— Нет, ты серьезно? — Антон откинулся в глубоком кожаном кресле своего кабинета, скептически разглядывая друга. — Саша, ты же знаешь, как я отношусь ко всему этому… балагану. Белое платье, пьяные родственники, клятвы в вечной любви, которые обесценятся через пару лет. Зачем мне на это смотреть?
Саша, сидевший напротив, выглядел уставшим, но счастливым. Предсвадебная суета вымотала его, но глаза светились.
— Тоха, это моя свадьба. Не «весь этот балаган», а самый важный день в моей жизни. Я хочу, чтобы мой лучший друг был рядом.
Антон фыркнул. Он был успешным владельцем сети бутиков модной одежды, циником до мозга костей и убежденным холостяком. Брак он считал атавизмом, социальной тюрьмой, где двое несчастных людей притворяются счастливыми ради общественного одобрения.
— Ладно, уговорил, — процедил он, делая глоток дорогого виски. — Я приду. Посижу в углу, выпью за твое нездоровье и тихо исчезну до начала идиотских конкурсов.
— Не получится, — Саша покачал головой. — У меня есть одно условие. Ты должен прийти с парой.
Антон поперхнулся.
— С кем? Ты в своем уме?
— Вполне. Послушай, у моей невесты куча одиноких подруг. У меня — одиноких друзей. Я не хочу, чтобы моя свадьба превратилась в ярмарку невест и поле битвы за внимание. Все будут парами. Это не обсуждается. Найди себе девушку на один вечер. Для тебя же это не проблема.
Когда Саша ушел, оставив на столе глянцевое приглашение, Антон с яростью сжал кулаки. Не проблема? Да это катастрофа! Он избегал серьезных отношений как огня. Его романы были короткими, яркими и заканчивались по его инициативе, как только он чувствовал малейший намек на «серьезность». Он ненавидел сцены, слезы и скандалы при расставании, поэтому пресекал все в зародыше.
А теперь ему нужно где-то найти спутницу, которая согласится на роль реквизита на один вечер и исчезнет без лишних драм. Задача казалась невыполнимой. Он вдруг вспомнил своих родителей. Богатые, успешные, статусные. И ненавидящие друг друга каждой клеткой своего тела.
Их дом был полем вечной холодной войны, где оружием служили колкости и молчание. Истинное счастье он увидел на их лицах лишь однажды — в день развода. Именно тогда, будучи подростком, он решил для себя, что никогда не повторит их ошибки. Никогда не вступит в этот узаконенный ад.
Память услужливо подбросила обрывки родительских «уроков». Отец, вальяжно развалившись в кресле после очередной ссоры, говорил ему, тогда еще студенту: «Сынок, запомни, совместная жизнь — это унижение. Ты перестаешь принадлежать себе. Твои привычки, твое время, твои деньги — все становится предметом торга».
Мать, элегантная и несчастная, вторила ему в другой комнате: «Антон, не будь дураком. Брак — это самая несправедливая сделка для мужчины с деньгами и самая унизительная для женщины с гордостью». Эти ядовитые семена упали на благодатную почву.
А потом была Соня. Единственная, кого он подпустил слишком близко. Его первая и последняя серьезная любовь. Они познакомились в университете. Она была умна, независима и, казалось, разделяла его взгляды. Они договорились: никаких обязательств, полное равенство и уважение к личному пространству друг друга.
Антон впервые в жизни почувствовал, что теряет голову. Он был готов нарушить все свои же клятвы. Он уже представлял, как они будут жить вместе, как он сделает ей предложение…
А потом он застал ее в их съемной квартире с другим. Без криков, без оправданий. Она просто посмотрела на него холодным взглядом и сказала: «Мы же договаривались. Никаких обязательств». Эта фраза, произнесенная с ледяным спокойствием, выжгла в его душе дыру, которая так и не затянулась. Боль от того предательства стала его броней…
Антон очнулся от воспоминаний. За окном давно стемнело, огни большого города отражались в стекле его панорамного окна. В кабинете царил полумрак, горела лишь настольная лампа. Он сидел один, раздавленный грузом прошлого и абсурдностью настоящего. В дверь тихо постучали.
— Извините, можно? — в кабинет заглянула молодая девушка в униформе клининговой службы. — Антон Кириллович, я могу сейчас убраться? Или лучше утром? Мне просто завтра к первой паре.
Он поднял на нее глаза. Девушка была симпатичной, с большими серьезными глазами и копной непослушных каштановых волос, выбившихся из-под косынки. Но поразила его не внешность, а ее речь — чистая, правильная, без тени заискивания. И взгляд — умный, прямой.
— Как вас зовут? — спросил он, сам не зная зачем.
— Настя.
— На кого учитесь, Настя, раз у вас пары?
— На инженера-мостостроителя, — просто ответила она.
Мостостроитель?
В его мире глянца, моды и циничных бизнес-сделок это слово прозвучало как нечто из другой вселенной. Уборщица, которая строит мосты.
Контраст был настолько ошеломляющим, что в голове Антона, словно щелчок выключателя, родилась безумная и жестокая идея. План, который позволит ему и выполнить условие Саши, и по-настоящему разыграть своих снобов-друзей. Он представит эту простую девушку, «поломойку», как бы сказали в его кругу, своей новой пассией. Вот это будет шоу.
— Настя, я хотел бы пригласить вас выпить кофе после работы, — на следующий день Антон подкараулил ее у выхода из офисного центра. Он действовал по своему циничному плану, играя роль галантного ухажера. Он был уверен в себе: после свадьбы этот спектакль закончится. Она девушка неглупая, все поймет и тихо исчезнет, возможно, даже с хорошими отступными, которые он ей, конечно, предложит.
***
Они сидели в дорогом, пафосном ресторане. Антон рассказывал о своем бизнесе, о последних модных тенденциях, о путешествиях. Настя молча слушала, помешивая ложечкой капучино. Когда официант принес счет, она посмотрела на Антона своим прямым, серьезным взглядом.
— Знаете, Антон Кириллович, не хочу вас обидеть, но это была тоска зеленая, — без тени смущения заявила она.
Антон опешил. Никто и никогда не говорил ему такого в лицо.
— Что, простите?
— Скучно. Все эти разговоры о вещах, брендах… Это не жизнь, это каталог. Давайте я вам покажу, что такое настоящее свидание?
***
На следующий вечер, вместо очередного ресторана, они оказались в парке аттракционов. Настя, одетая в простые джинсы и футболку, решительно потащила его к кассе.
— Предлагаю альтернативу: сначала катамаран, потом американские горки, а на ужин — хот-доги с той самой тележки у входа. Идет?
Антон чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Он, всегда одетый в идеально скроенный костюм за несколько тысяч евро, сейчас стоял в толпе в неудобных джинсах, которые купил по ее настоянию. Без водителя, без машины, без привычного лоска. Он мысленно проклинал Сашу и его идиотскую свадьбу, ради которой он вынужден идти на эти «жертвы». «Потерпи, — говорил он себе, — это всего лишь часть плана. Один вечер унижения, и ты отомщен».
Но час спустя, когда их катамаран лениво дрейфовал посреди пруда, а солнце окрашивало воду в золотистые тона, Антон с изумлением поймал себя на мысли, что ему… хорошо. По-настоящему хорошо. Они болтали без умолку. Настя с горящими глазами рассказывала о сопромате и вантовых мостах, а он, к своему удивлению, слушал с неподдельным интересом. Она смеялась над его неуклюжими попытками грести, и ее смех был таким заразительным и искренним.
— Давай на «ты», а? — предложила она, щурясь от солнца. — А то это «Антон Кириллович» звучит так, будто я преподу зачет сдаю.
Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. В этот момент он почувствовал невероятную легкость, которой не испытывал никогда в жизни. Рядом с ней его цинизм, его броня, его тщательно выстроенный мир — все это казалось фальшивым и ненужным. Он впервые за много лет просто жил, а не играл роль.
***
Они стали встречаться все чаще. Парки, кинотеатры на последнем ряду, долгие прогулки по набережной, кофейни с неудобными стульями и самым вкусным в городе какао. Антон каждый раз говорил себе, что это лишь часть подготовки к спектаклю, но ловил себя на том, что ждет этих встреч с нетерпением, какого не испытывал даже в начале романа с Соней. День Сашиной свадьбы приближался неумолимо, как дедлайн по важному проекту.
Однажды вечером, сидя в маленьком сквере, он наконец озвучил то, ради чего все затевалось.
— Слушай, у моего лучшего друга скоро свадьба, — сказал он, стараясь придать голосу максимальную обыденность. — Не хочешь пойти со мной?
Настя удивленно вскинула на него глаза. Ее реакция была совсем не той, какой он ожидал. Никакой радости или трепета. Только искреннее недоумение.
— Со мной? Ты уверен? У тебя же наверняка есть… ну, кто-то поближе. Подруга из твоего круга. Зачем тебе я?
Ее слова почему-то задели его за живое. Словно она сама подчеркивала ту пропасть между ними, которую он собирался использовать.
— Кроме тебя, я ни с кем не провожу время, — сказал он, и это была чистая правда. Он соврал лишь в одном — в своих намерениях. В глубине души все еще сидел холодный расчет: сразу после свадьбы, после его триумфального разоблачения, он уволит ее из клининговой компании через подрядчика, чтобы больше никогда не пересекаться. Стереть ее из своей жизни, как досадное недоразумение, и утереть нос всем своим друзьям-снобам.
Настя, поверив ему, отнеслась к приглашению с невероятной серьезностью. Она замучила его вопросами о подарке, о том, что принято дарить, что будет уместно. Она несколько вечеров писала и переписывала поздравительную речь, которую они должны были сказать вместе. Ее трепетное, почти священное отношение к чужой свадьбе резко контрастировало с его циничным планом. Иногда ему становилось не по себе, но он гнал прочь эти мысли. Игра должна быть доиграна до конца.
***
В день свадьбы он заехал за ней. Дверь открылась, и Антон замер. Перед ним стояла не Настя-уборщица в джинсах и не Настя-студентка. Перед ним была богиня. В элегантном, струящемся темно-синем платье, которое идеально подчеркивало ее фигуру. С высокой прической, открывавшей изящную шею, и сдержанным макияжем, который делал ее большие глаза просто бездонными.
Она выглядела дороже и аристократичнее любой из светских львиц, которых он знал. В его голове пронеслась торжествующая мысль: «Ну что, друзья, сегодня вы все упадете в обморок».
Его прогноз сбылся. Когда они вошли в роскошный загородный клуб, где проходило торжество, все взгляды были прикованы к ним. Саша, увидев их, присвистнул и, оттащив Антона в сторону, хлопнул по плечу: «Тоха, я в шоке! Где ты откопал такое сокровище? Она же невероятная!». Антон с гордостью принимал комплименты, по-хозяйски обнимая Настю за талию, наслаждаясь произведенным фурором. Его план работал идеально.
Более того, Настя не просто была красивым дополнением. Она оказалась душой компании. Ее искренность и открытость обезоруживали. Она не пыталась казаться кем-то, она просто была собой — веселой, остроумной, живой. Она с легкостью находила общий язык и с солидными бизнес-партнерами Антона, и с взбалмошными подружками невесты. Она утащила его, вечного ненавистника массовых затей, участвовать в танцевальном конкурсе, и, к его полному изумлению, они победили, сорвав шквал аплодисментов.
Кульминация вечера наступила, когда невеста собралась бросать букет. Ведущий, заметив, что Настя скромно стоит в стороне, буквально вытащил ее за руку в толпу незамужних девушек. И, по иронии судьбы или по какому-то злому року, именно она поймала букет. Зал взорвался аплодисментами и одобрительными криками. Мужчины тут же окружили Антона, хлопая по спине.
— Тоха, давай, не тяни! Теперь твоя очередь! — кричал кто-то.
— Говори, когда свадьба? — подхватил другой. — Такую девушку упускать нельзя!
Давление нарастало. Шутки, смех, ожидающие взгляды — все это смешалось в его голове с эхом родительских наставлений и болью от предательства Сони. Старые страхи, дремавшие под слоем веселья этого вечера, внезапно подняли голову и вцепились в него мертвой хваткой. Паника захлестнула его.
— Хватит! — вдруг громко и зло крикнул он, перекрывая шум. В зале стало тише. — Не собираюсь я жениться! Никогда! — его голос звенел от сдерживаемой ярости. — Настя — уборщица у меня в офисе. Я притащил ее сюда, чтобы вас всех разыграть. Вы что, реально поверили, что я женюсь на поломойке?!
Воцарилась мертвая, оглушающая тишина. Антон, тяжело дыша, обернулся. Он искал в толпе лицо Саши, но наткнулся на взгляд Насти. В ее глазах, еще минуту назад сиявших счастьем, сейчас плескалась такая невыносимая, вселенская боль, что у него перехватило дыхание.
Она не заплакала. Не закричала. Она молча подошла к нему, вложила свадебный букет ему в руки и, не говоря ни слова, развернулась и выбежала из зала. Саша подошел к нему, и его лицо было искажено от гнева и разочарования.
— Ну и дурак ты, Тоха, — бросил он и пошел к своей невесте, оставив Антона одного посреди замершего зала.
***
Антон стоял один, сжимая в руке нелепый букет невесты. Он ожидал почувствовать триумф, удовлетворение от своего жестокого разоблачения, облегчение от того, что игра окончена. Но вместо этого его накрыла ледяная, всепоглощающая пустота. Не было ни радости, ни гордости. Только острое, почти физическое желание броситься за ней, вернуть, объяснить. Но что объяснить? Что он чудовище? Он не сдвинулся с места.
Выходные прошли как в тумане. Он не отвечал на звонки разъяренного Саши. В понедельник утром, придя в офис, он механически открыл почту. Среди десятков деловых писем было одно, от отдела кадров подрядной клининговой компании. Тема: «Заявление на увольнение. Анастасия Волкова».
Внутри был прикреплен скан заявления, написанного аккуратным, знакомым почерком. Этот простой документ ударил его сильнее, чем любой упрек. Это была точка. Она вычеркивала его из своей жизни. Окончательно и бесповоротно.
Он встал и начал мерить шагами свой огромный кабинет. Противный, едкий голос внутри него зашипел: «А ты сам-то чего хотел? Ты же планировал ее уволить. Больше никогда ее не увидеть. Твой план сработал идеально, поздравляю». И в этот момент Антона охватил настоящий, животный страх. Не страх брака или отношений. А страх больше никогда не увидеть Настю. Не услышать ее смех. Не спорить с ней о сопромате. Не видеть ее больших, серьезных глаз.
Он остановился у окна. Впервые в жизни он позволил себе представить то, что гнал от себя годами. Семейная жизнь. Но не абстрактная, а с ней, с Настей. Вот они завтракают на маленькой кухне, споря, кому мыть посуду. Вот они выбирают обои для детской. Вот он встречает ее с работы, и она, уставшая, кладет голову ему на плечо.
Эти картины, которые раньше вызывали у него лишь отторжение и сарказм, теперь казались единственно правильными, желанными. Он понял, что все это время, играя в циничного кукловода, он на самом деле отчаянно влюблялся. Он не просто разыгрывал друзей. Он обманывал самого себя.
Осознание было подобно удару молнии. Он не просто хочет ее видеть. Он боится ее потерять. Он не может ее потерять. Не выдержав, он бросился к своему столу, открыл базу данных подрядчиков, нашел ее личное дело. Адрес.
Через минуту он уже вылетал из офиса, крикнув секретарше отменить все встречи. По дороге он судорожно соображал, что скажет. Он не знал. Он знал только, что должен попытаться. Заехав в первый попавшийся цветочный магазин, он скупил все синие ирисы, которые там были — они напоминали ему цвет ее платья и ее глаз. Он был готов к тому, что она его не простит, что захлопнет дверь перед его носом. Но он должен был попробовать.
***
Он стоял перед обшарпанной дверью обычной панельной девятиэтажки на окраине города. Этот мир был так далек от его пентхауса в центре. Он долго и настойчиво звонил в звонок. Тишина. Тогда он начал стучать. Сначала тихо, потом все громче и отчаяннее.
— Настя, открой! Пожалуйста! Я знаю, что ты там! — кричал он, не заботясь о соседях. — Если ты не откроешь, я вынесу эту дверь, клянусь!
За дверью послышались шаги. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге стояла она. В домашней футболке, с заплаканными, опухшими глазами, но с таким же прямым и холодным взглядом.
— Что тебе нужно? — ее голос был тихим и безжизненным.
— Шанс, — выдохнул он, протягивая ей огромный букет. — Один шанс. Все объяснить. Прошу тебя.
Она долго смотрела на него, потом на цветы, потом снова на него. В ее взгляде не было прощения, но была какая-то усталость. После бесконечно долгой паузы она молча отступила в сторону, впуская его в крохотную прихожую.
Они сидели на ее маленькой, но идеально чистой кухне. Он, одетый в свой дорогой костюм, выглядел здесь чужеродным элементом. И он говорил. Говорил без остановки, выкладывая все, что копилось в нем годами. О детстве в золотой клетке, полной ненависти. О родителях, научивших его не верить в любовь. О предательстве Сони, которое превратило его сердце в камень. О своем паническом страхе перед браком, о цинизме, который стал его броней. О своем идиотском, жестоком плане. Он не просил прощения, он просто исповедовался.
Выслушав его, Настя долго молчала, глядя в окно. Потом повернулась к нему и спокойно, без всякой злости, спросила:
— И что, ты готов прожить всю свою жизнь один? Бояться всех и всего? И умереть тоже в одиночестве?
— Я думал, что да, — честно ответил Антон. Его голос дрогнул. — До недавнего времени я был в этом уверен. А потом я получил твое заявление об увольнении. И я понял, что не могу. Я не могу тебя не видеть. Настя, я не понимаю, что со мной происходит, я не знаю правильных слов. Я знаю только, что отчаянно хочу, чтобы ты была рядом. Всегда.
Прошло два месяца. В телефоне Антона раздался звонок.
— Алло, Саня, привет.
— О, явился, подлец! — раздался в трубке веселый голос друга. — Я уж думал, ты в монастырь ушел после того позорища.
— Почти, — усмехнулся Антон. — Слушай, я звоню по делу. Ты мне нужен. Свидетелем.
В трубке повисла тишина.
— Ты… серьезно? — недоверчиво спросил Саша.
— Абсолютно. Мы с Настей подали заявление. Так что готовься. И спасибо тебе.
— За что?
— За то, что заставил прийти с парой. Если бы не та ситуация, мои мозги бы никогда на место не встали.
— Ну и дурак ты был, Тоха, — уже беззлобно сказал Саша.
— Был, — согласился Антон, глядя на Настю, которая вошла в его кабинет и с улыбкой обняла его. — Был дураком, который чуть не упустил свое главное сокровище.
