— Завтра утром переписываешь квартиру на меня, или можешь забыть о том, что у тебя есть муж! — голос свекрови прорезал вечернюю тишину как удар хлыста.
Марина застыла с чашкой чая в руках. Горячий фарфор обжигал пальцы, но она не чувствовала боли. Все её чувства сконцентрировались на этой фразе, на этом ультиматуме, брошенном ей в лицо с такой лёгкостью, будто речь шла о передаче пульта от телевизора.
В просторной кухне трёхкомнатной квартиры повисла тишина. Только холодильник тихо гудел в углу, да настенные часы отмеряли секунды. Галина Петровна сидела напротив, в своём любимом кресле у окна. Седые волосы аккуратно уложены, на шее — жемчужная нить, подаренная покойным мужем двадцать лет назад. Она выглядела как добропорядочная пенсионерка из хорошей семьи. Только глаза выдавали истинную натуру — холодные, расчётливые, привыкшие получать желаемое.
Марина медленно поставила чашку на стол. Звук фарфора о дерево прозвучал неестественно громко.
— Простите, что? — её голос дрогнул, но она взяла себя в руки. — Галина Петровна, это какая-то шутка?
Свекровь усмехнулась. Снисходительно, как усмехаются взрослые, объясняя очевидные вещи непонятливому ребёнку.
— Милочка, я не шучу. Квартира, которую тебе оставила твоя бабушка, слишком большая ответственность для такой молодой и неопытной девушки. Ты же сама не справляешься. Вон, на прошлой неделе забыла оплатить коммунальные услуги.
— Я оплатила их на следующий день…
— Вот именно! На следующий. А если бы я не напомнила? — Галина Петровна покачала головой с видом глубокого сожаления. — Нет, дорогая. Такими вещами должны заниматься взрослые, ответственные люди. Я позабочусь о квартире гораздо лучше. А вы с Димой будете жить спокойно, не думая о таких мелочах.
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Квартира от бабушки была единственным, что у неё осталось от семьи. Родители погибли в автокатастрофе пять лет назад, когда ей было двадцать три. Бабушка умерла год назад, оставив ей эту квартиру в центре города. И теперь свекровь, которая переехала к ним «временно, на пару недель» три месяца назад, требовала отдать ей самое дорогое.
— Галина Петровна, — Марина старалась говорить спокойно, хотя руки дрожали от гнева, — это моя квартира. Бабушка оставила её мне. Я не собираюсь её никому переписывать.
Брови свекрови поползли вверх в притворном удивлении.
— Ах, твоя квартира? И где же твой муж в этом уравнении? Или ты считаешь Диму недостойным? Может, ты вообще не считаешь его своим мужем?
— Конечно, считаю! Но при чём здесь…
— При том, милочка, что в нормальной семье всё общее. А если ты прячешь от мужа имущество, значит, ты ему не доверяешь. Значит, готовишься к разводу. Я правильно понимаю?
Логика была извращённой, манипулятивной, но Галина Петровна излагала её с такой уверенностью, что на секунду Марина засомневалась в собственной правоте. Она покачала головой, отгоняя наваждение.
— Я люблю Диму. Но квартира — это моё наследство. Это память о бабушке.
— Память? — свекровь рассмеялась. Смех был холодный, колючий. — Память — это фотографии в альбоме, дорогая. А квартира — это недвижимость. Стоимостью в несколько миллионов, между прочим. И ты хочешь сказать, что будешь единолично владеть таким состоянием, живя в браке с моим сыном?
В этот момент входная дверь хлопнула. Шаги по коридору — усталые, медленные. Дима вернулся с работы. Марина почувствовала одновременно облегчение и тревогу. С одной стороны, присутствие мужа должно было остановить этот абсурдный разговор. С другой — она боялась, на чьей стороне он окажется.
Дима вошёл в кухню, высокий, слегка сутулый, с вечно виноватым выражением лица. Программист в крупной компании, он зарабатывал неплохо, но в присутствии матери превращался в неуверенного подростка.
— Привет, — он поцеловал Марину в щёку, кивнул матери. — Что-то случилось? Вы обе какие-то напряжённые.
Галина Петровна тут же преобразилась. Лицо стало мягким, в глазах появилась материнская забота.
— Димочка, хорошо, что ты пришёл. Нам нужно поговорить о важном. Садись, сынок.
Дима сел, бросив вопросительный взгляд на жену. Марина молчала, не зная, с чего начать. Галина Петровна не дала ей времени на размышления.
— Дима, я беспокоюсь о вашем браке. Марина не хочет оформить квартиру на меня, чтобы я могла о ней позаботиться. Она не доверяет нашей семье.
— Мама, это не так… — начал Дима, но Галина Петровна подняла руку, останавливая его.
— Позволь мне закончить. Я понимаю, что Марина пережила тяжёлую утрату. Но сейчас у неё есть новая семья — мы. И если она не готова полностью довериться нам, может, она вообще не готова к браку?
Марина смотрела на мужа, ожидая, что он возмутится, защитит её. Но Дима молчал, разглядывая свои руки. Этот его вечный страх конфликтов, неумение противостоять матери — всё это Марина знала и раньше. Но сейчас, в этот критический момент, его молчание резало как нож.
— Дима, — она тронула его за руку. — Скажи что-нибудь. Это же абсурд.
Он поднял на неё глаза — усталые, затравленные.
— Марин, может, мама права? В смысле, не насчёт переписывания, конечно. Но может, стоит как-то… урегулировать этот вопрос? Чтобы все были спокойны?
— Урегулировать? — Марина не верила своим ушам. — Твоя мать требует, чтобы я отдала ей квартиру! Единственное, что осталось от моей семьи!
— Не отдала, а доверила, — поправила Галина Петровна. — Я же не собираюсь её продавать. Просто буду следить, чтобы всё было в порядке. А вы молодые, вам нужно о детях думать, а не о недвижимости.
О детях. Это была больная тема. Год замужества, и Галина Петровна не уставала напоминать об отсутствии внуков. Каждый семейный ужин превращался в допрос: почему нет детей, что они предпринимают, не бесплодна ли Марина.
— Кстати, о детях, — продолжила свекровь, и в её голосе появились стальные нотки. — Я тут подумала. В этой квартире три комнаты. Одна — ваша спальня, вторая — мой кабинет…
— Ваш кабинет? — Марина не выдержала. — Это гостевая комната! Вы должны были пожить две недели!
— Не перебивай старших, — отрезала Галина Петровна. — Так вот, третья комната сейчас используется как твой офис. Но когда появятся дети, им понадобится детская. И тогда возникнет вопрос — где будет жить бабушка? Ведь я должна помогать с внуками.
— Вы живёте здесь временно…
— Временно? — Галина Петровна изобразила оскорблённое удивление. — Дима, твоя жена выгоняет меня на улицу?
— Нет, мама, конечно нет, — поспешно ответил Дима, не глядя на жену. — Марина не это имела в виду.
— А что она имела в виду? Что я здесь лишняя? Что мать не должна помогать сыну? Я продала свою квартиру, чтобы дать вам деньги на свадьбу, а теперь я не имею права жить с вами?
Это была ложь. Наглая, беспардонная ложь. Галина Петровна не продавала квартиру — она сдала её в аренду. Деньги на свадьбу дали родители Марины, за год до аварии. Но Дима молчал, а Марина понимала — если начнёт спорить, выглядеть плохо будет она.
— Знаете что, — Марина встала, стул скрипнул по полу. — Я устала. Мне нужно подумать.
— Думай сколько угодно, — кивнула Галина Петровна. — Но завтра утром мы идём к нотариусу. Я уже записалась на десять часов. И Дима пойдёт с нами. Правда, сынок?
Дима кивнул, не поднимая глаз. Марина смотрела на него — на мужчину, за которого вышла замуж, которого любила. Где тот весёлый, уверенный парень, который делал ей предложение на крыше высотки, под звёздами? Куда делся человек, обещавший защищать её от всего мира? Перед ней сидел маменькин сынок, не способный сказать «нет» собственной матери.
Марина вышла из кухни и закрылась в спальне. Села на кровать, обхватила голову руками. Слёзы душили, но она не позволила им пролиться. Нельзя показывать слабость. Не перед этой женщиной.
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Кати: «Как дела? Давно не виделись!»
Марина начала печатать ответ, потом стёрла. Что писать? Что свекровь пытается отобрать квартиру? Что муж её не защищает? Что она чувствует себя загнанной в угол в собственном доме?
Дверь спальни приоткрылась. Дима заглянул внутрь.
— Марин? Можно?
Она кивнула. Он сел рядом, попытался обнять, но она отстранилась.
— Послушай, я понимаю, ты расстроена. Но мама не со зла. Она просто… беспокоится.
— Беспокоится? Она требует мою квартиру!
— Не требует, а предлагает помощь в управлении…
— Дима! — Марина повернулась к нему, глаза горели. — Очнись! Она манипулирует тобой! Нами! Это моя квартира, моё наследство. Я не отдам её никому!
— А как же я? — в голосе Димы появилась обида. — Я твой муж. Но квартира только твоя. Получается, ты мне не доверяешь?
Марина смотрела на него с изумлением. Неужели материнская манипуляция так быстро подействовала?
— Дима, я люблю тебя. Но это разные вещи. Квартира — это память о бабушке, о родителях. Это моя безопасность.
— Безопасность от чего? От меня?
— От жизни, Дима. От непредвиденных ситуаций. Что если с тобой что-то случится? Что если мы… — она не договорила.
— Разведёмся? — закончил он холодно. — Вот, значит, как. Ты уже думаешь о разводе.
— Я не это сказала!
— Но подумала.
Они сидели рядом, но между ними будто выросла стена. Марина понимала — это Галина Петровна. Три месяца систематического вбивания клиньев, намёков, манипуляций. И вот результат — муж смотрит на неё как на врага.
— Я пойду прогуляюсь, — сказала Марина, поднимаясь.
— Куда? Уже поздно.
— Мне нужен воздух.
Она вышла из квартиры, не взяв даже куртку. Осенний вечер был прохладным, но холод отрезвлял. Марина шла по знакомым улицам, мимо детской площадки, где когда-то играла с бабушкой. Мимо лавочки, где они кормили голубей. Мимо старого тополя, под которым бабушка рассказывала ей сказки.
«Маринка, — говорила бабушка, — запомни: твой дом — это твоя крепость. Никогда не отдавай его никому. Даже самым близким. Потому что жизнь непредсказуема, внученька.»
Тогда Марина не понимала, зачем бабушка это говорит. Теперь понимала.
Телефон зазвонил. Номер незнакомый. Марина ответила.
— Марина Сергеевна? — мужской голос, официальный. — Это Антон Павлович, нотариус. Галина Петровна записала вас на завтра на десять утра для оформления дарственной. Просто хотел подтвердить вашу явку.
— Я не давала согласия на эту встречу.
— О? — в голосе нотариуса появилось удивление. — Галина Петровна сказала, что вы согласны переоформить квартиру. Она даже принесла предварительные документы.
— Какие документы?
— Копию свидетельства о собственности, копию вашего паспорта…
У Марины похолодело внутри. Копию паспорта свекровь могла сделать — документы лежали в ящике прихожей. Но как она получила копию свидетельства? Оно хранилось в сейфе…
— Я не приду завтра, — твёрдо сказала Марина. — И никаких дарственных подписывать не буду.
— Понимаю. Извините за беспокойство. Хорошего вечера.
Марина стояла посреди улицы, глядя на потухший экран телефона. Всё зашло слишком далеко. Свекровь уже назначала встречи от её имени, копалась в документах. Что дальше? Подделка подписи?
Она вернулась домой через час. В квартире было тихо. Галина Петровна сидела в гостиной, смотрела телевизор. Увидев невестку, улыбнулась.
— Нагулялась? Хорошо. Завтра важный день, нужно выспаться.
— Я не пойду к нотариусу.
Улыбка свекрови не дрогнула.
— Пойдёшь, милочка. Потому что иначе я расскажу Диме правду.
— Какую правду?
— О том, почему ты на самом деле вышла за него замуж. О том, что тебе нужен был просто человек, который будет о тебе заботиться после смерти родителей. Что ты использовала моего сына.
Марина смотрела на неё с изумлением.
— Это неправда! Я люблю Диму!
— А кто поверит? Я, мать, которая всю жизнь посвятила сыну? Или ты, девушка, которая не хочет делиться с мужем имуществом? Подумай, дорогая. Подумай хорошо.
Галина Петровна выключила телевизор и ушла в свою комнату. Марина осталась стоять посреди гостиной. В своей гостиной, в своей квартире, которую у неё пытались отнять.
Ночь она не спала. Лежала рядом с Димой, который сопел во сне, и думала. О том, как всё начиналось. О том, как они были счастливы первые месяцы брака. О том, как изменилось всё с приездом Галины Петровны.
Утром она проснулась с ясной головой и твёрдым решением. Пока Дима был в душе, она набрала номер.
— Катя? Это я. Можешь приехать? Мне нужна помощь. И возьми с собой Андрея.
Андрей был мужем Кати и по совместительству — юристом, специализирующимся на семейном праве.
Через час в дверь позвонили. Галина Петровна, уже одетая для похода к нотариусу, пошла открывать.
— Кто это в такую рань? — проворчала она.
На пороге стояли Катя с Андреем. За ними — ещё двое мужчин в форме.
— Полиция? — свекровь попятилась. — В чём дело?
— Галина Петровна? — один из полицейских показал удостоверение. — У нас есть заявление о попытке мошенничества. Вы пытались оформить чужую недвижимость на себя, используя поддельные документы.
— Какие поддельные? Я ничего…
Марина вышла в прихожую.
— Я подала заявление вчера вечером. После того, как узнала, что вы записали меня к нотариусу без моего ведома и предоставили копии моих документов.
— Это недоразумение! — Галина Петровна повернулась к сыну, который стоял в дверях ванной с полотенцем на плечах. — Дима! Скажи им!
Дима молчал, переводя взгляд с матери на жену.
— Кроме того, — продолжила Марина, — я требую, чтобы вы покинули мою квартиру. Немедленно. Ваши вещи я отправлю по адресу вашей сдаваемой квартиры.
— Моей что? — Галина Петровна побледнела.
— Я знаю, что вы не продавали квартиру, а сдаёте её. Андрей помог мне это выяснить. Так что больше не нужно притворяться бездомной.
Свекровь повернулась к сыну.
— Дима! Ты позволишь ей так со мной обращаться? Я твоя мать!
Дима наконец заговорил. Голос был тихий, но твёрдый.
— Мама, ты солгала мне. Про квартиру, про деньги на свадьбу. И ты пыталась отобрать квартиру у Марины. Это… это неправильно.
— Я делала это для тебя! Для твоего будущего!
— Нет, мама. Ты делала это для себя. Как всегда.
Полицейские не стали никого арестовывать — формально преступления ещё не было. Но предупредили Галину Петровну, что заявление зарегистрировано, и любые дальнейшие попытки повлиять на Марину будут иметь последствия.
Свекровь собрала вещи за час. Перед уходом остановилась у двери, посмотрела на невестку.
— Ты пожалеешь об этом. Разрушить семью сына…
— Я её не разрушаю. Я её спасаю, — ответила Марина.
Когда за Галиной Петровной закрылась дверь, в квартире стало тихо. Катя с Андреем тактично ушли, оставив супругов наедине.
Дима сел на диван, обхватил голову руками.
— Прости меня. Я должен был… должен был защитить тебя. А я просто молчал.
Марина села рядом.
— Почему ты ей позволял?
— Не знаю. Привычка, наверное. С детства она всегда решала за меня. Что надеть, куда пойти учиться, с кем дружить. Я думал, это нормально. Что все матери такие.
— Не все, Дима. И это не нормально.
Они сидели молча. Потом Дима взял её за руку.
— Ты думаешь, у нас получится? После всего этого?
Марина сжала его ладонь.
— Если ты научишься говорить «нет». И если мы будем командой. Настоящей командой, а не мамой, сыном и невесткой.
— Я буду учиться. Обещаю.
Вечером они вместе готовили ужин. Простой, без изысков — салат и курица в духовке. Ели при свечах, которые не зажигали со дня свадьбы.
— Знаешь, — сказал Дима, — квартира действительно только твоя. И это правильно. У тебя должна быть эта безопасность. После всего, что ты пережила.
Марина улыбнулась — впервые за последние месяцы искренне.
— Спасибо. Но знаешь что? Завтра мы пойдём к нотариусу.
— Зачем? — он испугался.
— Составим брачный договор. Где будет чётко прописано: квартира — моя, но в случае моей смерти переходит к тебе. И никакие родственники не смогут это оспорить.
— Марин, не нужно…
— Нужно. Потому что ты — моя семья. Настоящая семья. А семья — это не те, кто требуют и манипулируют. Это те, кто уважают и поддерживают.
На следующий день Галина Петровна позвонила сыну. Плакала, просила прощения, обещала измениться. Дима выслушал и сказал:
— Мама, я люблю тебя. Но жить с нами ты больше не будешь. И в наши отношения с Мариной не вмешивайся. Если сможешь это принять — будем общаться. Если нет — что ж, это твой выбор.
Повесил трубку. Марина обняла его.
— Гордость тебя, — прошептала она.
— Учусь, — улыбнулся он.
Прошёл год. В той самой третьей комнате, которую Галина Петровна называла «своим кабинетом», теперь стояла детская кроватка. Марина качала на руках двухмесячную дочку, напевая ей ту же колыбельную, которую когда-то пела бабушка.
Галина Петровна приходила в гости раз в месяц. Приносила подарки внучке, держалась вежливо и отстранённо. Больше не давала советов, не критиковала, не пыталась управлять. Возможно, она действительно изменилась. А возможно, просто поняла — есть границы, которые переходить нельзя.
Марина смотрела в окно на осенний двор. На ту самую лавочку, где сидела с бабушкой. И мысленно благодарила её за науку. За квартиру. За крепость, которую она смогла защитить.
— Растите счастливой, малышка, — шептала она дочке. — И помни: твой дом — это твоя крепость. Никому его не отдавай. Даже самым близким. Но тех, кто тебя по-настоящему любит — впускай. Они не будут требовать ключи. Они просто будут рядом.
