— Марин, я тут с Лёнькой виделся… — голос Сергея, вошедшего в кухню, был нарочито бодрым, но эта бодрость имела привкус застарелой вины. Он стянул куртку и повесил её на спинку стула, нарушая заведённый Мариной порядок.
Марина не обернулась. Она продолжала резать лук на разделочной доске — методично, точно, с едва слышным, отточенным стуком ножа. В воздухе пахло жареным мясом и этим вот острым, едким запахом лука. Она знала, чем закончится этот разговор. Каждая такая прелюдия с упоминанием младшего брата мужа была похожа на предыдущую как две капли воды.
— У него машина встала. Совсем. Говорит, коробка полетела, там ремонт серьёзный нужен. Без машины он как без рук, сама знаешь, работа вся на ней завязана. В общем, просил выручить. Пятьдесят тысяч. Сказал, с первого же крупного заказа отдаст.
Стук ножа прекратился. Марина одним движением смахнула нашинкованный лук в сковороду, где он зашипел, смешиваясь с мясным соком. Только после этого она медленно повернулась. Её взгляд был спокойным, почти безразличным, и от этого спокойствия Сергею стало не по себе. Он ожидал упрёков, вздохов, но не этой холодной, оценивающей тишины.
— Пятьдесят. — Это был не вопрос, а констатация факта. Она вытерла руки о полотенце, висевшее на ручке духовки, и прислонилась бедром к столешнице, скрестив руки на груди. — А те сто, что он брал в прошлом году на «открытие своего дела», которое так и не открылось, он уже вернул? Или, может быть, те семьдесят, которые понадобились ему на «горящий вариант с покупкой гаража», который в итоге купил кто-то другой? Я уже не говорю про бесчисленные «пятёрки» и «десятки» до зарплаты, которые превратились в безвозвратные подарки. Мы с тобой когда в последний раз всё это считали? Полгода назад?
Сергей поёжился. Он ненавидел, когда она начинала говорить цифрами. Эмоции, родственные чувства, братский долг — всё это разбивалось о её безжалостную арифметику.
— Марин, ну это другое. Тогда ситуация была… неясная. А сейчас это вложение. Он починит машину, будет работать, и всё отдаст. Это же Лёнька, брат мой. Родная кровь.
— Кровь, — медленно повторила Марина, и в её голосе впервые прорезался металл. — Очень дорогая кровь, Серёжа. Её содержание обходится нашему семейному бюджету в круглую сумму. Мы из-за его «неясных ситуаций» отложили ремонт в ванной. Мы не поехали в отпуск, потому что твой брат в очередной раз попал в переделку. Его проблемы почему-то всегда становятся нашими проблемами. А точнее — моими. Потому что это я выкраиваю деньги из бюджета, который ты с такой лёгкостью готов раздать.
Она сделала шаг к нему. Её лицо было непроницаемым, но в глубине глаз горел холодный, твёрдый огонь. Сергей инстинктивно отступил на шаг назад, к выходу из кухни.
— Так вот, слушай меня внимательно.
— Ну!
— Пока твой брат не вернёт нам всё, что уже назанимал, а это около пятисот тысяч, мы ему ни копейки не дадим! Так ему и передай! А если ты сам за моей спиной ему будешь деньги давать, то пойдёшь жить к нему!
— Но…
— И будете вместе чинить его машину на остатки твоей зарплаты!
Это был не крик, не истерика. Это был приговор, озвученный ровным, безжизненным голосом. Ультиматум, не предполагающий обсуждений. Марина развернулась и снова взялась за нож, продолжив резать овощи для салата. Стук лезвия о доску возобновился — ровный, чёткий, безжалостный. Он отмерял секунды оглушительного молчания, в котором застыл её муж, осознавая, что привычный мир, где можно было быть добрым за чужой счёт, только что рухнул.
Утро не принесло облегчения. Оно просочилось в квартиру серым, безрадостным светом, который, казалось, лишь подчёркивал холод, поселившийся между ними. Сергей почти не спал, прокручивая в голове вчерашний разговор. Он искал брешь в её обороне, новый аргумент, который мог бы пробить эту стену из прагматизма и старых обид. Он решил зайти с другой стороны, надавить на то, что, как ему казалось, любая женщина должна была понять.
Марина уже была на кухне. На ней был строгий домашний халат, волосы собраны в тугой пучок. Она пила кофе и читала что-to с экрана планшета. Её вид был воплощением собранности и контроля. Никаких следов вчерашнего напряжения. Словно и не было никакого ультиматума.
— Я ещё раз поговорил с Лёней, — начал Сергей, наливая себе стакан воды. Его голос звучал немного хрипло. — Он совсем раскис. Говорит, что если не найдёт деньги в ближайшие дни, то потеряет последних клиентов. Это его просто добьёт, понимаешь? Он и так на грани. Дело не просто в машине, Марин. Дело в человеке. Он же пропадёт.
Он сделал паузу, ожидая реакции. Марина медленно оторвала взгляд от планшета и посмотрела на него. Долго, изучающе, будто видела впервые. Она не стала спорить, не стала напоминать о прошлых провалах Лёни. Она просто слушала. Эта тишина была хуже любого скандала.
— Хорошо, — произнесла она наконец, и Сергей удивлённо поднял на неё глаза. Он готовился к битве, а получил капитуляцию. Но он слишком плохо её знал. — Раз это не просто помощь, а серьёзная финансовая операция по спасению человека, давай подойдём к ней как взрослые люди.
Марина отставила чашку, встала и прошла в комнату. Через минуту она вернулась с ноутбуком, поставила его на кухонный стол и открыла крышку. Щёлкнули клавиши. На экране появился текстовый редактор.
— Что ты делаешь? — спросил Сергей, с недоумением наблюдая за её действиями.
— Составляю документ, — не оборачиваясь, ответила она. Её пальцы быстро забегали по клавиатуре. — Чтобы всё было по-честному. Без эмоций. Только факты и обязательства.
Она работала молча минут десять. В кухне стояли только звуки её уверенной печати. Сергей переминался с ноги на ногу, чувствуя, как нарастает необъяснимая тревога. Наконец, Марина развернула ноутбук к нему.
— Вот. Договор займа. — Её тон был ровным, деловым, будто она обсуждала квартальный отчёт. — Смотри. Мы даём Леониду Игоревичу пятьдесят тысяч рублей. Одновременно с этим мы реструктурируем его старый долг. Я взяла по минимуму, только крупные суммы, получилось ровно пятьсот тысяч. Итоговая сумма долга — пятьсот пятьдесят тысяч рублей. Срок возврата — два года. Ежемесячные платежи равными долями. Процентная ставка — ключевая ставка ЦБ на сегодняшний день. Всё официально. Никаких «отдам, как только смогу».
Сергей смотрел на экран. Слова «договор», «заёмщик», «проценты» выглядели чужеродно и дико, когда речь шла о его брате. Он уже хотел было согласиться, обрадованный тем, что она вообще пошла на диалог, но Марина подняла руку.
— Есть один нюанс, — продолжила она всё тем же ледяным тоном. — Поскольку кредитная история заёмщика, мягко говоря, небезупречна, банк — то есть наша семья — требует обеспечения. Нам нужен поручитель. Человек, который гарантирует возврат средств. Этим поручителем выступишь ты, Сергей Игоревич.
Она указала пальцем на последнюю страницу документа, где уже были вписаны их с Лёней имена.
— Вот графа для твоей подписи. Это означает, что ты полностью доверяешь своему брату и его платёжеспособности. Если Леонид просрочит хоть один платёж, вся сумма долга с набежавшими процентами будет немедленно и в полном объёме удержана из твоей зарплаты. До того, как она попадёт в наш общий, семейный бюджет. Ты же в нём уверен? Так докажи. Подписывай.
Сергей ехал к брату, сжимая в руке тонкую папку с распечатанным договором. Бумага казалась ему одновременно и спасательным кругом, и камнем. С одной стороны, это был реальный шанс получить деньги и решить проблему. С другой — он чувствовал себя предателем, который собирается предъявить родному человеку холодный, бездушный документ вместо простого братского участия. Он гнал от себя это чувство, убеждая себя, что Марина по-своему права и что это всего лишь формальность, необходимая для её спокойствия.
Квартира Лёни встретила его привычным холостяцким беспорядком. В раковине громоздилась посуда, на диване валялась одежда, в воздухе висел кисловатый запах вчерашнего ужина. Сам Лёня сидел перед выключенным телевизором в поношенной футболке и выглядел так, будто вселенская скорбь выбрала его своим персональным носителем. Он вяло кивнул брату, даже не поднявшись с дивана.
— Ну что, удалось уговорить твою мегеру? — спросил он без особой надежды, глядя в тёмный экран.
— Всё нормально, Лёнь. Я же сказал, что решу, — Сергей постарался, чтобы его голос звучал уверенно и ободряюще. Он сел на край кресла и положил папку на кофейный столик. — Деньги будут. Есть только один момент.
Лёня оживился. Он повернулся к брату, и в его глазах блеснул интерес.
— Какой момент?
— В общем, Марина… она хочет, чтобы всё было официально. Ну, ты же знаешь её, она любит порядок во всём, особенно в финансах. Она составила бумагу. Просто формальность. Подпишешь, и я сразу переведу тебе деньги.
Сергей пододвинул папку к брату. Лёня с недоверием взял её, вытащил три листа, скреплённые скрепкой, и начал читать. Первые несколько секунд его лицо ничего не выражало. Потом брови поползли вверх, а уголки губ поползли вниз. Он дочитал до пункта о реструктуризации старых долгов, и его лицо окаменело. Он медленно перевёл взгляд на последнюю страницу, где жирным шрифтом было выделено слово «Поручитель».
— Поручитель… — прошептал он, и это слово прозвучало как ругательство. Он поднял глаза на Сергея, и в них не было ни капли благодарности. Только холодное, звенящее от обиды недоумение. — Это что такое, Серёг? Ты пришёл ко мне с ростовщическим договором? С процентами?
— Лёнь, да это просто для порядка… — начал оправдываться Сергей, но брат его не слушал.
— Для порядка?! — Лёня отбросил листы на стол. Они веером разлетелись по заляпанной поверхности. — Ты в своём уме? Я у брата помощи попросил, а не в банк пришёл за кредитом! Какая, к чёрту, ключевая ставка? Какие ежемесячные платежи? Ты что, забыл, как мы росли? Как отец говорил, что мы друг за друга горой должны стоять?
Он встал и заходил по комнате. Его апатию как рукой сняло. Теперь он был полон праведного гнева.
— Это не ты придумал. Это всё она. Твоя Марина. Она решила нас поссорить, да? Решила показать, кто в доме хозяин? Она ставит условия родным братьям! Она оценивает нашу с тобой связь в процентах годовых!
— Прекрати, Лёнь. Она просто хочет гарантий. Ты же сам знаешь, сколько раз ты обещал и не возвращал, — попытался возразить Сергей, но его голос прозвучал слабо и неубедительно.
— Гарантий? От родного брата? — Лёня резко остановился и посмотрел Сергею прямо в глаза. — Лучшая гарантия — это то, что мы с тобой одной крови. Или для тебя это уже ничего не значит? Она тебя совсем под каблук загнала? Я ведь не у чужого дяди прошу. Я у тебя прошу, Серёга! У брата! А ты мне подсовываешь эту… филькину грамоту. И сам готов подписаться, что не веришь мне. Поручитель… Это же унижение. Она унижает не только меня. Она унижает тебя, заставляя делать это.
Каждое слово Лёни било точно в цель. Сергей почувствовал, как внутри закипает стыд, смешанный со злостью. Стыд за то, что он принёс сюда этот договор, и злость на Марину, которая поставила его в такое положение. Лёня был прав. Это было унизительно. Это было неправильно.
— Забудь, — глухо сказал Сергей. Он собрал листы со стола, скомкал их в один плотный шар и швырнул в угол комнаты. — Не будет никакого договора. Я с ней поговорю. Ты получишь деньги. Без всяких условий.
Сергей вернулся домой, когда уже стемнело. Он вошёл в квартиру не так, как обычно, — тихо и с виноватым видом, а с шумом, намеренно громко хлопнув входной дверью, словно объявляя о начале военных действий. Марина была в гостиной, она сидела с книгой под светом торшера. Спокойная, собранная, будто знала, что он вернётся именно таким. Она даже не вздрогнула от резкого звука, лишь медленно подняла на него глаза.
Он не стал разуваться и прошёл прямо в комнату. Бросил ключи на комод так, что они со звоном ударились о лакированную поверхность. В его руке была смятая пачка листов — тот самый договор, превращённый в бумажный ком.
— Вот! — он швырнул этот ком на журнальный столик рядом с её книгой. — Можешь подавиться своим договором!
Марина посмотрела на скомканную бумагу, потом снова на него. Её лицо оставалось непроницаемым. Она не собиралась облегчать ему задачу, вступая в перепалку.
— Что это значит? — спросила она ровным голосом, тем самым голосом, который выводил его из себя больше, чем любой крик.
— Это значит, что ты перешла все черты! — Он начал ходить по комнате, от стены к стене, как зверь в клетке. — Ты решила унизить меня через моего брата! Думала, я позволю тебе относиться к нему как к какому-то должнику с улицы? С процентами, с поручительством! Это мой брат, Марина! Мой! И я ему помогу, хочешь ты этого или нет!
— Значит, Лёня не подписал, — спокойно констатировала она, откладывая книгу в сторону. — Я так и думала. Манипуляции и игра на чувстве вины — его главный талант. И, судя по твоему состоянию, он им снова воспользовался в полной мере.
— Не смей так говорить о нём! — вскипел Сергей. — Ты ничего не понимаешь в братских отношениях! Для тебя всё — это только деньги, цифры, гарантии! А есть вещи поважнее! Долг! Семья!
— Долг? — она чуть приподняла бровь. — Давай поговорим о долге. У тебя есть долг перед нашей семьёй. Перед нашим будущим. Которое ты с лёгкостью готов променять на очередное «спасение» своего ни на что не способного брата. Я дала тебе шанс. Шанс доказать, что ты веришь в него не только на словах. Ты мог взять на себя ответственность. Но ты выбрал скандал и обвинения.
— Потому что это не ответственность, а издевательство! — Он остановился прямо перед ней, нависая сверху. — Он получит эти деньги. Я найду способ. Возьму кредит на своё имя, займу у друзей, неважно! Но он их получит!
Марина смотрела на него снизу вверх. Долго. В её взгляде не было страха или злости. Была только какая-то окончательная, холодная усталость. Она видела перед собой не любимого мужчину, а чужого, одержимого человека, который готов разрушить всё, что они строили, ради инфантильных представлений о семейных узах. И она поняла, что спорить больше нет смысла. Все слова были сказаны.
Она медленно встала, обошла его и направилась к письменному столу, стоявшему в углу комнаты. Выдвинула ящик, достала калькулятор, ручку и чистый лист бумаги.
— Хорошо, — сказала она, вернувшись к столу и садясь на своё место. Её голос был абсолютно спокойным, деловым. — Ты прав. Ты имеешь полное право помогать своему брату. Я больше не буду тебе мешать.
Сергей ошеломлённо замер. Он ожидал чего угодно: криков, ультиматумов, угроз. Но не этого ледяного, расчётливого согласия.
— С сегодняшнего дня наш бюджет разделяется, — продолжила Марина, не поднимая головы и быстро что-то записывая на листе. — Вот, смотри. Наша квартира, коммунальные платежи, еда, бытовая химия — это общие расходы. Они составляют примерно вот такую сумму в месяц. — Она постучала ручкой по цифре. — Твоя доля — ровно половина. Эту сумму ты будешь переводить мне на карту в день зарплаты. Всё, что останется у тебя после этого — твои личные деньги. Можешь тратить их как хочешь. Можешь отдать их все Лёне. Можешь оплачивать его кредиты, чинить его машины, покупать ему новые проекты. Меня это больше не касается.
Она развернула лист и пододвинула его к Сергею. На бумаге были аккуратные столбцы цифр. Всё было расписано до копейки. Холодно. Безжалостно. Эффективно.
— Что… что это значит? — пробормотал он, глядя на лист, который выглядел как финансовый приговор.
— Это значит, что твой «святой долг» перед братом отныне будет оплачиваться только из твоего кармана. На отпуск, на новую машину для нашей семьи, на ремонт, на крупные покупки ты больше можешь не рассчитывать. Потому что твои свободные средства теперь будут уходить в другую семью. В семью твоего брата, — Марина наконец подняла на него глаза, и в них была пустота. — Ты хотел быть для него спасителем и героем? Пожалуйста. Будь им. Только не за мой счёт. С этого момента мы с тобой просто соседи, которые ведут общее хозяйство. А партнёрство закончилось…
