Моя невестка — воровка. Я была в этом уверена на сто процентов. Из моей шкатулки одна за другой пропадали фамильные драгоценности, и каждый раз это происходило как раз после ее визитов. Сын не верил, называл меня параноиком и просил «не накручивать себя». Но я-то знала правду. Чтобы доказать свою правоту и ткнуть ее носом в собственную грязь, я пошла на крайние меры — заказала в интернете скрытую камеру. Я приготовила приманку и с замиранием сердца ждала, когда ловушка захлопнется. Я и представить не могла, что, нажав на кнопку «play», я подпишу приговор не ей, а самой себе.
***
Анна Петровна жила одна в своей просторной «сталинке» в центре города. После смерти мужа десять лет назад квартира казалась ей слишком большой и гулкой, но переезжать она не собиралась. Здесь каждый предмет, каждая половица хранили память о счастливой жизни. Ее единственной отрадой был сын Игорь, который, к счастью, женился на хорошей девушке Марине. Отношения с невесткой у Анны Петровны были ровными, почти теплыми. Марина была тихой, вежливой, всегда спрашивала о здоровье и привозила гостинцы. Но что-то неуловимое, какая-то червоточинка все же мешала Анне Петровне полностью принять ее в семью. Возможно, это была обычная материнская ревность, а может, интуиция, которая, как считала Анна Петровна, ее никогда не подводила.
Первый тревожный звоночек прозвенел в обычный вторник. Анна Петровна собиралась в театр со своей лучшей подругой Ларисой, с которой они дружили чуть ли не с первого класса. Она открыла свою старинную дубовую шкатулку, чтобы надеть тонкую золотую цепочку — подарок покойного мужа на серебряную свадьбу. Цепочки на своем привычном месте, в бархатном углублении, не оказалось. Анна Петровна перерыла всю шкатулку. Потом обыскала комод, прикроватную тумбочку. Тщетно. Она списала пропажу на собственную рассеянность. «Старею, — вздохнула она, разговаривая по телефону с Ларисой. — Наверное, сняла где-то и забыла. Может, у Игоря с Мариной в гостях оставила». Лариса сочувственно вздыхала в трубку: «Анечка, не переживай, найдется. Ты же знаешь, вещи имеют свойство пропадать в самый нужный момент». Анна Петровна успокоилась. Действительно, куда она могла деться из запертой квартиры?
Через пару недель Игорь и Марина заехали на ужин. Анна Петровна приготовила их любимый борщ и испекла яблочный пирог. Вечер прошел в теплой, почти семейной обстановке. Марина помогала убирать со стола, и ее взгляд случайно упал на открытую шкатулку на комоде. «Какая красота! — искренне восхитилась она, указывая на старинные серьги с сапфирами, которые достались Анне Петровне от матери. — Анна Петровна, они вам так идут! Настоящее сокровище». Анна Петровна польщенно улыбнулась. «Да, это память, — сказала она, закрывая крышку шкатулки. — Ношу их только по большим праздникам». Марина еще раз с восхищением посмотрела на комод и вернулась на кухню. В тот вечер Анна Петровна не придала этому значения. Она проводила молодых и, уставшая, легла спать. Мысль о пропавшей цепочке почти стерлась из памяти, вытесненная бытовыми заботами. Она и не подозревала, что тот мимолетный взгляд невестки станет началом кошмара, который перевернет ее жизнь.
***
Прошло около месяца. Анна Петровна почти смирилась с потерей цепочки, решив, что та закатилась куда-нибудь за мебель и найдется во время генеральной уборки. Приближался юбилей ее двоюродной сестры, и Анна Петровна решила надеть свой парадный костюм и, конечно же, мамины серьги с сапфирами. Она с предвкушением подошла к комоду, открыла знакомую дубовую шкатулку и замерла. Ячейка, где лежали серьги, была пуста. Сердце пропустило удар, а потом бешено заколотилось. Это уже не было похоже на рассеянность. Две пропажи за месяц. И не просто безделушки, а ценные, памятные вещи. Холодный липкий пот выступил на лбу. Она начала судорожно вспоминать, кто был у нее в гостях за последнее время. Сын с невесткой… и Лариса. Ларису она отмела сразу — это было так же нелепо, как подозревать саму себя. А вот Марина… В памяти тут же всплыл ее восхищенный взгляд и слова: «Настоящее сокровище».
Руки задрожали. Неужели это она? Тихая, скромная девочка, которая смотрит на нее такими честными глазами? Мысль была настолько чудовищной, что Анна Петровна даже села на край кровати. Но факты упрямо выстраивались в логическую цепочку. Цепочка пропала после одного из их визитов. Теперь серьги, которыми Марина так открыто любовалась. Анна Петровна вспомнила, как невестка жаловалась, что им с Игорем никак не накопить на первый взнос по ипотеке. Может, нужда заставила? Женщина почувствовала, как внутри закипает смесь обиды и гнева. Взять чужое, да еще и у матери мужа! Какое коварство!
Не в силах держать это в себе, она набрала номер Ларисы. «Лорка, у меня горе, — сдавленным голосом произнесла она. — Серьги… мамины серьги пропали». Лариса ахнула и через полчаса уже сидела на кухне у Анны Петровны, наливая ей валерьянку. Выслушав сбивчивый рассказ подруги, она покачала головой. «Анечка, я не хочу наговаривать, но… ты же сама говорила, Марина ими так восхищалась. А сейчас молодежь какая пошла… ни стыда, ни совести. Деньги для них — главное. Может, и правда у них там финансовые трудности, вот и решилась…» Слова подруги упали на благодатную почву. Каждое «может быть» и «а вдруг» от Ларисы только укрепляло подозрения Анны Петровны. «И что мне делать, Лора? — почти простонала она. — Игорю сказать? Так он не поверит, скажет, что я на его жену наговариваю. Это же скандал на всю жизнь!» Лариса обняла ее за плечи. «Погоди, не торопись. Нужно все взвесить. Но так это оставлять нельзя. Сегодня серьги, а завтра она тебя без квартиры оставит». Семя сомнения, брошенное в душу Анны Петровны, начало давать ядовитые всходы.
***
Следующие несколько дней Анна Петровна ходила как в тумане. Подозрения превратились в уверенность. Каждое воспоминание о Марине теперь окрашивалось в черные тона. Ее вежливость казалась лестью, скромность — притворством, а восхищение ее вещами — хищной оценкой. Анна Петровна даже начала замечать, как Марина «слишком внимательно» разглядывает обстановку в квартире. Ей начало казаться, что невестка только и ждет момента, чтобы утащить что-нибудь еще. Сон стал тревожным, аппетит пропал. Обида смешивалась с жаждой справедливости, а точнее — мести. Поймать воровку с поличным, ткнуть ее носом в собственное преступление, увидеть на ее лице страх и раскаяние — эта мысль стала навязчивой.
Окончательно ее добила третья пропажа. Небольшая серебряная брошь в виде веточки ландыша — недорогая, но памятная. Она исчезла со столика в прихожей после очередного короткого визита Марины, которая заезжала передать лекарства. Теперь у Анны Петровны не осталось и тени сомнения. Она снова позвонила Ларисе. «Все, Лора, мое терпение лопнуло! Она и брошку утащила! Я должна ее поймать!» — почти кричала она в трубку. Лариса снова приехала, изображая на лице вселенское сочувствие. «Тише, Аня, тише. Соседей перебудишь. Что ты собираешься делать?» — спросила она, разливая по чашкам чай. «Я поймаю ее! — решительно заявила Анна Петровна, ударив кулаком по столу. — Мне нужна улика. Неопровержимое доказательство».
И тут в ее голове созрел план. План коварный и, как ей казалось, гениальный. «Я поставлю скрытую камеру, — прошептала она, словно боясь, что их подслушают. — Сейчас в интернете можно купить все что угодно. Маленькую, незаметную. Я установлю ее в комнате и оставлю на видном месте что-нибудь ценное. Приманку. И позову их с Игорем в гости. Рано или поздно она попадется!» Лариса удивленно вскинула брови. «Анечка, ты уверена? Камера… это как-то… не перебор ли? Может, сначала просто поговорить с ней, с Игорем?» — осторожно проговорила она. Но ее слова лишь раззадорили Анну Петровну. «Поговорить? Чтобы она все отрицала и выставила меня сумасшедшей? Нет! Мне нужно доказательство, которое я брошу ей в лицо! И сыну своему покажу, на ком он женился!» Глаза Анны Петровны горели недобрым огнем. Она уже не была жертвой, она была охотником, расставляющим ловушку. В тот же вечер, с помощью соседского мальчика-студента, она заказала в интернет-магазине миниатюрную камеру, замаскированную под зарядное устройство для телефона. План мести был запущен.
***
Камера пришла через три дня в безликой картонной коробке. Анна Петровна с трепетом распаковала ее. Крошечное устройство, не больше спичечного коробка, с маленьким, почти невидимым глазком объектива. Инструкция была на китайском и ломаном английском, но благодаря соседу-студенту, Анна Петровна быстро разобралась, как ее включить и подключить к ноутбуку. Чувствуя себя героиней шпионского фильма, она выбрала идеальное место для засады. Камеру она спрятала у книжной полки в гостиной. Объектив был направлен прямо на журнальный столик, с которого открывался прекрасный обзор на всю комнату.
Теперь нужна была приманка. Анна Петровна открыла шкатулку. Выбор пал на жемчужное ожерелье — подарок покойного мужа на тридцатилетие. Оно было достаточно ценным, чтобы соблазнить воровку, но с ним не было связано таких сентиментальных воспоминаний, как с мамиными серьгами. С замиранием сердца она небрежно бросила нитку жемчуга на столик, рядом с вазой и стопкой журналов. Все было готово. Она глубоко вздохнула, набрала номер сына и как можно более будничным голосом сказала: «Игорек, привет. Что-то я по вам соскучилась. Может, заглянете на пирожки в субботу?» Сын с радостью согласился. Ловушка была готова захлопнуться.
В субботу Анна Петровна суетилась с самого утра. Она испекла пирожки с капустой, заварила ароматный чай. Когда пришли Игорь с Мариной, она встретила их с улыбкой, за которой скрывалось бешеное колотящееся сердце. Она старалась вести себя как обычно, расспрашивала сына о работе, Марину — о ее курсах флористики. Но сама то и дело бросала косые взгляды на журнальный столик, где матово поблескивал жемчуг. Марина, казалось, его даже не замечала. Она весело щебетала, рассказывала смешные истории, была мила и непосредственна. Анна Петровна чувствовала, как в ней растет раздражение. Какая актриса! Ведет себя так, будто ничего не произошло. Гости пробыли у нее почти три часа. Анна Петровна проводила их до дверей, поцеловала сына, кивнула невестке и закрыла за ними дверь. Бросившись в комнату, она увидела, что ожерелье лежит на месте. Разочарование было почти физически ощутимым. «Проклятье, — прошипела она. — Почуяла что-то, лиса». Уставшая и злая, она решила оставить камеру включенной. А вдруг?
***
Следующий день, воскресенье, тянулся мучительно долго. Анна Петровна бесцельно бродила по квартире, не находя себе места. Разочарование от неудавшейся «операции» сменилось тупой злостью. Она была уверена, что Марина просто проявила осторожность, но обязательно вернется, чтобы завершить начатое. Около полудня раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лариса с тортом в руках. «Привет, подруга! Решила тебя проведать. Ну что, как твои дела? Как посидели вчера?» — весело проговорила она, проходя на кухню. Анна Петровна махнула рукой. «Да никак. Приходили, посидели. Она даже глазом не повела на приманку. Видимо, что-то заподозрила, хитрая бестия».
Они сели пить чай. Лариса, как всегда, сочувствовала, поддакивала, ругала на чем свет стоит «нынешнее поколение». «Не переживай, Ань, попадется еще. От себя не уйдешь. Вор всегда возвращается на место преступления», — авторитетно заявляла она. Они просидели больше часа, перемывая косточки общим знакомым и обсуждая последние новости. Наконец, Лариса засобиралась домой. «Ну, я пойду. Ты держись, подруга. Если что — сразу звони!» — сказала она, обнимая Анну Петровну в коридоре.
Закрыв за ней дверь, Анна Петровна машинально прошла в гостиную. Ее взгляд упал на журнальный столик, и кровь застыла в жилах. Жемчужного ожерелья не было. На мгновение в голове пронеслась шальная мысль: «Все-таки она! Вернулась, пока я была на кухне! Пробралась как-то!» Но это было абсурдом. Дверь была заперта. Дрожащими руками она достала камеру и понесла ее к ноутбуку. Сердце стучало где-то в горле, мешая дышать. Она вставила карту памяти, нашла последний видеофайл и запустила воспроизведение. На экране появилась ее гостиная. Вот она уходит на кухню с Ларисой. Несколько минут на видео не происходит ничего, слышны только их приглушенные голоса. А потом… потом в комнату заходит Лариса. Она быстро оглядывается в сторону кухни, подходит к столику, берет в руки ожерелье, несколько секунд любуется им, а затем, не раздумывая, кладет его в карман своей кофты. После этого она как ни в чем не бывало возвращается на кухню.
Анна Петровна смотрела на экран, не веря своим глазам. Она перемотала запись и просмотрела этот момент еще раз. И еще. И еще. На экране была ее лучшая подруга. Лора. Ларочка, с которой они делили горе и радость сорок лет. Которая утешала ее, давала советы, подливала масла в огонь ее подозрений. Холодный, ледяной ужас сковал все тело. Это было не просто воровство. Это было предательство чудовищных масштабов. Все встало на свои места: и сочувственные вздохи, и намеки на Марину, и «осторожные» отговоры от установки камеры. Все это было частью дьявольской игры. Анна Петровна откинулась на спинку кресла, и из ее груди вырвался тихий, сдавленный стон. Мир, который она знала, рухнул в одночасье.
***
Анна Петровна не помнила, сколько она просидела перед погасшим экраном ноутбука. Время остановилось. В голове был абсолютный хаос, сменяющийся звенящей пустотой. Предательство Ларисы было настолько немыслимым, что мозг отказывался его принимать. Это было больнее, чем пропажа всех драгоценностей вместе взятых. Но сквозь боль и шок медленно, но неотвратимо пробивалось другое чувство, еще более страшное и унизительное — жгучий, всепоглощающий стыд. Она вспомнила свои подозрения, свои злые мысли о Марине, свой коварный план с камерой. Она вспомнила, с каким праведным гневом обвиняла в душе невинного человека, в то время как настоящая воровка сидела рядом и подливала яд ей в уши. Как она теперь посмотрит в глаза сыну? А Марине? Как признаться им в своей чудовищной ошибке и паранойе?
Вечером, как назло, позвонил Игорь. «Мам, привет! Как ты? Мы тут с Мариной подумали, может, заскочим к тебе на часок? Рядом будем проезжать». Анна Петровна хотела отказаться, сослаться на головную боль, но голос подвел ее. «Заезжайте», — выдавила она и повесила трубку. У нее не было сил ни врать, ни притворяться. Когда сын с невесткой вошли в квартиру, они сразу почувствовали неладное. Анна Петровна сидела в кресле бледная, с осунувшимся лицом и красными от слез глазами. «Мама, что случилось? Ты заболела?» — встревоженно спросил Игорь, присаживаясь рядом. Марина молча встала в стороне, с тревогой глядя на свекровь.
Анна Петровна подняла на них глаза, полные такой муки, что у Марины сжалось сердце. «Простите меня», — прошептала она. Игорь непонимающе нахмурился: «Мам, за что?» И тогда ее прорвало. Захлебываясь слезами и сбивчивыми фразами, она рассказала все. О пропаже вещей, о своих подозрениях в адрес Марины, о разговорах с Ларисой, о камере, о приманке. С каждым ее словом лицо Игоря становилось все более мрачным, а Марина, наоборот, подошла ближе и опустилась на колени перед креслом свекрови. «…а потом я посмотрела запись, — закончила Анна Петровна, ее голос упал до шепота. — Это была не ты, Мариночка. Это была… Лариса». Она закрыла лицо руками, сотрясаясь от беззвучных рыданий. В комнате повисла тяжелая тишина. Игорь был в шоке, он не знал, что сказать. Он смотрел то на рыдающую мать, то на жену. Марина же мягко взяла холодные руки свекрови в свои. Она не чувствовала ни злорадства, ни обиды. Она видела перед собой сломленную, раздавленную горем и стыдом пожилую женщину. «Анна Петровна, — тихо сказала она. — Покажите мне видео». Анна Петровна молча кивнула в сторону ноутбука. Марина подошла, включила запись и посмотрела роковой фрагмент. Потом вернулась к свекрови и еще крепче сжала ее руки.
***
Игорь, оправившись от первого шока, вскочил. «Полицию! Нужно немедленно вызывать полицию! Это же… это же статья! Сорокалетняя дружба! Какая мерзость!» — он ходил по комнате, размахивая руками. Гнев на бывшую «теть Лору» смешивался в нем с обидой за мать и жену. Он был готов разорвать предательницу на куски. Анна Петровна от его слов съежилась еще больше. Полиция, протоколы, допросы, суд… Позор на весь дом, на всю улицу. Все узнают, что ее, Анну Петровну, обворовывала лучшая подруга. А еще все узнают, что она, как последняя дура, подозревала невестку и ставила в собственном доме камеры. Этот публичный стыд был для нее страшнее всего.
И в этот момент Марина тихо, но твердо сказала: «Игорь, подожди. Не надо полиции». Игорь резко обернулся: «В смысле — не надо? Марин, она же тебя чуть под статью не подвела! Она воровка!» «Я понимаю, — спокойно ответила Марина, не отпуская рук свекрови. — Но вы только подумайте. Анна Петровна… Лариса была для вас как сестра. Вы представляете, какой это будет для нее удар и позор, если все вскроется? Весь город будет это обсуждать. Разве оно того стоит?» Она посмотрела на Игоря, потом на Анну Петровну. «Может быть, у нее были какие-то отчаянные обстоятельства. Это ее не оправдывает, но… Мне кажется, Анна Петровна должна сама решить, как с ней поступить. Может, просто поговорить и забрать вещи. А дружбы… дружбы и так уже нет».
Анна Петровна подняла на невестку глаза, полные слез и изумления. Она ждала чего угодно: упреков, презрения, злорадства, требования сатисфакции. Но она не была готова к такому великодушию. Марина, которую она незаслуженно оскорбила своими подозрениями, теперь защищала ее от публичного унижения. Спасала ее честь. Эта простая человеческая доброта окончательно сломила ее. Анна Петровна больше не могла сдерживаться. Она притянула Марину к себе и крепко обняла, сотрясаясь от рыданий. «Прости меня, девочка моя… Прости, если сможешь… Какая же я дура старая, слепая… Прости…» — шептала она, заливая слезами плечо невестки. Марина гладила ее по спине и тихо повторяла: «Все хорошо, Анна Петровна. Все хорошо. Мы же семья». Игорь молча смотрел на них, и гнев в его душе сменился сложным чувством горечи и нежности.
В тот вечер они долго сидели вместе. О Ларисе больше не говорили. Было решено, что Анна Петровна просто порвет с ней все отношения, не объясняя причин. Украденные вещи были платой за страшный урок. Отношения между свекровью и невесткой не стали в одночасье идеальными. Но из пепла старого недоверия и горького стыда родилось нечто новое и гораздо более ценное — хрупкое, выстраданное понимание. Они обе заглянули в пропасть, которая могла бы навсегда их разделить, но нашли в себе силы перешагнуть через нее вместе. Их семью теперь связывала общая тайна и общая боль, которые оказались прочнее самых дорогих украшений.
