— Вот только не начинай опять про деньги, Дима, — Ольга откинулась на спинку стула, пальцами нервно стуча по столешнице. — Я устала слушать, что я трачу «слишком много». Это моя квартира, моя зарплата и мои покупки.
— Мама сказала, — Дмитрий закатил глаза, будто это был неопровержимый аргумент, — что умные женщины не разбрасываются деньгами. Ты понимаешь, у тебя всё летит в трубу. Шмотки, гаджеты, рестораны.
— Мама сказала… — с усмешкой повторила Ольга, глядя прямо ему в глаза. — Скажи честно, ты вообще в состоянии хоть одно собственное решение принять? Или у тебя там домашний телесуфлёр в лице Галины Ивановны?
Дмитрий смутился, но быстро нашёл привычную защиту: агрессию.
— Не надо хамить моей матери. Она просто переживает за меня.
— Переживает? — Ольга взяла кружку кофе, сделала глоток и поставила с такой силой, что жидкость плеснула через край. — Переживает так сильно, что ты уже не видишь, где твоё, а где чужое.
— Ты перегибаешь, — попытался он улыбнуться, но уголки губ дрогнули. — Я же ничего плохого не предлагаю. Просто оформим пару бумажек. Для удобства.
— Для удобства? — у Ольги голос стал стальным, в глазах вспыхнуло то самое выражение, от которого коллеги по работе предпочитали молчать. — Договор на интернет, да? На самом деле — переоформление квартиры на тебя? Скажи, Дима, ты меня совсем за дуру держишь?
Он резко вскочил со стула, начал расхаживать по комнате, как тигр в клетке.
— Никто тебя за дуру не держит! Но подумай сама, если что-то со мной случится, ты ведь останешься ни с чем.
— Со мной случится, если я ещё раз увижу такие бумажки у тебя в руках, — перебила Ольга, с трудом сдерживая дрожь. — Ты реально веришь, что я не проверю, что ты мне подсовываешь?
Дмитрий остановился у окна, уставился в тёмный двор. Его плечи дрожали. Казалось, он сам себе не верит.
— Ну а что? — наконец выдохнул он. — Ты же сама говорила, что мы семья. Семья — значит общее.
— Семья — это доверие, — отрезала она. — А не попытки втихую переписать на себя чужую квартиру.
Пауза затянулась. Тишину прерывал только шум машин с улицы. Ольга впервые за долгое время заметила, что Дмитрий даже дышит иначе — короткими, нервными рывками.
— Да что ты знаешь о семье! — он резко обернулся, лицо налилось злостью. — Ты никогда не думала о будущем. Только работа, только твой бизнес. Ты живёшь так, будто я тебе квартирант!
Ольга поднялась со стула, подошла ближе.
— А кем ты стал? — её голос был тихим, но каждый слог звучал, как удар молотка. — Мужчиной? Нет. Сыном своей мамы? Да. Ты живёшь её словами, её советами, её страхами. И пытаешься на мне их реализовать.
— Перестань! — он схватил её за запястье. — Я же ради нас стараюсь.
— Отпусти, — спокойно сказала она. — Ты ради себя стараешься. Чтобы жить красиво за чужой счёт.
Он не отпустил. Смотрел в её глаза, будто искал там хоть каплю прежней нежности. Но там была только холодная решимость.
— Дима, я тебя люблю… любила. Но любовь не оправдывает воровство.
Он резко разжал пальцы, словно обжёгся.
— Ты ещё пожалеешь, — прошипел он.
— Это мы ещё посмотрим, — ответила она и отвернулась.
Ольга закрыла за ним дверь и впервые за долгое время заплакала. Не истерично, не громко. Просто тихо, почти беззвучно, как плачут взрослые люди, уставшие от собственных ошибок.
Слёзы текли не по Дмитрию. По себе. За то, что поверила, что из этого мальчика, вечно зависимого от маминых слов, выйдет мужчина.
На столе всё ещё лежала папка с поддельными документами. Ольга провела пальцем по обложке и усмехнулась сквозь слёзы.
— Моя квартира, мои правила, — прошептала она. — Больше никаких «мама сказала».
И в эту секунду она уже знала: завтра вызовет мастера, сменит замки и больше никогда не позволит чужим рукам диктовать, как ей жить.
— Вот только не начинай своё, Галина Ивановна, — Ольга распахнула дверь и даже не предложила пройти. — У меня для вас новость: я больше не собираюсь слушать ваши лекции про то, как «женщина должна».
— Женщина должна! — мать Дмитрия буквально влетела в квартиру, как инспектор санитарной службы без предупреждения. — Женщина должна заботиться о мужчине, а не строить из себя королеву. Ты же посадила моего сына на хлеб и воду, а сама вон — в золоте купаешься!
— В золоте? — Ольга рассмеялась так, что даже соседская собака завыла. — Вы бы хоть в магазин сходили, цены посмотрели. Я пашу, как лошадь, чтобы всё это было. А ваш сын… да он даже носки себе купить не может без вашей консультации.
— Ты неблагодарная! — Галина Ивановна покраснела так, будто только что проглотила целый перец чили. — Дмитрий ради тебя пошёл на жертвы!
— Какие жертвы? — Ольга опёрлась о дверной косяк, скрестив руки на груди. — Не работать? Жить за чужой счёт? Подделывать документы? Ах да, это жертвы… но не ради меня, а ради того, чтобы он и дальше оставался мальчиком под маминой юбкой.
— Не смей! — голос женщины дрогнул, но злость её держала. — Ты разрушила мою семью. Ты поссорила меня с сыном.
— А вы уверены, что это я? — Ольга сделала шаг вперёд. — Может, это вы сами? Когда взрослого мужика превращаете в комнатное растение, которому без «мама сказала» даже в туалет сходить трудно.
Галина Ивановна замерла. Она не ожидала, что эта «молодая нахалка», как она про себя называла Ольгу, заговорит так открыто.
— Ты думаешь, ты умнее всех? — наконец процедила она. — Но женщины вроде тебя всегда остаются одни. Никто не выдержит твоего характера.
— Лучше быть одной, чем с человеком, который приходит с поддельными договорами, — холодно ответила Ольга. — Я хоть одна останусь хозяйкой своей жизни.
Через полчаса в квартире появился Дмитрий. Вид у него был потрёпанный: под глазами тени, волосы растрёпаны, рубашка застёгнута на криво.
— Что ты сделала? — он даже не поздоровался. — Мама плачет!
— О, святой ужас! — Ольга театрально всплеснула руками. — Мама плачет! Может, скорую ей вызвать? Или психотерапевта?
— Ты издеваешься? — он подошёл ближе, в глазах металась злость. — Ты довела её!
— Довела? — Ольга шагнула к нему, почти вплотную. — Это ты её довёл. Своим вечным «мама сказала». Я-то тут при чём?
Дмитрий молчал, дыхание у него сбилось. Он метался между злостью и растерянностью.
— Дим, посмотри на себя, — мягче добавила она, но голос всё равно резал. — Ты тридцать с лишним лет живёшь не своей жизнью. Даже врать пытаешься не по-своему, а по маминому сценарию.
— Я хотел как лучше, — он опустил взгляд. — Я думал, если у нас всё будет общим, то…
— Общим? — перебила Ольга. — Так скажи прямо: тебе хотелось, чтобы моё стало твоим.
Он поднял глаза. Там мелькнула боль, но быстро сменилась привычной защитной маской.
— Ты ещё пожалеешь, — повторил он ту же фразу, что накануне.
— Нет, Дима, — покачала головой она. — Это ты пожалеешь. Потому что я сейчас меняю замки, и ты сюда больше не войдёшь.
Вечером Ольга действительно вызвала мастера. Тот работал молча, только пару раз бросил на неё сочувствующий взгляд. Она стояла рядом и чувствовала странное облегчение. Будто выкинула из квартиры не только человека, но и тяжёлую залежь пыли, которую годами не замечала.
Когда мастер ушёл, она обошла все комнаты. Каждая казалась новой. Даже стены дышали свободнее.
Телефон звонил без конца: сначала Дмитрий, потом его мать, потом общие знакомые. Она выключила звук и поставила его в ящик.
Села на диван, закрыла глаза и впервые за долгое время позволила себе улыбнуться.
— Моя жизнь, мои правила, — произнесла она вслух.
И это не было позой. Это было решение. Окончательное.
А Дмитрий в ту ночь так и не пришёл. Он сидел у матери, пил пиво и слушал её привычное: «Я же говорила…»
И впервые за всё время почувствовал — она права. Но не так, как думала сама.
