Я стояла перед зеркалом в спальне и в третий раз поправляла помаду. Руки слегка дрожали — не от волнения, а от того напряжения, которое всегда охватывало меня перед визитами к свекрови.
День рождения Валентины Петровны — событие, которое в нашей семье пропустить было нельзя. Особенно если ты невестка, которая и так находится под пристальным вниманием.
А сегодня у нас проблема. С самого утра Димка температурил, капризничал, жаловался на горло. К обеду вроде полегче стало, но к вечеру снова разошелся. Оставлять пятилетнего ребенка одного в таком состоянии — немыслимо. А не прийти на день рождения свекрови — тоже.
— Лена согласилась посидеть с ним пару часов, — сказала я Андрею, застегивая серьги. — Но только до одиннадцати. Ей завтра рано на работу.
Муж кивнул, поправляя галстук. Я видела в зеркале, как он нервничает. Валентина Петровна не прощала опозданий, особенно на свои праздники. А мы уже задерживались на полчаса.
— Может, скажем, что Димка совсем плохой? — предложила я без особой надежды.
— Мама не поймет, — вздохнул Андрей. — Скажет, что мы отговорки ищем.
Он был прав. Все восемь лет брака Валентина Петровна жила по принципу: семья — это святое, а все остальное — отговорки и лень.
В машине мы ехали молча. Андрей сжимал руль и периодически поглядывал на часы. Я смотрела в окно и мысленно готовилась к очередному испытанию на прочность. Потому что каждый визит к свекрови превращался именно в это — в проверку, выдержу ли я ее критику, хватит ли у меня терпения промолчать.
Подъезжая к дому, мы услышали музыку из окон квартиры на третьем этаже. Гости уже собрались, праздник шел полным ходом.
— Ну вот, — проворчал Андрей. — Теперь точно влетит.
Поднимались по лестнице как на эшафот. За дверью слышались голоса, смех, звон посуды. Я глубоко вдохнула, собираясь с духом.
Валентина Петровна открыла дверь с таким выражением лица, словно мы не на день рождения пришли, а разбудили ее среди ночи.
— Ну наконец-то! — голос звучал с плохо скрываемым раздражением. — Все уже за столом сидят, салаты остывают, а вы… — Она обвела нас критическим взглядом. — Где внук?
— Заболел, мама, — поспешил объяснить Андрей. — Температура с утра, горло болит…
— Заболел? — Голос свекрови стал на тон выше, что всегда означало начало бури. — В мой день рождения заболел? Замечательно! Не уследили!
— Мама, дети болеют. Это же нормально, — попытался вразумить ее Андрей.
— А лечить его кто будет? — Валентина Петровна проигнорировала реплику сына и уставилась на меня. — Опять таблетками пичкаешь?
Я сжала губы. Каждый раз одно и то же. Любая болезнь Димки автоматически становилась моей виной. То недосмотрела, то неправильно лечу, то вообще выдумываю.
— Мы вызвали врача, — спокойно ответила я. — Обычная простуда.
— Врача! — фыркнула свекровь. — В мое время детей растили без всяких врачей. Молоком с медом, горчичниками да добрым словом.
Не здесь, напомнила я себе. Не сегодня. Просто пережить этот вечер, поздравить, посидеть положенное время и уехать домой.
В гостиной нас встретили улыбки и привычные лица. Тетя Люда — сестра покойного свекра, дядя Борис с женой, соседка Зинаида Михайловна, с которой Валентина Петровна дружила уже лет сто, и еще несколько знакомых. Все те же люди, что собирались на каждый семейный праздник.
— А вот и молодежь! — приветливо сказала тетя Люда. — Уже думали, не приедете.
— Еле выбрались, — улыбнулся Андрей, целуя тетку в щеку. — Димка приболел.
— Ох, детишки, — сочувственно покачала головой тетя Люда. — В садике, наверное, подцепил?
— Конечно, в садике, — встряла Валентина Петровна, усаживаясь во главе стола. — А где же еще? Отдают детей чужим людям с полутора лет, а потом удивляются, почему болеют.
Я села рядом с мужем и попыталась включиться в общий разговор. Обсуждали политику, цены, погоду — безопасные темы. Я расслабилась, подумав, что, может быть, дальше сегодня обойдется без нравоучений в мой адрес.
Первый час прошел относительно спокойно. Валентина Петровна принимала поздравления, показывала подарки, рассказывала о своих достижениях на работе. Она работала завучем в школе и считала себя экспертом во всех вопросах воспитания и образования.
— А где же наш маленький именинник? — вдруг спросила соседка Зинаида Михайловна, оглядывая стол. — Димочка где? Обычно он с вами приезжает.
— Дома болеет, — ответила я, чувствуя, как внутри все сжимается. Вот оно, началось. Ну зачем она спросила-то?!…
— Болеет, — повторила Валентина Петровна с особой интонацией, которую я прекрасно знала. — У других матерей дети здоровые растут, а у нас каждую неделю то сопли, то кашель.
Андрей напрягся рядом со мной. Он знал этот тон — предвестник грозы.
— Мама, все дети болеют, — тихо сказал он. — Это совершенно нормально в его возрасте.
— Нормально? — Валентина Петровна отложила вилку и уставилась на сына. — А ты в его возрасте болел каждую неделю? Я тебя растила как положено — и никаких соплей, никаких температур!
Я стиснула руки в замок под столом. Не реагировать. Не поддаваться на провокацию. Просто переждать.
— Ну что ты молчишь, как партизанка? — обратилась она непосредственно ко мне, и в голосе зазвучали знакомые металлические нотки. — Объясни всем присутствующим, как ты за ребенком ухаживаешь. Может, люди с опытом добрый совет дадут.
Гости заерзали на своих местах. Зинаида Михайловна уставилась в тарелку, дядя Борис неловко кашлянул. Но Валентина Петровна была в ударе — она чувствовала аудиторию и знала, что сейчас все внимание на ней.
— Место твое у плиты, а ты даже бульона нормального сварить не можешь ребенку! — голос становился все громче и жестче. — Все таблетками пичкаешь! А что, по-твоему, раньше матери делали? К врачу каждый день бегали? Антибиотики горстями скармливали?
— Валентина Петровна, — начала я, пытаясь сохранить спокойствие, но она не дала мне договорить.
— Никчемная мамаша! — рубанула она, и эти слова прозвучали как пощечина. — Я в твои годы сама все тянула, никого о помощи не просила! И матерью была примерной, и женой хорошей! А ты что? Работаешь, как мужик, карьеру строишь, а дома — ФУ!
Лицо заливало краской стыда и ярости. Я чувствовала, как на меня смотрят все гости. Кто-то с сочувствием, кто-то с любопытством, а кто-то и с одобрением — мол, правильно бабушка говорит, молодежь совсем уже.
И тут меня прорвало. Потому что я вдруг вспомнила все то, что рассказывал мне Андрей урывками, по крупицам. Все то, что говорила его бабушка перед смертью, когда совесть не давала ей покоя. Все то, что знали соседи и подружки близкие, но помалкивали из вежливости.
— Примерная мать? — Я медленно встала из-за стола, и мой голос прозвучал удивительно спокойно и четко. — Правда?
Валентина Петровна замерла, инстинктивно почувствовав подвох. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу.
— Тогда объясните всем присутствующим, — продолжила я, не сводя с нее глаз, — почему ваш примерный сын неделями жил у бабушки? Почему это она встречала его из школы, кормила, делала с ним уроки?
— Я… я работала много, — попыталась оправдаться свекровь, но голос уже звучал не так уверенно.
— Работали? — Я усмехнулась. — А может быть, расскажете про свои гулянки на два дня? Когда вы с подругами уезжали «отдыхать», а семилетний ребенок оставался дома один?
Наступила мертвая тишина. Только тикали часы на стене да где-то капала вода из крана на кухне.
— Или про кавалеров, которых приводили домой, пока муж в командировках был? — продолжала я безжалостно. — Музыку до утра врубали, веселились, а Андрей в своей комнате сидел, плакал, не понимал, что происходит.
— Не выдумывай! — попыталась возразить Валентина Петровна, но голос предательски дрогнул.
— Выдумываю? — Я обвела взглядом притихший стол. — Давайте спросим у Зинаиды Михайловны. Она же соседка, живет напротив. Все видела, все слышала. Как вы мужчин домой водили, как до утра музыка гремела. А маленький Андрейка в углу.
Зинаида Михайловна покраснела как рак и уставилась в свою тарелку. Но промолчала. Все знали, что это правда, просто раньше вслух никто не говорил.
— И про идеальную жену тоже интересно послушать, — не останавливалась я, чувствуя, как много лет сдерживаемая злость вырывается наружу. — Ваш муж почему сбежал от примерной жены? С коллегой на другой конец города переехал. От большой любви к вам?
— Хватит! — попыталась крикнуть Валентина Петровна, но получилось как-то жалко и неубедительно.
— Нет, не хватит, — ответила я железным голосом. — Вы меня при всех людях «никчемной мамашей» назвали. Так давайте разберемся, кто из нас никчемный. Я своего ребенка не бросаю на чужих людей. Не пью до утра с мужиками, пока он один дома сидит. Не заставляю его искать по помойкам бутылки, чтобы на хлеб денег наскрести!
Последние слова прозвучали как выстрел. Андрей побледнел — он не думал, что я знаю эту самую страшную историю из его детства. А я знала. Бабушка рассказала перед смертью, когда совесть мучила за то, что столько лет молчала.
— Так что не учите меня жить, Валентина Петровна, — закончила я, собирая сумку дрожащими руками. — Я слишком хорошо знаю, как вы сами жили. И как растили сына.
Я встала из-за стола, и следом поднялся Андрей. Он молча взял наши куртки с вешалки, не глядя на мать.
— Андрей! — окликнула его Валентина Петровна, но голос уже звучал по-другому. Тише, неувереннее, почти умоляюще.
Он обернулся на пороге гостиной:
— С днем рождения, мама. Димкин подарок на комоде лежит.
После этого она замолчала. Навсегда.
Раньше командовала на каждом семейном празднике — кому где сидеть, что говорить. А теперь просто сидит и помалкивает. Начнет что-то говорить в своей обычной манере, глянет на меня — и осекается.
Через год на следующий день рождения Димка опять заболел. Я даю ему жаропонижающее, она уже рот открыла: «Опять таблет…» — и заткнулась.
Андрей потом смеется: «Голос правда стал тише. Ты приручила дракона».
А я думаю — зря столько лет терпела. Надо было сразу поставить на место.
