Ключ повернулся в замке, и я замерла на пороге. Что-то было не так. В воздухе висел незнакомый запах — дешёвые духи и пыль. А в гостиной… Господи, что здесь произошло?
Мой любимый диван стоял у окна вместо центра комнаты. Журнальный столик переехал к стене. А шторы — мои красивые бежевые шторы, которые я полгода выбирала, — исчезли. Вместо них висели какие-то бордовые портьеры с золотой бахромой, от которых рябило в глазах.
— Нина Васильевна? — позвала я, проходя в глубь квартиры.
— А, пришла наконец, — свекровь вышла из кухни, вытирая руки кухонным полотенцем. На ней был мой фартук — розовый в горошек, который мне подарила мама на новоселье.
— Что здесь происходит? — я огляделась вокруг. — Где мои шторы?
— Какие такие твои шторы? — Нина Васильевна поставила руки в боки. — Этот безвкусный тряпьё я выбросила. Висели как половая тряпка.
— Вы их выбросили? — голос мой дрожал. — Но это же мои шторы! Я их покупала!
— Ты простая квартирантка, а не хозяйка! — визжала свекровь, и лицо её покраснело. — Это квартира моего сына, а значит моя! И я буду обустраивать её как считаю нужным!
Квартирантка. Это слово ударило как пощёчина. Я стояла посреди гостиной, которая ещё утром была моим домом, и не узнавала её.
— Нина Васильевна, я здесь живу. Это мой дом…
— Твой? — она засмеялась противно. — Это дом Дениса! А ты здесь на птичьих правах живёшь!
В этот момент вошёл муж. Денис выглядел смущённым, в руках держал пакет из магазина.
— Привет, — буркнул он, не глядя на меня. — Что тут за крики?
— Твоя мама выбросила мои шторы и переставила всю мебель! — я показала на комнату. — Посмотри, что она натворила!
Денис оглядел гостиную, пожал плечами:
— Ну и что? Мама имеет право обустроить жильё по своему вкусу.
— Право? — я не верила своим ушам. — Какое право?
— Самое прямое, — встряла свекровь. — Это моя квартира! После смерти бабушки она мне по наследству досталась!
— Но мы с Денисом здесь живём! Три года живём!
— Временно живёте, — отрезала Нина Васильевна. — Пока я позволяю.
Денис поставил пакет на подоконник, достал из него хлеб и молоко.
— Света, не устраивай скандал, — сказал он устало. — У мамы и так стресс после бабушкиной смерти.
— А у меня что — праздник? — я смотрела на него, не узнавая. — Денис, это наш дом!
— Это дом моего сына, — перебила свекровь. — А ты здесь… так… приживалка.
Приживалка. Ещё одно слово, которое обожгло как кипяток.
— Замолчи! — заорала Нина Васильевна, когда я попыталась возразить. — Ты здесь на птичьих правах живёшь, так что не указывай мне! Хочу — мебель переставлю, хочу — обои поменяю!
Я стояла посреди комнаты и чувствовала, как мир рушится. Три года я считала эту квартиру своим домом. Покупала мебель, делала уют, мыла полы, готовила ужины. А оказывается — я квартирантка. Временная жилица на птичьих правах.
— Мне нравится, как мама переставила, — сказал Денис, раскладывая продукты на столе. — Стало уютнее.
— Уютнее? — я посмотрела на бордовые портьеры, от которых тошнило. — Ты серьёзно?
— Серьёзно. И вообще, хватит скандалить. У меня голова болит.
Нина Васильевна довольно кивнула и прошла на кухню. Я осталась стоять в гостиной одна. На журнальном столике лежали её очки, стояла её чашка с недопитым чаем. На диване — её вязание.
Она уже обживалась. Помечала территорию, как собака.
А я, оказывается, была здесь никто. Квартирантка без прав и голоса.
Следующие дни превратились в кошмар. Нина Васильевна словно объявила мне войну — тихую, методичную, беспощадную.
Утром я просыпалась и находила свои вещи в коридоре. Мои книги, фотографии, косметика — всё валялось в картонной коробке у входной двери.
— Это что такое? — спрашивала я, показывая на коробку.
— Хлам разбираю, — отвечала свекровь, не поднимая глаз от телевизора. — Места мало, а всякой ерунды навалом.
— Это мои личные вещи!
— Личные вещи держат в своей квартире, — холодно отвечала она. — А здесь моя квартира.
Денис молчал. Всегда молчал. Прятался за газетой, телефоном, работой — лишь бы не вмешиваться в конфликт между женой и матерью.
Во вторник пришла наша соседка тётя Валя — попросить соль. Нина Васильевна встретила её с широкой улыбкой:
— Проходите, проходите! Познакомьтесь, это Светлана — она пока что у нас живёт.
«Пока что». Эти слова прозвучали как приговор.
— А, квартирантка? — уточнила тётя Валя.
— Ну да, временная жилица, — кивнула свекровь. — Скоро, наверное, съедет. Молодые люди — они непостоянные.
Я стояла на кухне, мыла посуду и чувствовала, как краснею до ушей. Тётя Валя смотрела на меня с сочувствием и любопытством.
— А вы где снимать будете? — спросила она.
— Я не снимаю, — с трудом выдавила я. — Я здесь живу. С мужем.
— Ах да, конечно, — засмеялась Нина Васильевна. — Замужние квартирантки тоже бывают. Современная жизнь.
В четверг свекровь привела двух женщин средних лет. Водила их по квартире, показывала комнаты.
— Вот эта комната скоро освободится, — говорила она, открывая дверь нашей с Денисом спальни. — Светлая, уютная. Мебель можно оставить.
— А когда съедет нынешняя квартирантка? — спросила одна из женщин.
— Да вот, договариваемся уже, — Нина Васильевна многозначительно посмотрела на меня. — Дело техники.
Я стояла в коридоре с пылесосом в руках и не верила происходящему. Они обсуждали мою комнату, мою кровать, мои вещи — как будто меня уже здесь нет.
— Сколько в месяц? — спросила вторая женщина.
— Договоримся, — улыбнулась свекровь. — Главное — чтобы жилица была порядочная. А то предыдущая… — она покачала головой. — Одни проблемы.
Предыдущая — это я. Я была «предыдущей квартиранткой», которая скоро съедет и оставит место новой.
Вечером я попыталась поговорить с Денисом.
— Твоя мать показывает нашу комнату посторонним людям! — сказала я, когда он пришёл с работы.
— И что? — он снял ботинки, поставил их в шкаф.
— Как «и что»? Это наша спальня!
— Мама права, — он прошёл на кухню, открыл холодильник. — Это её квартира по наследству от бабушки. Ты здесь гость.
Гость. Уже не квартирантка, а гость.
— Денис, мы муж и жена! Три года живём вместе!
— Живём в маминой квартире, — он достал йогурт, сел за стол. — На её условиях.
— А мои условия? — я села напротив. — У меня вообще нет никаких прав?
— Права есть у собственника, — отрезал он. — А собственник — мама.
В субботу случилось самое страшное. Нина Васильевна привела мужчину лет сорока с портфелем.
— Знакомьтесь, — сказала она мне, — это Виктор Петрович. Он будет снимать вашу комнату.
— Какую комнату? — я не поняла.
— Ну как же, вы ведь съезжаете, — удивился мужчина. — Нина Васильевна говорила, что договорились уже.
— Мы ни о чём не договаривались!
— Как не договаривались? — свекровь всплеснула руками. — Я же тебе вчера сказала — до воскресенья освобождаешь комнату!
— Вы мне ничего не говорили!
— Говорила, говорила. Ты не слушала.
Виктор Петрович неловко переминался с ноги на ногу, крутил в руках портфель.
— Может, я зайду в другой раз? — предложил он.
— Нет-нет, проходите! — Нина Васильевна схватила его под руку. — Всё решено. Светлана просто вредничает.
Она повела его в нашу спальню. Я слышала, как они обсуждают размер комнаты, мебель, коммунальные услуги. Как будто меня уже выселили.
Когда они ушли, я позвонила Денису на работу.
— Твоя мать сдаёт нашу комнату! — кричала я в трубку.
— Мама знает, что делает, — устало ответил он. — Не мешай ей.
— Не мешай ей? Денис, она выгоняет твою жену!
— Это её квартира. Её решение.
Вечером я сидела на кухне и плакала. Три года назад мы с Денисом были счастливы. Планировали детей, мечтали о будущем. А теперь… Теперь он смотрел на меня как на назойливую квартирантку, которая мешает его маме.
— Собирай чемоданы, — сказала Нина Васильевна, заходя на кухню. — Виктор Петрович завтра заселяется.
— Я никуда не уеду, — ответила я.
— Уедешь, — усмехнулась она. — Ещё как уедешь.
В воскресенье утром раздался звонок в дверь. На пороге стоял тот самый Виктор Петрович с огромным чемоданом на колёсиках и пакетами в руках.
— Доброе утро! — радостно поприветствовал он. — Я, как договаривались, въезжаю!
— Проходите, проходите! — засуетилась Нина Васильевна. — Светлана, освободи проход!
Я стояла в коридоре в халате, не веря происходящему. Этот чужой человек тащил свои вещи в нашу с Денисом спальню, а свекровь помогала ему обустраиваться.
— Подождите, — сказала я. — Я никуда не съезжаю.
— Как не съезжаете? — растерялся Виктор Петрович. — А договор?
— Какой договор? — я повернулась к свекрови.
— Вот какой, — Нина Васильевна помахала какой-то бумажкой. — Всё по закону. Сдаю комнату, Виктор Петрович снимает.
— Но это моя комната! Наша с Денисом!
— Была ваша, — холодно ответила она. — Теперь собирай чемоданы и не позорься.
В этот момент что-то во мне щёлкнуло. Не злость — решимость. Холодная, твёрдая, как сталь.
— Хорошо, — сказала я спокойно. — Раз уж мы говорим о документах и законах, давайте всё проясним до конца.
Я прошла в гостиную, к старому серванту, который стоял у стены. Открыла верхний ящик, достала небольшую металлическую шкатулку.
— Нина Васильевна, — позвала я, — подойдите сюда.
Свекровь нехотя подошла, за ней поплёлся Виктор Петрович с недоумением на лице.
Я открыла шкатулку, достала папку с документами.
— Вы говорите, что квартира ваша по наследству от бабушки Дениса?
— Конечно моя! — фыркнула она. — Кому же ещё?
— Посмотрите, — я положила на стол свидетельство о праве собственности.
Нина Васильевна наклонилась, прочитала. Лицо её стало меняться — от самоуверенности к удивлению, потом к шоку.
— Этого не может быть, — пробормотала она.
— Может, — я достала ещё один документ. — Вот завещание бабушки Александры Ивановны. Читайте вслух.
Свекровь взяла бумагу дрожащими руками:
— «Квартиру по адресу… завещаю Светлане Петровне…» — голос её сел. — «Она добрая девочка и будет хорошей хозяйкой…»
— Продолжайте, — попросила я.
— «А внуку Денису оставляю только прописку, потому что он слабохарактерный и попадёт под влияние жадных родственников…» — Нина Васильевна запнулась.
— Ещё есть, — кивнула я. — Дочитайте до конца.
— «Нине Васильевне не оставляю ничего. Она всю жизнь завидовала и строила планы на мою квартиру. Пусть теперь знает своё место.»
Тишина. Виктор Петрович стоял с открытым ртом. Нина Васильевна перечитывала документ снова и снова, как будто надеялась, что буквы сами собой переставятся.
— Но… но я же не знала! — выдавила она. — Денис сказал, что квартира его!
— Денис не знал, — ответила я. — Бабушка попросила меня не рассказывать ему до поры до времени. Она боялась, что вы попытаетесь оспорить завещание.
— Значит… значит, квартира твоя? — голос свекрови дрожал.
— Полностью моя. Вот выписка из ЕГРН, вот справка из БТИ. Всё оформлено три года назад, сразу после смерти бабушки.
Денис вошёл в комнату в трусах и майке, сонный.
— Что тут за шум? — проворчал он.
— Денис, — я протянула ему документы, — ознакомься. Это свидетельство о праве собственности на квартиру. На моё имя.
Он взял бумаги, долго изучал. Потом посмотрел на меня, на мать, снова на документы.
— Я не понимаю, — пробормотал он. — Бабушка же мне обещала квартиру…
— Бабушка была мудрой женщиной, — сказала я. — Она предугадала, что произойдёт, если оставит квартиру тебе.
— Но почему ты молчала? — он всё ещё не мог поверить.
— Потому что не хотела конфликтов. Думала, мы семья и можем жить мирно. Ошиблась.
Виктор Петрович деликатно кашлянул:
— Простите, а как быть с договором аренды?
— Никак, — ответила я. — Нина Васильевна не имела права сдавать чужую квартиру.
— Но она сказала, что собственница!
— Она ошиблась.
Виктор Петрович собрал свои вещи и ушёл, пробормотав что-то про «недоразумение». Нина Васильевна сидела на диване, бледная как стена, и смотрела в пол. Денис стоял посреди гостиной с документами в руках, не зная, что сказать.
— Света, — начал он осторожно, — может, поговорим? Мы же семья…
— Были семьёй, — я спокойно забрала у него документы и сложила их в папку. — До тех пор, пока ты не встал на сторону матери против жены.
— Я не знал, что квартира твоя…
— А если бы знал? — я посмотрела ему в глаза. — Стал бы защищать меня? Или всё равно молчал бы?
Он опустил голову. Мы оба знали ответ.
— Теперь поговорим о том, кто здесь квартирант, — я села в кресло, положила папку на колени. — У вас неделя, чтобы найти другое жильё.
— Светочка, — всхлипнула Нина Васильевна, — я же не знала! Если бы знала, никогда бы…
— Знали бы — вели бы себя иначе? — усмехнулась я. — Сомневаюсь. Вы три года считали меня чужой, временной жилицей. Называли приживалкой. Выбрасывали мои вещи.
— Но ведь это непонимание! — она вскочила с дивана. — Денис сказал, что квартира его!
— Денис ошибался. Но дело не в том, чья квартира. Дело в том, как вы ко мне относились. Как к человеку второго сорта.
— Я исправлюсь! — заплакала свекровь. — Буду хорошей! Буду помогать!
— Три года я терпела унижения от временной жилицы — хватит.
Денис присел на край дивана:
— Света, ну что ты творишь? Мы же муж и жена! Я исправлюсь, всё будет по-другому!
— По-другому? — я встала, прошла к окну. — Значит, раньше было неправильно? Когда ты молчал, пока меня оскорбляли?
— Я не хотел ссориться с мамой…
— А со мной ссориться хотел? — я повернулась к нему. — Твоя жена для тебя меньше значила, чем мама?
— Не говори так…
— Я говорю правду. Ты выбрал сторону. И это была не моя сторона.
В понедельник я подала документы на развод. Денис пытался отговорить меня, обещал снять квартиру для матери, клялся, что всё изменится. Но было поздно.
— Ты выбрал сторону — живи с мамой где угодно, но не в моей квартире, — сказала я ему.
Нина Васильевна умоляла, плакала, обещала золотые горы. Но я была непреклонна. Они показали своё истинное лицо, когда думали, что власть на их стороне.
Через неделю они съехали. Сняли однокомнатную квартиру на окраине — дешевую, в старом доме. Денис звонил каждый день, просил вернуться, говорил, что скучает.
— По мне скучаешь или по квартире? — спрашивала я.
Он не отвечал.
Я осталась одна в трёхкомнатной квартире в центре города. Сделала ремонт — выбросила бордовые портьеры, повесила новые шторы, светлые и лёгкие. Переставила мебель так, как хотела. Превратила одну комнату в кабинет, другую — в спальню-мечту с большой кроватью и зеркальным шкафом.
Впервые за три года я чувствовала себя дома. По-настоящему дома.
Соседи удивлялись: где Денис с матерью? Я отвечала коротко: «Переехали». Никого не касалось, куда и почему.
Через месяц встретила Нину Васильевну в магазине. Она выглядела постаревшей, уставшей. Увидев меня, попыталась заговорить:
— Светочка, как дела? Как живёшь одна-то?
— Прекрасно живу, — ответила я, выбирая йогурт. — Тихо, спокойно. Никто не переставляет мебель без спроса.
— А Денис… он очень переживает…
— Пусть переживает. Это его выбор был.
— Может, простишь нас? Мы же поняли свою ошибку…
Я посмотрела на неё — на эту женщину, которая три года портила мне жизнь, называла квартиранткой и приживалкой. Теперь она сама стала квартиранткой в чужой однокомнатной квартире.
— Нина Васильевна, — сказала я мягко, — теперь вы знаете, каково это — быть временной жилицей. Наслаждайтесь.
Я взяла корзину и пошла дальше по магазину. За спиной слышала её всхлипы, но не оборачивалась.
Ирония судьбы оказалась справедливой: теперь они действительно стали квартирантами, а я — единственной и полноправной хозяйкой.
Вечером я сидела на своём диване, в своей гостиной, пила чай из своей любимой чашки и смотрела на город через окно. За окном загорались огни, где-то жили люди — счастливые и несчастные, богатые и бедные. А я была дома. В своём доме, где никто больше не смел называть меня чужой.
