Ирина впервые увидела квартиру Виталика зимой, когда приехала знакомиться с будущей свекровью. Они встречались уже полтора года — познакомились через общих знакомых, когда Виталик приезжал в их район по работе. Тогда переезд казался временным решением — новый город, чужие люди, но возможность начать жизнь заново после развода. Виталик обещал, что как только поженятся, найдут отдельное жилье. Но вот уже прошло полгода с того июньского дня, когда Ирина окончательно переехала из деревни, привезя с собой десятилетнего сына Дениса, а они все еще жили в двухкомнатной квартире вместе с матерью Виталика.
Валентина Михайловна встретила их прохладно. Не то чтобы грубо, но и тепла в приветствии не было. Женщина окинула взглядом чемоданы, потом посмотрела на Дениса, который робко жался к матери, и поджала губы.
— Ну что ж, проходите, — сказала свекровь, отступая в сторону. — Виталик комнату для вас освободил. Временно, конечно.
Денис тогда спрятался за мамину спину, а Ирина неловко улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. Но Валентина Михайловна уже развернулась и пошла по коридору, не оглядываясь.
С тех пор прошло время, и Ирина поняла, что первое впечатление оказалось правильным. Свекровь действительно не была рада ни невестке, ни ее ребенку. Валентина Михайловна привыкла быть единственной женщиной в доме, распоряжаться всем по своему усмотрению. Появление Ирины с ребенком нарушило привычный порядок, и свекровь всеми силами пыталась вернуть контроль.
Это проявлялось в мелочах: в том, как Валентина Михайловна морщилась, слушая Иринину речь, в том, как демонстративно переставляла посуду после того, как Ирина мыла тарелки, в том, как смотрела на Дениса — словно мальчик был досадной помехой.
— А ты говоришь правильно — до́ма или дома́? — спросила как-то свекровь за ужином, и в голосе слышалась плохо скрытая издевка.
Ирина покраснела. В деревне говорили по-разному, и никого это не смущало. Здесь же каждое слово становилось поводом для замечания.
— По-разному можно, — тихо ответила Ирина.
— Ну да, — кивнула Валентина Михайловна. — В деревне, наверное, по-разному сойдет. А в приличном обществе принято говорить правильно.
Виталик сидел рядом, жевал картошку и делал вид, что не слышит разговора. Ирина бросила на мужа взгляд, но тот упорно смотрел в тарелку.
Замечания касались всего. Одежда у Ирины была неподходящая — то слишком простая, то наоборот, неуместно нарядная для домашних дел. Готовила Ирина неправильно — то пересаливала, то недосаливала, то вообще готовила «какую-то деревенскую стряпню». Убиралась тоже неправильно — то не там вытерла пыль, то не так разложила вещи.
— А откуда у тебя такая странная привычка — класть хлеб в холодильник? — поинтересовалась Валентина Михайловна, доставая буханку из холодильника с таким видом, будто обнаружила там что-то неприличное.
— У нас так принято, — объяснила Ирина. — Чтобы дольше свежим оставался.
— У нас, — повторила свекровь с иронией. — А здесь, в цивилизованном мире, хлеб покупают свежий каждый день, а не хранят неделями, как в каком-нибудь колхозе.
— Я вчера купила, — робко возразила Ирина.
— Вчера, — протянула Валентина Михайловна, словно это было в прошлом веке.
Постепенно упреки звучали все чаще и становились все жестче. Ирина старалась не обращать внимания, но каждое замечание оставляло след. Хуже всего было то, что Виталик молчал. Муж словно не замечал, как мать третирует жену, или не хотел замечать.
— Виталик, — попыталась поговорить с мужем Ирина, когда свекровь ушла в поликлинику. — Твоя мама постоянно ко мне придирается.
— К чему придирается? — Виталик поднял голову от газеты с таким видом, словно слышал об этом впервые.
— Да ко всему! К тому, как я говорю, как готовлю, как убираю. Каждый день одно и то же.
— Мама просто привыкла к определенному порядку, — неуверенно ответил муж. — Ты же понимаешь, она здесь хозяйка много лет. Не обращай внимания.
— Виталик, но так жить нельзя. Она меня за человека не считает.
— Ирина, мама пожилой человек. Ей тяжело привыкать к переменам. Потерпи немного, привыкнет.
Ирина хотела сказать, что полгода — это уже не «немного», что они обещали найти отдельное жилье, что так дальше продолжаться не может. Но Виталик снова уткнулся в газету, давая понять, что разговор окончен.
Ирина понимала положение мужа. Квартира была оформлена на Валентину Михайловну, Виталик работал слесарем на заводе и снимать отдельное жилье пока не мог. Но понимание не делало ситуацию легче.
Когда у Валентины Михайловны заканчивались поводы для критики Ирины, свекровь переключалась на Дениса. Мальчик это чувствовал и все больше замыкался в себе.
— Денис, убери локти со стола, — говорила Валентина Михайловна за обедом.
— Денис, не шаркай ногами, когда ходишь. Это невоспитанность.
— Денис, почему ты чавкаешь? В приличной семье так не едят.
Мальчик съеживался от каждого замечания. Дома, в деревне у бабушки, Денис был обычным живым ребенком. Здесь же превратился в тихую тень, которая старалась не попадаться на глаза свекрови.
— Может, записать Дениса в какую-нибудь секцию? — предложила как-то Ирина Виталику. — Спортивную или еще какую. Чтобы с детьми общался, занят был.
— На какие деньги? — пожал плечами муж. — Секции сейчас дорогие. У меня зарплата не царская, а ты только устроилась в столовую.
— Я уже три месяца работаю, что-то накопилось…
— Ирина, давай сначала на ноги встанем, а потом о секциях думать будем.
Ирина не стала спорить, хотя подозревала, что дело не только в деньгах. Виталику было проще отмахнуться, чем решать проблемы.
А проблемы нарастали, как снежный ком. Валентина Михайловна становилась все более резкой в высказываниях, особенно когда думала, что Ирина не слышит.
Как-то Ирина вернулась из магазина раньше обычного и услышала у подъезда знакомые голоса. Свекровь разговаривала с соседкой Галиной Петровной.
— Да что вы говорите, Валентина Михайловна, — причитала соседка. — Хорошенькая жена у Виталика, молодая.
— Молодая, — с сомнением протянула свекровь. — Да еще и с прицепом. Деревенские дети в городе все равно чужие остаются. Не приживаются.
Ирина замерла за углом дома. Сердце забилось быстрее, а лицо покрылось жаром.
— А что, мальчик плохо себя ведет? — поинтересовалась Галина Петровна.
— Да нет, тихий больно. Только видно сразу — не наш это народ. И привычки не те, и речь, и манеры. Виталик мог бы найти кого-то поприличнее, из хорошей семьи.
— Ну, любовь-морковь, — философски заметила соседка.
— Любовь, — фыркнула Валентина Михайловна. — Жалость скорее. Разведенка с ребенком на шее — кого не растрогает. Но жалость быстро проходит, а жить потом всю жизнь.
Ирина тихо отошла подальше и постояла, переводя дыхание. Чужие. Не наш народ. Не приживутся. Каждое слово било больнее физической боли.
Вернувшись домой, Ирина сделала вид, что ничего не слышала. Поздоровалась со свекровью, поставила продукты на стол. Но слова засели в памяти и всплывали каждый раз, когда Валентина Михайловна делала очередное замечание.
Июль выдался жарким. В городе духота чувствовалась острее, чем в деревне, и Ирина все чаще тосковала по просторам, по речке, по бабушкиному дому, где можно было выйти в огород и подышать свежим воздухом. Здесь же из окна квартиры на третьем этаже были видны только серые стены других домов да узкая полоска неба.
Денис тоже скучал. Мальчик часто сидел у окна и смотрел во двор, где играли местные дети. Но подходить к ним не решался. В деревне у Дениса было много друзей, здесь же он стал замкнутым и осторожным.
— Мам, а когда мы к бабуле поедем? — спросил как-то Денис.
— Скоро съездим, — пообещала Ирина, хотя знала, что денег на поездку пока нет.
— А можно совсем вернуться?
Ирина посмотрела на сына и увидела в его глазах тоску. Мальчик явно не был счастлив в новом доме.
— Нет, солнышко. Мы здесь живем теперь.
— А почему бабушка Валя меня не любит?
Вопрос прозвучал неожиданно. Ирина не знала, что ответить. Как объяснить десятилетнему ребенку, что взрослые люди иногда бывают жестокими без особой причины?
— Она просто к нам пока привыкает, — соврала Ирина. — Ты же хороший мальчик, все привыкнут и полюбят.
Денис кивнул, но в глазах так и осталась печаль.
Приближался день рождения мальчика. Денису исполнялось одиннадцать лет, и Ирина хотела сделать праздник особенным. В деревне дни рождения отмечали всей семьей, с пирогами, гостями, подарками. Здесь же Ирина понимала, что большого празднества не получится — и денег мало, и гостей особо нет.
— Может, пригласим кого-то из соседских детей? — предложила Ирина Виталику.
— Денис же с ними не дружит, — резонно заметил муж.
— Ну так познакомится же наконец.
— Ирина, не стоит навязываться. Если дети сами не подружились за полгода, значит, не очень-то и нужно.
Ирина не согласилась с мужем, но спорить не стала. Решила устроить семейный праздник — накрыть дома скромный, но уютный стол, приготовить любимые Денисом блюда, купить торт.
За неделю до дня рождения Ирина начала планировать меню. Денис любил мясные котлеты, картофельное пюре, свежие огурцы с помидорами. Простые блюда, но мальчик всегда просил именно их. Ирина решила приготовить то, что любит сын, а не то, что одобрит свекровь.
— Что готовить будем на Денисин день рождения? — спросила как-то Валентина Михайловна, заметив, что Ирина что-то записывает в блокнот.
— Котлеты, картошку, салат овощной, — ответила Ирина.
— Котлеты? — свекровь поморщилась, словно услышала что-то неприличное. — Какая-то простецкая еда получается. Может, что-то более подходящее для праздника?
— Денис котлеты любит.
— Дети многое любят, это не значит, что нужно им во всем потакать. В приличных семьях на дни рождения готовят что-то более… изысканное.
Ирина промолчала. Знала, что если согласится на «изысканные блюда», то Валентина Михайловна найдет в них тысячу недостатков. А так хотя бы Денис будет доволен.
День рождения выпал на субботу. Ирина встала рано, хотела все приготовить заранее, чтобы потом спокойно накрыть на стол. Денис еще спал, Виталик тоже. Только Валентина Михайловна уже была на ногах и пила утренний кофе на кухне.
— С днем рождения внука, — сказала Ирина, входя на кухню.
— Да, — кивнула свекровь, не поднимая глаз от чашки. — Большой становится.
— Одиннадцать лет, — согласилась Ирина. — Почти подросток уже.
— Подросток, — повторила Валентина Михайловна с каким-то странным выражением лица.
Ирина начала готовить. Свекровь сидела за столом и наблюдала, периодически делая замечания.
— Ирина, ты уверена, что столько масла в фарш добавлять нужно?
— Ирина, картошку надо чистить аккуратнее, много мякоти срезаешь.
— Ирина, огурцы лучше потоньше резать, так красивее выглядит.
К обеду Ирина устала не столько от готовки, сколько от постоянных комментариев. Но стол получился красивым. Белая скатерть, которую Ирина привезла из деревни, тарелки с едой, которую любил Денис, небольшой торт со свечками.
Денис проснулся в хорошем настроении. Мальчик обрадовался подарку от мамы — новой книге про приключения, которую давно просил. Виталик подарил конструктор — набор для сборки модели корабля. Денис был счастлив.
— Ну что, именинник, садись за стол, — позвала Ирина сына.
Семья собралась в гостиной. Ирина зажгла свечки на торте, все спели «Каравай». Денис смущенно улыбался и загадывал желание.
Валентина Михайловна сидела молча, изредка улыбаясь, но как-то натянуто. В глазах свекрови была какая-то странная решимость, словно она готовилась к чему-то важному.
— А где твой подарок, мам? — спросил Виталик, обращаясь к матери.
— Сейчас принесу, — ответила Валентина Михайловна с самодовольной улыбкой. — Особенный подарок приготовила.
Свекровь вышла из комнаты и вернулась с небольшим пакетом в руках. По лицу Валентины Михайловны было видно, что она очень довольна собой.
— Ну что, Денис, — сказала свекровь, протягивая пакет, — вот тебе подарок от бабушки. Надеюсь, понравится.
Денис вежливо взял пакет и заглянул внутрь. Лицо мальчика изменилось — сначала удивление, потом растерянность, потом что-то похожее на ужас.
— Что там? — спросила Ирина, почувствовав неладное.
Денис молча достал из пакета жестяную банку с яркой этикеткой. Ирина прочитала надпись и замерла. «Корм для собак. Говядина с овощами. Полноценное питание.»
— Валентина Михайловна, — тихо сказала Ирина, — что это такое?
— А что такое? — невинно спросила свекровь, наслаждаясь произведенным эффектом. — Подарок. Практичный подарок.
— Это собачий корм, — констатировала Ирина, не веря своим глазам.
— Ну и что? — Валентина Михайловна пожала плечами. — Детям из колхоза и это за счастье должно быть.
В комнате повисла мертвая тишина. Виталик замер с куском торта во рту, не понимая, что происходит. Денис опустил голову, сжимая в руках банку, и щеки мальчика покрылись красными пятнами стыда.
Ирина смотрела на свекровь и не могла поверить услышанному. Детям из колхоза. В день рождения сына. При всех. Собачий корм в качестве подарка. Кровь прилила к лицу, сердце забилось так сильно, что, казалось, его слышно в тишине.
— Мама, — неуверенно начал Виталик, наконец сообразив, что происходит, — может, ты… пошутила как-то неудачно?
— Какая шутка? — Валентина Михайловна улыбалась все шире. — Вполне серьезный подарок. В деревне, небось, и не такое жрут.
Денис поставил банку на стол и отодвинулся от нее, словно от чего-то грязного. Мальчик не плакал, но по лицу было видно, что слова бабушки ранили его до глубины души.
Ирина медленно встала из-за стола. Никто не шевелился, все смотрели на женщину, которая взяла банку собачьего корма в руки и внимательно изучила этикетку.
— Валентина Михайловна, — голос Ирины звучал очень тихо, но каждое слово было четким, как удар. — Вы действительно считаете, что это подходящий подарок одиннадцатилетнему ребенку в день рождения?
— А что не так? — свекровь продолжала улыбаться, купаясь в собственной жестокости. — Разве деревенские дети чем-то отличаются от животных? Или я что-то не так понимаю?
— Мама, хватит, — попытался вмешаться Виталик, но голос мужа звучал неуверенно.
Ирина молча открыла банку. Резкий, неприятный запах консервированного мяса разлился по комнате. Поставила открытую банку прямо перед свекровью на белую праздничную скатерть.
— Раз вам это кажется подходящей едой для ребенка — кушайте сами, — холодно сказала Ирина.
Валентина Михайловна перестала улыбаться.
— Что ты сказала? — не поняла свекровь.
— Ешьте, — повторила Ирина. — Раз это достойная еда для моего сына, значит, и для вас подойдет.
— Ирина, ты что, совсем озверела? — Валентина Михайловна попыталась отодвинуть банку от себя.
Но Ирина быстро наклонилась и крепко прижала руку свекрови к столу, не давая отодвинуть банку.
— Никуда не денется, — спокойно сказала Ирина. — Вы же сами принесли это как подарок ребенку. Значит, считаете вполне съедобным.
— Отпусти немедленно! — возмутилась Валентина Михайловна, пытаясь вырвать руку.
— Ешьте, — настойчиво повторила Ирина. — При всех. Как мой сын должен был есть ваш подарок при всех.
Виталик наконец очнулся от ступора.
— Ирина, отпусти маму, — сказал муж, но в голосе не было особой убежденности.
— Нет, — спокойно ответила Ирина, не отпуская руку свекрови. — Пусть попробует то, что считает подходящим для детей из колхоза.
Денис сидел, не поднимая головы. Мальчик явно хотел провалиться сквозь землю от стыда и унижения.
— Мама, — обратился Виталик к Валентине Михайловне, — ну попробуй ложечку, и дело с концом.
— Что?! — свекровь посмотрела на сына с ужасом. — Ты хочешь, чтобы я ела эту гадость?
— А мой сын, по-вашему, должен был есть? — спросила Ирина, сжимая руку свекрови еще крепче.
— Это совсем другое дело!
— Чем другое? — Ирина наклонилась ближе к лицу свекрови. — Он тоже человек. Тоже ребенок. Или для вас дети колхозников не люди?
Валентина Михайловна попыталась вырваться, но Ирина держала мертвой хваткой. В комнате стояла напряженная тишина, нарушаемая только тиканьем часов на стене.
— Виталик, сделай же что-нибудь! — взмолилась свекровь.
— Мама, — устало сказал муж, — ты сама это затеяла. Попробуй и извинись перед Денисом.
Валентина Михайловна поняла, что помощи ждать неоткуда. Дрожащей рукой взяла ложку и зачерпнула немного корма из банки. Лицо свекрови скривилось от отвращения еще до того, как ложка приблизилась ко рту.
— Давайте, — подбодрила Ирина. — Вкусно же, раз детям подходит.
Свекровь зажмурилась и сунула ложку в рот. Прожевала, скривившись, как будто ела что-то невыносимо горькое и противное. Проглотила с видимым усилием, а потом начала давиться от отвращения.
— Еще, — сказала Ирина.
— Что еще? — простонала Валентина Михайловна.
— Еще ложку. Одной мало, чтобы оценить вкус вашего подарка.
— Ирина, хватит уже, — попросил Виталик.
— Нет, не хватит, — твердо ответила Ирина. — Еще ложку, Валентина Михайловна. Или вы считаете, что вам это есть противно, а ребенку — нормально?
Свекровь со слезами отвращения на глазах зачерпнула еще корма и съела, давясь и сморщившись всем лицом.
— Ну что, вкусно? — спросила Ирина. — Подходящая еда для детей?
— Отвратительно, — прохрипела Валентина Михайловна.
— Вот именно, — кивнула Ирина. — А теперь представьте, каково было моему сыну получить это в подарок на день рождения. От бабушки.
Ирина отпустила руку свекрови и выпрямилась.
Ирина отпустила руку свекрови и выпрямилась. Посмотрела на Валентину Михайловну, потом на мужа, потом на сына.
— Денис, — сказала Ирина тихо, но решительно. — Иди собирай вещи. Мы уезжаем.
— Куда? — удивленно спросил мальчик.
— Домой. К бабуле в деревню.
— Что? — не поняла свекровь, потирая освобожденную руку.
— Мы собираем вещи и уезжаем отсюда, — повторила Ирина.
— Ирина, — начал Виталик, — может, не стоит так резко…
— Очень стоит, — перебила мужа Ирина. — Я не позволю больше никому унижать моего ребенка.
— Но это же моя мать! И мы семья…
— Семья? — Ирина посмотрела на мужа внимательно. — Виталик, ваша мать полгода издевалась над нами. А сегодня подарила одиннадцатилетнему ребенку собачий корм в день рождения. И вы молчали. Всегда молчали.
Денис поднял голову и посмотрел на маму. В глазах мальчика загорелась надежда — они уезжают отсюда.
— Ирина, подожди, — попросил Виталик. — Давай обсудим спокойно.
— Обсуждать нечего, — твердо ответила Ирина. — Я больше не могу здесь жить. И не хочу, чтобы мой сын рос в доме, где его считают недочеловеком.
Свекровь медленно встала из-за стола. Лицо Валентины Михайловны было бледным, а во рту еще оставался отвратительный привкус собачьего корма.
— Я… я не думала… — пробормотала свекровь.
— Вы прекрасно думали, — холодно ответила Ирина. — И делали именно то, что хотели. Унижали ребенка в день рождения.
— Виталик, — обратилась свекровь к сыну с мольбой в голосе, — ты позволишь жене увезти ребенка?
Виталик долго молчал, глядя то на мать, то на жену, то на Дениса. Мужчина понимал, что должен сделать выбор, но не мог решиться.
— Мама, — наконец сказал он тихо, — ты действительно перегнула палку. Собачий корм ребенку на день рождения — это слишком даже для тебя.
— Но я же не всерьез! — попыталась оправдаться свекровь. — Это была просто шутка!
— Шутка? — переспросил Виталик. — Денис что, должен был смеяться? А как ты его месяцами называла колхозником? Это тоже шутки?
Валентина Михайловна поняла, что сын не встанет на ее сторону в этот раз. Но Ирина уже не слушала их разговор.
— Денис, — повторила она, — иди собирайся. Берем только самое необходимое.
— А папа? — спросил мальчик, взглянув на Виталика.
Ирина тоже посмотрела на мужа.
— Виталик может решить сам, — сказала она. — Остаться с мамой или поехать с нами.
— Ирина, — начал Виталик, — но работа у меня здесь, квартира…
— Понятно, — кивнула Ирина. — Тогда решение принято.
Она взяла Дениса за руку.
— Пойдем, сынок. Соберем вещи и поедем к бабуле. Там тебя любят и уважают.
— А мы больше не вернемся? — спросил Денис.
— Не знаю, — честно ответила Ирина. — Посмотрим.
Через час Ирина и Денис стояли у входной двери с двумя сумками. Виталик молча проводил их до автобусной остановки.
— Ирина, — сказал он перед отъездом, — я приеду. Обязательно приеду.
— Посмотрим, — ответила Ирина. — Сначала разберитесь с мамой. А потом посмотрим.
Автобус увез их в деревню, к бабушке Денису, к тому месту, где их любили и принимали такими, какие они есть.
Валентина Михайловна осталась одна в своей квартире со вкусом собачьего корма во рту и пониманием того, что ее жестокость обошлась слишком дорого.
А Ирина поняла, что иногда нужно иметь мужество уйти, чтобы сохранить достоинство. И что дом — это не стены, а место, где тебя любят и уважают.
