— На наши деньги живёшь, хватит паразитировать! — возмутился зять, швыряя на стол квитанции за свет.
Семнадцать лет молчания
Валентина Ивановна спокойно отложила вязание. Внучка испуганно выглянула из детской — крики папы Славы слышались даже через закрытую дверь.
— Слава, не при ребёнке, — негромко сказала она.
— Пусть внучка знает, какая у неё бабушка — нахлебница! Семнадцать лет на нашей шее сидишь!
Валентина Ивановна встала, прошла к письменному столу, достала папку с документами.
Столько лет она берегла семейный мир, молчала, когда хотелось возразить. Но сегодня что-то изменилось — может, накопилась усталость от постоянных упрёков.
— Покажи свой банковский счёт, — спокойно предложила она. — А потом я покажу свой.
Зять на мгновение опешил, но тут же взъерошился ещё больше:
— Какой ещё счёт? У пенсионерки что за счёт? Копейки твои жалкие…
— Лена, — позвала Валентина Ивановна дочь, которая осторожно появилась в дверях. — Присядь. Думаю, пришло время поговорить открыто.
Дочь испуганно переводила взгляд с мужа на мать. Семейные скандалы случались редко, но когда начинались — становилось боязно.
— Мам, не обращай внимания, он устал на работе…
— Не устал, а надоело кормить дармоедку! — рявкнул Слава. — Вон Танькина мать — та хоть дачу свою продала, дочери помогла. А эта только ест да телевизор смотрит!
Первые документы
Валентина Ивановна достала из папки справку о размере пенсии. Протянула зятю.
— Тридцать четыре тысячи рублей, — сказала она. — Основная пенсия плюс доплаты как ветеран труда и бывший финансовый директор пищевого комбината.
Слава взял справку, пробежал глазами цифры. Лицо его слегка изменилось — пенсия была выше средней по городу.
— Ну… неплохо для пенсии, — пробормотал он, но тут же добавил: — Но всё равно мы тебя содержим, квартира наша, еда наша…
— Квартира ваша, — согласилась Валентина Ивановна. — А вот за коммунальные услуги кто платит, как думаешь?
— Мы, конечно, — фыркнул зять. — Я же на работу хожу, а не сижу дома…
Валентина Ивановна молча достала папку с квитанциями. Разложила на столе аккуратными стопками — привычка финансиста никуда не делась.
— Счёт за электричество — оплачиваю через мобильное приложение банка. Газ — тоже за мой счёт. Вода — за мой. Интернет — тоже за мой. Семнадцать лет подряд.
Лена растерянно смотрела на маму:
— Мам, но ты Славе никогда не говорила…
— А зачем? — Валентина Ивановна пожала плечами. — Когда я после развода переехала к вам, ты сказала: «Мама, живи с нами, только Слава гордый, не любит, когда ему помогают». Я и не помогала открыто. Знала — скажи я тогда про деньги, начались бы разговоры о том, что богатая родственница командует.
— Постой, — зять схватил несколько квитанций. — Это же за последние месяцы… А раньше?
— А раньше точно так же. — Валентина Ивановна достала ещё одну папку, потолще. — Семнадцать лет квитанций. Хочешь посмотреть?
Слава молчал, перебирая бумаги. Его самоуверенность таяла на глазах, но внутри всё ещё боролись гордость и растерянность.
Полная картина
— Мама, — тихо сказала Лена, — он же не знал…
— Знать и не нужно было. Я же не хотела создавать неловкость. — Валентина Ивановна убрала квитанции обратно. — Продукты покупаю я — можешь чеки посмотреть. Внучкины кружки оплачиваю я. Одежду внучке покупаю я.
— Но на какие деньги? — растерянно спросила дочь. — Пенсия хорошая, но не настолько же…
— На деньги от продажи дачного участка с домиком. — Валентина Ивановна села в кресло. — Помнишь, родители оставили мне тот участок в Дедовске? Продала его через три года после развода. Два миллиона получила — участок удачно расположен был, рядом с лесом. Положила деньги в банк под проценты.
Слава опустился на диван, но по лицу было видно — он всё ещё пытается найти подвох.
— Почему ты… зачем скрывала? — спросил он, но в голосе слышалось сомнение. — Может, ты просто хочешь теперь…
— Хочу что, Слава? — спокойно перебила его Валентина Ивановна. — Обмануть вас? Зачем мне это?
— Ну… не знаю… — он замялся, чувствуя себя неловко, но не готовый сдаваться. — Просто странно как-то…
— Потому что не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным, — объяснила Валентина Ивановна. — Когда я сюда переехала, у вас только ипотека была, молодая семья. Я понимала — разговоры о том, что тёща богаче зятя, никого не украсят.
Момент неловкости
— Валентина Ивановна, — Слава поднял голову, в голосе появились новые нотки, — но получается… получается, я…
— Получается, ты семнадцать лет жил в квартире, где половину расходов покрывала женщина, которую считал нахлебницей. Да, Слава. Именно так и получается.
Повисла тишина. Лена сидела, обхватив руками колени, не зная, что сказать. Слава смотрел на квитанции, и по лицу было видно — он мысленно пересчитывает все эти годы.
— Мам, — тихо сказала дочь, — мне так стыдно…
— Тебе не за что стыдиться. Ты меня приютила, дала внучку воспитывать. Я была счастлива эти годы. — Валентина Ивановна встала, подошла к окну. — Вопрос теперь в другом: что делаем дальше?
— Как это — что делаем? — растерянно переспросила Лена.
— А очень просто. Семнадцать лет я жила, скрывая свои возможности. Притворялась бедной пенсионеркой, место которой только на кухне. — Она обернулась к дочери и зятю. — Может, пора менять правила игры?
Меняем правила
Слава наконец поднялся с дивана. Прошёлся по комнате, остановился у стола с документами.
— Валентина Ивановна, — сказал он медленно, — я понимаю, что был неправ. Но… — он помолчал, подбирая слова, — но как теперь жить? Как смотреть в глаза, зная, что…
— Зная что? Что ты ошибался? — В голосе тёщи не было ни упрёка, ни торжества. — Слава, мы все ошибаемся. Я тоже ошиблась, когда решила молчать. Думала — так лучше для семьи. Оказалось — хуже.
— Мама, — Лена подошла к матери, — останься с нами, пожалуйста. Просто теперь всё будет по-другому.
— По-другому? — Валентина Ивановна внимательно посмотрела на дочь. — А как именно, Лена? Ты будешь помнить, что я плачу за коммунальные услуги, когда в очередной раз попросишь присмотреть за внучкой на выходных?
Дочь растерялась. В этом вопросе была правда, которую не хотелось признавать.
— Слушайте, — Слава сел на край стола, — а что если… что если мы попробуем всё начать заново? Честно. Без скрытых карт с обеих сторон.
— Интересно, — сказала Валентина Ивановна. — И как это будет выглядеть?
— Ну… мы будем сами платить коммунальные. А вы… — он замялся.
— А я буду жить на птичьих правах? Слава, мне шестьдесят пять лет. Сколько мне осталось жить — двадцать лет? Тридцать? Хочется провести их достойно.
— Тогда что вы предлагаете? — спросил зять.
— Покупаю треть этой квартиры, — спокойно сказала Валентина Ивановна. — У меня есть деньги. Становлюсь полноправной хозяйкой. Коммунальные услуги делим пропорционально долям. Продукты — кто что покупает, без обид.
Решение
Предложение повисло в воздухе. Оно было разумным, но меняло всю привычную систему отношений.
— А если мы не согласимся? — осторожно спросила Лена.
— Значит, найду себе жильё. — Валентина Ивановна пожала плечами. — В нашем районе много хороших квартир. Внучку буду забирать на выходные.
— Но мама…
— Лена, я устала быть благодарной за каждый кусок хлеба в собственной семье. Хочу жить как равноправный человек.
Слава долго молчал, обдумывая предложение. Наконец сказал:
— Хорошо. Покупай долю. Только… — он посмотрел на тёщу внимательно, — ты действительно хочешь остаться? Не из-за обиды решаешь?
— Не из-за обиды. Из-за усталости от притворства. — Валентина Ивановна села в своё кресло. — Знаешь, Слава, когда мой муж ушёл, мне было пятьдесят три. Я могла начать новую жизнь. Вместо этого стала невидимой бабушкой-домработницей. Не хочу оставшиеся годы провести в той же роли.
— Мам, прости нас, — тихо сказала Лена. — Мы правда не понимали, а я принимала как должное…
— Понимали бы — что изменилось бы? — Мать грустно улыбнулась. — Вы бы стали меньше меня использовать? Больше ценить?
Дочь молчала. Вопрос был справедливым и болезненным.
Решено
— Значит, решено, — подвела итог Валентина Ивановна. — Завтра звоню в банк, оформляю кредит на покупку доли. К нотариусу записываемся.
Через десять дней документы были готовы. Валентина Ивановна стала владелицей трети квартиры. Внучка отнеслась к новости философски — в её детской логике ничего принципиального не изменилось.
Но что-то всё-таки изменилось. Слава больше не делал замечаний по поводу долгих разговоров по телефону или включённого днём телевизора.
Лена перестала автоматически сваливать на мать все домашние дела. А Валентина Ивановна впервые за семнадцать лет почувствовала себя дома хозяйкой, а не гостьей на птичьих правах.
Вечером, сидя в своём кресле после завершения всех дел, Валентина Ивановна думала о прожитых годах. Возможно, стоило раньше открыть карты. А возможно, всему своё время — и семнадцать лет тишины были платой за этот момент истины.
Главное, что теперь она знала: у неё есть не только деньги, но и смелость ими распоряжаться. И это знание стоило любых лет молчания.
