Марина переложила картошку на сковородку и глянула в окно. Там, во дворе, мужики собрались у подъезда — напитки, смех. А её Геннадий где? Опять где-то пропадает.
— Ну и где его черти носят? — буркнула она, помешивая ужин.
Телефон разрывался от неотвеченных вызовов. Пять штук за вечер! Но Гена не перезванивал. Марина нервно постучала ложкой по краю сковородки.
Дверной звонок заставил её вздрогнуть. Неужели ключи забыл? Но на пороге стояла свекровь — Валентина Петровна, с неестественной улыбкой и пакетом в руках.
— Мариночка! Я тебе пирожков напекла. С капустой, как ты любишь.
— Валентина Петровна, ты чего? — Марина даже растерялась. — Вы ж в жизни мне ничего не пекли.
— Ну что ты! Просто захотелось порадовать, — свекровь проскользнула в прихожую. — А Гены нет?
— Нету, — Марина скрестила руки на груди. — Третий день задерживается. Не звонит. А вы не знаете, где он?
— Я? Откуда? — Валентина отвела глаза. — Работает, наверное. Кризис сейчас, сама понимаешь.
Марина хмыкнула. Тридцать лет знала эту женщину — никогда свекровь не приходила просто так. С пирожками-то! Что-то тут нечисто.
— Валентина Петровна, вы мне зубы не заговаривайте. Гена с вами вчера виделся?
— Да мельком только, забежал документы какие-то забрать, и всё, — свекровь суетливо поставила пакет на тумбочку. — Ой, у тебя картошка горит!
Марина бросилась на кухню, а когда вернулась, Валентина уже надевала кофту..
— Вы чего убегаете-то?
— Сериал начинается! Я побежала. Пирожки не забудь разогреть.
Дверь захлопнулась. Марина стояла в прихожей, сжимая в руке половник. Ещё месяц назад такой картины она бы и представить не могла. Свекровь с пирожками? Серьёзно?
Вечером наконец явился Геннадий. Уставший, пропахший чем-то — не разобрать.
— Ты где был? — Марина сложила газету, которую читала в гостиной.
— На работе, Маринка. Совещание затянулось, — он прошел мимо, не глядя в глаза.
— Ген, ты телефон посеял? Я звонила.
— Разрядился.
— А зарядить нельзя было?
— Да некогда! — он раздраженно дёрнул плечом. — Что пристала? Лучше покорми, умираю с голоду.
Марина молча поставила тарелку с разогретой картошкой.
— Мать заходила твоя.
— Да? — он поперхнулся. — Зачем?
— Пирожки принесла.
— А… Это хорошо.
— Что между вами происходит? — Марина села напротив.
— Ты о чём? — Гена уткнулся в тарелку.
— О том, что ты врёшь. Мать твоя врёт. Что за документы ты у неё забирал?
— Какие документы? Ты чего выдумываешь? — он нервно отодвинул тарелку. — Всё, наелся. Спать пойду.
Ночью Марина лежала без сна. Гена посапывал рядом, отвернувшись к стене. Тридцать два года вместе, дочь вырастили, внука ждут… И вдруг — словно стена выросла.
Утром, когда муж ушел, она перерыла его вещи. Нашла квитанцию из банка. Странно — они платили ипотеку пятнадцать лет, четыре года назад закрыли. Откуда новые платежи?
Через два дня Марина встретила соседку Зину у подъезда.
— Маринк, а твой-то где пропадает? Видела его вчера в кафе на углу. С какой-то бабёнкой сидел, — Зина понизила голос. — Молоденькая такая, накрашенная.
Сердце Марины упало. Неужели… В шестьдесят лет завёл молодуху?
— Что за бред, Зин? Он на работе задерживается.
— Ага, — Зина хмыкнула. — Ты бы проверила. А то мужики сейчас такие… Особенно под пенсию.
Марина не могла выбросить из головы слова соседки. Молоденькая, накрашенная… Она разглядывала себя в зеркале — морщинки у глаз, седые пряди в крашеных волосах. Годы берут своё.
— Дура ты, Марина, — сказала она отражению. — В пятьдесят восемь ревнуешь, как девчонка.
Телефон пискнул — сообщение от дочери Алёны: «Мам, ты как? Звонила — не берёшь».
«Нормально, просто занята была», — ответила Марина.
«Папу давно не слышно. Всё хорошо у вас?»
Марина помедлила с ответом. Рассказать дочери о своих подозрениях? Нет, глупости. Ещё накрутит себя.
«Всё отлично. Папа много работает».
Вечером Гена опять пришёл поздно. От него пахло одеколоном, которым он обычно не пользовался.
— Есть будешь? — спросила Марина, не поднимая глаз.
— Не голодный, — он щёлкнул пультом телевизора. — Перекусил в городе.
— С кем? — вырвалось у Марины.
— Что значит с кем? — Гена напрягся. — С коллегами.
— Зина тебя видела. В кафе.
— И что?
— С женщиной какой-то.
Гена нервно хохотнул:
— Да это Вероника Степановна, начальница отдела! Ей шестьдесят два, между прочим.
— А выглядит на сорок, да?
— Маринка, ты чего? — он покачал головой. — Ревнуешь? В нашем-то возрасте?
— Да при чём тут возраст? — Марина с грохотом поставила чашку. — Ты домой не приходишь, от тебя одеколоном несёт, мать твоя пирожки таскает… Что происходит, Гена?
— Ничего не происходит! — он повысил голос. — Работы много, понимаешь? Проект важный. А ты себе напридумывала.
На следующий день Марина пошла на почту отправить посылку внучатой племяннице. В ящике лежал конверт без обратного адреса. Странно — кто сейчас письма пишет?
Дома она вскрыла конверт. Внутри несколько фотографий и записка: «Вам нужно знать правду».
У Марины задрожали руки. На фото Гена сидел в разных кафе с разными женщинами. На одном снимке — с Валентиной Петровной, передаёт ей какие-то бумаги. На другом — с молодой блондинкой, они смеются. На третьем — возле банка, с какой-то папкой.
— Господи, — прошептала Марина, оседая на стул.
Телефон зазвонил — свекровь.
— Мариночка, я завтра загляну? Пирожков ещё напекла.
— Не надо, — голос Марины звучал глухо. — Не приходите больше, Валентина Петровна.
— Что случилось?
— Ты знаешь.
В трубке повисла тишина.
— Марина, ты не понимаешь…
— Всё я понимаю. Только вот что? Передайте своему сыночку — пусть сегодня домой не приходит. Не хочу его видеть.
— Марин, вы поговорите! Это недоразумение!
— Тридцать два года вместе. Какое, к чёрту, недоразумение?
Она бросила трубку и снова уставилась на фотографии. Кто их прислал? Зачем? Какая «правда»? От этих мыслей разболелась голова.
Вечером позвонила дочь:
— Мам, что у вас происходит? Папа звонил, говорит, ты его домой не пускаешь?
— Алён, не лезь, пожалуйста. Мы сами разберёмся.
— С чем разберётесь? Что случилось?
— Ничего! — Марина сорвалась. — Просто твой отец… А, неважно.
Марина не спала всю ночь. Телефон разрывался от звонков Гены, но она не брала трубку. Утром раздался звонок в дверь. На пороге стоял муж — помятый, небритый, с виноватыми глазами.
— Можно войти? Это всё-таки и мой дом тоже.
Марина молча отступила в сторону. Гена прошел на кухню, сел за стол.
— Чай будешь? — спросила Марина сухо.
— Буду, — он потер лицо руками. — Слушай, что за цирк вчера? Мать вся на нервах, ты трубки не берешь…
Марина поставила перед ним чашку и молча выложила фотографии.
— Это что? — Гена побледнел.
— Ты мне скажи — это что? — Марина скрестила руки на груди. — И только не ври, что это «коллеги».
Гена судорожно перебирал снимки.
— Откуда это у тебя?
— По почте пришло. Кто-то решил открыть мне глаза.
— Да тут нечего открывать! — он стукнул ладонью по столу. — Это… это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю, Ген? — Марина села напротив. — Что ты крутишь шашни с молоденькими? Или что вы с матерью что-то замышляете за моей спиной?
Гена отвел взгляд. Повисла тяжелая пауза.
— Ну? — не выдержала Марина. — Тридцать два года вместе, Гена. Неужели я не заслужила правды?
— Заслужила, — он выдохнул. — Только это… сложно объяснить.
— Попробуй, — Марина чувствовала, как колотится сердце.
— Ладно, — Гена потер переносицу. — Помнишь, у Ленки, сестры моей, проблемы с жильем? Ее из квартиры выселяют, ипотеку не потянула после развода.
— И?
— Мать предложила помочь. Купить ей однушку.
— На какие шиши? У твоей матери пенсия двенадцать тысяч.
Гена замялся.
— Мы… взяли кредит.
— Кто — мы?
— Я и мать. На двоих. Под залог нашей квартиры.
Марина почувствовала, как у нее темнеет в глазах.
— Нашей квартиры? Которую мы выплачивали пятнадцать лет? Ты с ума сошел?
— Мать сказала, что иначе никак, — Гена говорил все тише. — Что у Ленки дети, что им негде жить…
— А ты, конечно, согласился, — Марина горько усмехнулась. — И скрыл от меня. Прекрасно.
— Я хотел сказать, но…
— Но мать не разрешила? — Марина вскочила. — Господи, Ген, тебе шестьдесят! Ты мужик или тряпка? Заложить нашу квартиру без моего ведома!
— Мы бы выплатили! Я бы справился!
— Мы? Или ты с мамочкой? А я кто в этой схеме? Банкомат?
— Маринк, не начинай…
— А эти женщины? — она ткнула в фото. — Тоже «сложно объяснить»?
Гена вздохнул:
— Это риэлторы. Мы квартиру для Ленки искали. Одна вариант показывала, другая документы оформляла.
— И конечно, они все молоденькие и симпатичные, — язвительно заметила Марина.
— Да какая разница? Я дело делал!
— За моей спиной! — Марина грохнула кулаком по столу. — Ты понимаешь, что это предательство? Что если бы я не узнала, мы могли остаться без крыши над головой?
— Не драматизируй, — Гена поморщился. — Я все рассчитал.
— Как Ленка рассчитала? Которая не тянет ипотеку?
В дверь позвонили. На пороге стояла Валентина Петровна.
— А вот и группа поддержки, — процедила Марина.
— Марина, давай спокойно поговорим, — начала свекровь, проходя в квартиру. — Это все для семьи делается.
— Для семьи? — Марина рассмеялась. — Для вашей семьи, где мне места нет. Никогда не было.
— Что за глупости! — Валентина всплеснула руками. — Ты всегда была…
— Кем? — перебила Марина. — Невесткой, которая недостаточно хороша? Которая не заслуживает знать, что происходит с ее собственным домом?
— Да что ты накрутила себе? — Валентина повысила голос. — Мы хотели как лучше! Ленка с детьми на улице, а ты из-за какой-то подписи скандал устроила!
— Какой-то подписи? — Марина задохнулась от возмущения. — Эта «какая-то подпись» — залог нашей квартиры! Квартиры, которую я с Геной на себе тащила, пока ты советы давала!
Гена вскочил:
— Хватит! Обе успокойтесь!
— Нет, Ген, не успокоюсь, — Марина скрестила руки. — Знаешь, что самое поганое? Не кредит. А то, что ты выбрал. Мать, сестру, кого угодно — но не меня. Не жену, с которой тридцать лет прожил.
— Да ты бы всё равно не согласилась! — выпалил Гена.
— И правильно бы сделала! Потому что это безумие!
Валентина вздохнула:
— Марина, ты всегда была эгоисткой. Только о себе думаешь.
— Вон, — тихо сказала Марина. — Оба. Вон из моего дома.
— Это и мой дом тоже! — Гена стукнул кулаком по столу.
— Уже нет, — Марина достала телефон. — Сейчас вызову полицию, расскажу про мошенничество с документами. Как тебе такой вариант?
— Ты не посмеешь, — прошептала Валентина.
— Ещё как посмею.
Гена побледнел:
— Маринк, ты чего? Мы же семья!
— Были семьёй. До того момента, как ты решил втихаря заложить нашу квартиру.
Неделю Марина жила одна. Гена звонил, писал сообщения, но она не отвечала. Она встретилась с юристом, который подтвердил — без её согласия сделку можно оспорить.
В пятницу приехала дочь Алёна.
— Мам, — она обняла Марину в прихожей. — Что происходит? Папа живёт у бабушки, ты трубку не берёшь…
Марина рассказала всё — про кредит, фотографии, скандал.
— Вот чёрт, — Алёна покачала головой. — А я-то думала, у вас любовные страсти на старости лет.
— На старости лет у нас финансовое мошенничество, — горько усмехнулась Марина.
Алёна налила чай:
— И что теперь?
— Подаю на развод.
— Серьёзно? После стольких лет?
— Алён, дело не в годах. А в доверии. Оно разрушено.
— А нельзя… ну, поговорить? Простить?
— Можно, — Марина пожала плечами. — Только зачем? Чтобы через год опять что-нибудь выкинул? Он же не раскаивается. Он считает, что прав.
Через две недели Марина получила документы из суда. Кредитный договор признали недействительным. Банк отозвал залог на квартиру.
Гена пришёл вечером — осунувшийся, с потухшим взглядом.
— Маринк, давай поговорим.
Она впустила его в прихожую.
— Присядем? — он кивнул на кухню.
— Говори так.
— Я… я понял, что натворил, — Гена смотрел в пол. — Предал тебя. Нашу семью.
— Поздно понял.
— Маринк, я всё исправлю! Клянусь! Мать больше не будет вмешиваться, я с ней поговорил. Ленка сама справится, найдёт жильё.
— А если бы я не узнала? — Марина посмотрела ему в глаза. — Ты бы так и крутился, врал, изворачивался?
Гена молчал.
— Вот и ответ, — кивнула Марина. — Заявление на развод я уже подала. Вещи твои собрала — в коробках в коридоре.
— Марин, тридцать два года…
— Были, Гена. Были.
Через три месяца развод оформили. Марина переписала свою долю квартиры на дочь. Гена переехал к матери.
Однажды Марина встретила его возле супермаркета — постаревшего, сгорбленного.
— Привет, — сказал он. — Как ты?
— Нормально, — она улыбнулась. — Записалась на курсы английского. В Лондон к Алёнке собираюсь, внука нянчить.
— Это… хорошо.
Они помолчали.
— Знаешь, — вдруг сказал Гена. — Ты правильно сделала тогда. Я бы на твоём месте тоже не простил.
Марина кивнула:
— Рада, что ты понял.
Она вошла в супермаркет, чувствуя удивительную лёгкость. Впервые за долгие годы ей не нужно было ни с кем советоваться, никому отчитываться. В шестьдесят лет жизнь не кончается. Иногда она только начинается — заново, с чистого листа.
