Затишье после ухода Марины продлилось недолго – всего пару дней. Это было время, когда Ольга и Никита, впервые за долгие годы, жили только для себя. Они вместе изучали в интернете модели холодильников, сравнивали цены, читали отзывы. Этот бытовой, в сущности, процесс неожиданно сблизил их, как будто они заново строили свой дом, начиная с самого сердца кухни. Они решили не брать кредит, а занять немного у Ольгиной мамы, Валентины Сергеевны, тихой и тактичной женщины, которая никогда не лезла в их жизнь с советами, но всегда была готова помочь.
Но идиллию нарушил телефонный звонок. Звонила, разумеется, Инесса Тимофеевна. На этот раз её голос был не требовательным, а вкрадчивым, полным притворной заботы.
– Оленька, деточка, это я, – пропела она в трубку, когда Ольга ответила. – Как ты там, моя хорошая? Устаёшь, небось, на своей работе? Ручки твои золотые, стольким людям помогаешь…
Ольга внутренне напряглась. Такая смена тона не предвещала ничего хорошего. Это была артподготовка перед основной атакой.
– Здравствуйте, Инесса Тимофеевна. Нормально всё, спасибо.
– Я вот что звоню, дочка… У Петра Семёновича давление опять скачет. Врач посоветовал ему настойку боярышника попить. Говорят, очень для сердца полезно. Ты же у нас в этих травках разбираешься, может, подскажешь, где хороший купить? А то в аптеке одна химия.
Ольга на мгновение растерялась. Свекровь действительно попала в точку. Ольга увлекалась фитотерапией, сама собирала травы, делала настойки и чаи для себя и своей мамы.
– Боярышник – вещь хорошая, – осторожно ответила она. – Он и давление нормализует, и сердечную мышцу укрепляет. Только его курсом пить надо, долго. И лучше, конечно, не аптечную настойку на спирту, а самим плоды заваривать. Их осенью собирают, после первых заморозков, тогда в них больше всего пользы.
– Вот-вот! – обрадовалась свекровь. – Я и знала, что ты всё знаешь! Оленька, а может, у тебя есть немного? Ты бы нам привезла? И показала бы, как заваривать. А то мы, старики, напутаем ещё чего…
Манипуляция была настолько тонкой и точной, что Ольга почти поддалась. Отказать больному человеку в помощи – как-то не по-людски. Но она помнила гору чеков и холодное, решительное спокойствие, которое обрела в те дни.
– Инесса Тимофеевна, у меня сейчас, к сожалению, нет сушёного боярышника, мой закончился. Можете купить замороженные ягоды в большом супермаркете или на рынке у бабушек, они часто продают. Заваривать просто: столовую ложку ягод на стакан кипятка, настоять в термосе пару часов.
На том конце провода повисла ледяная тишина. Маска заботливой свекрови слетела.
– Значит, тебе для свёкра родного ягод жалко? – прошипела она. – Я так и знала. Всё так и знала! Никита мне всё рассказал! Чеки ему под нос сунула, посчитала каждую копейку, потраченную на родителей! Стыда у тебя нет!
– Дело не в жалости, а в том, что у меня их действительно нет, – стараясь сохранять спокойствие, ответила Ольга. – И потом, мы с Никитой решили, что отныне будем разделять: где капризы, а где реальная необходимость.
– Ах, капризы! – взвилась Инесса Тимофеевна. – Забота о здоровье родителей – это, по-твоему, капризы? Да ты просто жадная, бесчувственная женщина! Вцепилась в моего сына, от семьи его отбила! Чтобы все деньги только на тебя уходили, на твои тряпки и салоны!
Ольга молча нажала отбой. Руки её дрожали. Она понимала, что это было объявление войны.
Вечером, когда она рассказала всё Никите, он помрачнел.
– Я говорил с ней вчера, – признался он. – Пытался объяснить нашу ситуацию. Сказал, что мы не отказываемся помогать, но больше не можем быть кошельком для всех. Она вроде бы даже поняла…
– Она не поняла, Никита. Она сделала вид, что поняла, – горько усмехнулась Ольга. – А сама начала искать обходные пути. Давить на жалость, на мою совесть. Не получилось – перешла к оскорблениям.
В дверь позвонили. На пороге стоял Никитин отец, Пётр Семёнович. Он выглядел смущённым и несчастным.
– Здравствуй, Оля. Никита дома? – тихо спросил он.
– Проходите, Пётр Семёнович.
В кухне свёкор сел на табурет, виновато опустив глаза.
– Мать меня послала, – вздохнул он. – Сказала, иди, проси. У тебя, говорит, сын один, неужто отцу родному откажет. Ей там Марина напела, что вы теперь на нас и копейки не потратите. А у меня и правда лекарства кончаются.
Он протянул Никите помятый список. Никита взял его, пробежал глазами. Список был вдвое длиннее обычного. Кроме привычных препаратов от давления, там значились дорогие импортные витамины, мазь для суставов с хондроитином и даже какой-то БАД для улучшения памяти.
– Пап, это тебе всё врач прописал? – нахмурившись, спросил Никита.
– Ну… от давления – врач. А остальное… мать сказала, для профилактики надо, – пробормотал Пётр Семёнович. – Говорит, в нашем возрасте уже всё поддерживать нужно.
Ольга смотрела на эту сцену, и ей было до слёз жалко этого тихого, ведомого человека. Он был не злым, он просто привык всю жизнь подчиняться своей властной жене. И сейчас она использовала его как таран, чтобы пробить брешь в их обороне.
Никита тяжело вздохнул. Он подошёл к столу, вычеркнул из списка всё, кроме жизненно важных лекарств от давления.
– Вот это, пап, я куплю. Сегодня же. А всё остальное – это прихоти мамы. Если ей нужны витамины за три тысячи, пусть покупает их со своей пенсии.
Пётр Семёнович испуганно посмотрел на сына.
– Как же я ей это скажу? Она же… скандал устроит.
– А ты не говори. Просто отдай лекарства и скажи, что остального в аптеке не было, – вмешалась Ольга. – Пусть в следующий раз сама идёт или Марину просит.
Пётр Семёнович, ухватившись за эту идею, как за спасательный круг, закивал, спрятал урезанный список и, поблагодарив, поспешил уйти.
После его ухода Ольга подошла к Никите и твёрдо сказала:
– Никит, я так больше не могу. Это будет продолжаться бесконечно. Они будут давить на тебя через отца, через твою совесть, через чувство вины. Ты должен сделать окончательный выбор. Либо мы – наша семья, наш дом, наше будущее. Либо ты продолжаешь быть мальчиком на побегушках у своей мамы и сестры. Если так, то я… я не смогу быть с тобой. Я уйду.
Она произнесла эти слова, и сама испугалась их окончательности. Она любила его. Но ещё она любила себя и уважала свой труд. Она не хотела потратить остаток жизни на обслуживание чужих капризов.
Никита молчал очень долго. Он сидел, обхватив голову руками, и Ольга видела, какая мучительная борьба идёт у него внутри. На одной чаше весов – привычка, сыновний долг, каким он его понимал всю жизнь. На другой – она, их дом, их спокойствие.
Наконец он поднял на неё глаза. В них стояли слёзы.
– Ты права, Оля. Во всём права. Я выбираю нас. Я выбираю тебя.
На следующий день они купили холодильник. Большой, серебристый, современный. Когда его установили на кухне, он заработал так тихо и ровно, что казалось, будто в доме появилось новое, здоровое сердце. Ольга, открывая и закрывая дверцу, чувствовала почти детскую радость. Это был не просто бытовой прибор. Это был символ их новой жизни.
А потом начались последствия их выбора. Инесса Тимофеевна и Марина развернули полномасштабную кампанию среди родственников и общих знакомых. Главный тезис был прост и убийственен: «Ольга оказалась жадной тварью, которая настроила Никиту против родной матери и отца, бросила стариков на произвол судьбы, считает каждую копейку».
Сплетни долетали до Ольги со всех сторон. Позвонила троюродная тётка из другого города, которую она видела два раза в жизни, и принялась стыдить за чёрствость. На улице отвернулась соседка по даче, которая всегда так хвалила Ольгины помидоры. На работе одна из коллег, приятельница Марины, начала смотреть на неё с нескрываемым осуждением.
Это было тяжело. Ольга, по натуре человек неконфликтный, тяжело переживала общественное порицание. Иногда вечерами на неё накатывало отчаяние. Она плакала у Никиты на плече, спрашивая, правильно ли они поступили.
– Правильно, Олюшка, правильно, – утешал её муж, и в его голосе теперь была та твёрдость, которой ей так не хватало раньше. – Пусть говорят что хотят. Мы-то с тобой знаем правду. Собаки лают, а караван идёт.
Он действительно изменился. Стал более решительным, уверенным. Он сам позвонил всем ключевым родственникам и спокойно, без крика, изложил свою позицию: «Мы любим родителей и всегда поможем в беде. Но мы больше не будем спонсировать их хотелки и капризы в ущерб нашей собственной семье. И я прошу не втягивать в наши семейные дела посторонних».
«Наказание» для Инессы Тимофеевны пришло не от них, а от самой жизни. Оказалось, что жить без постоянной финансовой и бытовой поддержки сына не так-то просто. Марина, которая громче всех кричала о сыновнем долге Никиты, сама помогать родителям не спешила. У неё была своя семья, ипотека, и тратить деньги на «Клинские» сосиски для мамы она не собиралась.
Однажды Инессе Тимофеевне пришлось самой тащить из магазина тяжёлые сумки. В другой раз у неё сломался кран, и пришлось вызывать сантехника из ЖЭКа, платить ему деньги и терпеть его хамство. Она попробовала сама разобраться с оплатой коммунальных услуг через интернет и запуталась так, что чуть не отправила деньги на другой счёт. Мир, который раньше казался таким удобным и устроенным, вдруг показал свои острые углы.
Переломный момент наступил через пару месяцев. У Петра Семёновича случился гипертонический криз. Инесса Тимофеевна растерялась, запаниковала, позвонила сначала Марине, но та была за городом. Тогда, переступив через свою гордость, она набрала номер Никиты.
Никита и Ольга примчались через пятнадцать минут. Ольга, как медик, быстро оценила ситуацию, дала свёкру нужные таблетки под язык, помогла ему лечь, успокоила. Никита вызвал «скорую». Они дождались врачей, съездили в аптеку за лекарствами по новому рецепту, приготовили родителям лёгкий ужин.
Когда всё улеглось, и Пётр Семёнович уснул, Инесса Тимофеевна сидела на кухне, ссутулившись и постарев. Она смотрела на Ольгу заплаканными глазами.
– Спасибо, Оля, – тихо сказала она. – Если б не вы… я бы не справилась.
В её голосе не было ни капли фальши. Только страх и запоздалое прозрение.
Ольга ничего не ответила. Просто налила ей в чашку заваренный шиповник с мёдом.
С того дня их отношения медленно, со скрипом, но начали меняться. Инесса Тимофеевна больше не звонила со списками. Иногда она обращалась за помощью, но это были действительно важные просьбы. Они с Никитой стали приезжать к родителям по выходным, но уже не как обслуживающий персонал, а как гости – с тортом к чаю. Они помогали по хозяйству, но делали это по своей воле, а не по принуждению.
Марина так и не смогла принять новые правила игры и почти перестала с ними общаться, но Ольга и Никита не слишком об этом жалели. Их собственная жизнь наладилась. Появились свободные деньги. Они наконец-то смогли доделать ремонт в ванной, о котором мечтали несколько лет. Летом впервые за долгое время съездили на море, в небольшой пансионат под Анапой.
Сидя на берегу, глядя на закат, Ольга держала Никиту за руку. Они прошли через бурю, но их семейная лодка не разбилась, а стала только крепче. Они научились главному – устанавливать границы и защищать свою семью, свой маленький мир, который теперь звучал не как старый холодильник, а как тихое, спокойное и счастливое море.
