«Мама остается еще на месяц, у Веры опять ремонт», — сказал муж, пряча глаза. Это стало последней каплей. Два года назад мы продали дом свекрови, деньги поделили по-честному, а заботу — нет. Его сестра постоянно находила отговорки, и мой дом превратился в поле боя. Я молча дослушала его оправдания, а потом тихо сказала: «Тогда завтра же я подаю на развод». Я думала, что это худший вечер в моей жизни, но я ошибалась. Настоящий ужас ждал меня ночью, когда я случайно заглянула в ноутбук сына и увидела поисковый запрос, от которого у меня подкосились ноги…
***
— Лена, ты только не волнуйся, — начал Андрей, нервно теребя край скатерти, когда дети уже разбежались по своим делам. — Вера звонила… В общем, мама остается у нас еще на месяц.
Елена замерла с чашкой чая в руке. Вечерняя тишина, уютно окутавшая их маленькую кухню, треснула и рассыпалась на острые осколки.
— Что значит «остается»? — её голос прозвучал тихо, почти шепотом, но в нем звенела сталь. — Андрей, ее «месяц» уже третий пошел! У нас был уговор: месяц у нас, месяц у Веры.
— Я знаю, Леночка, знаю, — он вскочил, заходил по кухне, словно ища выход из невидимой клетки. — Но у Веры там ремонт затеялся, рабочие, пыль. Ну куда маму в таких условиях? У нее же здоровье слабое, сердце, давление скачет.
Елена горько усмехнулась. Ремонт у Веры затевался с завидной регулярностью, аккурат к тому моменту, когда подходила ее очередь забирать мать. Два года назад они с Андреем приняли это решение. Старенький дом Ларисы Ивановны в деревне совсем обветшал, а ее здоровье требовало постоянного присмотра. Они продали дом, поделили деньги. Им с Андреем это позволило закрыть солидный кусок ипотеки, Вера с мужем — тоже. А мать, оставшись без своего угла, превратилась в «кочующее знамя», которое передавали из рук в руки. Поначалу все было честно: месяц здесь, месяц там. Но с каждым разом периоды пребывания свекрови у них становились все дольше, а у Веры — короче.
— Ремонт? — переспросила Елена. — А в прошлом месяце у мужа Веры была «авральная работа», а до этого их дочь «болела ветрянкой». Андрей, мы так не договаривались! Деньги от продажи дома мы поделили поровну, значит, и заботу о матери должны делить поровну!
— Лен, ну ты же знаешь Веру, — он с мольбой посмотрел на жену. — У нее характер сложный, и муж ее, Игорь, маму нашу недолюбливает. Она говорит, он ей все нервы вымотал.
— А наши нервы, значит, железные? — Елена почувствовала, как внутри закипает волна возмущения. — А наши дети? Кирилл готовится к ЕГЭ, ему нужно личное пространство, а он вынужден ютиться с сестрой в одной комнате, потому что в его комнате живет твоя мама! Даша из-за ее кота постоянно чихает, несмотря на таблетки!
— Ну кота мы пристроим, я уже договорился…
— Дело не в коте, Андрей! — вскрикнула Елена, вскакивая. — Дело в том, что наш дом перестал быть нашим! Он превратился в проходной двор, в зал ожидания, где все подчинено настроению и самочувствию твоей мамы! Я больше так не могу! Позвони Вере и скажи, что завтра, как и договаривались, ты привезешь к ней Ларису Ивановну.
— Я не могу, — Андрей опустил голову. — Она моя мать. Она больна. Я не могу выставить ее за дверь, зная, что там ей будет плохо.
— А нам здесь хорошо? — голос Елены сорвался. — Посмотри на нас! Мы живем как на пороховой бочке! Ты этого хочешь?
— Перестань! — рявкнул Андрей. — Я все решил! Пока Вере не будет удобно, мама будет жить здесь. И точка.
Он не договорил, но страшные, невысказанные слова повисли в воздухе. «Если тебя что-то не устраивает…» Елена смотрела на мужа, которого, как ей казалось, она знала пятнадцать лет, и не узнавала его. Перед ней стоял чужой, раздавленный чувством вины человек, готовый принести в жертву свою семью ради матери и сестры.
— Понятно, — ледяным тоном произнесла она. — Решение принято. Как всегда, без меня.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив Андрея одного. В груди разрасталась черная дыра, поглощая остатки тепла и любви. Она знала, что ее жизнь превратилась в ад. И самое страшное — она не знала, как из него выбраться.
***
Жизнь под одной крышей с Ларисой Ивановной была похожа на хождение по минному полю. Свекровь, женщина властная и привыкшая быть в центре внимания, тяжело переживала потерю собственного дома и зависимое положение. Свою горечь и недовольство она срывала на Елене. Вечно больное сердце не мешало ей отпускать ядовитые замечания и раздавать непрошеные советы.
Вечером начался очередной бой.
— Лен, а что это у тебя суп такой пустой? — скривилась свекровь, брезгливо помешивая ложкой в тарелке. — Одна вода и картошка. На бульонных кубиках, что ли? У меня от такой еды сразу изжога.
— Это легкий овощной суп, Лариса Ивановна, — спокойно ответила Елена, чувствуя, как начинают дрожать руки. — Врач сказал, вам жирное нельзя.
— Врачи! — хмыкнула свекровь. — Они сами не знают, что говорят. Человеку для здоровья мясо нужно, сила! А не эта ваша трава. Вон, Дашка худая, как щепка, а у Кирилла синяки под глазами. Замордовала детей своей диетой.
— Мама, перестань, — вмешался Андрей. — Нормальный суп.
— Конечно, для тебя нормальный, — не унималась Лариса Ивановна, обращаясь к сыну, но глядя на Елену. — Ты с тех пор, как на этой своей Ленке женился, все подряд ешь. Совсем мужика испортила. Ни рыба ни мясо.
Елена вцепилась в вилку так, что побелели костяшки. Десятилетняя Даша испуганно смотрела то на маму, то на бабушку. Семнадцатилетний Кирилл демонстративно надел наушники и уткнулся в телефон, отгородившись от семейной драмы.
— А что это мы молчим? — свекровь в упор посмотрела на Елену. — Сказать нечего? Или правду-матку слушать неприятно?
— Лариса Ивановна, — Елена сделала глубокий вдох, пытаясь сохранить самообладание. — Давайте договоримся. Вы живете в моем доме. И я прошу вас уважать мои правила и мою семью.
— В твоем доме? — свекровь расхохоталась громким, неприятным смехом. — Девочка, да этот дом наполовину куплен на деньги от продажи моего дома! Так что я здесь не в гостях, а почти у себя. А ты кто тут? Приживалка. С голым задом пришла, еще и права качает.
— Мама! — крикнул Андрей, вскакивая.
Но было поздно. Последняя капля упала в переполненную чашу терпения Елены.
— Все, хватит, — сказала она тихо, но так, что все за столом замолчали. Она встала, отодвинула стул и посмотрела прямо в глаза мужу. — Андрей, или она, или я. Выбирай.
***
Ночь была длинной и мучительной. Елена лежала на диване в гостиной, куда она сбежала из их с Андреем спальни. Сквозь тонкую стену доносился зловещий шепот — свекровь что-то наговаривала сыну. Елена не разбирала слов, но интонации были ей до боли знакомы: жалобные, обвиняющие, взывающие к сыновней совести.
Она закрыла глаза, и память услужливо подбросила картины прошлого.
Вот ей двадцать два, она, юная выпускница пединститута, приезжает знакомиться с родителями Андрея. Лариса Ивановна встречает ее ледяным взглядом, осматривает с ног до головы, как товар на ярмарке, и цедит сквозь зубы: «Худосочная какая. И задрипанная. В городе что, получше не нашлось, сынок?»
А вот свадьба. Свекровь в черном траурном платье, с таким выражением лица, будто хоронит единственного сына. Весь вечер она сидит с поджатыми губами и демонстративно отказывается произносить тост за молодых.
Рождение Кирилла. Лариса Ивановна приезжает в роддом и заявляет с порога: «На тебя совсем не похож. У нас в роду все темненькие, а этот — блондин. Нагуляла, поди?» Андрей тогда чуть не вышвырнул ее из палаты.
И так все пятнадцать лет. Мелкие уколы, ядовитые замечания, вечное недовольство. Елена терпела. Ради мужа, ради семьи. Она уговаривала себя, что свекровь живет далеко. Но теперь монстр из ее ночных кошмаров поселился в ее собственном доме.
Она встала и подошла к окну. Город спал, укрытый темнотой. Где-то в глубине квартиры скрипнула дверь. На кухне зажегся свет. Елена поняла, что больше не может находиться в этом доме. Она накинула пальто, сунула ноги в ботинки и тихо выскользнула за дверь.
Холодный ночной воздух остудил горящее лицо. Куда идти? Она бесцельно брела по пустым улицам, пока не оказалась у старого парка. Там, на скамейке, она просидела до рассвета.
Впервые за много лет она почувствовала себя свободной. Решение, которое зрело в ней все эти мучительные часы, наконец-то оформилось. Она вернется, соберет вещи детей и уйдет. Она подаст на развод. Лучше быть одной, чем жить в этом аду.
Когда она вернулась, в квартире было тихо. Андрей спал в их спальне, свекровь — в комнате, которую делила с внучкой. Елена на цыпочках прошла в комнату сына. Кирилл спал на диване, свернувшись калачиком. На его столе, рядом с учебниками, лежал раскрытый ноутбук. Экран светился. Видимо, он занимался ночью и забыл его выключить.
Елена подошла, чтобы закрыть крышку, и ее взгляд упал на экран. Там был открыт поисковик. А в строке поиска застыл запрос, от которого у нее перехватило дыхание: «Дешевые хостелы рядом со мной».
***
Сердце Елены пропустило удар, а потом забилось с бешеной силой. Ее сын. Ее мальчик, которому оставался последний, самый важный рывок перед вступлением во взрослую жизнь, искал хостел. Он был готов сбежать из собственного дома, чтобы не мешать и не быть помехой.
Слезы, которые она сдерживала всю ночь, хлынули из глаз. Она опустилась на пол рядом с диваном и беззвучно зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Она думала о себе, о своей боли, но совсем забыла о детях. А они страдали, может быть, даже больше, чем она.
В этот момент она поняла, что не может просто уйти. Она не может бросить своих детей в этом хаосе. Она должна бороться. За них. За свой дом.
Утром, отправив детей в школу, она налила себе кофе и села за кухонный стол. Она ждала.
Андрей вышел из спальни с помятым лицом и красными от бессонницы глазами. Он молча поставил чайник и сел напротив.
— Ты вернулась, — констатировал он.
— Я никуда и не уходила, — ровно ответила Елена. — В отличие от некоторых. Андрей, нам нужно поговорить.
— Лена, я…
— Нет, сначала ты выслушаешь меня, — она прервала его. — Сегодня ночью я хотела уйти. Собрать детей и подать на развод. Но потом я увидела, что искал в интернете твой сын.
Она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза.
— Он искал хостел, Андрей. Хостел! Потому что его собственный отец не может обеспечить ему спокойную жизнь в его же доме.
Андрей вздрогнул, словно от удара. Он опустил голову, закрыв лицо руками.
— Я не думал… — прошептал он. — Я был как в тумане. Мать плакала, говорила, что я ее бросил…
— А мы тебе нужны? — тихо спросила Елена. — Я, Даша, Кирилл? Мы — твоя семья?
Он поднял на нее глаза, полные отчаяния.
— Нужны. Больше всего на свете. Лена, прости меня. Я идиот.
В этот момент на кухню, шлепая тапками, вошла Лариса Ивановна.
— О, голубки воркуют, — протянула она язвительно. — А завтрак кто готовить будет? Пушкин?
Елена медленно повернулась к ней. Страха больше не было. Была только холодная, звенящая ярость.
— Завтрак, Лариса Ивановна, вы с этого дня будете готовить себе сами. Как и обед, и ужин. И стирать свои вещи вы тоже будете сами. Комнату Кирилла мы вам освобождаем. Будете жить там. Но если я еще хоть раз услышу от вас хоть одно оскорбление в адрес меня или моих детей, вы в тот же день отправитесь к Вере. И ее ремонт меня волновать не будет. Вам ясно?
Свекровь застыла с открытым ртом. Она посмотрела на сына, ища поддержки, но тот сидел, опустив голову, и молчал.
— Да как ты смеешь… — начала было она, но Елена ее перебила.
— Я смею. Потому что это мой дом. И я здесь хозяйка.
***
Следующие несколько дней в квартире стояла ледяная тишина. Лариса Ивановна затаилась. Она молча ела на кухне, часами сидела в теперь уже своей комнате, уставившись в окно. Андрей ходил на цыпочках, боясь нарушить хрупкое перемирие.
Но Елена знала, что это затишье перед бурей. Проблема не была решена.
Однажды вечером Андрей сел рядом с Еленой на диван.
— Я больше так не могу, — сказал он. — Это не жизнь. Я говорил с Верой. Убеждал, ругался. Она плачет, говорит, что Игорь ее из дома выгонит вместе с мамой, что она боится.
— Удобная позиция, — вздохнула Елена.
— Но она подсказала одну идею, — продолжил Андрей. — У нее на работе есть коллега, у которой была похожая ситуация. Они нашли для матери пансионат. Хороший, частный. С уходом, питанием, врачами.
Елена скептически подняла бровь.
— Пансионат? Ты хочешь сдать родную мать в дом престарелых? Она же тебя проклянет.
— Это не дом престарелых! — возразил Андрей. — Это скорее санаторий. Я посмотрел в интернете, есть неплохие варианты. Недешево, конечно, но… если мы с Верой скинемся поровну, как и договаривались, то потянем. Деньги от дома ее же, вот пусть на нее и идут.
Идея была безумной, но она была единственной.
На следующий день они поехали в один из таких пансионатов. Их встретила приятная женщина, директор, показала уютные комнаты, светлую столовую, ухоженный садик. Пожилые люди, жившие там, выглядели довольными.
— Главное, как уговорить маму, — вздохнул Андрей на обратном пути.
— Оставь это мне, — неожиданно для самой себя сказала Елена.
Вечером она зашла в комнату свекрови. Лариса Ивановна сидела на кровати и вязала.
— Я хочу с вами поговорить, — начала Елена.
Свекровь подняла на нее тяжелый взгляд.
— Мы с Андреем понимаем, что вам тяжело жить с нами, — спокойно продолжила Елена. — Вы привыкли быть хозяйкой, а здесь вам неуютно. Мы нашли для вас хорошее место. Пансионат. Там свежий воздух, врачи, общение с ровесниками.
— В богадельню меня сдать решили? — усмехнулась Лариса Ивановна.
— Это не богадельня. Это ваш шанс пожить для себя. В комфорте и покое. Без необходимости терпеть «городскую фифу» и ее «пустые супы», — Елена положила на стол перед свекровью рекламный буклет. — Подумайте. Никто вас не заставляет. Но жить так, как мы живеем сейчас, мы больше не можем.
Она вышла. Всю ночь Елена не спала, ожидая скандала. Но утром Лариса Ивановна вышла из комнаты и тихо сказала:
— Я согласна.
***
Провожали Ларису Ивановну через неделю. Она собрала свои вещи, молча попрощалась с внуками. Когда машина уже стояла у подъезда, она вдруг подошла к Елене.
— Ты думаешь, я не поняла? — сказала она тихо. — Это ты все подстроила. Чтобы избавиться от меня.
— Я сделала так, как будет лучше для всех, — ответила Елена.
— Хитрая ты, — усмехнулась свекровь. Она развернулась и, не оглядываясь, пошла к машине.
Елена закрыла за ней дверь и прислонилась к ней спиной. Она не чувствовала ни радости, ни облегчения. Только звенящую пустоту.
Первые несколько недель они жили как в раю. Тишина, покой, уют. Андрей стал прежним — заботливым, любящим. Кирилл с головой ушел в подготовку к экзаменам.
Каждые выходные Андрей и Вера навещали мать. Возвращались хмурые. Лариса Ивановна ни на что не жаловалась, но было видно, что она несчастна. Она сидела в своей комнате и почти ни с кем не общалась.
Однажды Андрей вернулся особенно подавленным.
— Она плакала, — сказал он. — Сказала, что хочет домой.
Елена промолчала.
А через несколько дней ей позвонила Вера.
— Лена, привет, — ее голос звучал взволнованно. — Я насчет мамы. Она совсем плохая. Отказывается от еды. Врач говорит, у нее депрессия. Она может умереть.
Внутри у Елены все оборвалось. Умереть? Из-за нее?
— Лена, я знаю, она была невыносима, — продолжала Вера. — Но она наша мать. Я умоляю тебя, поговори с Андреем. Может, заберем ее? Хотя бы на время. Я клянусь, я буду помогать. Буду брать ее к себе на выходные, буду давать больше денег…
Елена слушала ее и понимала, что загнала в угол не только свекровь, но и саму себя. Она хотела справедливости, но какой ценой? Ценой жизни человека?
Вечером, когда Андрей пришел с работы, она встретила его в прихожей.
— Поехали, — сказала она.
— Куда?
— За твоей мамой.
***
Когда они вошли в ее комнату в пансионате, Лариса Ивановна лежала на кровати, отвернувшись к стене. Она была худая, осунувшаяся.
— Мама, — позвал Андрей.
Она не пошевелилась.
Тогда вперед вышла Елена.
— Лариса Ивановна, — сказала она тихо. — Собирайтесь. Мы едем домой.
Старуха медленно повернулась. Она смотрела на Елену долго, изучающе. В ее глазах не было ни радости, ни удивления. Только бесконечная усталость.
— Зачем? — прошептала она.
— Потому что вы — бабушка моих детей, — просто ответила Елена. — И они по вам скучают.
Дорога домой прошла в молчании.
Дома их ждал накрытый стол. Кирилл и Даша, увидев бабушку, бросились к ней.
— Ба, ты вернулась! — закричала Даша, обнимая ее. — Мы так скучали!
И тут Лариса Ивановна заплакала. Тихо, беззвучно, просто роняя слезы на голову внучки.
С того дня все изменилось. Нет, свекровь не превратилась в ангела. Она по-прежнему могла съязвить или дать непрошеный совет. Но в ее голосе больше не было яда. Она начала помогать Елене по хозяйству, с удовольствием возилась с внуками, рассказывая им истории из своего деревенского детства. Вера, словно чувствуя вину, стала забирать ее к себе каждые вторые выходные без всяких отговорок.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне вдвоем, Лариса Ивановна вдруг сказала:
— Прости меня, Лена. За все. Я дура старая была. Боялась, что ты сына у меня отнимешь. Вот и бесилась.
— И вы меня простите, — ответила Елена, чувствуя, как к горлу подступает комок.
Она поняла, что в той войне, которую она вела, не могло быть победителей. Потому что семья — это не поле боя. Это место, где тебя любят и ждут. Даже если ты не идеален.
За окном шел тихий снег, укрывая город белым покрывалом. Впереди был Новый год. И Елена знала, что впервые за много лет они встретят его все вместе, как настоящая, большая семья. В доме, где больше не было места для войны, а было только тепло, прощение и любовь.
