Ольга считала, что у каждой семьи есть свой собственный, невидимый постороннему глазу звук. Их с Никитой семья до этого дня звучала, как ровное гудение старого, но надёжного холодильника «Бирюса». Этот звук был фоном их жизни – привычный, убаюкивающий, обещающий, что внутри всегда найдётся молоко для утреннего кофе, кастрюлька с супом и кусочек сыра. Он означал стабильность.
Но в это серое ноябрьское утро звук оборвался. Просто затих, словно у старого холодильника остановилось сердце. Ольга, стоя посреди кухни в своём любимом махровом халате, ощутила эту тишину физически, как удар под дых. Пропал не просто звук. Пропал привычный уклад их маленького мирка.
– Никит, у нас беда, – тихо позвала она мужа, который, сонно щурясь, заваривал в кружке растворимый цикорий.
Никита, мужчина крупный, но на удивление мягкий и неконфликтный, оттого и работавший охранником в школе, а не где-нибудь на более нервном объекте, подошёл и приложил ухо к белой эмалированной дверце.
– Да, молчит, как партизан на допросе, – вздохнул он. – Может, отошёл какой-нибудь проводок?
Он подёргал вилку в розетке, похлопал холодильник по боку, как старого друга, но тот не отзывался. Внутри, в морозилке, уже начинали сиротливо «плакать» пельмени, купленные на прошлой неделе по акции.
– Мастера надо, – сказала Ольга, чувствуя, как внутри нарастает холодная тревога. Мастер – это деньги. Незапланированные. А с деньгами у них в последнее время было всё рассчитано до копейки. Её зарплата массажистки в салоне красоты «Афродита» и его оклад в школе едва покрывали ипотеку, коммуналку и скромные расходы на жизнь.
Мастер пришёл к обеду. Худощавый парень в синем комбинезоне, он долго ковырялся в «внутренностях» их ветерана, цокал языком и наконец вынес вердикт:
– Сгорел компрессор. Ремонт, конечно, возможен, но… – он выразительно посмотрел на Ольгу, – выйдет почти как половина нового. Я бы на вашем месте не вкладывался. Ему ж лет больше, чем мне.
После его ухода на кухонном столе осталась квитанция за диагностику на полторы тысячи и гнетущее чувство безысходности. Ольга села на табурет и обхватила голову руками. Новый холодильник. Это тысяч сорок, не меньше. Где их взять?
Никита ходил по кухне из угла в угол, его обычно спокойное лицо было омрачено.
– Ну что, Оль… придётся в кредит лезть, наверное. А что делать? Без холодильника-то как?
И в этот самый момент, когда казалось, что хуже уже быть не может, зазвонил мобильный Никиты. На экране высветилось «Мама». Мужчина тут же изменился в лице: тревога ушла, сменившись привычной сыновней готовностью прийти на помощь.
– Да, мам, привет! – бодро начал он. – Как вы там?
Ольга не слышала, что говорила на том конце провода Инесса Тимофеевна, но по лицу Никиты видела, как разворачивается привычный сценарий. Сначала он кивал, потом начал хмуриться, а затем достал из ящика стола блокнот и ручку.
– Ага… так, «Кардиомагнил», понял… «Лозап Плюс»… Инесса Тимофеевна, свекровь Ольги, была женщиной властной и деятельной. В свои шестьдесят пять она обладала железным здоровьем, но свято верила, что её организм требует постоянной медикаментозной поддержки, причём самой дорогой. Отец Никиты, тихий и безотказный Пётр Семёнович, страдал давлением, и список лекарств для него был действительно необходим.
–…Да, конечно, куплю, – продолжал Никита. – Что ещё? Сосиски «Клинские»? Мам, может, наши, местные возьмём? Они дешевле.
Пауза. Никита виновато посмотрел на Ольгу.
– Хорошо, хорошо, понял. «Клинские». И сыр «Ламбер». И масло «Валио». Угу… Что? У Виталика день рождения скоро? У племянника, сына сестры. Понял. Что подарить? Машинку на радиоуправлении… большую… Да, конечно, зайдём, выберем. Всё, мам, целую.
Он положил трубку и смущённо кашлянул.
– Ну, ты слышала. Отцу опять лекарства нужны, да и по мелочи там…
У Ольги внутри что-то оборвалось. Та самая струна терпения, которая натягивалась годами, лопнула с оглушительным звоном, который слышала, кажется, только она одна. Холодильник. Кредит. И этот бесконечный список покупок для его родни, где «мелочи» стоили дороже их собственного недельного бюджета на еду.
Она молча встала, подошла к комоду в прихожей и достала оттуда большую обувную коробку из-под сапог. В этой коробке, аккуратно сложенные, хранились они. Чеки. Все до единого. Ольга завела эту привычку года три назад, когда поняла, что деньги утекают сквозь пальцы с какой-то невероятной скоростью. Сначала она просто хотела проанализировать их собственные траты. Но очень скоро коробка стала пополняться в основном чеками с грифом «для родителей» или «подарки родне».
Она высыпала это бумажное море на кухонный стол. Длинные ленты из супермаркетов, короткие квиточки из аптек, товарные чеки из магазинов игрушек и бытовой техники.
– Что это? – не понял Никита.
– А это, Никита, наша с тобой финансовая отчётность, – ледяным голосом ответила Ольга. Она взяла калькулятор. – Давай-ка посчитаем. Только за последние три месяца. Просто для интереса.
Она начала методично, чек за чеком, вбивать цифры. Вот аптека: «Лозап», «Конкор», «Детралекс» – почти пять тысяч. А вот через неделю ещё одна: тот же набор плюс дорогие витамины для Инессы Тимофеевны «чтобы волосы не выпадали» – ещё шесть.
– Смотри, – она ткнула пальцем в чек. – Вот, в прошлом месяце. Мы ездили к ним на дачу. Помнишь? Заехали в магазин. Мясо на шашлык, три килограмма. Свиная шея, самая дорогая. Вино, соки, овощи, уголь, розжиг… Семь тысяч триста рублей. А что мы оттуда привезли? Два кабачка и пучок укропа.
Никита молчал, его лицо приобретало сероватый оттенок. Он смотрел на гору чеков, словно видел их впервые.
– А вот, – не унималась Ольга, её голос дрожал от сдерживаемых слёз и гнева, – подарок на день рождения твоей сестре Марине. Сертификат в спа-салон. Пять тысяч. А что она нам подарила на годовщину свадьбы? Набор из двух чашек. Мило, конечно, но…
Она вбивала и вбивала цифры. Поездки на такси для Инессы Тимофеевны в поликлинику («в автобусе душно и микробы»). Оплата их счёта за интернет («мы в этом ничего не понимаем, вы сами разберитесь»). Новый тонометр для отца. Ортопедическая подушка для матери, потому что у неё «шея затекла». Подарки племянникам Виталику и Светке не только на дни рождения, но и на Новый год, на первое сентября, на окончание четверти…
Когда Ольга нажала кнопку «равно», на экране калькулятора высветилась пятизначная цифра. Она молча повернула его к мужу.
Сумма была больше их совокупной зарплаты за два месяца.
Никита смотрел на цифры, потом на жену, потом снова на цифры. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Гудение в ушах сменилось оглушающей тишиной, той самой, что поселилась утром на их кухне. Только теперь она была не снаружи, а внутри него.
– Оль… этого… этого не может быть, – наконец прохрипел он. – Ты, наверное, ошиблась.
– Я не ошиблась, Никита. Я три года это складывала. Это не просто чеки. Это наше с тобой время, наше здоровье, наши не купленные вещи. Это наш холодильник, который мы не можем себе позволить. Это наш отпуск, в котором мы не были пять лет. Пять лет, Никита! Мы всё это время обслуживали твою семью, пока они сидели у нас на шее и свешивали ножки.
В её голосе больше не было слёз. Только холодный, звенящий металл. Она смотрела на мужа, и впервые за пятнадцать лет совместной жизни видела перед собой не любимого мужчину, а чужого, слабого человека, который позволил превратить их семью в дойную корову.
На следующий день напряжение в доме можно было резать ножом. Никита ходил мрачнее тучи, почти не разговаривал. Он явно пытался осмыслить вчерашнее откровение. Ольга же, выплеснув накопившееся, ощущала странную, опустошённую лёгкость. Словно нарыв, который долго зрел, наконец-то прорвался.
Инесса Тимофеевна, не дождавшись звонка от сына с отчётом о купленных лекарствах, позвонила сама. Ольга в это время была на работе, разминая спину очередной клиентке, и не знала, что дома разворачивается новый акт драмы.
– Никита, ну что, ты купил всё по списку? – без предисловий начала свекровь.
– Нет, мама, – тихо, но твёрдо ответил Никита.
На том конце провода повисла пауза. Инесса Тимофеевна не привыкла к таким ответам.
– То есть как это «нет»? У отца таблетки заканчиваются! Ты хочешь, чтобы у него приступ был?
– Мама, я сегодня не смогу. У нас… у нас холодильник сломался. Нужно искать новый, это большие расходы.
– Холодильник? – в голосе свекрови прозвучало откровенное пренебрежение. – Ну так почините. Делов-то. А отцу лекарства нужны сейчас! И сосисок я хотела, тех самых, «Клинских». У меня на них прямо слюнки текут.
– Он не чинится, мама. Нужен новый. Это сорок тысяч, – выдавил из себя Никита.
– Сорок тысяч! – ахнула Инесса Тимофеевна. – Какие деньжищи! Это что же, вы теперь отцу в лекарствах откажете из-за какой-то железки? Я всегда знала, что твоя Ольга – прижимистая. Это всё она, да? Накрутила тебя?
Никита молчал. Он не знал, что ответить. Часть его хотела, как обычно, согласиться, пообещать всё привезти вечером, занять денег, но не расстраивать маму. Но перед глазами стояла гора чеков на кухонном столе и уставшее, решительное лицо Ольги.
– Мам, мы правда сейчас не можем. Совсем, – повторил он.
– Понятно, – язвительно протянула Инесса Тимофеевна. – Значит, на родителей денег нет. Нашли сына на свою голову. Ладно, не надо ничего. Попрошу Марину, может, у дочери совесть ещё осталась.
И она бросила трубку.
Через полчаса Никите позвонила сестра Марина.
– Никита, ты что творишь? Мать в предынфарктном состоянии, плачет, давление подскочило! Ты совсем с ума сошёл из-за своей мегеры? Отказать родителям в лекарствах!
– Марина, прекрати, – устало сказал Никита. – Никто им в лекарствах не отказывает. Я сказал, что сегодня не могу. У нас реальная проблема.
– Проблема у вас в голове! – не унималась сестра. – Олю свою меньше слушать надо! Вечно она недовольна, что мы у мамы с папой бываем. А теперь и вовсе решила вас от семьи отрезать! Жадность её заела! Сидит на своих массажах, деньги гребёт лопатой, а на родного свёкра таблетки зажала!
Никита слушал сестру, и в нём впервые за долгие годы поднималась глухая злость. Деньги гребёт лопатой? Ольга, которая приходит с работы без рук, с больной спиной, чтобы потом до ночи стоять у плиты? Зажала таблетки? Ольга, которая лучше Инессы Тимофеевны знала, какие лекарства и в какой дозировке нужны отцу?
– Знаешь что, Марина, – перебил он сестру. – Приезжай-ка ты лучше к нам в гости. Прямо сейчас. Я тебе кое-что покажу.
Марина, почуяв в его голосе незнакомые нотки, на удивление быстро согласилась. Ей, видимо, не терпелось лично высказать всё «этой Ольге».
Она примчалась через час, решительная и готовая к бою. Ольга как раз вернулась с работы, уставшая и голодная.
– А, вот и ты, голубушка! – с порога начала Марина, даже не поздоровавшись. – Решила стариков в могилу свести? Денег тебе жалко стало?
Ольга молча посмотрела на Никиту. Он кивнул ей и указал сестре на кухню. На столе по-прежнему лежала вчерашняя гора чеков.
– Садись, Марина. «Смотри», —сказал Никита.
Он не стал ничего объяснять. Просто начал, как вчера Ольга, перебирать чеки и называть суммы. Подарок твоему Виталику на день рождения – три с половиной тысячи. Твои сапоги, которые мы тебе покупали в прошлом году, потому что у тебя «совсем не было зимней обуви» – восемь тысяч. Продукты, которые мы привозим родителям каждую неделю – в среднем три-четыре тысячи. Лекарства – от пяти до десяти тысяч в месяц.
Марина сначала смотрела с насмешкой, потом с недоумением, а затем её лицо стало вытягиваться. Она брала в руки чеки, вчитывалась в названия, видела даты.
– Вот, смотри, – Никита протянул ей последний чек. – Три дня назад. Я заезжал к вам. Купил торт «Птичье молоко» и шампанское. Просто так. Потому что ты сказала, что у тебя плохое настроение. Две тысячи сто рублей. А у нас, Марина, холодильник сломался. И денег на новый нет. Понимаешь? Нет.
Марина молчала. Аргументы кончились. Перед ней были не эмоции и обвинения, а упрямые, неопровержимые факты.
– Ну… вы же сами… – растерянно пролепетала она. – Вас же никто не заставлял.
– А вы и не отказывались, – тихо, но отчётливо произнесла Ольга, до этого молча стоявшая у стены. – Вы принимали это как должное. Как будто мы вам обязаны. Мой муж работает охранником в школе. Я – массажистка. Мы не миллионеры. Мы просто хотели, чтобы у наших близких всё было хорошо. А вы этим пользовались. Твоя мама, Инесса Тимофеевна, звонит и диктует список покупок, как в ресторане заказ делает. Она хоть раз спросила, есть ли у нас деньги? Хоть раз поинтересовалась, как у нас дела? Нет. Её интересуют только «Клинские» сосиски и новый сериал по телевизору.
Она сделала паузу, перевела дух.
– Так вот, Марина. Этот ресторан закрывается. С сегодняшнего дня. Мы будем помогать родителям, когда это будет действительно необходимо. В экстренных случаях. Но еженедельное обслуживание вашей семьи прекращается. Если хочешь, можешь взять эту почётную обязанность на себя. «Вот», —она сгребла половину чеков со стола и протянула золовке. – Можешь начать с этого. Изучи ассортимент.
Марина отшатнулась от бумаг, как от огня. Она смотрела то на брата, то на Ольгу, и в её глазах был страх. Не за родителей. А за себя. Она поняла, что удобный, безотказный источник финансирования её «хотелок» и маминых капризов иссяк.
Она ушла, не проронив больше ни слова. В квартире снова стало тихо. Но это была уже другая тишина. Не гнетущая, а спокойная, ясная. Ольга подошла к Никите и впервые за эти два дня обняла его. Он крепко прижал её к себе.
– Прости меня, Оль, – прошептал он. – Я такой дурак. Я ничего не видел.
– Мы оба не видели, – ответила она, уткнувшись ему в плечо. – Но теперь увидели. Теперь всё будет по-другому.
Она знала, что это только начало. Что впереди их ждут обиды, новые манипуляции и попытки вернуть всё на круги своя. Инесса Тимофеевна и Марина так просто не сдадутся. Но сейчас, в объятиях мужа, который наконец-то прозрел и встал на её сторону, она чувствовала, что они справятся. Главное, что они теперь были вместе. Не просто муж и жена, а настоящая команда, одна семья. Их маленькая семья, которая отныне будет звучать по-новому. Не как гудение старого холодильника, а как музыка, которую они напишут сами.
Затишье после ухода Марины продлилось недолго – всего пару дней. Это было время, когда Ольга и Никита, впервые за долгие годы, жили только для себя. Они вместе изучали в интернете модели холодильников, сравнивали цены, читали отзывы. Этот бытовой, в сущности, процесс неожиданно сблизил их, как будто они заново строили свой дом, начиная с самого сердца кухни. Они решили не брать кредит, а занять немного у Ольгиной мамы, Валентины Сергеевны, тихой и тактичной женщины, которая никогда не лезла в их жизнь с советами, но всегда была готова помочь.
Но идиллию нарушил телефонный звонок. Звонила, разумеется, Инесса Тимофеевна. На этот раз её голос был не требовательным, а вкрадчивым, полным притворной заботы.
– Оленька, деточка, это я, – пропела она в трубку, когда Ольга ответила. – Как ты там, моя хорошая? Устаёшь, небось, на своей работе? Ручки твои золотые, стольким людям помогаешь…
Ольга внутренне напряглась. Такая смена тона не предвещала ничего хорошего. Это была артподготовка перед основной атакой.
– Здравствуйте, Инесса Тимофеевна. Нормально всё, спасибо.
– Я вот что звоню, дочка… У Петра Семёновича давление опять скачет. Врач посоветовал ему настойку боярышника попить. Говорят, очень для сердца полезно. Ты же у нас в этих травках разбираешься, может, подскажешь, где хороший купить? А то в аптеке одна химия.
Ольга на мгновение растерялась. Свекровь действительно попала в точку. Ольга увлекалась фитотерапией, сама собирала травы, делала настойки и чаи для себя и своей мамы.
– Боярышник – вещь хорошая, – осторожно ответила она. – Он и давление нормализует, и сердечную мышцу укрепляет. Только его курсом пить надо, долго. И лучше, конечно, не аптечную настойку на спирту, а самим плоды заваривать. Их осенью собирают, после первых заморозков, тогда в них больше всего пользы.
– Вот-вот! – обрадовалась свекровь. – Я и знала, что ты всё знаешь! Оленька, а может, у тебя есть немного? Ты бы нам привезла? И показала бы, как заваривать. А то мы, старики, напутаем ещё чего…
Манипуляция была настолько тонкой и точной, что Ольга почти поддалась. Отказать больному человеку в помощи – как-то не по-людски. Но она помнила гору чеков и холодное, решительное спокойствие, которое обрела в те дни.
– Инесса Тимофеевна, у меня сейчас, к сожалению, нет сушёного боярышника, мой закончился. Можете купить замороженные ягоды в большом супермаркете или на рынке у бабушек, они часто продают. Заваривать просто: столовую ложку ягод на стакан кипятка, настоять в термосе пару часов.
На том конце провода повисла ледяная тишина. Маска заботливой свекрови слетела.
– Значит, тебе для свёкра родного ягод жалко? – прошипела она. – Я так и знала. Всё так и знала! Никита мне всё рассказал! Чеки ему под нос сунула, посчитала каждую копейку, потраченную на родителей! Стыда у тебя нет!
– Дело не в жалости, а в том, что у меня их действительно нет, – стараясь сохранять спокойствие, ответила Ольга. – И потом, мы с Никитой решили, что отныне будем разделять: где капризы, а где реальная необходимость.
– Ах, капризы! – взвилась Инесса Тимофеевна. – Забота о здоровье родителей – это, по-твоему, капризы? Да ты просто жадная, бесчувственная женщина! Вцепилась в моего сына, от семьи его отбила! Чтобы все деньги только на тебя уходили, на твои тряпки и салоны!
Ольга молча нажала отбой. Руки её дрожали. Она понимала, что это было объявление войны.
Вечером, когда она рассказала всё Никите, он помрачнел.
– Я говорил с ней вчера, – признался он. – Пытался объяснить нашу ситуацию. Сказал, что мы не отказываемся помогать, но больше не можем быть кошельком для всех. Она вроде бы даже поняла…
– Она не поняла, Никита. Она сделала вид, что поняла, – горько усмехнулась Ольга. – А сама начала искать обходные пути. Давить на жалость, на мою совесть. Не получилось – перешла к оскорблениям.
В дверь позвонили. На пороге стоял Никитин отец, Пётр Семёнович. Он выглядел смущённым и несчастным.
– Здравствуй, Оля. Никита дома? – тихо спросил он.
– Проходите, Пётр Семёнович.
В кухне свёкор сел на табурет, виновато опустив глаза.
– Мать меня послала, – вздохнул он. – Сказала, иди, проси. У тебя, говорит, сын один, неужто отцу родному откажет. Ей там Марина напела, что вы теперь на нас и копейки не потратите. А у меня и правда лекарства кончаются.
Он протянул Никите помятый список. Никита взял его, пробежал глазами. Список был вдвое длиннее обычного. Кроме привычных препаратов от давления, там значились дорогие импортные витамины, мазь для суставов с хондроитином и даже какой-то БАД для улучшения памяти.
– Пап, это тебе всё врач прописал? – нахмурившись, спросил Никита.
– Ну… от давления – врач. А остальное… мать сказала, для профилактики надо, – пробормотал Пётр Семёнович. – Говорит, в нашем возрасте уже всё поддерживать нужно.
Ольга смотрела на эту сцену, и ей было до слёз жалко этого тихого, ведомого человека. Он был не злым, он просто привык всю жизнь подчиняться своей властной жене. И сейчас она использовала его как таран, чтобы пробить брешь в их обороне.
Никита тяжело вздохнул. Он подошёл к столу, вычеркнул из списка всё, кроме жизненно важных лекарств от давления.
– Вот это, пап, я куплю. Сегодня же. А всё остальное – это прихоти мамы. Если ей нужны витамины за три тысячи, пусть покупает их со своей пенсии.
Пётр Семёнович испуганно посмотрел на сына.
– Как же я ей это скажу? Она же… скандал устроит.
– А ты не говори. Просто отдай лекарства и скажи, что остального в аптеке не было, – вмешалась Ольга. – Пусть в следующий раз сама идёт или Марину просит.
Пётр Семёнович, ухватившись за эту идею, как за спасательный круг, закивал, спрятал урезанный список и, поблагодарив, поспешил уйти.
После его ухода Ольга подошла к Никите и твёрдо сказала:
– Никит, я так больше не могу. Это будет продолжаться бесконечно. Они будут давить на тебя через отца, через твою совесть, через чувство вины. Ты должен сделать окончательный выбор. Либо мы – наша семья, наш дом, наше будущее. Либо ты продолжаешь быть мальчиком на побегушках у своей мамы и сестры. Если так, то я… я не смогу быть с тобой. Я уйду.
Она произнесла эти слова, и сама испугалась их окончательности. Она любила его. Но ещё она любила себя и уважала свой труд. Она не хотела потратить остаток жизни на обслуживание чужих капризов.
Никита молчал очень долго. Он сидел, обхватив голову руками, и Ольга видела, какая мучительная борьба идёт у него внутри. На одной чаше весов – привычка, сыновний долг, каким он его понимал всю жизнь. На другой – она, их дом, их спокойствие.
Наконец он поднял на неё глаза. В них стояли слёзы.
– Ты права, Оля. Во всём права. Я выбираю нас. Я выбираю тебя.
На следующий день они купили холодильник. Большой, серебристый, современный. Когда его установили на кухне, он заработал так тихо и ровно, что казалось, будто в доме появилось новое, здоровое сердце. Ольга, открывая и закрывая дверцу, чувствовала почти детскую радость. Это был не просто бытовой прибор. Это был символ их новой жизни.
А потом начались последствия их выбора. Инесса Тимофеевна и Марина развернули полномасштабную кампанию среди родственников и общих знакомых. Главный тезис был прост и убийственен: «Ольга оказалась жадной тварью, которая настроила Никиту против родной матери и отца, бросила стариков на произвол судьбы, считает каждую копейку».
Сплетни долетали до Ольги со всех сторон. Позвонила троюродная тётка из другого города, которую она видела два раза в жизни, и принялась стыдить за чёрствость. На улице отвернулась соседка по даче, которая всегда так хвалила Ольгины помидоры. На работе одна из коллег, приятельница Марины, начала смотреть на неё с нескрываемым осуждением.
Это было тяжело. Ольга, по натуре человек неконфликтный, тяжело переживала общественное порицание. Иногда вечерами на неё накатывало отчаяние. Она плакала у Никиты на плече, спрашивая, правильно ли они поступили.
– Правильно, Олюшка, правильно, – утешал её муж, и в его голосе теперь была та твёрдость, которой ей так не хватало раньше. – Пусть говорят что хотят. Мы-то с тобой знаем правду. Собаки лают, а караван идёт.
Он действительно изменился. Стал более решительным, уверенным. Он сам позвонил всем ключевым родственникам и спокойно, без крика, изложил свою позицию: «Мы любим родителей и всегда поможем в беде. Но мы больше не будем спонсировать их хотелки и капризы в ущерб нашей собственной семье. И я прошу не втягивать в наши семейные дела посторонних».
«Наказание» для Инессы Тимофеевны пришло не от них, а от самой жизни. Оказалось, что жить без постоянной финансовой и бытовой поддержки сына не так-то просто. Марина, которая громче всех кричала о сыновнем долге Никиты, сама помогать родителям не спешила. У неё была своя семья, ипотека, и тратить деньги на «Клинские» сосиски для мамы она не собиралась.
Однажды Инессе Тимофеевне пришлось самой тащить из магазина тяжёлые сумки. В другой раз у неё сломался кран, и пришлось вызывать сантехника из ЖЭКа, платить ему деньги и терпеть его хамство. Она попробовала сама разобраться с оплатой коммунальных услуг через интернет и запуталась так, что чуть не отправила деньги на другой счёт. Мир, который раньше казался таким удобным и устроенным, вдруг показал свои острые углы.
Переломный момент наступил через пару месяцев. У Петра Семёновича случился гипертонический криз. Инесса Тимофеевна растерялась, запаниковала, позвонила сначала Марине, но та была за городом. Тогда, переступив через свою гордость, она набрала номер Никиты.
Никита и Ольга примчались через пятнадцать минут. Ольга, как медик, быстро оценила ситуацию, дала свёкру нужные таблетки под язык, помогла ему лечь, успокоила. Никита вызвал «скорую». Они дождались врачей, съездили в аптеку за лекарствами по новому рецепту, приготовили родителям лёгкий ужин.
Когда всё улеглось, и Пётр Семёнович уснул, Инесса Тимофеевна сидела на кухне, ссутулившись и постарев. Она смотрела на Ольгу заплаканными глазами.
– Спасибо, Оля, – тихо сказала она. – Если б не вы… я бы не справилась.
В её голосе не было ни капли фальши. Только страх и запоздалое прозрение.
Ольга ничего не ответила. Просто налила ей в чашку заваренный шиповник с мёдом.
С того дня их отношения медленно, со скрипом, но начали меняться. Инесса Тимофеевна больше не звонила со списками. Иногда она обращалась за помощью, но это были действительно важные просьбы. Они с Никитой стали приезжать к родителям по выходным, но уже не как обслуживающий персонал, а как гости – с тортом к чаю. Они помогали по хозяйству, но делали это по своей воле, а не по принуждению.
Марина так и не смогла принять новые правила игры и почти перестала с ними общаться, но Ольга и Никита не слишком об этом жалели. Их собственная жизнь наладилась. Появились свободные деньги. Они наконец-то смогли доделать ремонт в ванной, о котором мечтали несколько лет. Летом впервые за долгое время съездили на море, в небольшой пансионат под Анапой.
Сидя на берегу, глядя на закат, Ольга держала Никиту за руку. Они прошли через бурю, но их семейная лодка не разбилась, а стала только крепче. Они научились главному – устанавливать границы и защищать свою семью, свой маленький мир, который теперь звучал не как старый холодильник, а как тихое, спокойное и счастливое море.
