— Чемодан почти собран, Галина Сергеевна. Можете проверить, ничего ли я не забыла.
Голос невестки, Снежаны, звенел фальшивой любезностью, пока она небрежно, двумя пальцами, бросала в старый чемодан видавшие виды кофты свекрови.
Галина Сергеевна Воронова смотрела на это действо, и привычный мир рассыпался у нее на глазах.
Она не двигалась, просто стояла в дверях своей же комнаты, в квартире, которую они с покойным мужем получили от государства еще при советской власти и позже приватизировали на ее имя.
— Снежана, давай подождем Кирилла. Он вернется с работы, и мы все вместе спокойно обсудим.
Снежана выпрямилась, уперев руки в бока. На ее лице была плохо скрываемая брезгливость.
— А что обсуждать? Кирилл в курсе моих планов. Мы хотим сделать здесь детскую. Наконец-то.
— Но у вас же еще нет детей…
— Будут! — отрезала Снежана. — А готовиться нужно заранее. Ремонт, итальянская мебель, комната для няни… Понимаете, для всего этого нужно место. И время. Вы здесь… мешаете.
Каждое слово било наотмашь. Галина Сергеевна вцепилась в дверной косяк. Эта квартира была ее крепостью. До сегодняшнего дня.
Она перевела взгляд на фотографию на стене — они с мужем и маленьким Кириллом на параде. Она всегда так гордилась сыном. И всегда, особенно после смерти мужа, жила с одной установкой — все для Кирилла.
— Я могу пожить в гостиной, на диване. Я не займу много места, вы меня даже не заметите.
Снежана рассмеялась. Короткий, злой смех.
— Не заметим? Галина Сергеевна, очнитесь. У нас своя жизнь, молодая семья. Мы хотим ходить по дому в чем хотим, приглашать друзей с ночевкой. Вы здесь лишняя, поймите это наконец!
В этот момент в квартиру вошел Кирилл. Он увидел мать, бледную, как полотно, и жену с чемоданом в руках.
— Мам? Что тут происходит?
Снежана тут же подскочила к нему, обвивая руками его шею.
— Кирюш, я просто помогаю твоей маме собраться. Мы же решили, что ей пора пожить самостоятельной жизнью. В ее возрасте это полезно, глоток свежего воздуха.
Кирилл отвел глаза. Он с детства не умел идти на конфликт. Мать всегда решала все за него, оберегая от любых трудностей. Вот он и вырос, неспособный сказать «нет» ни одной женщине в своей жизни.
— Мам, ну мы же говорили… Снежана хочет уюта. Для нас. Для будущего.
Галина Сергеевна смотрела на сына, на своего единственного сына, и видела в его глазах только слабость и отчаянное желание, чтобы все это поскорее закончилось без его участия. Ее никто не собирался защищать.
Она молча подошла к чемодану, застегнула его и взяла свою старую сумку.
Не было ни слез, ни криков. Внутри что-то оборвалось, оставив после себя оглушающую пустоту.
— Я все поняла, — тихо сказала она, глядя не на Снежану, а прямо в глаза Кириллу. — Больше я вам мешать не буду.
Она развернулась и пошла к выходу. Спина была идеально прямой.
Уже на пороге она услышала ликующий шепот Снежаны:
— Наконец-то! Теперь это наша квартира!
Дверь подъезда захлопнулась за спиной, отрезая ее от прошлой жизни. Галина Сергеевна оказалась на улице с одним чемоданом и сумочкой. Осенний ветер пробирал до костей. Куда идти?
Она добрела до скамейки на детской площадке и села, механически глядя на качающиеся пустые качели. В голове не было мыслей, только оглушительный шум.
Рука сама нащупала в сумке телефон. Пальцы набрали номер лучшей подруги, Зои.
— Зоя? Извини, что поздно… Можно я у тебя переночую?
Через полчаса Зоя Ивановна, маленькая, энергичная женщина, уже отпаивала ее горячим бульоном на своей крохотной кухне.
— Выгнала? Собственная невестка из твоего же дома? А Кирилл что? Смотрел и молчал? — Зоя не спрашивала, а утверждала, ее щеки пылали от возмущения.
Галина Сергеевна только кивала, не в силах говорить.
— Значит так, подруга. Никаких слез. Будем воевать. Ты у меня можешь жить сколько угодно, но квартиру мы им не оставим.
Прошло три дня. Галина Сергеевна пыталась прийти в себя. Она позвонила сыну.
— Кирилл, нам надо поговорить. Это моя квартира, ты же знаешь.
— Мам, перестань, — устало ответил он в трубку. — Квартира — это формальность. Мы же семья. Снежана просто хочет все обустроить для будущего внука. Твоего внука! Порадуйся за нас!
— Но вы могли бы купить свою…
— На что?! — почти крикнул он. — На мою зарплату инженера? Мам, ты же знаешь, как все дорого. Нам нужна помощь. Кстати… — он замялся. — У тебя же были сбережения. На ремонт не хватает, может, поможешь? Это же и для тебя стараемся.
Галину Сергеевну будто ледяной водой окатили. Не просто выгнали, но еще и требуют денег на то, чтобы окончательно вычеркнуть ее из ее же дома.
— Я подумаю, — сухо ответила она и повесила трубку.
Вечером Зоя показала ей страницу Снежаны в соцсети. Невестка выложила фотографии из ее бывшей комнаты: ободранные обои, сваленные в кучу ее книги, старое кресло, выброшенное на балкон.
Подпись под фото гласила: «Избавляемся от хлама! Готовим гнездышко для нашего птенчика!». А в комментариях подружки Снежаны писали: «Какая ты молодец! Свекровь съехала наконец?».
И ответ Снежаны, полный яда и самодовольства: «Да, отправили бабушку на заслуженный отдых».
Галина Сергеевна смотрела на экран, и обида медленно переплавлялась во что-то другое. Твердое, холодное и острое.
Она поняла, что уговоры и взывания к совести бесполезны. Ее сын стал марионеткой в руках хищницы, которая решила, что ей все позволено.
— Зоя, — сказала она подруге, откладывая телефон. — Ты была права. Пора воевать.
Война началась не так, как ожидала Снежана. Она ждала звонков с упреками, слезливых просьб, попыток пристыдить Кирилла. Но телефон молчал.
Прошла неделя. Тишина со стороны свекрови начала ее нервировать. Деньги на ремонт заканчивались, а рабочие требовали оплату.
— Кирилл, позвони своей матери! — приказала она мужу. — Пусть скажет, надумала ли она насчет сбережений. Нам обои клеить не на что!
Кирилл, как всегда, покорно набрал номер. Но ответил ему холодный, незнакомый голос матери.
— Я занята. По этому вопросу больше не звони.
Снежана выхватила у него трубку.
— Галина Сергеевна, это несерьезно! Мы тут ради вашего внука стараемся!
Но в ответ раздались лишь короткие гудки.
А на следующий день случилось то, что стало последней каплей. Зоя прислала Галине скриншот с местного форума. Объявление: «Распродажа! Дешево отдам книги, мебель, инструменты из старой квартиры. Самовывоз».
И адрес — ее адрес. На фото она увидела собрание сочинений, которое муж собирал всю жизнь, его старый, но любимый набор инструментов в деревянном ящике.
Ее прошлое, ее память продавали за копейки, как ненужный мусор.
В этот момент мягкая, уступчивая Галина Сергеевна Воронова умерла. Вместо нее родилась другая женщина.
Та, которую коллеги по работе за спиной называли «Железная Галина» — главный бухгалтер крупного треста, способная одним взглядом заставить трепетать целые отделы. Она просто давно похоронила эту часть себя ради семьи.
— Все. Хватит, — прошептала она, глядя на фотографию мужа. — Прости, что так долго терпела.
Она не стала паниковать. Она открыла старую записную книжку и начала действовать. Как на работе: четко, по пунктам.
Пункт первый: финансы. Она поехала в банк и сняла со счета все свои сбережения до последней копейки, переведя их на новый, открытый в другом банке. Пункт второй: юридическая база.
Она нашла номер лучшего в городе адвоката по жилищным спорам, Игоря Борисовича, сына ее давней знакомой.
На встрече адвокат, выслушав ее, подтвердил:
— Галина Сергеевна, закон полностью на вашей стороне. Вы единственный собственник. Сын прописан, но права собственности не имеет. Его жена — тем более. Готовим досудебное уведомление о выселении и даем им 72 часа на добровольное освобождение помещения.
Через два дня курьер доставил Снежане и Кириллу официальный конверт. Снежана, прочитав, лишь рассмеялась.
— Пугает! Старуха из ума выжила. Никуда мы не денемся!
Но Галина Сергеевна уже перешла к третьему пункту своего плана. Она стояла у дверей своей квартиры ровно через 72 часа.
Рядом с ней был тот самый адвокат и двое крепких мужчин в спецовках. Участкового она вызвала сама, заранее написав заявление о самоуправстве и незаконном удержании ее имущества.
Дверь открыла Снежана. Увидев свекровь, она самодовольно улыбнулась.
— А, вот и вы! Деньги принесли? Мы как раз ждем.
Галина Сергеевна молча шагнула вперед. Адвокат передал Снежане копию уведомления.
— Срок добровольного выселения истек. Прошу вас освободить жилплощадь, принадлежащую моей клиентке. В противном случае мы будем вынуждены вскрыть дверь и описать ваше имущество.
Улыбка сползла с лица Снежаны.
— Что? Вы в своем уме? Это наша квартира! Кирилл здесь прописан!
— Кирилл прописан, — ровным голосом подтвердила Галина Сергеевна. — А ты, дорогая, здесь никто. И проживаешь на моей жилплощади незаконно.
Участковый кашлянул.
— Гражданочка, все по закону. Собственник имеет право. Прошу не создавать конфликтных ситуаций.
— А это, — Галина Сергеевна кивнула на мужчин, — слесари. Они сейчас поменяют замки. Мои вещи чтобы были нетронуты. У тебя есть время до вечера, чтобы собрать свои.
Снежана смотрела то на свекровь, то на участкового, то на слесарей. Ее лицо исказила гримаса ярости.
— Я никуда не пойду! Я сейчас Кириллу позвоню! Он с вами разберется!
Она захлопнула дверь прямо перед их носом. Галина Сергеевна даже бровью не повела. Спокойно кивнула слесарям.
— Начинайте.
Через пару минут визг дрели заглушил крики Снежаны из-за двери. Старый замок не выдержал и пяти минут. Дверь распахнулась.
Снежана стояла посреди коридора с телефоном в руке, растерянная и униженная.
Кирилл примчался через полчаса, когда его жена уже в слезах и соплях запихивала свои вещи в мусорные пакеты.
— Мама! Что ты творишь?! Как ты могла?!
Галина Сергеевна сидела на единственном уцелевшем стуле в разгромленной гостиной и спокойно пила воду из бутылки.
— Я? Кирилл, это не я продавала память о твоем отце за три копейки. И не я выгоняла родную мать на улицу.
— Но мы же семья! — он использовал последний, как ему казалось, неотразимый аргумент.
— Семья так не поступает, — отрезала она. — Семья — это уважение и поддержка. А не использование друг друга. Ты позволил своей жене унижать меня в моем же доме. Ты молчал, когда она выбрасывала мои вещи. Ты сделал свой выбор, сынок.
Он смотрел на нее и не узнавал. Куда делась его мягкая, всепрощающая мама? Перед ним сидела чужая, холодная женщина с глазами из стали.
— Куда мы пойдем? — прошептал он, понимая, что проиграл.
— Это ваши проблемы. Вы же взрослые, самостоятельные люди. Хотели жить без меня — пожалуйста.
Через час их в квартире не было. Галина Сергеевна обошла свои владения. Ободранные стены, горы строительного мусора, вырванные розетки. Но это был ее дом. И она впервые за много лет дышала свободно.
Прошла еще неделя. Галина Сергеевна наняла бригаду и начала делать ремонт — для себя. Телефон молчал.
Она знала, что Снежана с Кириллом попытались переехать к ее родителям, но властная теща выставила их через три дня, заявив, что «не для того дочку растила, чтобы она с голым мужем по чужим углам мыкалась».
А потом раздался звонок. Номер Снежаны.
— Галина Сергеевна… — голос невестки был тихим, заискивающим. — У нас совсем нет денег. Хозяин съемной комнаты требует оплату, а нам нечем. Кирилла на работе попросили написать по собственному желанию. Помогите, пожалуйста. Одолжите денег. Хотя бы на еду, на кусок хлеба…
Галина Сергеевна помолчала, глядя в окно, где начиналась новая, ее собственная жизнь.
— Приезжай. Одна.
Через час Снежана стояла на пороге. Похудевшая, с темными кругами под глазами. Она не смотрела свекрови в глаза.
Галина Сергеевна молча протянула ей тяжелый пакет. Там была крупа, макароны, консервы, масло и целая буханка свежего хлеба.
Снежана вцепилась в пакет.
— Спасибо…
— Это не для тебя, — тихо, но твердо сказала Галина Сергеевна. — Это для моего сына. Чтобы он не голодал. А ты запомни одно: хлеб дают тому, кого уважают. А уважение нужно заслужить. Теперь иди.
Она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. Это не была месть. Это был урок. И установление новых, нерушимых границ. Она больше никогда не будет лишней в своей собственной жизни.
Прошло полгода.
Квартира Галины Сергеевны преобразилась.
Вместо старых обоев — светлые стены, новая удобная мебель, а ее бывшая комната стала уютным кабинетом, где она устроила библиотеку и поставила удобное кресло для чтения.
Она снова начала ходить в бассейн, встречаться с подругами и даже записалась на курсы итальянского языка, о чем мечтала всю жизнь. Она словно сбросила с себя тяжелый, пыльный плащ, под которым пряталась долгие годы.
Кирилл позвонил через месяц после их изгнания. Один. Он говорил долго, путано извинялся, жаловался на жизнь, на Снежану, которая, как оказалось, уже нашла себе другого.
Галина Сергеевна слушала молча. В ее душе не было ни злорадства, ни жалости. Была только холодная пустота на том месте, где раньше жила безграничная материнская любовь.
— Мам, я все понял. Я был слеп. Можно я приеду? Просто поговорю.
Она разрешила. Он пришел с цветами, похудевший, осунувшийся. Долго сидел на новой кухне, рассказывая, как Снежана каждый день пилит его за безденежье, как ее родители попрекают его каждым куском. Он наконец-то увидел свою жену без розовых очков.
— Я хочу развестись, мам. Я не могу так больше.
Галина Сергеевна поставила перед ним тарелку с ужином.
— Это твое решение, Кирилл. Ты взрослый мужчина.
Он ждал, что она позовет его обратно, предложит пожить у нее, пока все не уляжется. Но она молчала.
Она накормила его, выслушала, но дверь в ее дом, в ее новую жизнь, осталась для него закрытой. Не на замок, нет. Она просто стала слишком мала, чтобы в ней поместился взрослый сын, который так легко предал ее.
Она дала ему немного денег.
— Сними себе комнату. На первое время хватит. Ищи работу. Ты должен научиться стоять на своих ногах.
Это было последним, что она сделала для него как для маленького мальчика. Дальше он должен был сам.
Иногда он звонил. Редко писал сообщения. Она отвечала, всегда ровно и спокойно.
О Снежане они больше не говорили. Галина Сергеевна слышала от Зои, что та после развода быстро нашла себе нового мужчину, постарше и с квартирой, и уехала в другой город.
Однажды весенним вечером Галина Сергеевна сидела в своем кресле у окна. В квартире пахло свежестью и ее любимыми цветами. Она читала книгу на итальянском, медленно разбирая слова. Зазвонил телефон. Кирилл.
— Привет, мам. Как ты?
— Хорошо, сынок. А ты как?
— Нормально. Работу нашел. Комнату снимаю. Мам… спасибо тебе.
— За что?
— За тот урок. Я, кажется, только сейчас начал понимать, что значит быть взрослым.
Она улыбнулась. Не простила, нет. Такое не прощают. Но, возможно, когда-нибудь она сможет снова увидеть в этом уставшем мужчине того маленького мальчика с фотографии.
А пока… пока у нее была своя жизнь. И она впервые за много лет была по-настоящему счастлива.
