— Нет, Инга, я же сказал — нет! — голос Артёма в телефонной трубке был до обидного резким, пропитанным неприкрытым раздражением. — Это закрытое мероприятие. Только для топ-менеджеров и ключевых партнёров.
Инга стояла посреди своей уютной, пахнущей ванилью и свежей выпечкой кухни, и её рука с телефоном безвольно опустилась. Она только что вынула из духовки его любимый яблочный пирог, аромат которого наполнял всю их небольшую двухкомнатную квартиру. Она представляла, как завтра утром он будет пить кофе с этим пирогом, и эта мысль согревала её. Но сейчас слова мужа ледяной волной окатили её с головы до ног.
— Но, Тёмочка, ты же говорил, что можно будет с жёнами… Я платье новое купила, хотела тебе сюрприз сделать, — пролепетала она, чувствуя, как внутри всё сжимается от унизительной обиды.
— Я говорил это раньше! Планы поменялись. Инга, пойми, это не для тебя. Там… другой уровень. Ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке. Давай не будем это обсуждать. Я поздно. Не жди.
Короткие гудки. Он даже не попрощался.
Инга села на табуретку, обхватив себя руками. Другой уровень. Что он имел в виду? Что она, повар заводской столовой, не ровня его блестящему окружению? Что её простое, купленное на распродаже платье будет выглядеть жалко рядом с нарядами жён его коллег? За десять лет их брака она привыкла быть в его тени. Артём, пробившийся из простого торгового представителя в руководители отдела крупной компании, всегда немного стеснялся её профессии. Он любил рассказывать друзьям, что его жена «работает в сфере общественного питания», избегая слова «столовая». А она… она его любила. Любила беззаветно, преданно, прощая ему и эту мелкую ложь, и его вечную занятость, и то, что они так и не завели детей, потому что «нужно сначала встать на ноги».
Но сегодня что-то сломалось. Обида была острой, как осколок стекла. Она вдруг с кристальной ясностью поняла, что не хочет больше сидеть и ждать. Она должна увидеть своими глазами этот «другой уровень», который так тщательно от неё скрывали. Решение созрело мгновенно — дикое, безрассудное, но единственно возможное. Она поедет туда. Без приглашения.
Через час Инга смотрела на себя в зеркало. Тёмно-синее платье, которое она с такой радостью купила, и вправду сидело на ней прекрасно, подчёркивая её всё ещё стройную фигуру и голубизну глаз. Она сделала скромный макияж, уложила свои русые волосы в аккуратную причёску. Она не выглядела как жена топ-менеджера. Она выглядела как простая, но красивая и ухоженная женщина. «Имею я право хоть раз в жизни побыть рядом с мужем на его празднике?» — спросила она у своего отражения и, не дожидаясь ответа, решительно взяла сумочку.
Ресторан «Империал», где проходил корпоратив, находился в центре города. Это было помпезное здание с колоннами и швейцаром у входа. Инга замерла на другой стороне улицы, чувствуя, как её смелость испаряется с каждой секундой. К входу подъезжали дорогие иномарки, из них выходили мужчины в строгих костюмах и женщины в вечерних платьях, сверкающие драгоценностями. Её сердце ухнуло вниз. Артём был прав. Она здесь чужая.
Но отступать было поздно. Сделав глубокий вдох, она пересекла дорогу. Швейцар окинул её оценивающим взглядом с головы до ног.
— Вы приглашены? — спросил он холодно.
— Я… я жена Артёма Воронцова, — нашлась Инга. — Он уже здесь, я просто немного опоздала.
Швейцар недоверчиво хмыкнул, но что-то в её отчаянном взгляде заставило его смягчиться. Он сверился со списком.
— Воронцов есть. Проходите, второй этаж.
Инга проскользнула внутрь, чувствуя себя воровкой. Роскошный холл, мраморная лестница, тихая музыка… Она поднялась на второй этаж и замерла у входа в банкетный зал, прячась за массивной колонной. Зал был полон людей. Официанты бесшумно скользили между столиками с подносами, наполненными бокалами с шампанским. В дальнем конце зала была небольшая сцена, где генеральный директор компании произносил торжественную речь.
Она нашла взглядом Артёма. Он стоял в группе мужчин, смеялся, выглядел уверенным и счастливым. Рядом с ним, почти прижавшись к его плечу, стояла высокая, эффектная брюнетка в облегающем красном платье. Инга почувствовала укол ревности, но тут же одёрнула себя. Это, должно быть, коллега. Просто коллега.
Директор закончил речь, и раздались аплодисменты.
— А теперь, — продолжил он, улыбаясь, — я хочу предоставить слово нашему лучшему менеджеру, человеку, который в этом году побил все рекорды продаж. Прошу любить и жаловать, Артём Воронцов! И, конечно, рядом с ним сегодня его очаровательная спутница — Лариса, которая всегда была его верной помощницей!
Мир Инги накренился и поплыл. Она вцепилась в холодный мрамор колонны, чтобы не упасть. Артём вышел на сцену, ведя за руку ту самую брюнетку в красном. Он взял микрофон, обнял её за талию и с улыбкой посмотрел в зал.
— Спасибо, Пётр Андреевич! — сказал он бодро. — Я действительно счастлив работать в такой команде. И, конечно, я всем обязан моей любимой жене. Ларочка, без тебя я бы не справился.
Женщина кокетливо улыбнулась и поцеловала его в щёку. Зал взорвался аплодисментами.
Инга не слышала, что он говорил дальше. В ушах стоял гул. Воздуха не хватало. Супруга? Лариса? Что это? Кошмарный сон? Розыгрыш? Она смотрела на них, на эту красивую, успешную пару на сцене, и не могла поверить своим глазам. Это был её муж. Её Тёма. Но он стоял там с другой женщиной, называя её своей женой.
Она начала пятиться назад, натыкаясь на гостей, которые оборачивались и смотрели на неё с удивлением. Ей нужно было бежать. Бежать из этого лживого, фальшивого мира, в котором для неё не было места.
И в этот момент она увидела её. В дальнем углу зала, за столиком у окна, сидела её свекровь, Светлана Игоревна. Она с обожанием смотрела на сцену, на своего сына и эту… Ларису. И рядом с ней сидел пожилой, представительного вида мужчина, который с отеческой нежностью похлопывал Ларису по руке, когда та вернулась со сцены за столик.
Предательство было тотальным. Это был не просто обман мужа. Это был заговор. Семейный заговор, в котором она была лишней.
Инга выскочила из ресторана, глотая морозный декабрьский воздух. Слёзы застилали ей глаза, но она не плакала. Внутри всё выгорело дотла. Остался только холодный, звенящий пепел. Она шла по улице, не разбирая дороги, и в её голове билась только одна мысль: «Почему?»
Она не помнила, как добралась домой. Войдя в квартиру, она огляделась вокруг. Всё здесь было создано ею. Каждая салфеточка, каждая занавеска, каждая тарелка на кухне. Это был их дом. Их крепость. А оказалось — декорация, бутафория для её ничтожной, ничего не значащей роли.
Она села на диван и стала ждать. Часы на стене отсчитывали минуты её разрушенной жизни. Прошёл час, два, три. Около двух часов ночи в замке повернулся ключ.
Артём вошёл в квартиру весёлый, раскрасневшийся, слегка пьяный. Он нёс в руках букет роз. Увидев её, он немного растерялся.
— О, ты не спишь, — протянул он. — А я тебе вот… цветы. В знак примирения. Прости, что был резок днём.
Он протянул ей букет. Инга смотрела на него так, словно видела впервые. На его красивое, но ставшее вдруг чужим лицо. На его лживые глаза.
— Кому цветы? — спросила она тихим, безжизненным голосом. — Поварихе Инге? Или ты адресом ошибся и вёз их своей жене Ларисе?
Артём застыл. Улыбка сползла с его лица. Он медленно опустил букет на пол.
— Ты… откуда ты знаешь? — прошептал он.
— Я была там, — так же тихо ответила она. — Я всё видела. И слышала. И твою маму видела. Всю вашу счастливую семью.
Он рухнул в кресло, закрыв лицо руками.
— Инга, я всё объясню… Это не то, что ты думаешь…
— А что я думаю, Артём?! — её голос впервые сорвался на крик. — Я думаю, что мой муж — подлец и лжец! Я думаю, что вся моя жизнь, все десять лет — это сплошной обман! Зачем, Тёма?! Зачем?!
— Это сложно, — пробормотал он. — Лариса… её отец — наш главный инвестор. Мы познакомились три года назад. У него были условия… он хотел, чтобы его дочь была замужем за надёжным, перспективным человеком. Это был… бизнес-проект. Брак по контракту. Для всех. Для карьеры.
— А я? Где в этом проекте была я? — она подошла к нему вплотную.
— А ты… ты была домом. Тылом. Я не хотел тебя терять, понимаешь? Я люблю тебя по-своему. Там — работа, статус, деньги. А здесь — ты, уют, твои пироги…
Инга отшатнулась, как от удара.
— Твои пироги… — прошептала она. — Значит, я для тебя просто удобная кухарка? Бесплатное приложение к твоей блестящей жизни? Ты приходил ко мне отдохнуть от своей «настоящей» жены?
В этот момент дверь снова открылась, и в квартиру вошла Светлана Игоревна. Она была взволнована.
— Тёмочка, я знала, что она что-то учудит! — с порога заявила она, и только потом посмотрела на Ингу. — Ингочка, деточка…
— Не смейте меня так называть! — отрезала Инга.
— Ты должна понять, — запричитала свекровь, меняя тактику. — Артём всё это делал ради семьи! Ради нашего будущего! Тот человек, отец Ларисы, он помог нам погасить все кредиты, он купил Тёме эту квартиру! Мы бы никогда так не выбились в люди!
Инга обвела взглядом стены. Квартира. Его квартира. Которую купил отец его другой жены.
— Значит, я живу в доме, купленном на деньги от продажи вашего сына? — горько усмехнулась она.
И тут в её памяти всплыл обрывок разговора, который она случайно услышала в коридоре ресторана, когда убегала оттуда. Двое солидных мужчин обсуждали чью-то семейную тяжбу.
«Запомни, Пётр, — говорил один другому, — неважно, на кого оформлена собственность. Если она приобретена в браке, это совместно нажитое имущество. Статья 34 Семейного кодекса. Железно. Половина — её, и никакие контракты не помогут, если они не заверены нотариально и не ущемляют права одного из супругов».
Эта фраза, тогда пролетевшая мимо сознания, сейчас вспыхнула в голове спасительным огнём. Она посмотрела на мужа и свекровь новым, холодным и трезвым взглядом. Она вспомнила тот разговор и вдруг поняла: у неё есть право бороться. Она больше не была жертвой.
— Вы ошибаетесь, Светлана Игоревна, — сказала она твёрдо. — Это не только его квартира. Мы состояли в официальном браке, когда её покупали. И если деньги были оформлены как помощь семье, а не личный подарок, значит, она наше общее имущество. И мне принадлежит ровно половина. Как и половина его машины. И половина всех его счетов.
Артём поднял на неё глаза, в которых мелькнул страх.
— Инга, не говори глупостей. Какой брак? Ты же понимаешь, что всё это…
— Я всё понимаю, Артём. Я понимаю, что ты обманщик и двуличный человек. Наш брак никто не расторгал, значит, юридически мы муж и жена. Но даже если нет, наш-то брак никто не расторгал. И всё, что ты приобрёл за эти годы, будучи моим законным мужем, — это наше общее имущество.
Светлана Игоревна ахнула.
— Да как ты смеешь! Ты, оборванка! Мы тебя в дом пустили, из твоей деревни вытащили, а ты…
— Это вы как смеете?! — взорвалась Инга, и в её голосе зазвучал металл, которого она сама от себя не ожидала. — Вы растоптали мою жизнь! Вы годами врали мне в лицо! Думали, я тихая, глупая, всё стерплю? Думали, я так и буду печь вам пироги, пока вы проворачиваете свои делишки? Нет! Хватит! Я не позволю себя унижать! Никогда нельзя опускать руки! Слышите? Никогда! Бороться можно и нужно всегда, за себя, за свою честь, за свою жизнь!
Она подошла к двери и распахнула её.
— Убирайтесь. Оба. Из МОЕЙ квартиры. Завтра же я подаю на развод и на раздел имущества. И я найму лучшего адвоката, Артём. На деньги с НАШЕГО общего счёта. Ты хотел «другой уровень»? Ты его получишь. В суде.
Артём смотрел на неё, не веря своим ушам. Перед ним стояла не его покорная, тихая Инга. Это была другая женщина — сильная, решительная, с горящими от гнева и боли глазами. И он впервые в жизни испугался её.
Светлана Игоревна что-то зашипела, но Инга даже не посмотрела в её сторону.
— Вон, — повторила она глухо.
Они ушли. Инга закрыла за ними дверь на все замки и медленно сползла по ней на пол. Только сейчас она позволила себе заплакать. Она плакала не от жалости к себе. Она оплакивала десять лет своей жизни, отданных человеку, который этого не стоил. Она оплакивала свою наивную веру в любовь.
Но сквозь слёзы в ней росло новое, незнакомое чувство. Чувство свободы. Да, ей было больно. Да, её предали самые близкие люди. Но правда, которую она узнала, хоть и перевернула всю её жизнь, но одновременно и развязала ей руки. Она больше не была тенью. Она была Ингой. И её настоящая жизнь только начиналась. Она встала, вытерла слёзы и пошла на кухню. Её яблочный пирог так и стоял на столе. Она взяла нож, отрезала самый большой кусок, налила себе чаю и села за стол. Впереди была борьба. Но она знала, что справится.
— Инга Андреевна, вы поймите, мировое соглашение сейчас — лучший для вас выход, — вкрадчивый голос адвоката Артёма, лощёного молодого человека в дорогом костюме, сочился фальшивым сочувствием. — Мой клиент готов выплатить вам… компенсацию. Щедрую. Чтобы избежать огласки и судебных тяжб.
Инга сидела в переговорной юридической конторы, напротив своего собственного адвоката, пожилого и немного уставшего Семёна Марковича, и смотрела на представителя своего, теперь уже почти бывшего, мужа. Прошло три месяца с той страшной ночи. Три месяца ада, состоящего из угроз свекрови по телефону, попыток Артёма то разжалобить её, то запугать, и бесконечных консультаций с юристами.
— Компенсацию? — Инга криво усмехнулась. — А как он оценил десять лет моей жизни? Десять лет, которые я потратила на создание уюта для лжеца и предателя? Сколько стоит каждый пирог, который я для него испекла? Сколько стоят ночи, когда я ждала его с работы, а он был с другой женщиной, которую называл женой?
— Давайте не будем переходить на эмоции, — поморщился адвокат. — Речь идёт о бизнесе. И о репутации. Скандал никому не нужен.
— Вот именно! — вмешался Семён Маркович, поправив очки. — Ваш клиент боится не за чувства моей подзащитной, а за кошелёк своего тестя-инвестора. А закон, молодой человек, на нашей стороне. Всё имущество, приобретённое в законном браке, делится пополам. И точка. Поэтому мы не будем обсуждать ваши «компенсации». Мы встретимся в суде.
Суд Инга выиграла. Это не принесло ей радости, только горькое удовлетворение и чувство справедливости. Половина квартиры, половина машины, половина денег на счетах. Она тут же выставила свою долю квартиры на продажу, заставив Артёма через суд выкупить её. Получив деньги, она оборвала последний канат, связывавший её с прошлой жизнью.
Она сняла крошечную однокомнатную квартирку на окраине города, перевезла свои немногочисленные вещи и осталась одна. В звенящей тишине пустых стен. Первые недели были самыми страшными. Она просыпалась посреди ночи от кошмаров, днём бесцельно бродила по квартире, не зная, куда себя деть. Работа в заводской столовой, которая раньше была просто рутиной, теперь казалась спасением, единственным островком порядка в хаосе её мыслей.
Она похудела, осунулась, в глазах поселилась вечная тень. Подруги пытались её расшевелить, звали в кафе, в кино, но она отказывалась. Ей казалось, что на ней стоит клеймо: «Брошенная. Обманутая». Она боялась сочувствующих взглядов.
Однажды вечером, когда она сидела на кухне, бездумно помешивая ложкой остывший чай, зазвонил незнакомый номер.
— Алло, — ответила она безразличным голосом.
— Инга Андреевна Воронцова? — спросил приятный мужской бас.
— Уже не Воронцова, — машинально поправила она. — Просто Инга Андреевна.
— Тем лучше, — в голосе собеседника послышалась лёгкая улыбка. — Меня зовут Виктор Павлович Орлов. Я директор ресторана «Империал». Вы помните меня?
Инга замерла. «Империал». Это название отзывалось в ней фантомной болью.
— Я… я не уверена.
— А я вас помню. Вы были у нас несколько месяцев назад. В тёмно-синем платье. Я бы хотел с вами встретиться и кое-что обсудить. Это касается работы.
— Работы? — Инга растерялась. — Какая у меня может быть с вами работа? Я повар в заводской столовой.
— Вот именно поэтому я вам и звоню. У вас будет время завтра в три часа дня? В моём кабинете в ресторане.
Он говорил так уверенно и спокойно, что Инга, сама не зная почему, согласилась. Повесив трубку, она долго сидела в недоумении. Зачем она понадобилась директору самого пафосного ресторана в городе?
На следующий день, ровно в три, она робко вошла в знакомый роскошный холл «Империала». Всё здесь напоминало о том вечере, о её унижении. Ей захотелось развернуться и убежать. Но она заставила себя остаться.
Виктор Павлович оказался мужчиной лет пятидесяти, с умными, проницательными глазами и сединой на висках. Он встретил её у кабинета, провёл внутрь, предложил кофе.
— Инга Андреевна, я не буду ходить вокруг да около, — начал он, когда они сели за стол. — В тот вечер, когда вы были здесь… я видел всё. Я стоял недалеко от той колонны, где прятались вы. Я видел ваше лицо, когда ваш муж… когда он вышел на сцену с другой женщиной.
Инга вспыхнула, ей стало стыдно, словно её застали за чем-то неприличным.
— Простите, я не должна была…
— Не извиняйтесь, — перебил он её мягко. — Вы ни в чём не виноваты. Знаете, что меня поразило? Не слёзы. Не истерика. А то, с каким достоинством вы держались. В ваших глазах была такая боль, такая бездна, но вы не упали, не закричали. Вы просто ушли. Как королева. Я много лет работаю с людьми, Инга Андреевна, и я научился видеть человека насквозь. В вас есть стержень.
Инга молчала, не зная, что ответить.
— Но я позвал вас не для того, чтобы ворошить прошлое, — продолжил он. — Я уже несколько месяцев ищу нового шеф-повара. У меня были кандидаты из Москвы, из Питера, с дипломами и регалиями. Они все умеют готовить. Технично, модно, правильно. Но в их еде нет души. Это просто набор ингредиентов. А я хочу, чтобы еда в моём ресторане рассказывала истории. Чтобы она вызывала эмоции. Чтобы человек, съевший наш борщ, вспоминал, как его готовила бабушка в деревне. Понимаете?
— Кажется, да…
— Так вот. Я хочу предложить это место вам.
Инга поперхнулась кофе. Она решила, что ослышалась.
— Мне? Но… Виктор Павлович, вы в своём уме? Я всю жизнь готовлю котлеты и компот в столовой! У меня нет образования, нет опыта работы в ресторане! Это… это безумие!
— Возможно, — он улыбнулся. — Но я верю в свою интуицию. Я хочу, чтобы вы приготовили для меня и нескольких моих сотрудников пробный ужин. В любой день на следующей неделе. На нашей кухне, из наших продуктов. Приготовьте то, что считаете нужным. То, что идёт у вас от сердца. Если это будет то, что я ищу, — место ваше. Если нет — что ж, по крайней мере, мы вкусно поужинаем.
Он смотрел на неё выжидающе. В её голове проносился вихрь мыслей. Это было невозможно. Это было страшно. Вернуться сюда, на место своего позора, и попытаться доказать что-то этому человеку, всему миру, самой себе… Но где-то в глубине души, под слоем боли и неуверенности, шевельнулся огонёк азарта. А что, если?..
— Я… я попробую, — выдохнула она.
Всю неделю Инга не жила, а горела. Она почти не спала, составляя меню. Она перерыла старые мамины и бабушкины кулинарные книги, искала вдохновение. Она решила не пытаться изображать из себя того, кем не является. Она не будет готовить фуа-гра и лобстеров. Она приготовит то, что знает и любит — русскую кухню. Но в новом, авторском прочтении.
В назначенный день она пришла на кухню «Империала» за несколько часов до ужина. Огромное, сверкающее сталью помещение, наполненное суетливыми поварами в белых колпаках, ошеломило её. Она чувствовала себя маленькой и ничтожной. Но когда она надела китель, который ей выдали, и встала к своему рабочему месту, страх отступил. Осталось только священнодействие.
На закуску она подала паштет из куриной печени с брусничным соусом на ломтиках домашнего ржаного хлеба. На первое — крем-суп из печёной тыквы с семечками и каплей тыквенного масла. Основным блюдом была томлёная утиная ножка с пюре из сельдерея и печёными яблоками. А на десерт — её коронный яблочный пирог, та самая шарлотка, но в изящной ресторанной подаче, с шариком домашнего ванильного мороженого.
Виктор Павлович и трое его помощников — управляющий, сомелье и су-шеф — ели молча. Инга ждала вердикта в маленькой подсобке, её сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Наконец дверь открылась и вошёл Виктор Павлович.
— Инга Андреевна, — сказал он, и по его лицу она ничего не могла понять. — Я двадцать лет в этом бизнесе. Я ел в мишленовских ресторанах Парижа и Лондона. Но ваш ужин…
Он сделал паузу, и у Инги похолодело всё внутри.
— Ваш ужин я запомню на всю жизнь, — закончил он. — В нём было то, чего не купишь ни за какие деньги. В нём была любовь. И боль. И надежда. Добро пожаловать в команду, шеф.
И в этот момент Инга не выдержала. Слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынули из её глаз. Но это были не слёзы горя. Это были слёзы освобождения. Впервые за долгие месяцы она почувствовала не пустоту, а что-то новое, светлое. Она плакала, а Виктор Павлович стоял рядом, деликатно положив ей руку на плечо, и молчал. И в его молчании было больше поддержки, чем во всех словах мира.

Начались тяжёлые, но невероятно интересные будни. Инга с головой ушла в работу. Она перекроила всё меню, оставив несколько классических позиций, но добавив много своих, авторских. Она ввела в обиход простые, но качественные фермерские продукты. Она научилась управлять командой, быть строгой, но справедливой. Поначалу старая гвардия поваров смотрела на неё свысока, за глаза называя «столовкой». Но когда гости стали возвращаться снова и снова, чтобы съесть «тот самый борщ от Инги» или её «нереальную утиную ножку», шепотки за спиной стихли.
Она преобразилась. Из забитой домохозяйки она превратилась в Ингу Андреевну, шеф-повара лучшего ресторана города. У неё появилась уверенность в себе, во взгляде зажглись огоньки. Она начала красиво одеваться, сделала новую стрижку. Она словно сбросила десять лет.
Однажды вечером в ресторан зашёл Артём. С Ларисой. Они сели за столик в центре зала. Инга увидела их через окошко раздачи на кухне, и её сердце на миг замерло. Но потом она расправила плечи и сказала молодому повару: «Катя, этот столик обслуживаю я».
Она лично вынесла им меню.
— Добрый вечер. Я — шеф-повар этого ресторана, Инга. Что будете заказывать?
Артём поднял на неё глаза и обомлел. Он не узнавал её. Перед ним стояла холёная, уверенная в себе, невероятно красивая женщина. Он что-то пролепетал, растерянно глядя то на неё, то на свою скучающую спутницу.
— Инга?.. Ты?.. Как ты здесь оказалась?
— Я здесь работаю, — холодно ответила она. — Так что вы будете заказывать? Если не можете определиться, рекомендую попробовать нашу фирменную утиную ножку. Говорят, она меняет жизнь к лучшему.
Она развернулась и ушла на кухню, чувствуя на спине его ошеломлённый взгляд. В тот вечер она не испытывала ни злости, ни обиды. Только лёгкую брезгливость и огромное, всепоглощающее чувство облегчения. Она действительно вышла на «другой уровень». Но не на тот, о котором он говорил. Она вышла на свой собственный уровень, куда ему вход был навсегда закрыт.
Через пару недель ей позвонила бывшая свекровь.
— Ингочка, доченька! — зарыдала она в трубку. — Прости нас, дураков окаянных! Несчастен Тёмочка, ох, несчастен! Эта ведьма его совсем извела! Деньги из него тянет, пилит с утра до ночи! Он про тебя всё время вспоминает, говорит, какая ты была жена золотая! Может, вернёшься, а? Мы её выгоним!
Инга помолчала, а потом спокойно ответила:
— Светлана Игоревна, вы знаете, что такое су-вид? Это такая технология приготовления, когда продукт долго-долго томят при низкой температуре в вакуумной упаковке. Он становится очень нежным, но полностью теряет свою структуру. Вот и я так жила с вашим сыном. В вакууме. И чуть не потеряла себя. Больше я в этот вакуум не вернусь. У меня теперь своя жизнь. С высокой температурой, с открытым огнём и ярким вкусом. Прощайте.
Она нажала отбой и заблокировала номер.
Вечером, после тяжёлой, но успешной смены, она сидела в опустевшем зале ресторана с чашкой травяного чая. Виктор Павлович подсел к ней.
— Устала, шеф?
— Есть немного, — улыбнулась она.
— Ты молодец, — сказал он просто. — Ты не просто изменила меню. Ты изменила атмосферу этого места. Ты дала ему душу.
Она посмотрела на него, на этого мудрого, спокойного человека, который поверил в неё тогда, когда она сама в себя не верила. И впервые за много лет она почувствовала, что её сердце, выжженное предательством, снова начинает оттаивать.
Она ещё не знала, что ждёт её впереди. Может быть, новая любовь. Может быть, свой собственный маленький ресторанчик. Но она точно знала одно: она больше никогда не позволит никому загнать себя в тень. Её пироги теперь предназначались не для одного лживого мужчины, а для сотен людей, которые приходили в её ресторан за частичкой тепла и счастья. И в этом она нашла своё будущее!


















