Пар элитной бани окутывал разгорячённые тела, смешиваясь с дорогим ароматом коньяка и запахом дубовых веников. Игнат, мужчина крепкого телосложения, чьё лицо уже тронули первые морщины, но глаза всё ещё горели властным огнём, возвращался домой после традиционной субботней встречи с друзьями. Сегодняшний разговор оставил неприятный, вязкий осадок. Они сидели в комнате отдыха, обитой деревом, и обсуждали дела, политику и, конечно, детей. Время и деньги, как известно, меняют всё, и особенно — людей.
— Нынешнее поколение — потерянное, — с горечью в голосе протянул Василий, давний друг Игната и его бывший главный конкурент по бизнесу, с которым они прошли огонь и воду. — Они выросли в тепле и сытости, им всё доставалось по щелчку пальцев. Эгоисты до мозга костей. Бескорыстная помощь для них — пустой звук. Твои, Игнат, не исключение.
— Ты не прав, — горячо возразил Игнат, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Мои не такие. Я воспитывал их иначе. И Соня, и Игорь — добрые, отзывчивые люди. Я в них уверен на все сто.
Он защищал их яростно, почти с отчаянием, но слова Василия, брошенные с циничной усмешкой, словно ядовитое семя, упали на плодородную почву сомнений. Спор угас, но червь уже начал точить его изнутри. Сидя за рулём своего массивного внедорожника у ворот собственного особняка, Игнат не спешил заезжать.
Он смотрел на освещённые окна дома и думал. Да, он воспитывал их правильно, не позволял роскоши затмить им разум, учил ценить человеческие отношения. Но это было давно. Они выросли, у них своя жизнь, свои семьи, свои дома. Знает ли он их на самом деле? Тех, кем они стали сейчас, без его отцовского контроля? На душе впервые за долгое время стало тревожно и неуютно.
Игнат вошёл в тихий, гулкий холл своего дома. Воспоминания нахлынули волной. Он помнил тот день, когда жена ушла, оставив его с двумя детьми. Тогда, стоя посреди этой же самой гостиной, он поклялся себе, что вырастит из них «настоящих людей». Он не баловал их сверх меры, но и не отказывал в необходимом, вкладывая в их воспитание всю свою нерастраченную энергию. До сегодняшнего дня он был непоколебимо уверен, что ему это удалось.
— Игнат Петрович, ужин на столе, — тихий голос Зинаиды Степановны, пожилой домработницы, вырвал его из раздумий. Она работала у него уже больше двадцати лет, знала все его тайны и была живым напоминанием о прошлом, о той жизни, где он ещё не был всесильным магнатом, а просто отцом-одиночкой.
Её появление всколыхнуло другой, самый болезненный пласт памяти. Много лет назад, когда дети были подростками, он осмелился влюбиться. Её звали Наташа. Она была простой, искренней, и он впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым. Но его дети, Игорь и совсем ещё юная Соня, устроили ей ледяной приём. Они видели в ней угрозу, чужачку, которая хотела отнять у них отца. Их молчаливое, но упорное отвержение было хуже любого скандала.
Наташа, мудрая и деликатная женщина, не захотела становиться причиной раздора между отцом и детьми. Она ушла. А он, Игнат, проявил слабость. Он не стал её удерживать, не нашёл в себе сил пойти против воли детей, испугавшись их отчуждения. С тех пор он был один. «Сами себя счастья лишили, Игнат Петрович, и вы, и дети», — сказала ему тогда Зинаида Степановна, глядя прямо в глаза. И она была права.
Эти воспоминания, смешавшись с сегодняшними сомнениями, подтолкнули его к безумной идее. Он должен их проверить. Узнать правду. Поднявшись на пыльный чердак, он нашёл старый сундук. Внутри лежала потёртая рабочая роба, шапка-ушанка и накладная борода, оставшаяся с какого-то новогоднего маскарада. План созрел мгновенно — дикий, унизительный, но единственно возможный.
На следующий день, сгорбившись и шаркающей походкой, Игнат в образе оборванного бродяги подошёл к кованым воротам роскошного особняка своего сына. Сердце колотилось от стыда и предвкушения. Игорь вышел сам, недовольно хмурясь.
— Чего тебе, старик? — бросил он, не давая отцу даже рта раскрыть.
Игнат начал было лепетать что-то о помощи, о том, что не ел второй день, но сын его не слушал. С брезгливой гримасой Игорь нажал кнопку на столбе.
— Уберите его, — холодно приказал он подоспевшей охране.
Двое крепких парней без лишних слов схватили Игната под руки и грубо вышвырнули за ворота. Он упал на тротуар, больно ударившись коленом. Но физическая боль была ничем по сравнению с тем, что творилось в душе. Потрясённый и униженный до глубины души, он долго сидел в ближайшем парке на скамейке, тупо глядя в одну точку. Он не мог поверить. Это не мог быть его Игорь. Его мальчик. Собрав остатки воли в кулак, он решил идти до конца. Теперь к дочери.
Квартира Сони находилась в элитном жилом комплексе в центре города. Она открыла дверь, и её лицо скривилось от отвращения. В отличие от брата, она выслушала его сбивчивую просьбу до конца. А потом… рассмеялась. Громко, издевательски.
— Ты на себя в зеркало смотрел, дед? Работать не пробовал? — её голос звенел от насмешки. — Вали-ка ты отсюда по-хорошему, пока я охрану не вызвала, как мой братец. Мы таких, как ты, за версту чуем.
Игнат молча развернулся и пошёл прочь. Смех дочери преследовал его, ввинчиваясь в мозг раскалённым сверлом. Мир рухнул. Всё, во что он верил, всё, чем гордился, оказалось ложью. Василий был прав. Горько, страшно, но прав.
Он брёл по улицам, не разбирая дороги. Начинался холодный осенний дождь, крупные капли стекали по его лицу, смешиваясь со слезами. Ни машины, ни телефона, ни денег — он оставил всё дома, будучи уверенным, что переночует у сына или дочери. Возвращаться в свой пустой холодный особняк, в этот мавзолей его отцовской неудачи, не было никаких сил.
Ноги сами привели его на окраину коттеджного посёлка, где дома были куда скромнее. Он дошёл до самого конца улицы и остановился у небольшого, но очень ухоженного домика. В одном из окон горел тёплый, уютный свет — полная противоположность тому холоду, что царил в его душе. Терять было уже нечего. В отчаянии он постучал в дверь.
Ему открыла молодая девушка лет двадцати пяти с добрыми, участливыми глазами. Увидев его промокший, жалкий вид, она не стала задавать лишних вопросов.
— Боже мой, вы же совсем промокли! Заходите скорее, я вас чаем напою.
Её искреннее гостеприимство, такое простое и человечное, ошеломило Игната. Девушка, назвавшаяся Катей, провела его в небольшую, чисто прибранную комнату. У окна, спиной к ним, в кресле сидела женщина.
— Проходите, не стесняйтесь, — сказала Катя, усаживая его за стол. — Познакомьтесь, это моя мама. Мам, у нас гость. Её зовут Наташа.
Игнат замер, услышав это имя. Оно отозвалось в нём фантомной болью, эхом из далёкого прошлого.
Женщина в кресле медленно обернулась. Это было инвалидное кресло. Игнат застыл, не в силах дышать. Время остановилось. Перед ним сидела она. Его Наташа. Постаревшая, с сединой в волосах и глубокой печалью в глазах, но это была она. Он бы узнал её из тысячи. Шок парализовал его, пригвоздив к месту. Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, в комнату вошла Катя с подносом, на котором дымились две чашки чая. В этот момент Игнат, словно очнувшись, одним резким движением сорвал с лица фальшивую бороду. Наташа вскрикнула и побледнела как полотно, узнав его.
— Игнат? — прошептала она пересохшими губами.
— Я… Наташа… я… — он не находил слов.
Но её лицо мгновенно стало холодным и непроницаемым. Вся теплота, которая, как ему показалось, мелькнула в её взгляде, исчезла.
— Уходи, — ледяным тоном произнесла она. — Нам не нужна твоя помощь. И твои деньги тоже.
— Мама, что ты такое говоришь? — вмешалась Катя, ничего не понимая. — Человеку плохо, он…
Но Наташу прорвало. Боль и обида, копившиеся десятилетиями, выплеснулись наружу.
— Знакомься, Катюш, — с ядовитой усмешкой бросила она, глядя в упор на Игната. — Это твой папочка. Пришёл посмотреть, как мы тут живём.
Катя замерла с подносом в руках, её глаза расширились от изумления.
— Он бросил нас, когда узнал, что я беременна, — продолжала Наташа, её голос дрожал от гнева. — Испугался ответственности. Деньги убили в нём человека, Катя. Они сделали его слепым и глухим ко всему, кроме собственной выгоды.
Каждое её слово было ударом под дых. Но последняя фраза стала контрольным выстрелом. Катя. Его дочь. У него есть дочь. Эта мысль взорвалась в его мозгу, затмевая всё. Воздух в лёгких кончился. Перед глазами всё поплыло, и последним, что он почувствовал, был холодный пол, ударивший его в висок. Он потерял сознание.
Игнат очнулся на диване, укрытый тёплым пледом. Голова гудела. Первым, кого он увидел, была Наташа. Она сидела рядом, и в её глазах больше не было ненависти — только тревога и бесконечная усталость. А за её спиной стояли они — Соня и Игорь. Их присутствие здесь было настолько нереальным, что Игнат решил, что всё ещё спит.
— Папа… — тихо позвала Соня.
Дети, перебивая друг друга, начали объяснять. Оказалось, что Катя, перепугавшись до смерти, нашла в его кармане телефон и, увидев в контактах «Сын» и «Дочь», позвонила им. Она в слезах рассказала всё, что произошло.
— Мы сразу тебя узнали, пап, — признался Игорь, не поднимая глаз. — И у моего дома, и у Сониной квартиры. Мы были в шоке. Не могли поверить, что ты решился на такое.
Они рассказали, что, оправившись от первого потрясения, незаметно поехали за ним, беспокоясь, куда он пойдёт в таком виде. Они видели, как он зашёл в этот дом.
— Мы поняли одно, — глухо произнёс Игорь, и в его голосе звучало искреннее раскаяние. — Если ты, наш отец, дошёл до такого маскарада, значит, ты достиг крайней степени одиночества. И в этом виноваты только мы. Мы так увлеклись своими жизнями, что совсем забыли о тебе.
Соня, плача, повернулась к Наташе.
— Простите нас, пожалуйста. Мы тогда были детьми… эгоистичными, глупыми детьми. Мы так боялись потерять любовь отца, что видели в вас врага. Мы не понимали, что своим эгоизмом лишаем счастья и его, и себя.
В ходе этого тяжёлого разговора выяснилась ещё одна деталь. Несколько лет назад Наташа попала в аварию, и теперь ей требовалась сложная и дорогостоящая операция по замене тазобедренного сустава. Денег на неё у них с Катей, конечно, не было. Это была новая, но теперь уже решаемая проблема.
Прошло три месяца. Жизнь изменилась до неузнаваемости. Благодаря деньгам и лучшим врачам, которых нашёл Игнат, операция прошла успешно. Наташа, сперва опираясь на палочку, а потом и вовсе без неё, снова могла ходить. Она гуляла по саду своего нового дома — того самого, который Игнат купил для неё и Кати рядом со своим особняком. Каждый день, глядя на неё, он чувствовал, как затягивается старая рана в его сердце.
Он официально признал Катю своей дочерью. Все юридические формальности были улажены. Обретение взрослой, умной и доброй дочери стало для него самым большим подарком судьбы. Он наверстывал упущенные двадцать пять лет, и Катя отвечала ему искренней любовью, не держа зла за прошлое. Наташа простила его.
Они проводили вместе всё свободное время, говорили обо всём на свете, вспоминали свою короткую, но яркую любовь и молчали, понимая друг друга без слов. Старые чувства, похороненные под грузом обид и лет, вспыхнули с новой, ошеломляющей силой.
В один из тёплых сентябрьских вечеров они сидели в саду. Воздух был пропитан ароматом увядающих роз.
— Наташа, — начал Игнат, его голос дрожал так же, как в день их первой встречи. — Я совершил тогда самую большую ошибку в своей жизни. Я проявил трусость и потерял тебя. Судьба дала мне второй шанс, и я не имею права его упустить. Я хочу провести с тобой остаток жизни, каждый день, каждую минуту. Выходи за меня замуж.
Наташа посмотрела на него глазами, полными слёз.
— Я всегда чувствовала тебя, Игнат, — тихо ответила она. — Все эти годы я знала, что ты где-то рядом. Я знала, что этот момент настанет. Да. Я согласна. Я не представляю своей жизни без тебя.
Их семья наконец воссоединилась. Соня и Игорь полюбили Катю как родную сестру и приняли Наташу как вторую мать. Игнат обрёл всё, о чём мог только мечтать: не просто потерянную любовь и новую дочь, но и совершенно иные, честные и тёплые отношения со старшими детьми. Он понял, что настоящее богатство не в деньгах и особняках, а в смелости признавать свои ошибки и в людях, которые готовы тебя простить и любить.