— Ты больше никогда не увидишь мою дочь! — Слова вылетели из неё как птицы из клетки, резкие и неотвратимые.
Она стояла в дверном проёме, одной рукой удерживая заплаканную семилетнюю Нику, другой — сжимая ручку детской сумки так крепко, словно это был спасательный круг.
— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — Надежда Михайловна качнулась всем телом, её рука скользнула по дверному косяку, оставляя влажный след. Алкогольные пары висели вокруг неё плотным облаком. — Стас! Иди сюда, твоя жёнушка опять истерит!
Из глубины квартиры донеслись приглушённые голоса, звон посуды, чей-то смех. Праздник продолжался, словно ничего не происходило.
— Мам, хватит, — Стас появился в коридоре, рубашка расстёгнута, волосы растрёпаны. Его взгляд метался между матерью и женой, не в силах остановиться ни на одной из них. — Марин, давай завтра поговорим…
— Завтра? — Марина прижала дочь к себе так бережно, словно защищала от урагана. — Твоя мать напоила семилетнего ребёнка шампанским и заставляла танцевать перед своими подружками!
Три часа назад мир Марины был другим. Самолёт приземлился в аэропорту точно по расписанию, командировка закончилась успешно, контракт подписан. Она торопилась домой, представляя, как обнимет Нику, как они будут сидеть на диване и девочка расскажет ей обо всём, что случилось за эти четыре дня.
Но дома встретила её только тишина.
Кухня была чистой, почти стерильной. На холодильнике белел листок бумаги, прикреплённый магнитиком в форме божьей коровки — подарок Ники: «Мы у мамы на юбилее тёти Вали».
— Юбилей? — Марина уставилась на записку, переворачивая её, словно на обратной стороне могли найтись объяснения. — И почему меня никто не предупредил?
Она достала телефон, набрала номер Стаса. Длинные гудки растягивались, как стоны. Никто не отвечал.
Дорога в пригород заняла сорок минут. Чем ближе она подъезжала к дому свекрови, тем отчётливее становились звуки музыки. Басы бились о стены, вибрировали в асфальте. Во дворе машины стояли как попало — на газоне, под деревьями, загораживая соседские въезды. Окна светились жёлтым, из них лилась какая-то застольная песня.
— Ника, детка, покажи ещё раз свой танец! — голос Надежды Михайловны прорезал все остальные звуки, когда Марина подходила к крыльцу.
— Бабушка, я устала… — тоненький голосок её дочери, полный мольбы.
— Не капризничай! Тётя Галя специально пришла на тебя посмотреть!
***
Марина распахнула дверь, не постучавшись. В зале за длинным столом расположились человек пятнадцать — лица красные от выпитого, глаза блестящие, голоса громкие. Посередине комнаты, в центре этого хаоса, стояла Ника в белом нарядном платье. Щёки девочки пылали неестественным румянцем, глаза были слишком яркими, движения — слишком резкими.
— Мама! — Ника бросилась к ней, словно к спасению.
— Марина приехала! — воскликнул кто-то из гостей, поднимая бокал. — А мы тут Нику растим, пока ты по командировкам мотаешься!
Марина подхватила дочь на руки, и тут же её охватило понимание — от ребёнка исходил запах алкоголя.
— Что здесь происходит? — Она прижала Нику крепче, оглядывая лица за столом.
— А что такого? — Надежда Михайловна встала, покачиваясь. — Внучка у бабушки в гостях. Стас, объясни своей!
— Марин, не накручивай себя, — муж подошёл неуверенно, держась за спинки стульев. — Мама просто хотела показать знакомым, какая у нас талантливая дочка.
— Показать? — Марина осторожно понюхала дыхание Ники и её сердце провалилось куда-то в бездну. — Она же пахнет алкоголем! Вы что, спятили?
***
— Да ладно тебе! — в разговор вмешался Андрей, старший брат Стаса. Он сидел расслабленно, небрежно откинувшись на спинку стула. — Глоточек шампанского ещё никому не вредил. Мы в детстве тоже пробовали.
— Глоточек? — Марина посмотрела на стол, где рядом с местом Ники стоял пустой бокал. Капли шампанского ещё блестели на его стенках. — Это что, её бокал?
— Ну выпила немножко, подумаешь! — хихикнула Света, младшая сестра Стаса. — Зато как танцевала! Прямо артистка настоящая!
— Вы издеваетесь? — голос Марины поднялся выше обычного. — Напоили семилетнего ребёнка и заставляете выступать перед пьяной компанией?
— Не ори на меня в моём доме! — Надежда Михайловна подошла вплотную, её дыхание обжигало лицо Марины. — Я её бабушка! Имею право!
— Право? Право спаивать ребёнка? — Марина отступила к двери, инстинктивно защищая Нику своим телом. — Стас, мы уезжаем. Немедленно!
— Марин, ну подожди… — муж замялся, взгляд его бегал по комнате. — Мама же не со зла…
— Не со зла? — Марина не верила тому, что слышит. — Твоя мать использует нашу дочь как цирковую обезьянку перед своими собутыльниками, а ты это оправдываешь?
— Какая ты неблагодарная! — взвизгнула Надежда Михайловна. — Я для вашей семьи столько делаю! Сижу с ребёнком, когда вы на работе пропадаете!
— Сидите? Вы её эксплуатируете! — Марина прижала сонную Нику крепче к груди. — В прошлый раз заставили стихи читать перед вашим садоводческим товариществом, до этого — петь на дне рождения вашей подруги!
— А что плохого? Ребёнок развивается, социализируется! — Андрей налил себе ещё водки, рука его была твёрдой. — Вы, молодые, только и знаете, что возмущаться. А бабушка старается!
— Старается? — губы Марины скривились в усмешке. — Она старается выглядеть образцовой бабушкой перед своими приятельницами! «Смотрите, какая у меня внучка умница!» А то, что ребёнок устаёт, что ей некомфортно — это никого не волнует?
***
— Да она сама любит выступать! — Света махнула рукой, расплёскивая вино. — Правда, Ника? Ты же любишь к бабушке приезжать?
Ника спрятала лицо на плече матери и промолчала. Её молчание было красноречивее любых слов.
— Видите? — Марина направилась к выходу. — Ребёнок боится сказать правду! Стас, я жду тебя в машине. Если через пять минут не выйдешь — уеду одна.
— Вот и катись! — крикнула Надежда Михайловна вслед. — Стас никуда не пойдёт! Он мой сын!
— Мам, перестань, — Стас растерянно переводил взгляд с матери на жену. — Марин, давай я вас отвезу, а потом вернусь…
— Вернёшься? — Марина замерла в дверях. — Ты сейчас выбираешь — либо твоя пьяная мамаша с её амбициями, либо твоя семья. Решай.
— Не смей так говорить о моей матери! — Стас вдруг взорвался, лицо его исказилось. — Она нам постоянно помогает!
— Помогает? Тем, что травмирует психику ребёнка? — Марина открыла дверь, впуская в дом прохладный вечерний воздух. — Оставайся. Но больше Ника сюда не приедет. Никогда.
***
Прошло два месяца. Два месяца, которые изменили всё.
Марина категорически запретила свекрови видеться с внучкой. Стас ворчал, иногда поднимал тему разговора, но открыто не протестовал. Надежда Михайловна названивала каждый день, требовала, угрожала, даже приезжала к ним домой и стояла под окнами, выкрикивая что-то о своих правах. Но Марина была непреклонна.
— Мам, а почему мы больше не ездим к бабушке? — спросила как-то Ника за завтраком, аккуратно намазывая масло на хлеб.
— Потому что бабушка плохо себя вела, — осторожно ответила Марина.
— Она опять будет заставлять меня танцевать перед тётями?
— Нет, солнышко. Ты больше не будешь этого делать.
Стас отвёл взгляд и уткнулся в экран телефона.
В тот день Марина уехала в очередную командировку. Три дня в Екатеринбурге — переговоры, встречи, подписание нового контракта. На второй вечер ей позвонила соседка:
— Марин, я не хочу сплетничать, но… Видела, как Стас увозил Нику куда-то днём. Вернулись только к вечеру.
***
Сердце Марины заколотилось быстрее. Она набрала номер мужа:
— Где вы были сегодня?
— Гуляли в парке, — ответил Стас слишком быстро. — А что?
— В парке? В какой парк вы ездили на машине четыре часа?
— Марин, не начинай. Всё нормально.
Марина отключилась и сразу же позвонила дочери по видеосвязи:
— Ника, привет! Как дела? Где вы с папой были?
— Мама, мы… — девочка замялась, покосилась куда-то в сторону. — Мы гуляли.
— Ника, не обманывай маму. Где вы были на самом деле?
— У бабушки, — тихо призналась дочь. — Папа сказал, что это секрет.
Марина едва сдержалась, чтобы не швырнуть телефон об стену. Она изменила билеты и вернулась домой на день раньше, не предупредив никого. Стас как раз собирался куда-то с Никой — девочка была одета в то самое белое платье.
— Опять к твоей матери? — спросила Марина с порога, не раздеваясь.
— Марин! Ты же должна была завтра…
— Должна была. Но вернулась раньше. Как давно ты возишь дочь к своей матери за моей спиной?
— Это не то, о чём ты думаешь… — начал он, сам понимая, насколько жалко звучат эти слова.
— Два месяца? С самого начала? — Марина обернулась, и Стас с ужасом понял, что смотрит на совершенно чужого человека. В её глазах не было ни злости, ни боли — только холодное удивление. — Я запретила! Мы же договорились!
— Ты запретила! Ты договорилась сама с собой! — Стас неожиданно для себя повысил голос. Накопившееся за два месяца раздражение выплеснулось наружу. — А моё мнение? Это же моя мать!
— Твоя мать — токсичная алкоголичка, которая использует ребёнка для самоутверждения!
— Не смей так говорить! Она просто одинокая женщина, которая любит внучку!
Марина медленно повернулась к дочери, которая до этого тихо сидела за столом, листая учебник. Семилетняя Ника подняла глаза — такие же карие, как у отца, но сейчас в них была взрослая усталость.
— Ника, что бабушка заставляла тебя делать в этот раз?
— Читать стихи её подругам, — тихо сказала девочка. — И петь песню. А потом тётя Света научила меня пить лимонад с вином. Сказала, что я уже большая.
Стас ощутил, как внутри него что-то рухнуло. Он помнил этот день — Андрей позвал его в гараж посмотреть на новый мотоцикл. Они провели там часа два, обсуждая технические характеристики. А в это время…
— Что?! — голос Марины стал тише, но каждое слово отдавалось в пустой кухне, как удар колокола. — И ты это допустил?
— Я… я не знал… Я был в гараже с Андреем…
Повисла пауза. Ника вернулась к учебнику, словно пытаясь стать невидимой. Марина стояла спиной к мужу, её плечи были неестественно прямыми.
— Ты предал меня, — сказала она наконец, и в её голосе не было ни крика, ни слёз — только констатация факта. — Предал меня и подверг опасности нашу дочь. Собирай вещи.
— Марин, давай не будем торопиться…
— Собирай вещи и уезжай к своей мамочке. Раз она для тебя важнее.
— Ты не можешь меня выгнать! Это и моя квартира!
Марина обернулась. На её лице появилось выражение, которое Стас никогда раньше не видел — спокойная решимость.
— Можешь остаться. Но я подам на развод. И поверь, после того, что ты делал, суд будет на моей стороне.
— Марин, давай поговорим спокойно…
— Мы говорили. Два месяца назад. Ты сделал выбор — врал мне, возил ребёнка к алкоголичке, подвергал её опасности. Теперь я делаю свой выбор.
На следующий день Стас стоял в прихожей квартиры своего детства с двумя чемоданами. Надежда Михайловна суетилась вокруг, приговаривая что-то о том, что она всегда знала — эта Маринка не пара её сыну.
— Ничего, сынок, — гладила она его по голове, как маленького. — Зато теперь ты дома. А эта выскочка пусть сама воспитывает ребёнка.
Но торжество Надежды Михайловны продлилось недолго.
Через неделю всё посыпалось, как карточный домик. Первой пришла новость с работы — Стаса пригласили к начальнику и деликатно, но твёрдо объяснили, что компания больше не нуждается в его услугах. Жена начальника была подругой Марины, и история о том, как отец тайно возил семилетнего ребёнка на пьянки к бабушке, где девочку поили алкоголем, произвела должное впечатление.
Андрей, к которому Стас обратился за помощью в трудоустройстве, выслушал брата и покачал головой:
— Извини, но Светлана сказала однозначно — если я приму тебя на работу, она подаст на развод. А после того, что наделала мама с твоей дочкой… Я её понимаю.
Света, узнав о скандале, попыталась было оправдаться перед своим мужем:
— Да что там такого! Немного лимонада с вином! В моём детстве это было нормально!
— В твоём детстве многое было ненормально, — холодно ответил её муж. — И если я ещё раз узнаю, что ты поишь чужих детей, мы с тобой поговорим через адвокатов.
После этого разговора Света перестала отвечать на звонки матери.
Надежда Михайловна осталась со Стасом один на один в своей двухкомнатной квартире. Сын сидел целыми днями за компьютером, рассылая резюме и получая отказы — история каким-то образом стала известна в их профессиональных кругах. Дочери не звонили. Внучку не привозили.
На очередной встрече с подругами во дворе Надежда Михайловна жаловалась на неблагодарность детей:
— Всю жизнь на них положила! А они теперь от матери отвернулись!
Подруги молчаливо переглядывались. История с Никой уже обросла подробностями и разошлась по всему району. Каждая из них думала о том, что сказали бы их собственные дети, узнав о таком.
***
А в это время Марина с Никой обживались в съёмной квартире в другом районе города. Небольшая, но светлая, с двумя комнатами и балконом, выходящим во двор с детской площадкой.
— Мам, а здесь можно завести хомячка? — спросила Ника, исследуя свою новую комнату.
— Можно, — улыбнулась Марина. — И собачку можно, если хочешь.
— Правда? А папа всегда говорил, что собаки — это грязь и шерсть.
— У папы много своих правил. А у нас теперь будут свои.
Ника пошла в новую школу, где никто не знал истории её семьи. Учительница оказалась молодой и энергичной, в классе царила дружелюбная атмосфера. Девочка быстро подружилась с соседкой по парте — рыжеволосой Машей, которая обожала театр.
— А давай запишемся в театральный кружок! — предложила она Нике на второй неделе учёбы.
— Я не хочу, — сначала отказалась Ника. — Я уже выступала. Мне не нравится.
— А почему?
Ника задумалась. Как объяснить, что выступления у бабушки всегда заканчивались тем, что взрослые пили, становились слишком громкими, а потом заставляли её повторять одни и те же стихотворения снова и снова?
— Меня заставляли, — сказала она наконец.
— А здесь никто заставлять не будет, — заверила Маша. — Моя сестра ходит туда уже два года. Говорит, очень весело!
И действительно оказалось весело. Руководитель кружка, молодой актёр местного театра, никого ни к чему не принуждал. Дети играли, импровизировали, придумывали собственные истории. Ника впервые поняла разницу между выступлением по принуждению и творчеством по собственному желанию.
***
Стас несколько раз пытался увидеться с дочерью. Он караулил их у школы, звонил Марине, даже пытался подключить официальные инстанции. Но когда социальный работник деликатно поговорила с Никой о том, хочет ли она общаться с отцом, девочка ответила твёрдо:
— Папа врал маме. А я не хочу общаться с врунами.
Эти слова, переданные через социального работника, ударили Стаса больнее любых упрёков от Марины. Он понял, что потерял не просто жену — он потерял доверие собственного ребёнка. И вернуть его будет гораздо сложнее, чем найти новую работу или наладить отношения с сёстрами.
Надежда Михайловна продолжала убеждать сына, что виновата во всём Марина:
— Она настроила ребёнка против тебя! Использует дочь как оружие!
Но Стас уже не слушал. Он помнил глаза Ники в тот вечер на кухне — усталые глаза семилетнего ребёнка, который не понимает, почему взрослые заставляют его делать то, что кажется неправильным.
А в новом районе Ника впервые за много месяцев спала спокойно, не боясь, что завтра её снова поведут к бабушке «в гости», где придётся изображать радость и пить странные напитки, пока взрослые будут хвастаться друг перед другом.
И это, пожалуй, было самым справедливым итогом всей истории — ребёнок наконец получил право просто быть ребёнком.
