. Мыла полы, стирала, ходила в аптеку. Но после свадьбы с Игорем всё изменилось. Визиты стали реже — раз в неделю, потом раз в две недели. С каждым визитом в её голосе звучало всё больше раздражения. Она смотрела на часы, отвечала на рабочие звонки прямо посреди разговора, вздыхала, когда мать просила помочь с чем-то ещё.
А однажды Анна Сергеевна услышала, как дочь разговаривает по телефону в коридоре:
— Да понимаю я, Игорь! Но она же моя мать! Нет, в дом престарелых я её не отдам… Пока справляется… Ну что ты сразу — обуза! Я просто устала, понимаешь?
После этого разговора что-то надломилось. Марина практически перестала приходить, только изредка звонила, спрашивала о самочувствии и, не дожидаясь ответа, завершала разговор.
***
А потом случился тот день, который Анна Сергеевна запомнила до мельчайших деталей. После особенно тяжёлого приступа она целый день пролежала в постели, едва находя силы дойти до туалета. Окно было открыто — майский воздух приносил запах цветущей сирени и голоса играющих во дворе детей. Она ждала звонка дочери. Телефон лежал рядом на подушке, и она то и дело проверяла — не пропустила ли. Потом все-таки набрала номер дочери — длинные гудки, автоответчик. Набрала ещё раз — занято.
Вечером от Марины пришло только короткое сообщение : «Мам, как ты? Совещания весь день, не могу вырваться».
На следующее утро Анна позвонила Валентине Ивановне, подруге ещё со времён работы в библиотеке. Через полчаса та уже стояла на пороге с полной сумкой продуктов.
— Аннушка, ну что ж ты! Сразу бы позвонила!
Валентина Ивановна приготовила куриный бульон, помогла принять душ, поменяла постельное бельё. Потом они сидели на кухне, пили чай. Валентина Ивановна рассказывала о внуках, о том, как съездила к сестре в Тулу. А Анна Сергеевна думала: вот ведь как бывает — чужой человек ближе родной дочери.
В тот вечер, глядя на потолок в темноте, Анна Сергеевна приняла решение. Больше не навязываться. Не просить, не ждать, не надеяться. Если дочери тяжело и неудобно заботиться о матери — что ж, не надо. Она справится сама или с помощью тех, кому это не в тягость.
***
С тех пор прошло полгода. Она научилась заказывать продукты через соседского мальчика Ваню, который за небольшую плату с радостью бегал в магазин. Валентина Ивановна приезжала раз в неделю — просто попить чаю и поговорить. Участковый врач навещала раз в месяц. Жизнь текла тихо, размеренно, без потрясений.
Марина звонила редко — на дни рождения, на Новый год. Разговоры были короткими, формальными. Анна Сергеевна отвечала спокойно, ровно, не жаловалась, не упрекала. Просто констатировала: жива, здорова, ни в чём не нуждаюсь.
А затем Анна Сергеевна узнала, что станет бабушкой, узнала от общих знакомых — встретила во дворе соседку:
— Вы слышали, Анна Сергеевна? Ваша Марина в положении! Уже животик заметен!
Дочь позвонила только через месяц, буднично сообщила о беременности, будто речь шла о покупке новой мебели. На выписку из роддома Анну Сергеевну не позвали — сослались на эпидемию гриппа. Внучку Олю она увидела только через два месяца, когда Марина заехала на полчаса показать ребёнка. Девочка спала в коляске, сморщенная, с редкими светлыми волосиками.
— Хочешь подержать? — спросила Марина, глядя в телефон.
— Боюсь разбудить, — тихо ответила Анна Сергеевна.
На первый день рождения Оли её всё-таки пригласили. Квартира дочери была полна гостей — коллеги, друзья, родственники мужа. Анна Сергеевна сидела в углу с подарком на коленях — вязаным пледом, над которым трудилась два месяца. Олю она так и не подержала — девочка капризничала, её передавали из рук в руки, а потом унесли спать.
***
И вот однажды вечером — Анна Сергеевна как раз готовилась ко сну — раздался звонок. Марина говорила быстро, сбивчиво:
— Мам, выручай! У меня срочная командировка, прямо сейчас надо ехать в аэропорт. Игорь тоже в отъезде. Няня заболела. Можешь взять Олю на ночь и завтрашний день? Я вечером её заберу!
Анна Сергеевна стояла у окна, глядя на жёлтый свет уличного фонаря. В трубке звучал напряжённый голос дочери, перечислявшей, где лежат подгузники, какую кашу ест ребёнок, во сколько нужно укладывать спать.
А она думала о том, что не знает, какие песенки любит её внучка, боится ли она темноты, какая у неё любимая игрушка.
— Мам, ты слышишь? Подгузники в синей сумке, смесь разводить на 120 миллилитров воды, соску обязательно стерилизовать…
— Нет, Мариночка, — сказала она тихо, когда дочь закончила инструктаж. — Я плохо себя чувствую. И я совсем не знаю твою девочку. Лучше вызови няню из агентства.
— Мама, ты серьёзно? Это же твоя внучка!
— Которую я видела два раза в жизни, Мариночка.
Пауза.
— Ты мстишь мне? — голос дочери стал холодным. — За то, что я мало прихожу?
Анна Сергеевна закрыла глаза. «Я просто живу по правилам, которые ты сама установила», — подумала она, но вслух сказала только:
— Я не мщу, доченька. Просто не справлюсь. Извини.
Она положила трубку первой, не дожидаясь ответа.
Той ночью сон не шёл. Анна Сергеевна сидела в своём любимом кресле с вязанием, но спицы то и дело выскальзывали из пальцев. Она пыталась сосредоточиться на узоре — простая резинка, ничего сложного, — но мысли возвращались к телефонному разговору.
Она любила дочь. Любила так же сильно, как в тот день, когда впервые взяла её на руки в роддоме. Любила внучку, которую почти не знала, — любила саму идею её существования, возможность продолжения рода. Но больше не могла позволить себе роскошь надежды. Каждое ожидание звонка, каждая несбывшаяся встреча оставляли царапины на сердце. А сердце у неё и так было слабое — врачи говорили.
К утру она задремала прямо в кресле. Разбудил звонок будильника — пора принимать лекарства. Анна Сергеевна умылась холодной водой, заварила свежий чай и выпила таблетки. В окне разгорался новый день.
***
После завтрака она медленно спустилась во двор. Продавщица Люба, полная женщина с добрым лицом, улыбнулась ей:
— Анна Сергеевна! Как здоровье? Смотрите, какие яблоки привезли — антоновка, ваши любимые!
Она кивнула, выбирая фрукты. Люба болтала о погоде, о ценах, о своём внуке, который пошёл в первый класс. Обычный разговор обычных людей.
На обратном пути встретилась соседка с третьего этажа — молодая женщина с двумя детьми.
— Давайте помогу! — она подхватила тяжёлую сумку. — Вы же с четвёртого? Я как раз туда.
— Спасибо, милая, я потихоньку.
— Да что вы! Мне не трудно!
Они поднялись вместе. Соседка занесла сумку на кухню, спросила, не нужно ли ещё чем помочь. Анна Сергеевна поблагодарила, проводила до двери.
Мир вокруг продолжал заботиться о ней — не так, как хотелось бы, не через родную дочь, но всё же заботился. Продавщица улыбалась, соседи помогали, врач в поликлинике всегда находил время поговорить подольше. Маленькие проявления человеческого тепла, которые она раньше не замечала, теперь грели душу.
Дома она разложила продукты, заварила чай, села у окна. Во дворе играли дети — чужие дети, но их смех всё равно грел душу. Она почувствовала странное облегчение, будто сбросила тяжёлый груз. Жизнь не закончилась. Просто изменилась, приняла другую форму.
