— Нет, ты только посмотри на неё! Сидит, улыбается, будто одолжение сделала! — шипение золовки Светланы было тихим, рассчитанным только на уши её матери, Тамары Григорьевны, но Майя уловила его краем уха.
Сердце пропустило удар. Она сидела за богато накрытым столом в ресторане, который сама же и оплатила, и старательно улыбалась гостям. Сегодня был юбилей её свекрови, шестьдесят пять лет. Важная дата. И Майя, как всегда, сделала всё, чтобы праздник удался.
— Светочка, тише ты, люди услышат, — лениво отмахнулась Тамара Григорьевна, но в её глазах плескалось полное одобрение. — Что с неё взять? Училка… У них там все со странностями.
— Мама, ну какая училка? Она репетиторством зашибает больше, чем мой Лёнька на двух работах! Могли бы и пощедрее подарок сделать, а не эту… путевку в санаторий. Будто мы старики немощные, по процедурам ходить.
Майя сжала под столом кулаки так, что ногти впились в ладони. Путевка в лучший подмосковный санаторий на две недели, с полным пансионом и лечением. Она откладывала на неё полгода, отказывая себе в новой одежде и отпуске. Она знала, что у Тамары Григорьевны скачет давление и ноют суставы. Она хотела сделать как лучше. Как всегда.
Её муж, Михаил, сидел рядом, что-то оживленно обсуждая с двоюродным братом. Он не слышал или делал вид, что не слышит. Это был его обычный способ защиты — уйти в свою раковину, отключиться от неприятного, оставив Майю одну на передовой.
Апогей наступил, когда гости начали расходиться. Тамара Григорьевна, принимая последние поздравления, обернулась к Майе. Её лицо, обычно поджатое и недовольное, изображало вселенскую скорбь.
— Спасибо, конечно, Майя, за праздник, — процедила она сквозь зубы, но достаточно громко, чтобы оставшиеся родственники обернулись. — Только вот не понимаю я, за что мне такое отношение. Я Мишеньку растила, ночей не спала, всё ему отдавала. Думала, и жена ему попадётся такая же, благодарная… А ты…
Слово «неблагодарная» прозвучало как пощёчина. Оно повисло в воздухе, гулкое и липкое. Майя почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но Михаил лишь виновато отвёл глаза и пробормотал:
— Мам, ну перестань…
Но было уже поздно. Родственники смотрели на неё с плохо скрываемым злорадством. В их глазах она читала приговор: чужая, пришлая, и вот, наконец, её вывели на чистую воду. Она, которая тянула на себе ипотеку за их с Мишей квартиру, потому что его зарплата в автосервисе едва покрывала кредиты на машину и «мужские увлечения». Она, которая оплачивала репетиторов для сына Светланы, потому что «Светочке сейчас тяжело». Она, которая каждый месяц привозила свекрови сумки с продуктами и лекарствами.
Не сказав больше ни слова, Майя развернулась и пошла к выходу. Унижение обжигало щеки. Она слышала, как за спиной засуетились, как Михаил крикнул ей вслед, но не остановилась. На холодном осеннем воздухе она наконец смогла вздохнуть. Слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынули из глаз.
Дорога домой прошла в гнетущем молчании. Михаил вёл машину, крепко сжав руль, и бросал на неё косые взгляды. Майя смотрела в окно на проносящиеся мимо огни города и чувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Та тонкая нить терпения и надежды, на которой всё держалось годами, с треском лопнула.
Как только они вошли в квартиру, прорвало.
— Почему ты молчал? — её голос был тихим, но в нём звенела сталь. — Почему ты позволил им так со мной разговаривать? Я — неблагодарная?
Михаил сбросил куртку на стул и устало потёр лицо.
— Май, ну ты же знаешь маму. У неё характер такой. Она не со зла.
— Не со зла?! — Майя взорвалась. — Она унизила меня перед всей твоей семьёй! А ты, мой муж, стоял и смотрел! Тебе нечего было сказать в мою защиту?
— А что я должен был сказать? Начать скандал на её юбилее? Ты этого хотела?
— Я хотела, чтобы ты был на моей стороне! Хотя бы раз! — кричала она. — Я тащу на себе эту семью, Миша! Ипотека, коммуналка, продукты! Твоя зарплата уходит на бензин и железки для твоей машины! Я веду по шесть уроков в день, а потом до ночи сижу с частными учениками, чтобы мы могли жить нормально! Чтобы твой племянник мог поступить в институт! Чтобы твоя мама получала лучшие лекарства! И после всего этого я — неблагодарная?
Она переводила дух, а слова продолжали литься, горькие и ядовитые, как яд, который копился годами.
— Я помню, как мы только поженились. Твоя мама мне сказала: «Главное для женщины — это семья. Работа — это так, для души». Я тогда поверила. Думала, вот оно, счастье. А потом оказалось, что «семья» — это только её интересы и интересы Светы. Мне нужно было помочь им с ремонтом на даче. Мне нужно было «войти в положение», когда Свете понадобились деньги на новую шубу. Мне нужно было молчать, когда они критиковали мою стряпню и мой внешний вид. А ты… ты всегда был где-то сбоку. «Не обращай внимания», «они тебя любят, просто по-своему».
Михаил смотрел на неё, и в его глазах была растерянность. Казалось, он впервые слышал всё это.
— Май, я… я не думал, что всё так серьёзно.
— Не думал? — она горько рассмеялась. — Конечно, не думал. Тебе ведь удобно. У тебя есть жена, которая решает все проблемы, и мама, которая всегда права. Идеальный мир!
В ту ночь они спали в разных комнатах. Майя долго лежала без сна, прокручивая в голове события последних лет. Она поняла, что превратилась в удобную, безотказную функцию для всей их семьи. В банкомат, кухарку и психолога в одном лице. И самое страшное — она сама позволила этому случиться. Из любви к мужу, из желания быть «хорошей невесткой», из страха остаться одной.
Утром она проснулась с ясным и холодным решением. Она больше не будет жертвой.
Следующие несколько недель были похожи на холодную войну. Майя перестала звонить свекрови. На звонки Светланы отвечала односложно: «Занята», «На уроке». Михаилу она готовила ужин, но их разговоры были натянутыми и короткими. Он пытался завести разговор о «примирении», но натыкался на ледяную стену.
— Миша, я больше не хочу об этом говорить. Я всё сказала в тот вечер.
— Но так не может продолжаться! Это же моя семья!
— Вот именно, Миша. Твоя. И ты должен выбрать, с кем ты. Со мной, твоей женой, или с ними, — отрезала она.
Майя с головой ушла в работу. Она взяла ещё двух учеников и начала готовиться к сдаче международного экзамена для преподавателей. Впервые за долгие годы она делала что-то для себя, для своей карьеры, для своего будущего. И это придавало ей сил.
Однажды, разбирая старые бумаги, она наткнулась на интересную статью о психологических манипуляциях. Она читала про «газлайтинг» — когда человека заставляют сомневаться в адекватности своего восприятия. Про «виктимблейминг» — обвинение жертвы. Она узнавала в описаниях свою свекровь и золовку.
«Они не просто люди со сложным характером, — подумала она. — Они — классические манипуляторы. А я — их ресурс».
Это открытие было неприятным, но отрезвляющим. Она рассказывала об этом своей лучшей подруге, Вере, за чашкой кофе.
— Ты понимаешь, Вер, я вдруг увидела всё со стороны. Как в учебнике по психологии. Вот пример, как не надо строить отношения. Они ведь даже не извинялись. Они ждут, что я первая приду с повинной.
— И ты придёшь? — осторожно спросила Вера.
— Никогда, — твёрдо ответила Майя. — Хватит.
Случай, который изменил всё, произошёл через месяц. Раздался звонок с незнакомого номера. Мужской голос представился нотариусом из небольшого городка под Тверью и сообщил, что двоюродная бабушка Майи, о существовании которой она почти забыла, оставила ей в наследство свою двухкомнатную квартиру.
Майя была ошеломлена. Она видела эту бабушку пару раз в глубоком детстве. Это была тихая, одинокая женщина. И вот, такой подарок с того света.
Она рассказала об этом Михаилу. Он, конечно, обрадовался за неё.
— Вот это да! Неожиданно! Ну, надо будет съездить, оформить всё.
Новость, как и ожидалось, быстро дошла до его родственников. И тут началось представление. Первой позвонила Светлана. Её голос сочился мёдом.
— Майечка, дорогая, привет! Слышала, у тебя такое счастье привалило! Мы так за тебя рады, так рады! Ты же наша родная, твоя радость — и наша радость!
Майя слушала молча, с кривой усмешкой. После пятиминутного потока лести Светлана перешла к делу.
— Слушай, Май, у меня тут мысль одна гениальная родилась. У вас же квартира своя есть, хорошая. А эта, в Твери, вам зачем? Продать бы её. А у моего Лёньки как раз бизнес-проект горит! Перспективный, сил нет! Ему бы только стартовый капитал… Ты же тётя, ты же хочешь, чтобы племянник на ноги встал?
— Света, я подумаю, — холодно ответила Майя и повесила трубку.
Вечером пришла тяжелая артиллерия. Тамара Григорьевна позвонила мужу и устроила ему часовую истерику по телефону. Майя, находясь в другой комнате, слышала обрывки фраз: «Сын, ты должен повлиять!», «Мы же одна семья!», «Дача… я всю жизнь мечтала о даче, чтобы все вместе собирались…», «Эта квартира — наш шанс!».
Михаил вошёл на кухню, где сидела Майя, бледный и взвинченный.
— Май, тут мама звонила… В общем, есть предложение. Продать ту квартиру и купить дачу. Для всех. Будем на выходные ездить, шашлыки…
— Для всех? — Майя подняла на него глаза. В её взгляде был лёд. — Это для твоей мамы и сестры, ты хотел сказать? Чтобы они там хозяйничали, а я пахала на грядках и накрывала на стол?
— Ну почему сразу так…
— А как по-другому, Миша? У нас когда-нибудь было по-другому? Эта квартира — моя. Она досталась мне от моей родственницы. И я сама решу, что с ней делать.
— Но мы же семья! — воскликнул он, повторяя, как попугай, слова своей матери.
— Семья — это ты и я! А не весь твой табор, который привык жить за мой счёт! — Майя встала, её голос дрожал от гнева, который она больше не могла сдерживать. — Ты так ничего и не понял, да? После того вечера, после всего, что я тебе сказала… Ты снова пытаешься прогнуть меня под них!
В этот момент она приняла окончательное решение. Она съездила в Тверь, быстро оформила все документы и выставила квартиру на продажу. Покупатели нашлись на удивление быстро. Получив на руки деньги, она сделала то, чего от неё никто не ожидал. Она подала на развод и на раздел имущества.
Суд был назначен через полтора месяца. Всё это время Михаил жил как в тумане. Он пытался поговорить с Майей, убедить её «не рубить с плеча», но она была непреклонна.
— Миша, я подала на раздел нашей ипотечной квартиры. Так как большая часть платежей была сделана с моего счёта, куда приходили деньги от репетиторства, мой адвокат говорит, что у меня есть все шансы получить большую долю.
Тут Майя не лукавила. Готовясь к этому шагу, она проконсультировалась с хорошим юристом. Она узнала важную вещь, которой теперь делилась с Михаилом, как когда-то делилась с учениками знаниями по английскому.
— Понимаешь, по закону, всё, что нажито в браке, делится пополам. Это так. Но есть нюансы. Если один из супругов докажет, что его вклад в общее имущество был значительно больше, суд может отступить от принципа равенства долей. А у меня есть все выписки со счетов, все чеки. А наследство… К вашему сведению, Михаил, и к сведению твоей мамы, — она посмотрела ему прямо в глаза, — согласно статье 36 Семейного кодекса Российской Федерации, имущество, полученное одним из супругов во время брака по безвозмездным сделкам, в частности, в порядке наследования, является его личной собственностью и разделу не подлежит. Так что на эти деньги они могут не рассчитывать.
Михаил слушал её, и на его лице отражалось потрясение. Он впервые видел свою тихую, уступчивую Майю такой — собранной, жёсткой, юридически подкованной. Она говорила не как обиженная женщина, а как человек, знающий свои права и готовый их отстаивать.
Когда о разводе и разделе узнали его родственники, их ярости не было предела. Тамара Григорьевна звонила Майе и кричала в трубку проклятия, называя её аферисткой и хищницей. Светлана писала гневные сообщения, обвиняя её в том, что она рушит семью и оставляет «Мишеньку без штанов».
Майя спокойно заблокировала их номера. Она больше не позволяла их яду отравлять её жизнь.
Самый тяжёлый разговор состоялся с Михаилом за неделю до суда. Он пришёл к ней с цветами, выглядел похудевшим и осунувшимся.
— Май… может, не надо? — сказал он с порога. — Я всё понял. Я был неправ. Я был слеп и глух. Я поговорю с ними, я поставлю их на место. Я… я всё сделаю, только не уходи.
Майя посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. В её душе больше не было гнева, только усталость и лёгкая грусть.
— Где ты был раньше, Миша? Где ты был, когда меня называли неблагодарной? Когда твой племянник ехал отдыхать на море на мои деньги, а я не могла себе купить новые туфли? Когда твоя мама говорила, что я плохая хозяйка, а ты молчал? Ты пойми, дело не в квартире и не в деньгах. Дело в уважении. А ты не уважал ни меня, ни мой труд, ни мои чувства. Ты позволял своей семье вытирать об меня ноги.
— Я изменюсь! Я клянусь! — в его глазах стояли слёзы.
— Я не верю в слова, Миша. Я верю только в поступки. А твои поступки годами говорили об обратном. Знаешь, есть такая английская поговорка: «Actions speak louder than words» — «Поступки говорят громче слов». Так вот, твои слова сейчас — это просто шум. А мои действия — это решение. Решение жить дальше. Без вас.
Она не позволила ему войти. Закрыв за ним дверь, она прислонилась к ней спиной и глубоко вздохнула. Было больно, но это была очищающая боль. Боль, после которой начинается новая жизнь.
Прошло полгода. Суд разделил квартиру, присудив Майе две трети. Она не стала выгонять Михаила. Они договорились продать жильё и поделить деньги согласно решению суда. Деньги от продажи тверской квартиры она положила на депозит. Она сняла себе небольшую, но уютную квартиру рядом с работой, сделала там ремонт и впервые за десять лет почувствовала себя дома.
Она сменила номер телефона. О жизни Михаила и его семьи она ничего не знала и знать не хотела. Подруга Вера как-то рассказала, что видела его мать в магазине — постаревшую, злую. Видимо, жизнь без спонсорской помощи Майи оказалась не такой сладкой.
Однажды вечером, проверяя почту, Майя увидела письмо от одного из своих бывших учеников, которому она помогала готовиться к поступлению в британский университет. Он писал, что успешно сдал экзамены и его зачислили. «Майя Викторовна, — писал он, — спасибо вам огромное! Вы не просто научили меня языку. Вы научили меня верить в себя и никогда не сдаваться, даже когда кажется, что всё против тебя. Вы говорили, что бороться за свою мечту можно и нужно всегда. И вы были правы!».
Майя улыбнулась. Она сидела в своей новой, светлой кухне, пила ароматный чай и смотрела в окно на огни большого города. Она проиграла битву за семью, которую пыталась построить, но выиграла самую главную войну — войну за себя. И она знала, что теперь всё будет по-другому. Потому что самая благодарная вещь, которую можно сделать в этой жизни — это быть благодарной себе. За свою силу, за свою смелость, за своё право быть счастливой.
— Алло, здравствуйте. Я хотел бы записаться к вам на уроки английского.
— Добрый день. Для кого занятия? Для ребёнка?
— Нет, для себя, — голос на том конце провода был незнакомо низким, с хрипотцой, будто мужчина простужен или намеренно пытается говорить не своим голосом. — Меня зовут… Георгий.
Майя нахмурилась, отложив ручку. Она сидела в своём новом, залитом солнцем кабинете, где пахло свежей краской и хорошим кофе. Прошёл почти год с момента развода. Год тишины, покоя и упорной работы над собой. Она открыла свою небольшую онлайн-школу, и дела шли в гору.
— Георгий, хорошо. Какой у вас уровень?
— Нулевой. Абсолютно. С чего-то надо начинать.
Сердце Майи пропустило удар. Она знала эту интонацию. Эту паузу перед ответом. Эту отчаянную попытку казаться кем-то другим. Она прикрыла глаза, и перед ней, как наяву, встало лицо её бывшего мужа. Михаила.
— Хорошо, Георгий, — сказала она ровным, профессиональным тоном, в котором не дрогнул ни один мускул. — Первое занятие — во вторник, в семь вечера. Адрес я пришлю вам сообщением. Не опаздывайте.
Она повесила трубку и несколько минут сидела неподвижно. Зачем? Что ему нужно спустя столько времени? Жалость? Прощение? Или это очередной хитроумный план его матушки? Но внутри что-то подсказывало — на этот раз всё иначе. В его голосе не было наглости, только какая-то вымученная решимость. «Что ж, — подумала она с холодной усмешкой, — посмотрим. Let the game begin. Пусть игра начнётся».
Во вторник ровно в семь в дверь позвонили. Майя открыла, уже зная, кого увидит. На пороге стоял Михаил. Он похудел, осунулся, в уголках глаз залегли морщинки, которых раньше не было. В руках он сжимал новую тетрадь и ручку, как первоклассник. Он был одет в простой свитер и джинсы, а не в свою вечную промасленную куртку из автосервиса.
Он поднял на неё глаза, полные такой тоски и надежды, что у Майи на секунду перехватило дыхание.
— Здравствуй, Майя, — тихо сказал он. — Я…
— Проходите, Георгий, — перебила она его ледяным тоном, распахивая дверь шире. — Время урока уже пошло.
Михаил вздрогнул от этого «Георгий» и вошёл в квартиру. Он растерянно огляделся. Просторная гостиная, стильная мебель, огромные окна с видом на центр города. Всё дышало успехом и спокойствием. На стене висела большая фотография: улыбающаяся Майя в обнимку с высоким, красивым мужчиной на фоне заснеженных гор.
— Это… — Михаил не мог отвести глаз от фото.
— Это мой муж, Антон, — спокойно ответила Майя, проходя в кабинет. — Садитесь, пожалуйста. У нас всего час.
Михаил сел за стол, чувствуя себя раздавленным. Муж. Новый муж. Богатый, судя по обстановке. Любящий, судя по её счастливым глазам на фото. Весь его план, который он вынашивал месяцами — измениться, выучить язык, чтобы произвести на неё впечатление, доказать, что он может быть другим, — весь этот план рухнул в одночасье.
— Майя, я… — начал он снова.
— Я ставлю вам условие, Георгий, — её голос был твёрдым, как сталь. — Мы здесь занимаемся только английским. Никаких разговоров о прошлом. Никаких вопросов о моей личной жизни. Если вы нарушите это правило, урок будет окончен, и мы больше никогда не увидимся. Вы согласны?
Он смотрел на неё, на эту красивую, сильную, чужую женщину, и понимал, что потерял её окончательно. Он кивнул.
— Согласен.
И начались их странные уроки. Михаил оказался на удивление прилежным, хоть и безнадёжным учеником. Он путал времена, забывал слова, произносил всё с ужасным акцентом. Но он старался. Он выполнял все домашние задания, исписывая страницы в тетради своим корявым почерком. Он никогда не опаздывал и не пропустил ни одного занятия.
Майя была безупречным учителем. Терпеливым, строгим, профессиональным. Она объясняла ему грамматику, ставила произношение, заставляла учить диалоги. Ничто в её поведении не выдавало, что перед ней сидит человек, с которым она прожила десять лет.
Иногда, во время занятий, она ловила себя на мысли, что видит его по-новому. Не как мужа-недотёпу, а как человека, который отчаянно пытается исправить что-то в своей жизни. Однажды он пришёл на урок, промокший до нитки — попал под ливень. Майя, не говоря ни слова, молча протянула ему большое махровое полотенце и поставила на стол чашку горячего чая с лимоном. Он посмотрел на неё с такой благодарностью, что ей стало не по себе.
— Thank you, — прошептал он. Это было одно из первых слов, которые он выучил.
Их уроки превратились в своеобразный ритуал. Иногда они затрагивали темы, которые были до боли знакомы им обоим.
— Давайте разберём тему «Семья», — однажды сказала Майя, открывая учебник.
Михаил напрягся.
— My name is Mikhail. I have a mother. I have a sister, — медленно, с трудом подбирая слова, произнёс он. — I… had a wife.
— Had? — переспросила Майя, делая пометку в тетради. — Правильно. Past Simple. Прошедшее простое время. Используется для действий, которые закончились в прошлом и не имеют связи с настоящим.
От её спокойного, методичного тона у Михаила защемило в груди. Для неё их брак был просто грамматической конструкцией. Действием, которое закончилось в прошлом.
Как-то раз, в середине урока, у Майи зазвонил телефон. Она извинилась и ответила.
— Да, милый, привет! Нет, не отвлекаешь, у меня как раз перерыв будет. Да, конечно, жду. Целую!
Михаил сидел, опустив голову, и делал вид, что читает текст. Он слышал каждое слово. «Милый». «Жду». «Целую». Он представил себе этого Антона, который сейчас приедет за ней на дорогой машине, и они поедут в ресторан, а он, Миша, пойдёт на остановку, под дождь, чтобы ехать в свою съёмную комнатушку на окраине города.
После развода и продажи квартиры он отдал свою долю денег матери — на лечение и на долги Светланы. Он решил, что должен начать с чистого листа. Ушёл из автосервиса, устроился простым рабочим на стройку. Жил скромно, откладывая почти всё на уроки английского.
Однажды вечером, после очередного занятия, когда Михаил уже собирался уходить, он решился.
— Майя… Можно я нарушу правило? Один раз.
Она посмотрела на него, и её взгляд смягчился.
— Говори, Михаил.
— Я просто хотел сказать… прости. За всё. За тот юбилей, за маму, за то, что был трусом. Я знаю, что уже поздно. Я ничего не прошу. Просто… прости.
Он не ожидал, что она заплачет. Две слезинки медленно скатились по её щекам. Она быстро смахнула их.
— Ты знаешь, Миша, в английском языке есть такое понятие — «false friends», «ложные друзья переводчика». Это слова, которые звучат одинаково, но означают совершенно разное. Например, слово «sympathy» похоже на русское «симпатия», но на самом деле означает «сочувствие». А «magazine» — это не магазин, а журнал.
Он слушал, не понимая, к чему она клонит.
— Так вот, мне кажется, мы с тобой были такими «ложными друзьями». Мы думали, что говорим на одном языке, что у нас «семья», «любовь». А на самом деле вкладывали в эти слова совершенно разный смысл. Для меня семья — это была поддержка и уважение. А для тебя — привычка и удобство. Мы не были злыми людьми, Миша. Мы просто были… непереводимы друг для друга.
Она говорила тихо, без злости, с какой-то мудрой печалью. И в этот момент он понял, что любит её больше, чем когда-либо. Он любил не ту удобную, безотказную Майю, а эту — сильную, умную, недосягаемую.
В тот вечер ему позвонила сестра. Светлана рыдала в трубку.
— Мишка, ты где? У мамы совсем плохо! Врачи говорят, сердце… Она тебя зовёт, всё время твоё имя повторяет! И её… Майю…
— Причём тут Майя? — устало спросил он.
— Я не знаю! Она твердит, что только Майя ей поможет, что она перед ней виновата… Миш, я тебя умоляю, поговори с ней! Может, она хотя бы денег даст на хорошую клинику? У нас же ни копейки нет! Лёнька мой совсем спился, с работы выгнали…
Михаил слушал её и чувствовал только пустоту. Их мир, построенный на манипуляциях и эгоизме, рассыпался в прах. И он не собирался тащить в этот прах Майю.
— Нет, Света, — твёрдо сказал он. — Я не буду её просить. Никогда. Это наши проблемы. И мы будем решать их сами. Пора взрослеть.
Он пришёл на последнее, десятое оплаченное им занятие, с белой розой в руке.
— Это вам, Майя Викторовна, — официально сказал он. — Спасибо за уроки.
Она взяла цветок, её пальцы на мгновение коснулись его руки.
— Я больше не приду, — продолжил он. — Я понял, что мне это не нужно.
— Почему? У вас начало получаться.
— Я думал, что если я изменюсь, стану другим, то смогу… — он запнулся. — А потом я понял, что меняться нужно не для кого-то. А для себя. Я уезжаю. В другой город. Нашёл там хорошую работу по специальности. Буду строить жизнь заново.
Он говорил это по-русски, но в его голосе звучала та же твёрдость и ясность, которой она учила его на своих уроках.
— Я рад за тебя, Майя. Правда. Твой муж… он хороший человек?
Майя смотрела на розу в своих руках. Настало время покончить с этой игрой.
— У меня нет мужа, Миша, — тихо сказала она. — Фотография — из прошлогоднего отпуска с подругой. А Антон — её брат. Я сказала так, чтобы… защититься. Чтобы ты не лез мне в душу.
Он смотрел на неё, и в его глазах смешались шок, боль и какая-то новая, слабая надежда.
— Значит… ты одна?
— Я не одна. Я — с собой, — она улыбнулась, и это была первая искренняя улыбка, которую он видел за всё это время. — И мне этого достаточно. Прощай, Миша. И удачи тебе.
Она закрыла за ним дверь. Она не плакала. На душе было светло и немного грустно, как после просмотра хорошего, но печального фильма. Она знала, что он справится. Он наконец-то начал свой собственный, самый важный урок — урок ответственности за свою жизнь.
Майя подошла к окну и поставила белую розу в стакан с водой. За окном зажигались вечерние огни. Город жил своей жизнью, и она была его частью. Свободная, сильная, готовая к новой главе. Она больше не была «неблагодарной». Она была благодарна. Судьбе — за её жестокие, но справедливые уроки. И себе — за то, что смогла их выучить.
