— Забирай свои вещи и уходи! — Павел швырнул сумку к ногам Елизаветы . Кожаная сумочка со звоном ударилась об пол, рассыпав содержимое. — Мне больше ничего от тебя не надо!
Елизавета отступила к стене, прижав руку к груди.
— Ты серьёзно? После двух лет совместной жизни?
— Какие два года? — Павел презрительно фыркнул. — Ты здесь всего полгода торчишь! И то как паразит!
— Я ухаживала за тобой, когда ты лежал с больным! — Елизавета начала собирать разбросанные вещи, стараясь сохранить остатки достоинства. — Готовила, убирала, стирала!
— Ухаживала? — Павел расхохотался так громко, что за стеной застучали соседи. — Ты просто боялась остаться без крыши над головой! Думаешь, я не видел, как ты рылась в моих документах? Как считала, сколько у меня денег?
— Ты дурной? — Елизавета выпрямилась, сжав в руке помаду. — Я искала паспорт, чтобы записаться к врачу!
— Да? А кредит на моё имя ты тоже для врача оформляла?
Лицо Елизаветы побледнело.
— Я не знаю…
— Не знаешь? — Павел достал из кармана листы бумаги. — Вот справки о моих доходах, которые ты подделала. Вот заявление на кредит с моей подписью, которую ты подделала. Три миллиона рублей, Лиза. Неплохо устроилась!
— Павел, объясню…
— Объяснять будешь в суде! — он подошёл к двери и распахнул её. — Проваливай! И больше не появляйся на моём горизонте!
Елизавета схватила сумку, кое-как впихнув в неё вещи.
— Ты пожалеешь! — бросила она на пороге. — Узнаешь, каково это — быть одному!
— Я уже знаю, — тихо ответил Павел, закрывая дверь.
За три года до этой сцены, в квартире архитектурного бюро, в доме, где всё дышало уютом и семейным теплом, происходил совершенно иной разговор. Ирина Мельникова стояла у большого окна, наблюдая за детьми во дворе. Её муж Артём работал за чертёжным столом, время от времени поглядывая на жену.
— Артём, мне нужно тебе сказать, — Ирина не поворачивалась, продолжая смотреть в окно.
Артём отложил циркуль и повернулся к ней.
— Слушаю.
— Я встретила другого человека, — слова прозвучали тихо, но в тишине комнаты каждый слог отдавался эхом. — Его зовут Павел. Он работает менеджером по продажам.
Артём медленно снял очки, протер стёкла.
— И что дальше? — голос его остался ровным.
— Я хочу развода, — Ирина наконец повернулась к нему. — Прости меня. Я не планировала… это просто случилось.
— Понятно, — Артём встал, подошёл к окну, встал рядом с женой. — А Вера? Дочка останется с тобой?
— Да, если ты не против. Хотя… я понимаю, если ты захочешь бороться за неё.
— Я буду приходить к дочке, — Артём положил руку на подоконник. — Каждые выходные. И в любой день, когда она захочет меня видеть.
— Конечно, — Ирина смахнула слезу. — Артём, ты не кричишь? Не ругаешься? Большинство мужчин…
— Зачем? — он повернулся к ней. — Если любовь ушла, её криком не вернёшь. А злость только навредит дочери.
— Спасибо, что понимаешь.
— Только пообещай мне одно, — Артём взял жену за руки. — Пообещай, что Вера не пострадает. Что этот… Павел будет к ней хорошо относиться.
— Обещаю, — жена кивнула. — Он хороший человек. Он поймёт.
— Хорошо. Тогда поговори с адвокатами. Оформим всё цивилизованно.
***
Павел встретил Ирину у дверей своей холостяцкой квартиры с букетом красных роз и бутылкой шампанского.
— Наконец-то ты свободна! — он подхватил её на руки, закружил. — Моя девочка, наконец-то мы можем быть вместе официально!
— Артём отпустил без скандалов, — Ирина прижалась к нему, вдыхая запах его одеколона. — Всё прошло спокойно.
— Вот видишь, я же говорил — он тряпка! — Павел поставил её на пол, принялся разливать шампанское. — Настоящий мужчина боролся бы за свою женщину! А он просто отдал тебя, как вещь какую-то!
— Не говори так о нём, — Ирина нахмурилась. — Артём хороший человек. И он отец моей дочери.
— Ладно-ладно, — Павел поднял руки в миротворческом жесте. — Не будем о грустном. Давай за нашу любовь! — он протянул ей бокал. — Когда переезжаешь ко мне?
— Через неделю. Нужно собрать вещи, оформить документы. А Вера пока поживёт у мамы.
— Кстати, о твоей дочке… — Павел замялся, крутя бокал в руках. — Может, она и дальше у бабушки поживёт? Ну, хотя бы первое время? Нам же надо притереться друг к другу, понимаешь?
Ирина поставила бокал на стол.
— Павел, мы это уже обсуждали! Вера — часть меня! Я не могу без неё!
— Конечно, конечно, — он обнял её. — Я же не навсегда предлагаю. Просто подумай об этом, хорошо? Нам нужно время наедине.
— Ну… может быть, пару недель, — неуверенно согласилась Ирина. — Но не больше!
— Конечно, детка. Всё, как ты скажешь.
***
Пара недель превратились в месяц, месяц — в три. Пятилетняя Вера видела маму по выходным, да и то не каждые.
— Мама, когда я приеду к вам жить? — спрашивала девочка, сидя на коленях у Ирины.
— Скоро, солнышко. Совсем скоро.
— А дядя Павел? Он добрый?
— Очень добрый, — Ирина гладила дочку по волосам. — Ты ему понравишься.
Но когда Ирина заговаривала с Павлом о переезде дочери, он находил тысячу причин отложить это.
— Ира, я делаю ремонт в спальне. Пыль, шум — какой ребёнок это выдержит?
— Павел, у нас свадьба через месяц. Вера должна быть с нами!
— И будет! Но давай сначала поженимся, а потом уже…
— А потом что?
— А потом всё устроится само собой.
***
Спустя год в доме Павла и Ирины родилась Марина. Крошечная девочка с глазами матери и упрямым подбородком отца стала центром вселенной для Ирины.
— Смотри, Вера, это твоя сестрёнка! — Ирина осторожно показывала пятилетней дочери малышку, которая спала в белоснежной кроватке.
— Она такая маленькая, — Вера на цыпочках подошла ближе, осторожно дотронулась до крошечной ручки. — А почему она такая красная?
— Все малыши такие. Ты тоже была красненькой.
— Правда? — девочка засмеялась. — А папа придёт её посмотреть? Мой папа?
Ирина замерла.
— Твой папа? Нет, милая. У Марины другой папа — дядя Павел.
— А почему мой папа больше не живёт с нами? — Вера села на край кровати. — Я его очень люблю.
— И он тебя любит. Но взрослые иногда расходятся. Это не значит, что кто-то виноват.
Павел вошёл в детскую, окинул взглядом жену с двумя детьми. На лице его мелькнуло раздражение.
— Ирина, может, Веру отвезти к её отцу на выходные? — он говорил тихо, но девочка всё слышала. — Нам нужен покой с младенцем. А тут постоянный шум…
— Павел, она моя дочь! И она не шумит! Она просто ребёнок!
— И дочь Артёма тоже, — Павел пожал плечами. — Пусть он и занимается её воспитанием. У нас теперь своя дочь.
Вера тихо сползла с кровати и вышла из комнаты.
***
Артём встретил Дану на персональной выставке фотографии в небольшой галерее в центре города. Она стояла перед его работой — чёрно-белым портретом маленькой девочки, которая смотрела в объектив серьёзными глазами.
— Это ваша дочь? — спросила незнакомка, не оборачиваясь.
— Да, Вера, — Артём подошёл ближе.
— Она прекрасна. В её взгляде столько мудрости… необычно для ребёнка. И фотография потрясающая.
— Спасибо. Я Артём Мельников.
— Дана Островская, — женщина повернулась к нему. Артём увидел умные карие глаза, открытую улыбку. — Вы профессиональный фотограф?
— В свободное время. Основная работа — архитектор. А вы?
— Преподаю русскую литературу в университете. Случайно зашла сюда — проходила мимо, увидела афишу.
— И как впечатления?
— Потрясающие. Особенно портретная серия. У вас дар — видеть душу человека.
Они проговорили весь вечер, сидя в кафе рядом с галереей. Дана оказалась не только красивой, но и умной, тонко чувствующей женщиной. Она рассказывала о своих студентах, о любимых книгах, а Артём говорил о своих проектах, о фотографии, о дочери.
***
Октябрьский вечер опустился на город серой пеленой. Ирина торопилась домой, прижимая к груди пакет с детским питанием для Марины. Машина появилась словно призрак — на красный, на бешеной скорости. Водитель потом будет оправдываться пьяным состоянием, но это уже не имело значения.
В больничном коридоре Павел сидел неподвижно, уткнувшись лицом в ладони. Рядом беззвучно плакала мать Ирины — Нина Фёдоровна. Её худые плечи содрогались от рыданий.
— Господи, что же теперь будет с девочками? — всхлипывала пожилая женщина.
— Веру заберёт её отец, — произнёс Павел, не поднимая головы. Голос звучал чужим, отстранённым.
— А Марина? Ей всего год! Она же ещё совсем крошка!
— Я… — Павел сделал паузу, словно подбирая слова. — Я не могу. Не справлюсь один с младенцем.
— Павел! — Нина Фёдоровна схватила его за руку. — Это твоя дочь! Твоя кровинушка!
— Я знаю! — он резко поднялся, опрокинув пластиковый стул. — Но я не готов! Понимаете? Совершенно не готов к этому!
— Как можешь так говорить? Ира же любила тебя, доверяла тебе своих детей…
— Ира мертва! — выкрикнул Павел, и его слова эхом отозвались в пустом коридоре. — Её больше нет, и я остался один со всем этим… с девчонками!
Нина Фёдоровна отшатнулась.
— Ты не такой был раньше, Павел. Что с тобой произошло?
— Со мной ничего не произошло. Просто теперь я честен с самим собой.
Артем приехал сразу, как узнал о трагедии. Он вошел в больничный коридор, где его уже ждала маленькая Вера с заплаканными глазами. Девочка бросилась к нему, обхватив руками за шею.
— Папа! Папа! — рыдала она. — Мама больше никогда не придёт домой?
— Нет, моя дорогая, — Артем крепко прижал дочь к себе, ощущая, как его собственное сердце разрывается на части. — Но я всегда буду с тобой. Всегда.
— А что будет с Мариночкой? Она же совсем маленькая! Кто будет читать ей сказки?
Артем посмотрел на Павла, который механически качал коляску с младенцем. В его движениях не было ни тепла, ни заботы — только привычное, бездушное действие.
— Павел, — осторожно начал Артем, — если тебе нужна помощь… я могу…
— Не лезь в чужие дела! — огрызнулся тот.
— Тогда веди себя соответственно. Веди себя как отец, а не как…
— Не смей меня учить! Ты мне не указ!
— Павел, одумайся, — вмешалась Нина Фёдоровна. — Девочка ни в чём не виновата. Она нуждается в любви, в заботе…
— Я дам ей всё необходимое, — холодно ответил Павел. — Еду, одежду, кров над головой. Этого достаточно.
— Этого мало для ребёнка, — тихо сказал Артем.
— Мне виднее, что моему ребёнку достаточно, а что — нет.
***
Две недели тянулись мучительно долго. Павел пытался войти в роль заботливого отца, но каждый детский плач, каждая ночная побудка вызывали у него раздражение. Марина словно ощущала его холодность и плакала всё больше.
В конце концов, он собрал детские вещи в сумку и поехал к Нине Фёдоровне.
— Я не могу больше, — выпалил он с порога, едва старушка открыла дверь. — Забирайте Марину.
— Что ты говоришь? — свекровь не поверила своим ушам. — Павел, объясни толком, что случилось?
— Случилось то, что я устал. Я устал вставать по ночам, менять пелёнки, слушать этот бесконечный рёв.
— Павел, это же нормально! Все дети плачут, все родители устают…
— Вот именно — все родители. А я не хочу быть родителем. Не хочу и не буду.
— Ты с ума сошёл! Это же твой ребёнок! Твоя кровь!
— Была моим ребёнком. Теперь — ваш. Или отдайте в детский дом, мне абсолютно всё равно.
Нина Фёдоровна прижала к себе внучку, которая спала в своём автокресле, не подозревая о том, какая судьба её ждёт.
— Как ты можешь так говорить? Как твой язык поворачивается?
— Очень легко, — Павел пожал плечами. — Я молодой мужчина, мне тридцать лет. У меня вся жизнь впереди. А не возня с пелёнками и детскими болезнями.
— А как же Ира? Что бы она сказала, услышав такие слова?
— Ира мертва. И её мнение меня больше не интересует.
— Бессердечный ты человек, Павел. Бессердечный и жестокий.
— Зато честный. Я не буду играть в счастливого папашу, когда мне это противно.
— Значит, ты окончательно решил?
— Окончательно. Вот документы об отказе от отцовства. Я всё оформил.
Нина Фёдоровна взяла документы дрожащими руками. Бюрократические фразы размывались перед глазами, но суть была ясна: Павел Хромов добровольно отказывается от всех прав на дочь.
— Ты пожалеешь об этом когда-нибудь, — тихо сказала она.
— Сомневаюсь. До свидания. Больше мы не увидимся.
***
Месяц с маленьким ребёнком оказался непосильной ношей для семидесятилетней женщины. Нина Фёдоровна таяла на глазах — недосып, постоянная тревога за внучку, боль от потери дочери подтачивали её силы. В конце концов она набрала номер Артема.
— Артем, сынок, мне нужна твоя помощь.
— Что случилось? Вы заболели?
— Да нет, со мной всё в порядке. Дело в Марине. Я не справляюсь с ней. Мне уже семьдесят, а она такая подвижная, активная…
— А где Павел? Почему он не помогает?
— Павел… — она помолчала. — Павел отказался от неё. Официально отказался от отцовства.
— Что?! — Артем не поверил своим ушам. — Как это отказался?
— Написал заявление в опеке. Говорит, что не его дело — детей растить. Что у него другие планы.
— Негодяй… Нина Фёдоровна, я сейчас же приеду. Мы что-нибудь придумаем.
— Спасибо тебе, сынок. Ты — единственный, на кого можно положиться.
***
Дана сидела за кухонным столом, перебирая детские рисунки Веры, когда Артем вошёл в квартиру с мрачным лицом.
— Что-то случилось? — сразу поняла она. — Ты выглядишь расстроенным.
— Дана, мне нужно рассказать тебе об одной ситуации. Очень сложной ситуации.
— Слушаю тебя.
— Нина Фёдоровна просит забрать Марину к нам. Павел официально отказался от дочери.
Дана медленно отложила карандаши и посмотрела на мужа.
— Расскажи подробнее.
Артем рассказал о разговоре со свекровью Ирины, о документах об отказе от отцовства, о том, как старушка выбивается из сил.
— И что ты думаешь по этому поводу? — спросила Дана.
— Я думаю, что не могу оставить маленького ребёнка в беде. Но, Дана, я понимаю — если ты будешь против, я не имею права давить на тебя. Это не твой ребёнок, и не мой тоже…
— Артем, — Дана встала и подошла к нему, — эта девочка — сестра Веры. Родная сестра. Разве мы можем допустить, чтобы сёстры выросли в разлуке?
— Ты серьёзно готова взять на себя такую ответственность?
— Абсолютно серьёзно. Но есть одна проблема — органы опеки не отдадут ребёнка просто так сожителям. Нам необходимо официально оформить отношения.
— Тогда поженимся, — просто сказал Артем.
— Вот так? Без цветов, без романтики? — улыбнулась Дана.
— А что тут романтичного? Я люблю тебя больше жизни. Ты готова разделить со мной ответственность за двух девочек. Мне кажется, это куда более весомые аргументы, чем букет роз.
— Знаешь что? Моё «да» на твоё очень практичное, но искреннее предложение.
— Значит, решено?
— Решено. Завтра же подаём заявление.
***
Регистрация брака прошла скромно, без пышных торжеств. Свидетелями стали Борис — старый друг Артема, и Нина Фёдоровна, которая держала на руках маленькую Марину.
— Совет да любовь молодым! — провозгласил Борис, поднимая бокал с шампанским.
— Тише ты, дети рядом! — одёрнула его Нина Фёдоровна, укачивая внучку.
Вера, нарядно одетая, держала Дану за руку и смотрела на неё снизу вверх.
— Дана, теперь ты моя настоящая мама?
— Если ты не против такой замены, — мягко ответила Дана, присев перед девочкой на корточки.
— Я совсем не против. Ты очень добрая и никогда не кричишь.
— Постараюсь и дальше не кричать.
— А Мариночка будет жить с нами?
— Конечно. Вы же сёстры.
— Настоящие сёстры?
— Самые настоящие.
После торжественной части новобрачные отправились в органы опеки оформлять документы на удочерение Марины.
— Расскажите о ваших жилищных условиях, — попросила сотрудница отдела опеки.
— У нас двухкомнатная квартира в спокойном районе, — ответил Артем.
— Для двух детей это маловато. Где будете размещать девочек?
— Мы можем объединить две квартиры, — вмешалась в разговор Нина Фёдоровна. — Моя трёхкомнатная и их двухкомнатная. Купим новую четырехкомнатную квартиру.
— Это существенно меняет ситуацию, — кивнула сотрудница. — Приносите техническую документацию и справки о доходах. Рассмотрим ваше заявление.
— А долго ждать решения? — спросила Дана.
— При наличии всех документов — около месяца. Но учитывая, что биологический отец официально отказался от ребёнка, процедура упростится.
***
Музыка в ночном клубе била по ушам, неоновые огни мерцали в такт басам. Павел сидел за барной стойкой, механически поднося к губам очередной виски. Шесть месяцев. Полгода прошло с того дня, когда закрылась крышка гроба над Ириной. И он до сих пор не мог поверить, что её больше нет.
— Извините, это место свободно? — мягкий женский голос заставил его поднять голову.
Перед ним стояла девушка лет двадцати пяти — длинные рыжие волосы, зелёные глаза, короткое чёрное платье. Красивая. Очень красивая.
— Да, садитесь, — Павел отодвинул стул.
— Елизавета, — она протянула руку.
— Павел.
— Что пьёте?
— Виски. А вы?
— Мохито. Люблю что-то лёгкое и освежающее.
Они разговорились. Елизавета работала в модельном агентстве, снималась для рекламы, мечтала о карьере актрисы. Жизнерадостная, беззаботная, она говорила о планах на будущее так, словно мир принадлежал ей.
— А вы чем занимаетесь? — спросила она, откусывая мяту из коктейля.
— Работаю менеджером в торговой фирме.
— Интересно. Наверное, много путешествуете?
— Бывает.
Павел не стал упоминать, что последние годы почти не выезжал из города — Ирина боялась оставаться одна с маленькой Мариной. Да и вообще предпочитал не вспоминать о жене и дочери в компании этой яркой незнакомки.
— А семья у вас есть? — Елизавета наклонилась ближе, и он почувствовал аромат её духов.
— Нет, — соврал он без колебаний. — Свободен как птица.
Елизавета улыбнулась.
— Это хорошо. Я не люблю сложности.
***
Через неделю она впервые приехала к нему домой. Павел заранее спрятал все фотографии Ирины и Марины, детские игрушки сложил в дальний шкаф.
— У вас большая квартира для одного человека, — заметила Елизавета, проходя по гостиной.
— Раньше жил с женой.
— Развелись?
— Она умерла, — Павел отвернулся к окну.
— О, прости. Не знала. А дети есть?
— Нет, — снова соврал он. — Не успели завести.
— Понятно, — Елизавета обняла его сзади. — Прошлое есть у всех. Главное — настоящее.
Павел закрыл глаза. В этих объятиях не было нежности Ирины, но была страсть, которой он был лишён последние годы брака. Когда жена болела, когда растила ребёнка, когда он сам постепенно отдалялся от семьи.
***
Через месяц Елизавета переехала к нему. Принесла два чемодана с вещами и коробку с косметикой.
— Надеюсь, тебе не будет тесно со мной? — спросила она, развешивая платья в шкафу рядом с его рубашками.
— Конечно нет.
Первое время было действительно прекрасно. Елизавета готовила изысканные ужины при свечах, они ходили в театры и рестораны, которые Павел не мог себе позволить с семьёй. По выходным ездили за город, в спа-салоны. Она была как глоток свежего воздуха после долгих лет размеренной семейной жизни.
— Ты совсем другой стал, — говорила она, целуя его. — Живой какой-то.
Павел не отвечал. Он и сам замечал, что перестал думать о Марине каждый день. Перестал видеть во сне Ирину. Елизавета заполнила пустоту, которая образовалась после их смерти.
Но постепенно ситуация начала меняться.
— Павел, может, съездим к моим родителям на дачу? — предложила она за завтраком через год совместной жизни. — Они давно хотят с тобой познакомиться.
— Зачем? — он не поднял головы от газеты.
— Ну как зачем? Мы же пара. Пора знакомиться с родными.
— Мы не пара. Мы просто живём вместе.
Елизавета поперхнулась кофе.
— Что значит не пара? Я живу у тебя уже год! Готовлю, стираю, делю с тобой постель!
— И что? Это ничего не значит.
— Для тебя, может быть, и не значит, а для меня… — голос её дрогнул. — Павел, я люблю тебя.
— Твои проблемы, — он пожал плечами.
Елизавета встала из-за стола, опрокинув чашку. Кофе растёкся по белой скатерти коричневым пятном.
— Ты бесчеловечный эгоист! — крикнула она. — Думаешь только о себе!
— Я с самого начала говорил, что не ищу серьёзных отношений.
— Год, Павел! Целый год! А для тебя это ничего не значит?
— Нет. И не будет значить.
После этого разговора атмосфера в квартире изменилась. Елизавета перестала готовить романтические ужины, стала раздражительной. Они всё чаще ссорились по пустякам.
***
Кульминация наступила в январе, когда Павел слёг с гриппом. Температура поднялась до сорока, голова раскалывалась, всё тело ломило.
— Лиза, принеси воды, — прохрипел он из спальни.
— Сам возьми, — раздался равнодушный ответ из гостиной, где она смотрела телевизор.
— Я болею! Подняться не могу!
— И что? Я тебе не сиделка и не прислуга!
Павел с трудом поднялся с постели, добрался до кухни. В горле пересохло, руки дрожали от слабости.
— Ирина всегда ухаживала за мной, когда я болел, — пробормотал он, набирая воду в стакан.
— Что ты сказал? — Елизавета появилась в дверях кухни.
— Ничего.
— Нет, ты сказал про Ирину! Опять эта покойница!
— Не смей так о ней говорить!
— Я скажу что захочу! Мне надоело жить с призраком! Ты постоянно её вспоминаешь! «Ирина готовила лучше», «Ирина не шумела по утрам», «Ирина понимала меня»!
— Она была моей женой!
— А я кто? Временная подстилка?
— Хочешь знать правду? Да! Именно временная! — выкрикнул Павел. — Ты никогда не заменишь Ирину! Никогда!
— Я и не собираюсь заменять твою святую мученицу! Слышать о ней больше не желаю!
— Тогда вали отсюда! Никто тебя не держит!
— С превеликим удовольствием! — Елизавета развернулась и направилась к шкафу. — Другую такую дурочку не найдёшь, которая будет терпеть твои причуды?
— Найду. Таких как ты — пруд пруди.
— Да пошёл ты! — она швыряла вещи в чемодан. — Надеюсь, твоя драгоценная покойница заберёт тебя к себе поскорее!
— Убирайся!
— Уже ухожу! И знаешь что — спасибо тебе! Ты мне глаза открыл на то, каким мелочным и жалким человеком можешь быть!
Дверь хлопнула.
***
Павел остался один в квартире, которая внезапно показалась ему огромной и пустой. Он опустился на диван, тот самый, где когда-то сидела Ирина с новорождённой Мариной на руках.
Температура не спадала. В голове мутилось, перед глазами плыли странные видения. Ирина качает дочку, напевая колыбельную. Марина делает первые шаги, протягивая к нему маленькие ручонки. А он… он был где-то далеко. Всегда где-то далеко.
— Что я наделал? — прошептал он в пустоту.
Рука сама потянулась к телефону. Он набрал номер Нины Фёдоровны, тёщи, с которой не разговаривал уже несколько месяцев.
— Алло? — сухой, настороженный голос.
— Нина Фёдоровна, это Павел.
— Чего тебе надо? — в голосе не было и тени тепла.
— Как поживает Марина?
— Теперь-то вспомнил о дочери? Через полгода после похорон?
— Я… я хотел бы её увидеть. Может быть, забрать к себе на выходные.
Долгое молчание.
— Павел, ты официально отказался от родительских прав. Подписал все документы.
— Что?! Когда?
— Марину удочерили Артем с женой. Она теперь Мельникова.
Мир поплыл перед глазами.
— Это невозможно… Я её отец! Кровный отец!
— Был отцом. Пока сам не отказался. На заседании опеки ты заявил, что не можешь воспитывать ребёнка один.
— Я передумал! Я хочу её вернуть!
— Поздно, — голос Нины Фёдоровны стал ещё жёстче. — Марина счастлива в новой семье. У неё есть настоящий отец, который её любит.
— Но это же незаконно! Они не могли просто так взять мою дочь!
— Это ты мне говоришь о законности? — в трубке послышался смех, но не весёлый, а злой. — Ты, бросивший родную дочь сразу после смерти матери? Ты, который даже на поминки не пришёл?
— Мне было тяжело…
— А ребёнку, по-твоему, легко? Годовалой девочке, которая потеряла маму и которую отец сдал, как ненужную вещь?
— Я исправлюсь! Я изменился!
— Знаешь, что я тебе скажу, Павел? Оставь Марину в покое. У неё сейчас нормальная семья. Артем и Дана её любят, воспитывают вместе с Верой. И ещё у них родился сын. Марина растёт в окружении любви, а не с таким… как ты.
— Нина Фёдоровна…
— Всё. Больше не звони. И близко к семье не подходи. А то я заявлению подам о преследовании.
Гудки в трубке прозвучали как выстрелы.
***
В пятикомнатной квартире Мельниковых действительно царило оживление. Теперь у каждого ребёнка была своя комната, а в большой гостиной собиралась вся семья.
— Папа, смотри, что я нарисовала! — семилетняя Вера подбежала к Артему, размахивая листом бумаги.
— Покажи, художница моя.
— Это наш дом! — она тыкала пальцем в цветные фигурки. — Вот ты, вот мама Дана, вот я, вот Марина, вот бабушка Нина, а вот наш малыш Кирилл!
— Замечательно! Настоящая семейная галерея.
Дана входила из детской, неся на руках трёхмесячного Кирилла. Малыш сопел и жмурился от света.
— Кто-то у нас проснулся и требует внимания, — улыбнулась она.
— Дай мне его подержать! — Вера протянула руки.
— Конечно, только осторожно. Поддерживай головку.
Двухлетняя Марина, услышав голоса, прибежала из своей комнаты. Тёмные кудряшки растрепались, на щеке остался след от подушки.
— Папа! — она потянулась к Артему. — Играть будем?
— Конечно, принцесса. Только сначала умоемся, а то сонная ещё.
— Не сонная! — запротестовала девочка, но позволила отцу взять себя на руки и увести в ванную.
— Папочка мой, — прошептала Марина, обнимая Артема за шею. Для неё он был единственным отцом, которого она помнила.
— И я тебя люблю, малышка, — Артем крепко прижал к себе дочь.
Вечерами, когда дети засыпали, Дана и Артем сидели в гостиной, планируя выходные, обсуждая школьные успехи Веры или первые слова Кирилла. Их дом наполняла та самая атмосфера, которую не купить ни за какие деньги — атмосфера настоящей семьи.
***
А в другом конце города, в квартире на седьмом этаже, Павел сидел на полу среди разбросанных фотографий. Он достал их из дальнего шкафа, где они пролежали больше года. Ирина в белом платье в день их свадьбы. Ирина с новорождённой Мариной в роддоме. Марина делает первые шаги. Марина смеётся, протягивая к объективу пухлые ручонки.
Теперь этой девочке уже три года, а он даже не знает, как она выглядит сейчас. Говорит ли она уже предложениями? Какие у неё любимые игрушки? Помнит ли она его вообще?
На журнальном столике стояла открытая бутылка водки — третья за эту неделю. Павел наливал себе стакан за стаканом, но алкоголь не приносил забвения. Только усиливал боль от осознания того, что он потерял навсегда.
Квартира казалась музеем его прошлых ошибок. В каждом углу — воспоминания о том, что он разрушил собственными руками. Он получил то, о чём просил: полную свободу. Но оказалось, что свобода без любви — это просто другое название одиночества.
Павел взял в руки последнюю фотографию — Марину на руках у Ирины. Обе улыбались в объектив, не подозревая, какая судьба их ждёт. И он понял с ужасающей ясностью, что больше никогда не увидит этой улыбки, не услышит слова «папа» от своей дочери. Он сам выбрал этот путь, и теперь должен идти по нему до конца — один.
