— Мама, пенсия пришла? Карточку давай.
Валентина Петровна поставила чайник на плиту чуть резче, чем хотела. Андрей стоял в дверях кухни, красноглазый, в мятой рубашке позавчерашней свежести. Тридцать восемь лет, а выглядит на пятьдесят.
Когда материнская любовь встречается с реальностью
— Продукты купить надо, — ответила она, глядя на воду в чайнике.
— Я сам схожу. Карточку давай.
Она знала, куда он пойдет. В тот магазинчик на углу, где можно купить что угодно в любое время дня. Где продавщица Ленка с пониманием кивает и говорит: «Опять мамочка денежки дала?»
— Карточку, сказал.
Андрей шагнул ближе. От него тянуло вчерашним запахом и немытым телом. Валентина Петровна достала из сумки потертый кошелек. Пальцы слегка заметались по карманчикам — где же эта карточка.
— Только хлеба купи. И молока.
— Куплю, куплю.
Дверь хлопнула. Валентина Петровна села за стол, налила чай из заварника. Чашка звякнула о блюдце. Просто устала. За шестьдесят один год очень устала.
Дочь задает неудобные вопросы
Телефон зазвонил через полчаса.
— Мама, это Оля. Как дела?
— Нормально. Андрей за продуктами пошел.
— С твоей карточкой?
— Ну да.
Пауза. Дочь живет в Подмосковье, работает в офисе какой-то фирмы. Замужем, двое детей. Приезжает раз в месяц, привозит внуков на выходные.
— Мам, а сколько он уже… берет?
Валентина Петровна посмотрела в окно. Андрей возвращался с пакетом. Шел медленно, останавливался, что-то доставал из кармана.
— Не знаю. Не считала.
— А ты посчитай.
Арифметика семейного нахлебничества
Вечером, когда сын ушел к приятелю, Валентина Петровна достала блокнот. Записывала туда все траты уже лет пять. Привычка с бухгалтерской работы — цифры не врут.
Январь — восемь тысяч. Февраль — шесть. Март — девять. Апрель — семь с половиной.
К одиннадцати вечера итоговая сумма заставила ее несколько раз пересчитать: семьдесят две тысячи за год. Половина пенсии.
— На что я живу? — спросила она у пустой кухни.
Вопрос повис в воздухе без ответа.
Первая попытка против
Утром Андрей проснулся около двенадцати. Вышел на кухню, сел за стол. Лицо опухшее, глаза мутные.
— Есть что?
— Вчера же продукты покупал.
— А, да. — Он потер лицо ладонями. — Мам, слушай. Мне бы немного денег. До зарплаты.
— Какой зарплаты?
— Ну, найду что-нибудь. Обязательно найду.
Валентина Петровна поставила перед ним тарелку с яичницей. Масло на сковороде шипело — как и каждое утро последних лет.
— За год ты взял семьдесят две тысячи.
Андрей медленно поднял глаза.
— Что?
— Семьдесят две тысячи. Я посчитала.
— Мам, ну что ты. Я же не просто так. Мне нужно было.
— На что?
— На разное. На жизнь.
— На какую жизнь?
Андрей отодвинул тарелку. Яичница остывала, желток растекался по краям.
— Ты что, жалеешь? Я твой сын. Имею право.
— На мою пенсию?
— На поддержку семьи. Я в твоей квартире живу.
— В своей. Квартира на тебя переписана.
— Ну да. И что?
Карточку не дам
Валентина Петровна убрала тарелку в раковину. Вода была горячая — почти обжигающая.
— Ничего.
— Так карточку дашь?
— Нет.
Андрей встал. Стул скрипнул по линолеуму.
— Как это нет?
— Никак. Не дам.
— Мама, ты что, снова начинаешь? Мне деньги нужны!
— А мне еда. И платежи за квартиру. И в аптеку.
— Ерунда какая. Тебе много не надо.
Валентина Петровна посмотрела на сына. Высокий, широкоплечий. В молодости был красивым. Женился, развелся, снова женился. Детей нет. Работу меняет каждые полгода.
— Карточку не дам.
— Тогда и готовить не проси. И убираться. Сама о себе заботься.
— Хорошо.
Эскалация
Андрей ушел, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в серванте. Валентина Петровна села за стол, медленно налила себе остывший чай.
Через час он вернулся. Красное лицо, резкий запах.
— Где карточка?
— Сказала же.
— Мама, мне нужны деньги! Срочно нужны!
— На что?
— Долг отдать. Серьезные люди. Понимаешь?
Валентина Петровна поняла. В ее возрасте понимаешь многое без объяснений.
— Сколько?
— Пятнадцать тысяч.
— Нет.
— Как нет? Мама, они придут сюда! К тебе домой!
— Пусть приходят.
Андрей схватился за голову обеими руками.
— Ты не понимаешь! Это серьезно!
— Понимаю. Карточку все равно не дам.
— Тогда я сам ее найду.
Он начал обыскивать кухню — открывать шкафчики, рыться в ящиках, переворачивать баночки со специями. Валентина Петровна молча смотрела, как разлетаются по столу крупы.
— Где спрятала?
— Не скажу.
— Мама, ну что ты как маленькая! Дай карточку!
— Не дам.
Андрей остановился, тяжело дыша. В кухне пахло просыпанной гречкой и чем-то горьким.
Ультиматум
— Хорошо. Тогда завтра же съезжаешь. Квартира моя.
— Знаю.
— Вот и отлично. Собирайся.
Неожиданный выход
Вечером Валентина Петровна позвонила Оле. Голос дрожал совсем немного — почти незаметно.
— Дочь, можно к вам на недельку?
— Конечно, мам. А что случилось?
— Андрей выгоняет.
— Из-за денег?
— Да.
— Мам, а ты знаешь, что пенсию можно получать не только на карточку?
Валентина Петровна замерла с трубкой у уха.
— Как это?
— Через отделение связи. Или с доставкой на дом. Моя свекровь так получает.
— А карточку можно заблокировать?
— Конечно. Через мобильное приложение банка. И новую открыть. На свое имя.
— Понятно.
— Мам, завтра за тобой приедем. С утра пораньше.
— Хорошо.
Валентина Петровна положила трубку. Подошла к окну, посмотрела на двор. Дети играли в песочнице, молодые мамы сидели на скамейках с телефонами. Обычный вечер обычного дня.
А завтра у неё начинается что-то новое. Страшно или нет — пока непонятно.
Самооборона в действии
Утром приехала Оля с мужем Сергеем. Валентина Петровна собрала чемодан — немного одежды, документы, фотографии. Странно, как мало нужно для новой жизни.
Андрей спал. Храпел в своей комнате, не слышал, как хлопнула входная дверь.
— Мам, а ты точно решилась? — спросила Оля по дороге.
— Решилась.
— А вдруг он исправится?
Валентина Петровна посмотрела в окно машины. Знакомые дома, знакомые улицы. Тридцать лет в одном районе. А теперь едет непонятно куда.
— Не исправится. Поздно уже.
Урок финансовой грамотности для пенсионеров
В понедельник они поехали в Пенсионный фонд. Сотрудница лет сорока, в строгом костюме, выслушала внимательно.
— Понятно. Сын забирает пенсию. Часто такое. Что будем делать?
— Можно получать через почту?
— Можно. Или доставку оформим. Почтальон домой принесет.
— А старую карточку?
— Заблокируем сегодня же. И новую откроем, в другом банке. На ваше имя, с вашим паролем.
Валентина Петровна кивнула. В груди что-то сжалось и отпустило одновременно.
— Сколько времени займет?
— Неделю. От силы две.
Первые звонки
Вечером звонил Андрей. Голос трезвый, встревоженный.
— Мама, где ты?
— У Оли.
— Когда вернешься?
— Не знаю.
— Мам, ну что ты как маленькая. Поругались и все. Возвращайся домой.
— Нет.
— А почему?
— Не хочу.
— Мам, я же пошутил насчет уходи. Ты это понимаешь?
— Понимаю. Карточку все равно не дам.
— Какую карточку? — голос стал настороженным.
— Банковскую. Ее больше нет.
— Как это нет?
— Заблокировала.
Долгая пауза. Слышно было, как он дышит в трубку.
— Мама, ты что наделала?
— То, что нужно было сделать давно.
Крах иллюзий
— Как я жить буду?
— Работать иди.
— Какую работу? Мне скоро сорок!
— Тридцать восемь. И что?
Андрей повысил голос:
— Ты не имеешь права! Я твой сын!
— Имею. Это моя пенсия.
— А квартира моя! Не забывай!
— Не забываю. Живи в ней. Один.
— Мама…
— Все. Разговор окончен.
Валентина Петровна положила трубку. Оля стояла рядом с младшим сыном на руках.
— Мам, а ты не жалеешь?
Валентина Петровна подумала. Жалеет ли? Или просто боится, что жалеть поздно?
— Нет. Устала жалеть.
Плоды свободы
Первую новую пенсию принес почтальон через две недели. Валентина Петровна расписалась в квитанции, закрыла дверь. Посмотрела на конверт.
Двадцать одна тысяча. Вся. Ее.
— Бабуль, что это? — спросил внук Никита.
— Деньги, внучок.
— Много?
— Достаточно.
Испытание временем
Андрей звонил каждые несколько дней. Сначала умолял, потом кричал, потом снова умолял. Потом затих на две недели.
А потом позвонил другим голосом — усталым, но трезвым:
— Мам, можно поговорить?
— Говори.
— Я работаю. На складе. Грузчиком.
— Хорошо.
— Зарплата копеечная. Но на еду и платежи хватает.
— Хорошо.
— Мам, а ты не вернешься?
— Нет.
— А если я… ну, если совсем завяжу?
Валентина Петровна помолчала. За окном шел октябрьский дождь.
— Не знаю, что такое «совсем».
— Ну, не пить больше.
— Это ты уже говорил. Много раз.
— А сейчас серьезно.
— Посмотрим.
Медленные перемены
Зимой Андрей не пил уже три месяца. Звонил раз в неделю, рассказывал про работу. Голос стал другим — более ровным. Но Валентина Петровна помнила другие периоды «завязывания».
— Мам, я квартиру продаю.
— Зачем?
— Куплю поменьше. А деньги верну. Те, что у тебя брал.
— Не надо.
— Почему?
— Потому что не деньги надо вернуть. Другое должно вернуться.
— Что?
— Сам поймешь. Если поймешь.
Возвращение домой
Весной Валентина Петровна все-таки переехала обратно. Не потому, что поверила — просто соскучилась по свим стенам. Андрей к тому времени полгода был трезвый.
— Мам, как хорошо, что ты вернулась, — сказал он, помогая заносить чемодан.
— Посмотрим, как хорошо.
— Я же изменился.
— Вижу.
— И больше не буду.
— Увидим.
Он помолчал, расставляя ее вещи по местам.
— Мам, а ты мне не веришь?
— Верю. Но осторожно.
— Что это значит?
— А то и значит. Верю, но проверяю.
Мудрое равновесие
Вечером они сидели на кухне, пили чай. Андрей рассказывал про работу — устроился уже не грузчиком, а кладовщиком. Небольшое повышение, но все-таки.
— Мам, а ты счастливая теперь?
Валентина Петровна задумалась. Счастливая ли? В шестьдесят один год это слово звучит как-то странно.
— Не знаю. А что такое счастье?
— Ну… когда все хорошо.
— А у меня все хорошо?
— Вроде бы да.
— Тогда, наверное, счастливая.
Она встала, начала мыть чашки. За окном темнело, во дворе зажигались окна в квартирах.
— Мам, а если я все-таки сорвусь?
— Сорвешься — справлюсь.
— Как?
— Как справилась в прошлый раз.
— Уйдешь опять?
— Если придется.
Андрей кивнул.
— Понятно.
— Что понятно?
— Что ты теперь другая.
Урок жизни, который стоил семьдесят тысяч
Валентина Петровна вытерла руки полотенцем. Посмотрела на сына — он и правда изменился. Похудел, глаза стали яснее. Но она помнила и другие его версии.
— Не другая. Просто научилась.
— Чему?
— Говорить «нет». И не бояться последствий.
Она пошла в свою комнату. Легла, посмотрела в потолок. Тихо. Спокойно. И если он завтра придет просить денег — она скажет «нет». И не будет бояться.
А если не придет — тоже хорошо.
Главное, что выбирать теперь будет она.
