Блондинка с зелёными глазами склонилась над эскизами, что принесли ей утром на утверждение. Линии были резкими, небрежными.
— Кира, взгляни на это безобразие, — пригласила она, постукивая карандашом по столу.
Девушка за соседним столом оторвалась от работы. Её тонкие пальцы были испачканы акрилом.
— Что у тебя там, Лара? — поинтересовалась она, отодвигая холст.
Молоденькая брюнетка протянула ей листок с набросками старого осеннего города. Перспектива съехала, тени лежали криво.
— Подбираю макеты для выставки. Как тебе этот шедевр? — пояснила Лариса, голос звучал сухо.
Кира подсела поближе, внимательно вглядываясь в зарисовки. Уголки губ дрогнули.
— Потрясающе… если целью было передать ощущение похмелья после буйной ночи в парке. Чувствуется прохлада и кажется запах прелых листьёв, — отметила она, осторожно касаясь хаотичных линий. — Но «шедевр» — это сильно сказано, милая. Больше похоже на черновой набросок слепого крота.
В этот момент зазвонил телефон. От неожиданности девушки вздрогнули, на их лицах появились недовольные морщинки.
Лариса взяла аппарат. Номер был неизвестен. «Опять реклама или кредит», — мелькнула мысль. Палец машинально нажал на кнопку вызова.
— Слушаю, — раздражённо бросила она в трубку. — Кто это и чего вам надо?!
Кира оторвалась от эскиза. Лицо Ларисы резко побледнело, стало похоже на мраморную маску.
— Что случилось? — осторожно спросила Кира, вставая.
Опустив руку с телефоном, Лариса пыталась что-то сказать, но губы лишь беззвучно шевелились.
— Лариса, говори! — требовательнее спросила Кира, подходя ближе.
— Денис… авария… реанимация, — наконец она выдавила из себя.
— Ой, — даже не зная, как реагировать на эту новость, пискнула Анна, сидевшая в дальнем углу.
— Я отвезу тебя, — решительно заявила Кира, уже сгребая свои вещи со стола. — Сейчас же.
— Куда? — растерянно спросила Лариса и шлёпнулась на стул, будто подкошенная.
— В больницу, куда же ещё? — уточнила подруга, быстро убирая со стола эскизы в папку. — Анна, вызови нам такси, пожалуйста. Быстро.
Лариса глотнула воды из стакана, что ей протянула Анна, машинально кивнула и, схватив сумочку, побежала за подругой, что уже стояла у выхода, нервно постукивая ногой. В такси, прижавшись лбом к холодному стеклу, Лариса набрала номер своей лучшей подруги. Голос дрожал.
— Наташ… Дениса… отвезли в больницу. Вторую городскую. Реанимация.
Лишь в детстве Лариса лежала в больнице. Для неё это был мир спасения и в то же время уныния и смерти, пахнущий хлоркой и страхом.
— Что случилось? — голос Наташи был резким, бодрым.
— Не знаю толком… Он в реанимации. Наташа, приезжай во вторую городскую, я сейчас еду туда, — Лариса сглотнула комок в горле.
— Жди. Уже выезжаю, — и в трубке раздались короткие гудки.
Дорога до больницы казалась бесконечной. Каждый красный свет, каждая пробка, каждый поворот отдавались болью в висках. Наконец машина остановилась. Лариса почти выпрыгнула и вбежала в стерильный коридор. Резкий запах антисептиков и лекарств вызвал у неё спазм тошноты.
— Где мой муж?! Денис Викторович! — обратилась она к медсестре за стойкой.
Увидев заплаканные глаза, немолодая женщина достала из пачки салфетку и протянула её Ларисе.
— Спокойно. Как зовут полностью?
— Денис… — Лариса сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки, — Викторович. Кудрявцев.
— Ясно, — ответила медсестра и вышла из-за стойки. — Присядьте вот здесь, доктор придёт, всё расскажет. — Она указала на диванчик под искусственной пальмой.
— А где он? Что с ним случилось? Скажите хоть что-нибудь! — Лариса не двигалась с места.— Это что ещё за мужик в трусах ходит по моей квартире? — спросила Марина у мужа
— Дождитесь доктора, — повторила медсестра спокойно.
Лариса вцепилась в её халат. Глаза горели отчаянием.
— Он жив? Скажите, что жив! Пожалуйста! — умоляюще простонала девушка.
В этот момент в коридор вошёл невысокий мужчина в белом халате. Его взгляд, усталый и тяжёлый, выражал скорбь. Ларисе стало дурно. Она закатила глаза и начала падать, но ватка с резким запахом нашатыря, вовремя поднесённая медсестрой к её носу, вернула её в реальность.
— Состояние критическое. Множественные травмы. Мы делаем всё возможное, — как можно спокойнее произнёс врач.
Слёзы хлынули из глаз Ларисы ручьём. В коридор ворвалась Наташа, запыхавшаяся. Увидев подругу, она бросилась к ней, обняла.
— Держись. Держись крепче.
— За что, Нат? За что ему? Почему он, а не какой-нибудь пьяный бездельник? — рыдая, Лариса уткнулась лицом в плечо подруги, её тело сотрясали судороги.
Доктор молча удалился. Медсестра сообщила, что операция ещё идёт и нужно ждать. Время тянулось мучительно медленно.
— Может, кофе? Или воды? — неуверенно предложила Наташа, гладя Ларису по спине.
Лариса отрицательно покачала головой. Горло сдавил спазм.
— Какого чёрта произошло? Он же осторожный! — прошептала она больше себе, чем Наташе.
В ответ подруга лишь крепче обняла её.
— Он выкарабкается, Ларусь. Он крепкий. Должен. Вот увидишь.
— Выкарабкается… — устало, без веры, повторила Лариса и, достав новую салфетку, вытерла глаза, оставив на щеках чёрные дорожки от туши.
***
Спустя пару часов к ним вышел хирург. Лицо его было хмурым, тени под глазами казались глубже от яркого света ламп.
— Есть родственники Дениса Викторовича? — спросил он, оглядывая пустой, кроме них, коридор.
Первой с диванчика соскочила Наташа, а за ней поднялась Лариса, в глазах которой уже читалась паника.
— Я его жена. Что с ним? Говорите же!
Взгляд врача не предвещал ничего хорошего.
— Состояние стабилизировали. Но прогнозы… крайне неутешительные.
Лариса пошатнулась. Мир поплыл перед глазами, сжавшись до размеров страшного слова.
— Что значит «крайне неутешительные»? — прошептала Наташа, схватив подругу за локоть.
Доктор явно не любил эти минуты — разбивать чужие надежды.
— Серьёзная черепно-мозговая травма, — мужчина помедлил, подбирая слова. — Сейчас он в медикаментозной коме, но шансы на полноценное восстановление… — Он не договорил.
— Нет! Вы врёте! Он будет жить! — закричала Лариса, порывисто рванувшись к врачу, словно он был виноват во всём.
Наташа тут же крепко обняла подругу, сдерживая её истеричный порыв.
— Успокойся, — тихо, но твёрдо прошептала Наташа, гладя её по спине. — Врачи делают всё возможное. Сейчас важнее собраться и ждать. Паника не помощник.
В стерильном коридоре больницы витал едкий запах антисептиков и лекарств.
Хрупкая девушка нервно мерила шагами пространство. Глаза её покраснели и опухли от слёз.
— Пустите меня к нему! Хоть на минуту! — уже не в первый раз обратилась она к медсестре, стоявшей у поста.
Полная женщина в белом халате отрицательно качнула головой. Сцены отчаяния были её ежедневной рутиной.
— Нельзя, милочка, — произнесла она спокойно, но с непререкаемой жёсткостью. — Реанимация — не музей. Если состояние позволит и доктор разрешит — я вас провожу сама. Сейчас — только мешаете.
В коридор вошёл мужчина в дорогом, но слегка помятом костюме. Его появление внесло ноту деловой сдержанности.
— Лариса, присядьте, пожалуйста, — мягко, но уверенно обратился он к девушке. — Вы изматываете себя.
Что-то знакомое было в этом мужчине. Она машинально опустилась на диванчик и вспомнила: босс Дениса, Виктор Сергеевич.
— Виктор Сергеевич… Что там произошло? — спросила она.
Босс Дениса тяжело вздохнул.
— На стройплощадке порвался трос. Ваш муж… он оказался в зоне падения. Не успел отскочить.
Лариса судорожно вдохнула. Перед глазами поплыли картины прошлого, яркие и такие далёкие.
Летнее солнце. Шумный парк аттракционов. Высокий брюнет с озорной, обезоруживающей улыбкой.
— Прокатимся на колесе обозрения? — предложил он так просто, будто они были знакомы сто лет.
Девушка смущённо хихикнула, сталкиваясь с такой напористой непосредственностью впервые.
— А вдруг я боюсь высоты? — кокетливо спросила Лариса, заглядывая ему в глаза.
Парень подмигнул. От его улыбки у неё подкосились колени.
— Я буду рядом. Обещаю не дать упасть. Клятвенно.
С того дня Денис всегда был рядом. Сильный, надёжный, любящий. Никто в её жизни не дарил столько тепла и заботы.
Воспоминания сменяли друг друга. Новая светлая квартира с видом на парк. Блестящая машина у подъезда.
— Выбирай работу по душе, котёнок, — говорил он, обнимая её за талию. — Зарабатывать — моя забота.
Сильные руки, от которых кружилась голова, тёплые поцелуи в макушку.
— А как же деньги? — заглядывая ему в глаза, спросила Лариса. — Всё же хочется помогать…
Денис рассмеялся, его смех был таким лёгким.
— С этим сам прекрасно справлюсь! А ты выбери дело, которое будет греть душу, а не только кошелёк. Счастье важнее цифр на счету.
***
Мысли о прошлом прервал скрип двери. В коридор вошла Наташа, держа в руках два стаканчика кофе и бутерброды.
— Как ты, Ларис? — спросила она, протягивая подруге кофе. — Хотя вопрос глупый, знаю. Но всё же.
— Ужасно, — Лариса взяла стакан дрожащими руками. — Что мне делать? Как жить дальше?
Наташа погладила её по спине, её голос прозвучал как тёплое одеяло.
— Держись, родная. Он сильный, боец. Способен выкарабкаться из любой пропасти. Ты же знаешь его упорство. Нужно верить в него сейчас, больше чем когда-либо.
Лариса уткнулась носом в плечо подруги. Слёзы опять потекли по щекам, горячие и солёные.
— А если нет? Если он… не станет прежним? Как жить с этим грузом?
Наташа знала о тяжёлой болезни не понаслышке. Её бабушка пять лет не вставала, а мать после травмы спины тоже долго лежала.
— Не забегай вперёд, — сказала она твёрдо. — Думай о нём сейчас, о его борьбе. Стоит верить в лучшее — для него это кислород. Отчаяние — яд.
Лариса кивнула, вспомнив нежные губы мужа, его смех.
— Он не может вот так со мной поступить. Не сейчас, когда всё только начиналось…
— Твой муж — исключительный человек, — с грустью, но убеждённо произнесла Наташа. — И ради тебя он будет драться до конца. Обязательно выздоровеет. Ты его маяк.— Что расселась? Устала? — резко спросила будущая свекровь. — Тебе ещё обед готовить
В груди, сквозь ледяной страх, затеплилась слабая, дрожащая надежда.
В коридоре появился тот самый хирург. Медсестра мгновенно прочла его немой взгляд, подошла к Ларисе и кивнула.
— Только жена, — чётко обозначила она границы, глядя на Наташу и босса. — И без паники. Здесь всё под контролем. Главное — спокойствие.
Лариса подошла к доктору, ноги ватные.
— Состояние стабильное, но критическое, — отчеканил он. — Мы делаем всё возможное, но чудес не совершаем. Идёмте.
Мужчина открыл тяжёлую дверь палаты. Лариса сделала нерешительный шаг. Резкий запах лекарств, озона и чего-то чужого, больничного ударил в нос. Тишину нарушал лишь монотонный писк приборов. На больничной койке лежало нечто, лишь отдалённо напоминающее её сильного, красивого мужа.
Девушка застыла у порога. Глаза расширились от ужаса, сердце бешено застучало.
— Господи, Ден… — прошептала она, губы задрожали.
Врач стоял рядом, его голос был лишён всякого сочувствия, лишь констатация фактов:
— Мне искренне жаль, но шансов на возвращение к прежней жизни… практически нет. Слишком обширные повреждения.
Молодая женщина покачнулась. В глазах потемнело, мир сузился до этой койки.
Её муж, вернее, то, что от него осталось, лежал неподвижно. Трубки, провода, капельницы. Безвольная рука, изо рта тонкая струйка слюны. «Это не он… Это кошмар…» — пронеслось в голове. Она с опаской, едва касаясь, дотронулась до его холодной ладони.
— Это… навсегда? — с трудом выдавила она, не отрывая взгляда от его пустых, открытых глаз.
— Не стану давать ложных надежд, — холодно ответил доктор. — Кости срастутся, пересадки сделаем, но мозг… Высшие функции… Шансы мизерны. Вегетативное состояние — наиболее вероятный исход.
Девушка попятилась к выходу. Она брела по коридору, а в голове, как навязчивый рингтон, звучало: «Навсегда… Это не он… Безнадёга… Конец…»
— Как он? — к ней подбежала Наташа, схватив за руки, прижимая их к своей груди. — Ларис? Говори!
— Я… — Лариса попыталась сглотнуть ком в горле. — Он… он… — Но слёз не было. Их вытеснил всепоглощающий, леденящий страх. Страх перед этой новой, ужасной реальностью.
Подруга крепко обняла её, её шёпот был тихим:
— Он справится. Он боец. Нужно верить. А теперь поехали, я тебя отвезу. Тебе нужен отдых, силы. Дом, тёплая ванна. Здесь ты уже ничем не поможешь.
***
Очутившись в пустой квартире, Лариса начала ходить кругами. Слова врача — «тяжёлая черепно-мозговая травма», «вегетативное состояние», «неопределённый реабилитационный потенциал» — не вылетали из её головы, будто пригвождённые гвоздями.
Тишину, тяжёлую и звенящую, нарушил резкий звонок телефона. На экране высветилось имя «Екатерина». Лариса машинально смахнула влагу с ресниц.
— Привет, подружка! — раздался через чересчур бодрый гул в трубке задорный голос. — Айда в аквапарк, Витька везёт, могу заехать! Отрываться надо, а то киснешь!
Хозяйка дома тяжело выдохнула. Весь этот шумный, яркий мир веселья казался сейчас откровенным кощунством, издевательством над её личной катастрофой.
— Прости, не могу. Плохо себя ощущаю, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул, но в нём всё равно слышалась дребезжащая нота усталости.
Девушка на том конце удивлённо хмыкнула.
— Ты чего такая кислая? Случилось что? Неужто с Денисом опять? Ну, он же в больнице, врачи разберутся!
Лариса устало потёрла переносицу. Сил объяснять, что «разберутся» уже означает «вегетативное состояние», не было вовсе. Пустая трата энергии.
— Потом расскажу. Извини, но я не поеду. Совсем не до развлечений.
Отключив телефон, она нажала на пульт телевизора, где в это время показывали сюжет о подвиге обычных людей.
— Уже тридцать лет Ольга Михайловна ухаживает за сыном-инвалидом, — вещал проникновенный голос диктора. — Её ежедневный подвиг — пример безграничной материнской любви.
На экране возникла измождённая старушка, а рядом на продавленной кровати лежал парализованный мужчина с пустым взглядом.
— Я не могу его бросить, — стараясь улыбнуться в камеру, произнесла женщина. Глаза её были невероятно усталыми. — Он же мой ребёнок. Кто, если не я?
Ларису резко замутило. Пульт выпал из внезапно ослабевших пальцев. Экран продолжал светиться, показывая это воплощение жертвенности.
— Чёрт возьми! — простонала она, схватившись за голову. Картина будущего встала перед ней во всей своей ужасающей ясности. — А если Денис останется таким же овощем?! Мне что же, этот крест нести до конца своих дней?! А как же я? А мои планы, а дети, которых я хотела, а мои мечты?! Я на это не подписывалась! Это не жизнь, это медленное умирание заживо!
Перед глазами всплыло лицо мужа. Красивое, улыбающееся, полное жизни. Каким он был ещё утром. Контраст был невыносим.
— Прости, любимый, — прошептала девушка, глотая комок в горле, но в её шёпоте звучала уже не боль, а холодное, твёрдое решение. — Но я на это не подписывалась. Не готова быть памятником чужой трагедии.
***
Прошла неделя томительных терзаний и безрезультатных попыток убедить себя в обратном. Решение созрело.
Мрачная квартира тонула в полумраке. Занавески были плотно задёрнуты, будто пряча стыд хозяйки от солнечного света. Повсюду царил беспорядок: немытая посуда, разбросанная одежда, пустые упаковки от еды навынос — свидетельство полной потери бытового ритма.
В дверь позвонили, настойчиво и громко. Хозяйка нехотя поднялась с дивана, поправила на себе растрёпанные волосы, запахнула мятый халат и поплелась открывать, волоча ноги.
На пороге стояла Наташа, та самая, что была у неё на свадьбе с Денисом свидетельницей. В руках она держала пакет с продуктами. Её лицо выражало тревогу.
— Привет. Как ты тут? — спросила подруга, её взгляд скользнул по беспорядку в прихожей. — Я звонила, не брала трубку… Волнуюсь.
Лариса скривилась. Её глаза, потускневшие за эти дни, холодно оглядели подругу.
— Как видишь. Отстой полный. Заходи уж, раз приперлась, — бросила она через плечо, разворачиваясь и плетясь обратно к своему диванному убежищу.
Наташа, сняв обувь, осторожно прошла следом, ставя пакет на кухонный стол. Посмотрев по сторонам на хаос в гостиной, она тихо присвистнула.
— Ну и бардак тут у тебя, Ларис, — констатировала она без осуждения, но с беспокойством. — Не порядок. Давай я хоть посуду помою? Или приберёмся вместе? Солнышко выглянуло, занавески откроем, свету пустим…— Она тебя не любит! Ни капли! Ты для неё – банкомат с ногами! Она играет недотрогу, а сама… Ох, и парней у неё было!..
На её мягкое, заботливое предложение хозяйка горько хмыкнул. Она подошла к окну, резко дёрнула шнур. Яркий дневной свет ворвался в комнату, ослепляя и подчёркивая всю неприглядность запустения. Лариса глубоко, почти судорожно вздохнула, повернулась к подруге и, глядя ей прямо в глаза, твёрдо и отчётливо произнесла:
— Я подаю на развод. С Денисом.
Наташа замерла. Потом она как ужаленная подскочила на диване, широко раскрыв глаза. Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать смысл услышанного. И когда осознание пришло, её лицо мгновенно покраснело от нахлынувшей злости.
— Ты с ума сошла?! — выкрикнула она, вскакивая. — Бросить мужа?! Сейчас?! В то время, когда ты ему нужнее всего на свете?! Когда он борется за каждую минуту жизни?! Это же подло! Цинично!
Хозяйка вскинула подбородок. Губы искривила язвительная усмешка.
— А ты, значит, святая? Чья бы корова мычала… — её голос стал тише, но от этого лишь жёстче. — Кто ему глазки строил последние пару лет, а? Думаешь, я слепая? Или просто надеялась, что я тупа, чтобы заметить?
Наташа резко побледнела. Её щёки предательски вспыхнули от стыда и смущения. Она опустила глаза.
— Не понимаю, о чём ты. Это бред, Лариса. Ты на нервах…
Лариса презрительно фыркнула, коротко и резко.
— Да ладно тебе, невинность изображать! — её смешок был сухим и неприятным. — Я же видела, как ты тогда, на нашей же годовщине, вышла из кабинета в бильярдной… Блузку на пуговицах застёгивала. Зашла туда, если память не изменяет, в лифчике, а вышла… без него. Очень красноречиво, милая. Ха-ха-ха! — её театральный, лишённый веселья смех прозвучал в тишине комнаты как хлесткий удар.
Подруга стояла, опустив взгляд, сжавшись. Да, ей нравился Денис. Сильно нравился. И тот случай на годовщине… не был первым порывом. Но Наташе тогда хватило силы воли и уважения к подруге остановиться, не переступить последнюю черту, не нырнуть в постель к чужому мужу.
— Ты… ты ошибаешься, — пролепетала она. — Ничего… ничего такого не было. Просто… поправила одежду.
Лариса опять засмеялась. Смех её теперь звучал откровенно зло, надрывно, срываясь на хрип.
— Да мне теперь, в общем-то, плевать! — махнула она рукой, будто смахивая со стола крошки. — Абсолютно. Считай, твои мечты сбываются. Забирай его! Он теперь твой! Твой вегетативный приз, твой крест, твой «любимый» овощ! На здоровье!
Поднявшись с дивана, Наташа в ужасе замотала головой.
— Лариса, опомнись! Это же твой муж! Твой Денис! Он всегда любил только тебя! Вспомни его глаза, когда он на тебя смотрел! Его улыбку, его руки… Ты же была для него всем! И ты его сейчас, в самое трудное время, хочешь бросить?! Предать?!
Лариса резко отвернулась к окну. Она ещё вчера пришла к этой мысли, взвесив всё на холодных весах рассудка. Она не намерена была прожить свою единственную жизнь в роли сиделки при инвалиде, который никогда не станет прежним Денисом. Любовь прошла, растворилась в страхе и отвращении.
— Любила, — холодно, как будто констатируя погоду, произнесла она, глядя в окно на чужую, нормальную жизнь. — Любовь — это химия. Гормоны. Адреналин, дофамин, окситоцин… И у меня этот коктейль закончился. Стабилизировался, если угодно. Всё. Финиш. Хочешь — забирай его из больницы, устраивай себе. Но в эту квартиру, — она резко обернулась, — в мою квартиру, я его не привезу. Не вижу смысла.
— Стоп! — резко, почти крикнула Наташа. Гнев придал её голосу металлическую твёрдость. Она выпрямилась, и в её позе вдруг появилась неожиданная властность. — Это не твоя квартира! Она записана на Дениса! Куплена на его деньги! Решила бросить его в беде? Решила сбежать? Прекрасно! Тогда убирайся! — и она властно, словно истинная хозяйка дома, указала рукой на дверь. — Собирай свои вещи и освобождай место. Для него. Для моего Дениса. Я позабочусь, чтобы он вернулся сюда. Домой.
***
Прошло три долгих года.
Город медленно менялся. Новые здания, острые и стеклянные, врезались в привычный силуэт, а старые дома, получившие косметический ремонт, смотрелись неуместно нарядными старушками. По оживлённой пешеходной улице, где смешивались запахи дорогих духов и уличной еды, шла эффектная девушка. Её высокие каблучки отбивали чёткий, почти воинственный ритм по отполированной временем мостовой. Лариса шла, отгородившись от толпы высокомерием и безупречным макияжем.
И тут её взгляд, скользящий по толпе, резко зацепился за знакомую фигуру.
Высокий мужчина, чуть ссутулившись, опирался на изящную, но явно необходимую трость. Рядом, бережно придерживая его под локоть, шла беременная женщина. Рыжие волосы её, собранные в небрежный, но очаровательный узел, горели на солнце, словно медь. На лице Наташи светилась улыбка — тёплая, беззащитная, полная тихого счастья. Улыбка, которая когда-то принадлежала только ей, Ларисе.
Сердце Ларисы схватил резкий спазм, не боль, а скорее яростное неприятие увиденного. Денис смотрел на эту женщину с такой нежностью, с таким обожанием, какие Лариса считала навсегда похороненными в прошлом. Его взгляд был полон той самой заботы, того самого внимания, которого она тщетно искала в чужих мужчинах после их громкого и скандального развода. Нежность. Забота. Любовь. Всё это теперь принадлежало другой. Той, что не сбежала при первых же трудностях, не бросила его, когда он стал «неудобным».
***
Ноги Ларисы предательски задрожали, в глазах резко защипало от накатившей волны злобы. Она сглотнула ком горечи, ощущая, как губы сами собой складываются в презрительную гримасу.
— Чтоб вы сдохли! — зло прошипела она сквозь стиснутые зубы, звук был тихим, но полным концентрированной ненависти.
Пара, погружённая в свой счастливый микромир, прошла в паре метров от неё, абсолютно не заметив. Голова Ларисы, как флюгер, медленно поворачивалась вслед, а острый, как бритва, взгляд пристально выискивал изъяны, слабости в фигуре когда-то любимого мужчины. Он казался… спокойным. Умиротворённым. Это бесило её больше всего.
— Прелестно, — сквозь зубы процедила она, наблюдая, как Денис что-то шепчет Наташе на ухо, и та заливается счастливым смехом. — Актёрский дуэт. До тошноты слащавый.
Женщина резко отвернулась, словно отшатнувшись от физической гадости. На её губах промелькнула злобная, кривая улыбка.
— Чтоб вам пусто было! — проскрежетала она про себя, яд капал с каждого звука. — Чтоб ваше сахарное счастье рассыпалось в труху! — Быстрым, почти бегущим шагом она рванула прочь, прочь от этого невыносимого зрелища чужих объятий и чужих улыбок.
Она убегала. Не от счастья, которое потеряла, а от вопиющего доказательства собственной ошибки, от зеркала, отражающего её одиночество и озлобленность. Убегала от картины, где её место заняла другая.
