Любовь всегда считала, что ей повезло в жизни: любящий муж Борис, уютная квартира на окраине города, работа бухгалтером и мать, которая всегда была рядом.
Мария Викторовна была женщиной с характером, выкованным в советские годы.
Вдова, поднявшая дочь одна, она привыкла всё контролировать. Её слово было законом, а мнение — истиной в последней инстанции.
Бориса, спокойного и немногословного инженера, она первое время терпела, но Любовь чувствовала: мать считает его недостаточно хорошим для своей дочери.
«Он тебя не достоин, Люба. Ты могла бы найти кого угодно», — частенько бросала она за чаем.
Несмотря на слова матери, Любовь была счастлива. Они с Борисом понимали друг друга с полуслова.
Всё изменилось в один вечер, когда мужчина вернулся с работы раньше обычного.
Любовь как раз готовила его любимые котлеты, на кухне пахло луком и домашним уютом.
— Боря, ты чего так рано? — удивилась она, вытирая руки о фартук.
Муж не ответил. Он стоял в дверном проеме. Его лицо было странным, вытянутым, будто из другого мира. В руках он сжимал свой портфель.
— Люба, нам нужно поговорить, — произнес он глухо, проходя в гостиную и опускаясь на диван.
Любовь последовала за ним, тревожный комок подкатил к горлу. Она села напротив, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Что случилось? На работе проблемы?
— Нет. Не на работе, — Борис поднял на неё взгляд, полный боли и разочарования, отчего ей стало физически плохо. — Сегодня звонила твоя мать.
— Опять что-то не так? Не обращай внимания, ты же знаешь её, — Любовь вздохнула с облегчением.
— Она мне кое-что рассказала, — Борис помолчал, собираясь с духом. Его голос дрогнул. — Она сказала, что ты мне изменяешь и что у тебя есть другой. Уже полгода.
В комнате повисла гробовая тишина, словно кто-то резко выключил звук во всем мире.
Любовь с непониманием посмотрела на мужа. Слова доходили до её сознания с трудом, как сквозь толстый слой ваты.
— Что? — это было даже не слово, а выдох, полный недоумения и ужаса. — Что ты сказал?
— Ты меня слышишь, Люба? — его голос окреп. — Мария Викторовна назвала даже имя твоего ухажера. Его зовут Сергей. Она сказала, что видела вас вместе в кафе в центре города, когда ты якобы была на курсах повышения квалификации. Она описала всё в деталях.
Любовь резко вскочила с дивана. Её тело затряслось мелкой дрожью.
— Борис, это бред! Какой Сергей? Я не изменяла тебе! Никогда! Мама… мама что-то напутала, или она сошла с ума!
Женщина попыталась подойти к нему, обнять, но он отстранился. Этот жест ранил её больнее любых слов.
— Она не „путает“, Люба. Она говорила очень уверенно. Спрашивала, почему я до сих пор ношу розовые очки и не вижу очевидного. Сказала, что ей жаль меня, и что она, как мать, не может больше молчать и смотреть, как я делаю из себя дурака, — проскрежетал зубами Борис.
— Но это же ложь! — закричала Любовь, и слёзы наконец хлынули из её глаз. — Я клянусь тебе всем, что у нас есть! Позвони ей сейчас же! Давай, позвони, и пусть она всё объяснит!
Борис замолчал, глядя в пол. Сомнение уже зародилось в его душе. Он доверял жене, но и Марии Викторовне он тоже… верил.
Слова тещи легли на благодатную почву его собственных — что он, простой инженер, действительно, недостаточно хорош для такой женщины, как Любовь.
— Объяснять? — горько усмехнулся он. — Что она может объяснить? Она всё уже сказала. Слишком подробно, чтобы это могло быть ложью.
Той ночью в их доме все изменилось. Борис ушёл спать в гостиную. Люба металась по спальне, не в силах осознать масштаб катастрофы.
Она звонила матери — та не брала трубку. Следующие дни превратились для нее в ад.
Борис молчал, на все вопросы отвечал односложно и избегал её взгляда. Любовь попыталась поговорить с ним, клялась, плакала, но он не слышал слов жены.
Через неделю Борис, собрав вещи в сумку, сказал:
— Мне нужно время. Я не могу больше с тобой находиться. Я переезжаю к брату.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком. Люба не помнила, как оделась и добралась до квартиры матери.
Она шла, как сомнамбула, не чувствуя под ногами земли. Мария Викторовна открыла дверь спокойно, будто уже ждала её.
— Ну, заходи, дочка, — сказала она, пропуская Любу внутрь.
— Мама, что ты наделала? — выдохнула женщина, не в силах сдержать дрожь в голосе. — Что ты сказала Борису?
— Я сказала правду такой, какой я её видела, — улыбнулась в ответ Мария Викторовна.
— Какую правду? Какую правду ты могла увидеть? Я не изменяла Борису! Ты знаешь это лучше всех!
Мать подняла на дочь холодный, испытующий взгляд.
— А должна была. Ты заслуживаешь лучшей жизни, Люба. Ты погрязла в этой рутине с ним. Ты перестала следить за собой, перестала стремиться к чему-то. Он тебя заедает. Я нашла для тебя прекрасного мужчину, того же Сергея, он директор небольшой фирмы, вдовец. А что есть у Бориса? Зарплата инженера и потолок в панельной хрущёвке?
Любовь слушала, и её охватывало внезапное понимание. Это не было ошибкой или помутнением рассудка. Это был продуманный, циничный план.
— Ты… ты специально ему всё это сказала? Ты солгала ему в лицо? Чтобы… чтобы развести нас? — слова давались ей с трудом.
— Я расчищаю для тебя пространство для манёвра, дочка. Ты сама не решалась на развод, хоть и была недовольна, я просто дала Борису толчок. Он мужчина гордый и не станет терпеть измену. Всё решится быстро и без лишних сцен с его стороны.
— Я была недовольна? — Любовь засмеялась, ее смех был истеричным и горьким. — Я была счастлива! Я любила его! А ты… ты уничтожила всё! Ты разрушила мою жизнь! Зачем?
Вот тогда, впервые за весь разговор, на лице Марии Викторовны появилось раздражение.
— Не кричи на меня. Я твоя мать. Я желаю тебе только добра. Ты сейчас не понимаешь, но потом скажешь мне спасибо. Этот Борис — серая мышь. Ты увязнешь с ним в быту и скуке навсегда. А я столько в тебя вложила! Я растила тебя для другой жизни!
— Ты растила меня для жизни, которую сама для себя придумала! — топнула ногой Любовь. — Ты не имела права! Ты не бог! Кто дал тебе право решать, что для меня хорошо, а что плохо?
— Я дала себе это право, когда растила тебя одна! Когда ночами не спала, чтобы у тебя всё было! — голос Марии Викторовны тоже сорвался на крик. — А ты неблагодарная! Вместо того чтобы слушать мать, которая жизнь за тебя готова отдать, ты защищаешь какого-то неудачника!
— Мама, объясни мне просто, как человек человеку. Зачем ты это сделала? Чего ты хотела добиться? Чтобы я была одна? Чтобы я была с этим… Сергеем?
— Я не хотела, чтобы ты была одна. Я хотела, чтобы ты была счастлива по-настоящему. По-моему, — Мария Викторовна отвернулась и подошла к окну.
— А что такое для тебя „счастье по-настоящему“? Деньги? Статус? — настаивала Любовь, почувствовала, как силы покидают её.
Женщина долго молчала. Казалось, она и сама не знала ответ на свой вопрос.
— Чтобы ты не повторила моих ошибок, — наконец тихо произнесла Мария Викторовна. — Чтобы тебе не пришлось всю жизнь рассчитывать каждую копейку, хоронить мечты и жалеть о выборе, который сделала в молодости. Чтобы у тебя была обеспеченная, красивая жизнь, без нужды и унижений.
Любовь закрыла глаза. В ее словах была своя, искажённая, но правда. Мать проецировала свой страх и свою неудавшуюся жизнь на дочь, пытаясь «исправить» ошибки в её судьбе.
— Мама, — голос Любви стал тихим и усталым. — Ты добилась только одного. Борис ушёл, и он не вернётся. Он мне не верит. А я… я не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить.
С каменным лицом женщина повернулась и пошла на выход. Мария Викторовна не стала ее останавливать, потому как не считала себя виноватой.
Любе так и не удалось убедить мужа, что все слова матери — одна большая ложь.
В итоге непонимание привело к разводу, после которого женщина осталась одна.
Все попытки Марии Викторовны познакомить дочь с Сергеем ни к чему не привели.
Любовь игнорировала звонки и визиты матери, так не смогла простить ее вмешательства в свою жизнь.
