– Вот бланк заявления, нужно только твои паспортные данные вписать и все. Я уже договорился, нас в среду примут без очереди, – Вадим положил на кухонный стол сложенный вдвое лист бумаги и с довольной улыбкой посмотрел на жену.
Полина оторвала взгляд от книги, которую читала за чашкой вечернего чая. Она медленно сняла очки, положила их поверх обложки и сдвинула чашку в сторону. Ее движения были размеренными, лишенными суеты, словно она давала себе несколько секунд, чтобы правильно сформулировать ответ.
– Какое заявление, Вадим?
– На прописку. То есть, на регистрацию, – поправился он, все так же улыбаясь. – Постоянную. Помнишь, я говорил, что для новой должности это обязательное условие? Ну вот, шеф пошел навстречу, сказал, решай вопрос, и место твое.
Полина молчала. Она смотрела на мужа, на его светлые, слегка вьющиеся волосы, на модную рубашку, на дорогие часы на запястье – подарок самой себе на последнюю премию. Вадим был красив той легкой, обезоруживающей красотой, которая заставляла людей неосознанно идти ему навстречу. Он привык, что мир ему улыбается.
– Полин? Ты чего? – его улыбка стала чуть менее уверенной. – Это же формальность.
– Это не формальность, – тихо, но отчетливо произнесла она. – Это моя квартира, Вадим. И я не буду тебя здесь прописывать.
Улыбка с лица Вадима сползла окончательно. Он непонимающе моргнул, словно ослышался.
– В смысле? Ты сейчас шутишь, что ли? Мы муж и жена, живем здесь уже два года. Какая разница, чья квартира?
– Разница большая, – Полина взяла со стола бланк и, не глядя, разорвала его пополам, а потом еще раз. – Ты за мою ипотеку не платил. Ни одного платежа. Ты не вложил в эту квартиру ни копейки. Ни в ремонт, ни в мебель. Так с какой стати я должна давать тебе право на постоянную регистрацию?
Вадим смотрел на обрывки бумаги на столе, потом на ее спокойное, непроницаемое лицо. В его голубых глазах плескалось недоумение, переходящее в обиду.
– Полина, ты в своем уме? Это же работа моей мечты! Я к этому шел пять лет! Ты хочешь, чтобы я все это потерял из-за какого-то твоего принципа? Мы семья или кто?
– Семья, – кивнула она. – Но финансовые вопросы у нас почему-то всегда раздельные. Моя зарплата – это ипотека, коммуналка, продукты. Твоя зарплата – это твои личные расходы. Новый телефон, диски для машины, помощь друзьям. Я ни разу не спросила, куда ты тратишь деньги. А теперь ты просишь меня рискнуть моим единственным имуществом, которое я купила на свои деньги, потом и кровью, задолго до встречи с тобой.
Она говорила все так же ровно, без крика. Эта ее манера выводила Вадима из себя куда сильнее, чем если бы она устроила истерику. Он вскочил со стула, прошелся по кухне, просторной и светлой, обставленной именно так, как хотела Полина. Он здесь жил, но ни одна деталь интерьера не была выбрана им. Он просто принял это как данность.
– Рискнуть? Чем ты рискуешь? Я же не собираюсь у тебя квартиру отбирать! Что за бредовые мысли?
– Сегодня не собираешься. А завтра? А если мы решим развестись? Я потом буду годами выписывать тебя через суд? Бегать по инстанциям и доказывать, что ты здесь никто? Нет, спасибо. Я слишком много сил вложила в эти стены, чтобы так легкомысленно ими разбрасываться.
– Да кто вообще говорит о разводе? – возмутился он. – У нас все хорошо! Было… до этого момента. Я не понимаю, что на тебя нашло. Это просто штамп в паспорте!
– Это не просто штамп, – отрезала Полина. – Это права. А права без обязанностей не бывает. Ты хочешь получить право, не приняв на себя никаких обязательств. Так не работает. Во всяком случае, не со мной.
Он смотрел на нее, как на чужую. В этот момент она не была его мягкой, уступчивой Полиной, которая всегда сглаживала углы и находила компромиссы. Перед ним сидела незнакомая женщина с жестким взглядом и стальными нотками в голосе.
– Знаешь что, – проговорил он наконец, схватив со стула пиджак. – Думай, что хочешь. Я поеду к маме. Мне нужно остыть и подумать, как объяснить шефу, что моя собственная жена ставит мне палки в колеса.
Дверь за ним хлопнула. Полина осталась сидеть за столом в оглушительной тишине. Она медленно собрала обрывки заявления и выбросила их в мусорное ведро. Потом подошла к окну и посмотрела вниз. Двор был пуст. Она знала, что сейчас Вадим сядет в свою машину, купленную в кредит, который он выплачивал со своей зарплаты, и уедет. Уедет к маме, Светлане Анатольевне, которая, Полина была уверена, найдет правильные слова, чтобы выставить невестку расчетливой эгоисткой.
Полина не плакала. Она чувствовала странное, холодное оцепенение. Она работала в городском архиве, перебирая пожелтевшие от времени документы, судьбы, истории. Эта работа научила ее видеть суть за шелухой слов, понимать причинно-следственные связи. И сейчас она ясно видела, что этот разговор был не о прописке. Он был о чем-то гораздо большем. О доверии. О границах. О том, что они с Вадимом, прожив два года под одной крышей, на самом деле были бесконечно далеки друг от друга.
Через час раздался телефонный звонок. Полина увидела на экране имя «Светлана Анатольевна» и мысленно приготовилась к бою.
– Полиночка, здравствуй, деточка, – голос свекрови был вкрадчивым и полным материнской заботы. – Вадюша приехал, такой расстроенный. Я уж и не знаю, что думать. Что у вас случилось?
– Ничего особенного, Светлана Анатольевна. Просто бытовой вопрос, – ответила Полина, стараясь сохранять нейтральный тон.
– Бытовой вопрос? Он говорит, ты отказываешься его прописать. Но… почему? Вы же семья. Семья – это одна крепость. Все должно быть общее.
– У нас не все общее, – возразила Полина. – Квартира моя. Ипотека тоже моя.
В трубке повисла пауза. Светлана Анатольевна явно подбирала слова. Она была женщиной старой закалки, с гладко зачесанными седыми волосами и всегда прямой спиной. Ее муж, отец Вадима, умер рано, и она всю жизнь тащила все на себе. Полина раньше восхищалась ее силой, но теперь понимала, что эта сила имеет и обратную сторону – непреклонную уверенность в своей правоте.
– Полина, я, может, чего-то не понимаю в современных порядках, – заговорила она снова, и в голосе появились нотки обиды. – Но когда люди женятся, они становятся одним целым. Муж – глава семьи. Он должен чувствовать себя хозяином в доме. А как он может себя им чувствовать, если он там на птичьих правах? Ты же унижаешь его.
– Я его не унижаю. Я защищаю свои интересы, – твердо сказала Полина. – Если бы Вадим участвовал в покупке квартиры, вопрос бы даже не стоял.
– Но у него не было тогда таких денег! Он только начинал карьеру. А ты… у тебя были накопления. Разве можно этим попрекать? Любящая женщина, наоборот, должна поддерживать мужа, создавать ему надежный тыл. А ты создаешь ему проблемы на ровном месте. Из-за этой работы он может получить хороший оклад, вы быстрее закроете… твою ипотеку.
Последние слова свекровь произнесла с особым нажимом. Ловушка была расставлена умело. Полина почувствовала, как внутри все холодеет.
– Светлана Анатольевна, давайте будем честны. Мою ипотеку закрываю я сама. Вадим к этим платежам не имеет никакого отношения. И его возможная новая зарплата тоже пойдет на его личные цели, как и всегда.
– Что значит «личные цели»? – возмутилась свекровь. – Он мужчина, у него есть свои нужды. Машину содержать, выглядеть солидно. Он же для семьи старается, для будущего!
– Для какого будущего? – Полина уже не сдерживалась. – Для будущего, в котором я плачу за все, а он красиво живет? Извините, но я на такое не подписывалась.
– Ты просто эгоистка, Полина! – голос Светланы Анатольевны зазвенел от праведного гнева. – Ты думаешь только о своих квадратных метрах! А о чувствах моего сына ты подумала? О его самолюбии?
– А он подумал о моем спокойствии? О моем будущем? – парировала Полина. – Я не буду продолжать этот разговор. Передайте Вадиму, что мое решение окончательное.
Она нажала на отбой, и в квартире снова воцарилась тишина. Руки слегка дрожали. Полина налила себе стакан воды и выпила залпом. Она знала, что поступила правильно, но на душе было гадко. Словно она действительно разрушила что-то важное. Но что? Иллюзию счастливой семьи?
Вадим вернулся через три дня. Похудевший, с темными кругами под глазами. Он вошел в квартиру тихо, без обычного своего шума и суеты. Полина сидела в гостиной и проверяла рабочие бумаги.
– Привет, – сказал он, остановившись в дверях.
– Привет.
Он прошел на кухню, налил себе воды. Полина слышала, как он тяжело дышит. Она ждала.
– Я поговорил с шефом, – начал он, вернувшись в комнату. Он не садился, стоял, прислонившись к косяку. – Объяснил ситуацию. Ну… не всю, конечно. Сказал, что с пропиской временные трудности. Он пошел на уступки. Дал мне три месяца, чтобы решить вопрос.
Полина молча кивнула.
– Полин, – он посмотрел ей прямо в глаза. В его взгляде больше не было обиды, только усталость. – Я все понимаю. Про квартиру, про деньги. Наверное, ты права. Я как-то… не думал об этом с такой стороны. Для меня было очевидно, что раз мы вместе, то все общее.
– Очевидно – это когда оба вкладываются, Вадим.
– Да, я понял, – он потер переносицу. – Слушай, давай сделаем так. Я сейчас не буду просить тебя о прописке. Но я хочу, чтобы ты знала – я все исправлю. Я начну отдавать тебе половину своей зарплаты. Будем вместе гасить ипотеку. Купим что-то в дом. Я хочу, чтобы эта квартира стала по-настоящему нашей. И тогда, через какое-то время, мы вернемся к этому разговору. Идет?
Полина смотрела на него и не знала, что сказать. Это было именно то, чего она хотела услышать. Слова были правильные. Но почему-то внутри не было радости. Только подозрение, острое, как игла. Слишком быстро он сдался. Слишком легко согласился на ее условия. Это было не в его характере. Вадим, которого она знала, будет до последнего отстаивать свою позицию, обаянием и уговорами пробивая себе путь.
– Хорошо, – сказала она медленно. – Посмотрим.
И они стали жить по-новому. Каждый месяц Вадим действительно переводил ей на карту ровно половину своей зарплаты. Полина складывала эти деньги на отдельный счет, не тратя их на ипотеку. Она решила подождать. Они вместе поехали в магазин и купили новый большой телевизор в гостиную. Вадим сам его устанавливал, с гордостью показывая, как он теперь гармонирует с интерьером.
Светлана Анатольевна больше не звонила с упреками. Ее звонки стали редкими и подчеркнуто вежливыми. Она интересовалась здоровьем, погодой, но ни словом не упоминала о конфликте. Эта тишина была более зловещей, чем открытая война.
Полина пыталась поверить, что все наладилось. Что ее муж повзрослел и осознал свои ошибки. Но что-то мешало. Какая-то мелкая деталь, которая не вписывалась в общую картину. Вадим стал более нервным. Он часто вздрагивал от телефонных звонков, уходил разговаривать на балкон. На вопросы Полины отмахивался – «по работе, опять эти клиенты». Он стал меньше тратить на себя. Его машина чаще стояла на парковке, он говорил, что экономит бензин.
Однажды вечером, когда Вадим был в душе, его телефон, оставленный на диване, завибрировал. На экране высветилось сообщение от абонента «Даша С.». Полина никогда не читала его переписки, считая это унизительным. Но в этот раз что-то заставило ее взять телефон в руки. Сообщение было коротким: «Вадик, снова звонили. Говорят, если до конца месяца не будет всей суммы, они придут к маме. Я боюсь».
У Полины похолодело внутри. Даша С. – это Дарья, его двоюродная сестра. Обычная девушка, работала парикмахером, жила в Подмосковье. Какие у нее могли быть долги, о которых нужно сообщать Вадиму? И почему коллекторы (а это, судя по всему, были они) угрожают прийти к Светлане Анатольевне?
Она положила телефон на место за секунду до того, как Вадим вышел из ванной. Он был завернут в полотенце, волосы мокрые. Увидев ее бледное лицо, он нахмурился.
– Что-то случилось?
– Нет, – ее голос прозвучал глухо. – Все в порядке.
Ночью она не спала. Фрагменты мозаики начали складываться в единую картину. Его отчаянное желание получить прописку. Его внезапное согласие на ее условия. Его нервозность. Деньги, которые он начал ей отдавать. Все это было спектаклем. Ширмой, за которой скрывалась какая-то большая проблема. И проблема эта была связана с его семьей.
На следующий день Полина взяла на работе отгул. Она не знала точно, что ищет, но чувствовала, что должна что-то предпринять. Она открыла ноутбук Вадима, пароль от которого знала – дата их свадьбы. Ирония судьбы. Она зашла в историю его банковских операций. И все увидела.
Вот его зарплата. Вот перевод половины суммы ей на карту. А вот остальные деньги… они не шли ни на бензин, ни на развлечения. Крупные суммы, по пятьдесят, по семьдесят тысяч, уходили на счет Дарьи Сергеевны К. Полина быстро нашла ее в соцсетях. Сестра. И так каждый месяц, на протяжении последнего года. А еще были переводы на карту Светланы Анатольевны. Суммы поменьше, но тоже регулярные.
Но самое страшное было не это. Полина открыла папку «Документы» и нашла там скан кредитного договора. Крупный займ в микрофинансовой организации. На имя Дарьи. А Вадим и Светлана Анатольевна были указаны как поручители. Сумма долга с процентами была астрономической. И срок погашения истекал через две недели.
Теперь все встало на свои места. Должность с высокой зарплатой нужна была не для того, чтобы «быстрее закрыть ипотеку». Она нужна была, чтобы покрыть этот чудовищный долг. А прописка в московской квартире была нужна не для солидности. Она была нужна, чтобы взять новый, уже банковский кредит на рефинансирование. С временной регистрацией и без постоянного места жительства в собственности ему бы такой кредит никто не дал.
Его согласие отдавать ей деньги было лишь уловкой, чтобы усыпить ее бдительность. Он, его мать и сестра – они были в одной лодке, которая стремительно шла ко дну. И они пытались использовать ее квартиру как спасательный круг, даже не спросив ее разрешения. Они просто решили, что имеют на это право. Потому что «семья».
Вечером, когда Вадим пришел с работы, Полина ждала его на кухне. На столе лежали распечатки банковских переводов и копия кредитного договора.
Он увидел бумаги и замер. Краска медленно сошла с его лица, оставив бледную маску.
– Что это? – спросил он шепотом, хотя и так все понимал.
– Это ответ на все мои вопросы, – спокойно сказала Полина. Она не чувствовала ни гнева, ни обиды. Только ледяное, опустошающее разочарование. – Ты, твоя мама и твоя сестра. Вы все втроем решили моими руками загребать жар. Решили, что моя квартира – это ваш общий ресурс.
– Полина, я могу все объяснить! – он шагнул к ней. – Дашка вляпалась по глупости, взяла деньги на открытие своего салона, ее подставили партнеры… Мама не хотела тебя волновать… Я хотел все решить сам!
– Решить сам? – она горько усмехнулась. – Обманом? Ты врал мне в лицо каждый день. Каждый раз, когда переводил мне деньги, ты врал. Каждый раз, когда говорил, что все понял, ты врал. Вся ваша «новая жизнь» была ложью.
– Я люблю тебя! – воскликнул он отчаянно. – Я просто не знал, как тебе сказать! Я боялся, что ты не поймешь!
– И правильно боялся, – ее голос был тверд, как сталь. – Я бы не поняла. Я не понимаю, как можно так предавать доверие. Как можно смотреть в глаза человеку и так цинично его использовать. Твоя мама знала обо всем. Она звонила мне, говорила про «одну крепость», про «общее». Какая же она лицемерка.
– Не смей говорить так о моей матери! – вскинулся он. – Она просто хотела помочь своим детям!
– За мой счет, – закончила Полина. – И вот тут, Вадим, мы подходим к главному. Ваша семья – это ты, твоя мама и твоя сестра. А я… я для вас просто удобный финансовый инструмент. Человек с квартирой в Москве. И знаешь что? Я больше не хочу быть этим инструментом.
Она встала и подошла к шкафу в прихожей. Достала оттуда большую дорожную сумку и бросила ее к ногам Вадима.
– Собирай свои вещи.
Он смотрел на нее, и в его глазах стояли слезы. Настоящие, не поддельные. Возможно, в этот момент он и правда осознал, что теряет. Но Полине было уже все равно.
– Полина, прошу тебя, не надо! Дай мне шанс! Мы все решим! Я продам машину, мы что-нибудь придумаем!
– Мы? – она покачала головой. – Больше нет никаких «мы». Есть ты и твои семейные проблемы. И есть я и моя квартира. И эти два мира больше не пересекаются. Собирай вещи. Если не уедешь сегодня, завтра я поменяю замки.
Он понял, что это конец. Что ее спокойствие страшнее любой истерики. Что она приняла решение, и оно окончательное.
Он ушел через час. Молча, забрав сумку со своими вещами и тот самый телевизор, который они покупали «вместе». Полина не стала спорить. Пусть забирает. Это была ничтожная плата за то прозрение, которое она получила.
Когда за ним закрылась дверь, она не почувствовала облегчения. Она почувствовала огромную, звенящую пустоту. Она медленно обошла свою квартиру. Вот гостиная, вот спальня, вот кухня, где все началось. Это были ее стены. Ее крепость. И она ее отстояла.
Она подошла к окну и посмотрела на ночной город. Огни машин, далекий гул. Она была одна. Но впервые за долгое время она не чувствовала себя одинокой. Она чувствовала себя свободной. Свободной от лжи, от манипуляций, от чужих проблем, которые пытались повесить на нее.
На следующий день она пошла в банк и закрыла тот самый счет, куда складывала деньги Вадима. Всю сумму она перевела в счет досрочного погашения ипотеки. Это был ее личный, символический жест. Точка в этой истории.
Она знала, что впереди будет развод, раздел имущества, которого, по сути, и не было. Будут еще звонки от Светланы Анатольевны, полные яда и обвинений. Но это было уже неважно. Главное, она сохранила себя и свой дом. Дом, где ее больше никто не попытается сделать разменной монетой в чужой игре. И эта уверенность стоила дороже любых иллюзий о семейном счастье.
