– Устал она, а я тут лежу, совсем расклеилась, лекарство ей купить лень! – сказала свекровь, но в этот раз я не повелась на её манипуляции.
Троллейбус медленно двигался по вечерней слякоти, подрагивая на ухабах. Я смотрела на лица напротив, женщина в пуховике задремала, уронив голову на стекло, а парень, уткнувшись в телефон, бездумно листал ленту.
Ноги гудели так, будто я не по лестницам сегодня ходила, а мешки с цементом таскала, в затылке стучало, и хотелось только одного – лечь и чтобы никто не трогал.
В голове опять закрутилось утреннее. Сказала, просто так, что хочу на балконе пару полок прибить для рассады Нина Захаровна, свекровь, даже от телевизора не отвернулась.
– Мой дом – мои правила, – отрезала она. – Тут отец Егора каждый гвоздик прибивал, это память. А ты хочешь ящики с землей? Не позволю.
И всё. «Не твоя веранда», хотя за квартиру платим мы, и большая часть моя зарплата.
А вчерашнее? Вышла мусор выносить, а на площадке соседка, Клавдия Петровна и тут же наша дверь открывается, высовывается голова свекрови.
– Олечка, а супчик-то твой сегодня… ну, одна вода. Я вот Егорке своему борщи варила – ложка стояла! Хорошо, сынок у меня не гордый, всё съест.
И улыбается соседке, а та на меня смотрит с такой жалостью… Будто я не невестка, а беда ходячая. И вот я уже безрукая, а её Егорка – бедный-несчастный, которому со мной тяжело.
Осталось три остановки, я почувствовала, как свело живот. Пальцы сами собой сжались на холодном поручне.
Двери зашипели, моя. Выбираюсь из этого душного салона на улицу, ветер в лицо и пока иду к подъезду, в голове одно и то же: «не твоя веранда», «супчик – одна вода». И понимаю всё хватит быть «мудрее». Не могу.
Ключ в замке скрипнул, шагнула в прихожую, скинула ботинки, не успела даже куртку снять, как из комнаты донеслось:
– Ох, как мне плохо! Нету сил совсем… Голова раскалывается, сердце так и колотится. Ольга! Ты где ходишь? До аптеки дойти две минуты!
Я молча прошла на кухню. На столе привычный беспорядок: чашка с недопитым чаем, крошки, тарелка после ужина, чайник пустой.
– Мам, – донеслось из комнаты голос Егора. – Ну чего ты опять? Человек только с работы.
– Устал она! – взвилась свекровь. – А я тут лежу, совсем расклеилась! Лекарство ей купить лень, мне врачей вызывать?
Я открыла холодильник, достала кефир налила в стакан, сделала медленный глоток. Холодный кефир немного привёл в чувство и сказала, сама удивляясь своему спокойному голосу:
– Никуда я не пойду, устала. Аптечка у вас в серванте ищите сами.
«– Раз тебе так тяжело, мы нашли для тебя хороший пансионат, – сказала я свекрови. Все её недомогания прошли в ту же минуту»
В квартире стало так тихо, что я слышала, как на кухне гудит старый холодильник, а потом из комнаты донесся громкий голос.
– Ах вот ты как! Значит, я тебе не мать? Ну так собирайте свои вещи и уходите! А то пристроились на всем готовеньком! Егорку на руках носила, а ты пришла и сына против матери настраиваешь!
Егор вышел и замер в дверях коридора, переводя взгляд то на меня, то в сторону комнаты. Потёр переносицу.
– Мам, ну чего ты… Оля устала, работа у нее.
Потом повернулся ко мне и жалобно так протянул:
– Оль, ну мама же переживает, купи ты ей эти капли, а? Давай не будем ссориться.
И опять то же самое, он пытается нас примирить. Чтобы я уступила, а она успокоилась и никому дела нет, что я больше не могу.
Я просто подняла руку:
– Молчи. Подожди, она права.
Сказала это так, что он замолчал и уставился на меня, даже из комнаты перестали доноситься возгласы.
– В смысле? – выдавил он.
– В прямом, мы и правда плохие, эгоисты. О самом близком человеке позаботиться не можем. Маме нужен уход, внимание, а мы что?
Нина Захаровна, услышав это, тут же подхватила:
– Вот! Хоть один человек меня понял! Мне тяжело, я целыми днями одна!
Я медленно кивнула, глядя прямо в растерянные глаза мужа.
– Всё, я поняла, мы исправим это.
Вечером, когда свекровь, довольная собой, улеглась смотреть свой сериал, я закрылась на кухне и набрала Маринку, единственную, кому я могла всё это рассказать.
– Привет, – выдохнула в трубку.
– О, судя по голосу, у тебя там опять весело, – сразу поняла она.
Я быстро пересказала ей и про балкон, и про вечерний концерт.
– Оль, ну это уже край, она же тебя до ручки доведёт. Егор-то что?
– А что Егор? «Мама, перестань» да «Оля, уступи». Марин, я сегодня такое удумала… Ты скажешь, я с ума сошла.
И я выложила ей свой план про пансионат, в трубке повисло молчание.
– Олька, – наконец сказала она. – Ты серьёзно? Это же очень смелый шаг, а если ей и правда станет нехорошо?
– Не станет, у неё самочувствие ухудшается строго по расписанию, когда ей что-то нужно.
– Ладно, допустим, а если Егор в последний момент даст слабину? Она же слезу пустит, он поплывёт и ты останешься крайней.
– Вот и посмотрим, – тихо сказала я, глядя в тёмное окно. – Если он сейчас меня не поддержит, то… тогда я не знаю, что дальше.
– Решительно ты, а если она возьмёт и согласится? Что делать будешь? Ты же понимаешь, что после такого всё, назад дороги не будет.
– Марин, мне уже всё равно, хуже уже не будет.
– Ну ты даёшь, конечно… Но, может, и сработает, ладно, давай, держись там и звони, если что.
Повесила трубку, выдохнула, стало как-то легче. Открыла ноутбук. пальцы уверенно забегали по клавишам: «пансионат для пожилых».
Тут в кухню зашёл Егор.
– Оль, что значит исправим?
Я молча развернула к нему экран, там фотографии ухоженного сада и заголовок: «Пансионат ‘Золотая Осень’».
Он аж отшатнулся.
– Ты… серьёзно? Оль, это же пансионат для пожилых! Она же мать моя! Что люди скажут? Тётя Зина из Саратова? Она же всех на уши поставит, нас плохими людьми выставят!
– А сейчас нас кем выставляют, Егор? – смотрела ему прямо в глаза. – Что жена у тебя плохая, а ты идёшь у неё на поводу? Она же это и рассказывает, мы просто сыграем в её игру. Ей нездоровится? Да. Ей нужен уход? Конечно. Вот и дадим ей самый лучший.
– Но… она же не поедет.
– А нам и не надо, чтобы она поехала, нам надо, чтобы она перестала так себя вести. Просто постой рядом и помолчи, сделай вид, что ты очень за неё переживаешь. Сможешь?
Он отошёл к окну, провёл рукой по стеклу.
– Она меня никогда не простит.
– Она и так меня каждый день во всём винит, а теперь у нас есть шанс это прекратить. Просто доверься мне. Я хочу просто жить в своём доме с тобой.
Он долго молчал, было видно, как ему тяжело. Потом глубоко вздохнул и повернулся.
– Господи, Оля… во что мы ввязались… Ладно я с тобой, но если что-то пойдёт не так…
– Всё пойдёт так, – твёрдо сказала я. – Но по-старому уже не будет.
«Свекровь постоянно жаловалась, что у нее нет сил. Но один мой звонок в пансионат мгновенно ее «вылечил»»
На следующий день ровно в полдень позвонили в дверь. На пороге стояла немолодая женщина, в простом, выглаженном костюме. Волос к волоску, на туфлях ни пылинки, посмотрела на меня спокойно, прямо, не улыбаясь, но и без строгости.
– Светлана Викторовна, – представилась она.
Я провела её в комнату, Нина Захаровна уже сидела на диване, укрытая пледом. На столике рядом – стакан с водой и пузырёк с каплями.
Светлана Викторовна присела в кресло.
– Нина Захаровна, добрый день. Погода сегодня хмурая, да? Говорят, на самочувствие влияет, как вы себя чувствуете?
Свекровь смерила её взглядом, но ответила сдержанно:
– Да как… помаленьку, возраст, милочка.
– Ну что вы, – мягко возразила та. – Ваши дети так за вас беспокоятся. Рассказали, что вы приболели, вот и позвали меня посоветоваться.
Тут я вышла из кухни с чаем.
– Мама, познакомься, это Светлана Викторовна. Мы с Егором всю ночь не спали, переживали за тебя. Поняли, что не справляемся, не можем дать тебе тот уход, какой нужен.
Нина Захаровна выпрямилась, плед сполз на колени.
– Простите, какая ещё консультация?
И тут Светлана Викторовна достала из папки несколько фотографий.
– Мы называемся пансионат «Золотая Осень». У нас люди живут, когда дома им уже тяжело, а родные постоянно работают. Условия хорошие, как в санатории, питание пять раз в день, диетическое, повар готовит. Специалист по уходу всегда на месте, доктор приезжает три раза в неделю.
Нина Захаровна смотрела на картинки, и я видела, как у неё брови поползли на лоб.
– А чтобы скучно не было, у нас есть чем заняться, – продолжала Светлана Викторовна. – Утром зарядка, потом оздоровительные процедуры, гимнастика. Чтобы голова ясно работала, рисуем, лепим, кроссворды вместе разгадываем.
Свекровь перевела взгляд с фото на меня.
– Девочки, вы что, шутите? Какие пансионаты, я ещё вас всех переживу, – она попыталась улыбнуться, но вышло криво.
– Никто и не сомневается, мама, – сказала я. – Мы просто хотим, чтобы ты жила долго и здорово. Под присмотром.
Она посмотрела на меня, потом на Егора, и обратилась к гостье уже другим тоном:
– Милочка, да вы не слушайте их, это у Ольги нервы от работы, вы лучше чаю с нами выпейте.
– Спасибо, я на работе, – вежливо отказалась Светлана Викторовна. – Нина Захаровна, решать, конечно, вам, но поймите, дети же не со зла, они за вас переживают. В нашем пансионате как? Личные вещи в тумбочке, верхняя одежда в общем шкафу, родственники приезжают по выходным.
Услышав про «общий шкаф» и «посещения по выходным», свекровь вся напряглась. Лицо её начало краснеть, резко повернулась к Егору.
– Сынок! Ты это позволишь? Родную мать чужим людям отдать? Вспомни, как я тебя выхаживала, когда ты так сильно болел! Ночами не спала, последнее отдавала! А ты меня теперь?
У меня внутри всё похолодело. Держись, Егор, держись.
Он пробормотал, не поднимая глаз:
– Мам, мы же для тебя стараемся… Чтобы тебе лучше было, не могу смотреть, как тебе нехорошо.
После этих слов она замерла, взгляд стал стеклянным. губы задрожали.
– Я туда не поеду! – вдруг закричала она, вскакивая с дивана так резво, что плед полетел на пол. – Я здорова! Слышите? Здорова! Мне тут хорошо! Ничего у меня не болит!
Я сделала удивлённое лицо.
– Здорова? Мамочка, какое счастье! Егор, ты слышал? А мы-то как испугались! Все эти твои жалобы на самочувствие… Слава богу!
Нина Захаровна, тяжело дыша.
– Я… здорова, – уже тише, но упрямо повторила она, глядя на меня с неприязнью. – Мне не нужен никакой пансионат, я сама справляюсь.
– Замечательно! – я всплеснула руками. – Просто гора с плеч! Значит, и в магазин теперь сама сходишь, и посуду помоешь, и ужин приготовишь?
Она вцепилась руками в спинку дивана, молчала.
Светлана Викторовна тактично поднялась.
– Что ж, Нина Захаровна, я очень рада, что у вас всё хорошо. Это лучшая новость, но если передумаете, звоните.
Вежливо пожала мне руку, кивнула Егору и вышла.
Я проводила её до двери, когда я вернулась, в комнате стояла тишина.
«– Я здорова! Мне не нужен пансионат! – заявила свекровь. Впервые за долгое время она сама помыла за собой чашку»
Стало так тихо, что было слышно, как на кухне капает вода из крана. Кап… кап… Телевизор что-то бубнил, но его никто не слушал.
Свекровь тяжело опустилась на диван. Смотрела в одну точку, будто нас в комнате и не было, потом скрипнула зубами.
– Ладно, – процедила она, не глядя на меня. – Схожу в магазин и посуду… уберу.
Она поднялась, выпрямилась, и, не глядя ни на меня, ни на Егора, пошла в свою комнату. Дверь за ней тихо щелкнула.
Я пошла на кухню Егор вошёл следом, молча подошёл сзади и положил руки мне на плечи. Я накрыла его руку своей, стояли так несколько минут, слушая, как начинает закипать чайник.
– Оль… – тихо сказал он. – Ну ты даёшь.
– А по-другому было нельзя, Егор, – ответила я, не поворачиваясь.
Утром я проснулась сама, до будильника, впервые за долгое время голова была ясной, не гудела. На кухне было тихо, ни стонов, ни жалоб. Спокойно сварила себе кофе, села за стол.
Через некоторое время дверь скрипнула, вошла Нина Захаровна. Непричёсанная, в старом халате, сутулилась, не посмотрела в мою сторону, и я не стала ничего говорить.
Она молча достала свою чашку, заварила чай. Села за другой конец стола, мы сидели так, каждая в своём углу.
Допив чай, встала, подошла к раковине открыла кран и вымыла за собой чашку, до скрипа. Поставила её на сушилку и так же молча, не оглядываясь, ушла в свою комнату.
