— …да не, ну ты представь! Семь минут до моря! Семь! Я засекал. Она мне доказывает, что это «первая линия». Какая, к чёрту, первая линия, если я пиво донести не успеваю, оно уже тёплое! А вид с балкона? Прямо на пальму. Не рядом с пальмой, не за пальмой, а тупо в ствол! Я две недели на ствол пальмы смотрел, Вить! Как дятел!
Павел хохотнул в трубку, откинувшись на кухонном стуле. Он был сыт, расслаблен и находился в своей любимой стихии — постфактум разносил в пух и прах очередной отпуск, организованный Леной. Он даже не смотрел в её сторону. Лена молча убирала со стола тарелки после ужина. Её движения были плавными, почти бесшумными, но в том, как она ставила посуду в раковину, не было привычной лёгкости. Каждый предмет опускался на своё место с выверенной, мёртвой точностью.
— А отель? Ну это же жесть просто! Кондиционер гудел так, будто в соседнем номере взлетал Боинг. Аниматоры — два унылых турка, которые весь день включали одну и ту же песню. Я её до сих пор по ночам слышу. Лена говорит: «Зато дёшево». Да я бы доплатил, чтобы всего этого не видеть и не слышать! Я ей сто раз говорил: Паш, не экономь на мне, я на работе вкалываю не для того, чтобы потом ствол пальмы изучать…
Он подмигнул Лене, которая как раз проходила мимо с пустым салатником. Он пытался втянуть её в свою игру, сделать соучастницей этого весёлого унижения. Он ждал, что она привычно фыркнет, бросит что-то вроде «вечно ты всем недоволен» и они вступят в свою обычную, ни к чему не ведущую перепалку, которая была таким же элементом их семейной жизни, как совместный просмотр сериала.
Но Лена не фыркнула. Она остановилась. Поставила салатник на столешницу. Её лицо, ещё недавно умиротворённое после ужина, медленно превращалось в маску. Уголки губ, тронутые лёгкой улыбкой, застыли в прямой, жёсткой линии. Она посмотрела на него. Не на мужа, который дурачится по телефону с другом. А на чужого, неприятного человека.
— Ладно, Вить, давай, созвонимся, — быстро проговорил Павел, почувствовав, как изменилась атмосфера на кухне. Он положил телефон на стол. — Что, опять обиделась? Лен, ну я же шучу. Отпуск-то в целом нормальный был.
Она медленно, подчёркнуто медленно, вытерла руки о полотенце. Затем сложила его вдвое и повесила на крючок. Каждое её действие было наполнено каким-то новым, зловещим смыслом. Она подошла к столу и села напротив него.
— Нет, Паша. Я не обиделась. Я прислушалась. Я всё внимательно проанализировала. Твои замечания по поводу логистики, расположения, соотношения цены и качества. Твою неудовлетворённость развлекательной программой. Я всё поняла.
Он смотрел на неё, не понимая, к чему она ведёт. Эта её манера говорить — ровно, безэмоционально, будто она зачитывает протокол — выбивала из колеи.
— Но… — она сделала многозначительную паузу.
— Что «но»?
— Раз я так плохо всегда всё делаю, в этом году организацией нашего отпуска занимаешься ты, дорогой! А я просто буду смотреть, как ты, мастер, всё сделаешь правильно! Жду от тебя сюрприза!
Павел на секунду опешил. А потом расхохотался. Громко, облегчённо. Ну вот, началось. Женские манипуляции.
— Лен, да ладно тебе. Ну хочешь, в этот раз выберем отель подороже. С видом на море, а не на пальму. Вместе сядем, посмотрим.
— Нет, — отрезала она. — Никаких «вместе». Это твоя зона ответственности. Твой проект. Я в него не вмешиваюсь. Я — конечный пользователь, который будет оценивать качество предоставленной услуги. Ты же всегда говорил, что можешь лучше. Вот, у тебя есть шанс это доказать. Удиви меня.
Она встала, взяла со стола недочитанную книгу и ушла в комнату. Он остался сидеть на кухне, ухмыляясь. Какой спектакль. Ну, хорошо. Пусть дуется. Пару дней без привычного ритуала выбора отелей, просмотра отзывов и сравнения цен, и сама прибежит, не выдержит. Он даже представил, как через неделю она, как бы невзначай, откроет ноутбук и скажет: «Паш, смотри, какой вариантик нашла». И он великодушно позволит ей снова взять всё в свои руки. Он был абсолютно уверен, что именно так всё и будет. Он ещё не знал, что только что закончился их последний совместный отпуск и началась его личная, персональная война, в которой он уже проиграл.
Первая неделя прошла в густом, самодовольном тумане. Павел наслаждался ситуацией. Он демонстративно не подходил к компьютеру, показывая, что его «отпускной проект» находится на стадии глубокого концептуального осмысления. Он ходил по квартире с видом полководца, изучающего карту местности перед решающим сражением. Лена, казалось, играла в его игру. Она была весела, легка, порхала по дому, готовила его любимые блюда и ни разу не обмолвилась ни о море, ни о билетах. «Сломается, — думал Павел, размешивая сахар в чае.
— К концу недели прибежит, начнёт канючить: ну что, Пашенька, может, посмотрим хоть что-нибудь?».
Но конец недели наступил, а Лена не прибежала. Более того, она записалась на йогу и купила себе новый спортивный костюм лавандового цвета. Вечером в среду он застал её на кухне. Она вернулась с занятия, свежая, розовая, с блестящими от удовольствия глазами, и пила травяной чай. Он же провёл последние два часа, тупо глядя в экран ноутбука, где на него смотрело кладбище открытых вкладок, сайты с отзывами, форумы. Он чувствовал, как его мозг закипает от переизбытка информации, которую он не мог структурировать.
— Слушай, а как ты к Греции относишься? — как бы невзначай бросил он, пытаясь прощупать почву. — Там вроде неплохие острова… Крит, Родос…
Лена сделала глоток чая и с улыбкой посмотрела на него. Это была улыбка довольного, отдохнувшего человека, которому только что сообщили приятную, но не слишком важную новость.
— Звучит замечательно, милый! Я уверена, ты выберешь что-то потрясающее. Я никогда не сомневалась в твоём вкусе.
И всё. Она отвернулась к окну, продолжая наслаждаться своим чаем. Удар не достиг цели. Он почувствовал лёгкий укол раздражения. Она не просто уклонилась, она с лёгкостью отбила его выпад и вернула ему обратно, обернув в красивую упаковку доверия.
Прошла вторая неделя. Самодовольство Павла сменилось сначала недоумением, а затем — глухой, подступающей паникой. Он понял, что это не игра и не каприз. Это была война. Холодная, тихая, изматывающая война на истощение, которую она вела с безмятежной улыбкой на лице. Его вечера превратились в пытку. Он садился за ноутбук, и на него обрушивалась лавина терминов, в которых он ничего не понимал: «топливный сбор», «раннее бронирование», «невозвратный тариф», «чартер». Он читал отзывы и сходил с ума: один и тот же отель в одном отзыве называли «раем на земле», а в следующем — «клоповником с отвратительной едой». Кому верить? Как выбрать?
Он начал понимать, какой титанический, невидимый труд она выполняла каждый год. Как она неделями просеивала эту информацию, сопоставляла, анализировала, чтобы он потом мог за семь минут дойти до пляжа и кривиться, что пиво нагрелось.
В субботу он предпринял последнюю, отчаянную попытку втянуть её в процесс.
— Лен, а у нас загранпаспорта до какого действуют? Я что-то не помню, надо бы проверить.
Он надеялся, что это заставит её достать документы, и разговор сам собой перейдёт на даты, визы и, в конечном итоге, на выбор направления. Лена оторвалась от книги, которую читала на диване.
— Милый, я свой проверила, всё в порядке, ещё на два года. А ты свой посмотри, он в верхнем ящике комода. Обязательно проверь, чтобы в твоём сюрпризе не было никаких неприятных накладок. Я же тебе полностью доверяю.
Эта фраза — «я тебе полностью доверяю» — стала его персональным адом. Она произносила её с такой искренней теплотой, что придраться было невозможно. Но для него она звучала как тиканье часового механизма бомбы. Он сидел перед монитором, освещённый его холодным синим светом, и чувствовал себя невероятно глупо и беспомощно. А она сидела в тёплом свете торшера, укутавшись в плед, и спокойно читала. Она была в своей крепости, а он — снаружи, на холодном ветру паники и приближающегося дедлайна. Он посмотрел на календарь. До предполагаемого отпуска оставалось чуть больше недели. Лена перевернула страницу. Тихий шелест бумаги прозвучал на пустой кухне как похоронный колокол по его спокойствию.
— Ну что, определился уже со своим «сюрпризом»? — голос Виктора в телефонной трубке был насмешливым. Они не обсуждали эту тему прямо, но Павел чувствовал, что друг обо всём догадывается. — А то у нас тут ребята в Черногорию собираются, места ещё есть. Может, присоединитесь? Отель проверенный, Ленке твоей точно понравится.
Павел стоял у окна, глядя на серый, мокрый асфальт во дворе. За несколько дней до предполагаемого отпуска погода в городе испортилась окончательно, словно издеваясь над ним. Каждый удар дождевой капли по карнизу отдавался в его голове гулким набатом.
— Нет, Вить, у нас свой план, — выдавил он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Всё под контролем. Секретный проект, понимаешь.
Он повесил трубку и медленно повернулся. Лена сидела в кресле и методично подпиливала ногти. Она не смотрела на него, но он знал, что она слышала каждое слово. Она была похожа на спокойного, сытого хищника, который лениво наблюдает за мечущейся в клетке жертвой. Вся её поза выражала абсолютное, незыблемое спокойствие. И это спокойствие сводило его с ума. Он чувствовал, как внутри закипает глухая, бессильная ярость. Она победила. Она загнала его в этот угол, в эту позорную ловушку, и теперь просто ждала его капитуляции.
Но он не собирался сдаваться. Не так. Он подошёл к ноутбуку. Он больше не будет выбирать. Он будет действовать. Паника, копившаяся неделями, сконденсировалась в одно жёсткое, отчаянное решение. Он открыл первый попавшийся сайт-агрегатор. Красный, мигающий баннер «ГОРЯЩИЕ ТУРЫ! ВЫЛЕТ ЗАВТРА!» ударил по глазам. Он кликнул, не раздумывая. Турция. Самый банальный, самый избитый вариант. Отель с нелепым названием «Солнечная Лагуна». Фотографии были яркими, кричащими: неестественно синий бассейн, пальмы, нарисованные в фотошопе, улыбающиеся люди с мёртвыми глазами. Он не читал отзывы. Он не смотрел на расположение. Он увидел цену — огромную, абсурдную для такого предложения, — и это стало последней каплей. Он словно наказывал её, себя, весь мир этой бессмысленной тратой. Дрожащими пальцами он ввёл данные карты и нажал кнопку «Оплатить».
Принтер выплюнул несколько листов с ваучерами и билетами. Бумага была тонкой и дешёвой, краска слегка размазалась. Он аккуратно сложил их, подошёл к Лене и с фальшивой, театральной небрежностью положил ей на колени.
— Ну вот. Сюрприз готов. Мастер всё сделал. Можешь паковать чемоданы. Вылет завтра в пять утра.
Он ожидал чего угодно: крика, упрёка, возмущения по поводу цены. Но Лена даже не вздрогнула. Она медленно отложила пилочку для ногтей. Взяла листы и начала их изучать. Она не просто пробегала глазами, она читала. Внимательно, методично, будто это был не туристический ваучер, а важный юридический документ. Павел стоял над ней, и его сердце колотилось где-то в горле. Эта тишина была хуже любого скандала.
Наконец, она подняла на него глаза. В них не было ни злости, ни разочарования. Только холодный, беспристрастный интерес исследователя, разглядывающего под микроскопом примитивный организм.
— Ах, «Солнечная Лагуна», — произнесла она ровным, спокойным голосом. — Да, я помню этот отель. Его очень активно обсуждали на форумах в разделе «чёрный список». Писали, что до пляжа нужно ехать на переполненной маршрутке, а кондиционеры в номерах работают только за дополнительную плату. Но фотографии, наверное, были красивые. Ты молодец, Паша. Ты справился.
Она аккуратно сложила листы и протянула их ему обратно.
— Держи. Это твоя работа. Тебе и разбираться с ваучерами, и с трансфером, и с ресепшеном. Я же просто зритель.
Она встала и пошла на кухню ставить чайник. А он остался стоять посреди комнаты, держа в руках эти жалкие бумажки — материальное свидетельство своего полного, оглушительного провала. Он не просто проиграл бой, он с позором проиграл всю войну, которую сам же и спровоцировал. И теперь ему предстояло провести неделю в аду, который он собственноручно для себя купил.
Они никуда не поехали. Чемоданы, которые Лена демонстративно собрала ещё утром, так и стояли в коридоре — два молчаливых памятника их грандиозному провалу. Время вылета давно прошло. Павел сидел на кухне, тупо уставившись в стену. Он не выпил ни капли алкоголя, но выглядел пьяным — взгляд расфокусирован, плечи опущены. Он прокручивал в голове унизительные сцены, которые так и не произошли, но которые он пережил с мучительной ясностью: споры на ресепшене, поиск маршрутки до пляжа, вымогательство денег за кондиционер. Он проиграл ещё до начала боя.
Лена вошла на кухню, чтобы налить себе стакан воды. Она двигалась легко, будто ничего не произошло. Будто два чемодана в коридоре — это не крушение их десятилетнего брака, а просто элемент интерьера. Эта её лёгкость стала последней искрой.
— Ты специально это сделала, — произнёс он глухо, не поворачивая головы. Это был не вопрос, а утверждение. — Ты всё подстроила. Ты с самого начала хотела, чтобы я облажался. Чтобы выставить меня идиотом.
Лена медленно допила воду, поставила стакан в раковину и повернулась к нему. На её лице не было ни злости, ни торжества. Только усталость. Бесконечная, вселенская усталость от многолетней игры в одни ворота.
— Нет, Паша. Я не хотела, чтобы ты облажался. Я лишь предоставила тебе возможность сделать так, как ты всегда хотел. Без экономии. Без моих «глупых» решений. Без семиминутной ходьбы до моря. Без пальмы перед окном. Я убрала все преграды, которые, по твоим словам, мешали тебе наслаждаться отдыхом. Я дала тебе чистый лист. И вот что ты на нём нарисовал.
Её спокойный, методичный тон был страшнее любого крика. Она не обвиняла, она констатировала факт. Она просто держала перед ним зеркало, и то, что он в нём видел, было невыносимо.
— Ты просто… Ты меня унизила! Перед самим собой!
— А ты? — её голос стал чуть твёрже. — А ты чем занимался все эти годы? Каждый раз, когда ты при друзьях с усмешкой рассказывал о моих «косяках»? Каждый раз, когда ты обесценивал мои усилия, мою бессонную неделю перед каждым отпуском, мои попытки найти баланс между ценой, качеством и твоими вечно меняющимися желаниями? Ты думал, это не унижение? Ты просто получал его дозированно, маленькими порциями. А я подала тебе всё блюдо целиком. Оказалось, оно тебе не по вкусу.
Он не нашёл, что ответить. Потому что она была права. Абсолютно, убийственно права. Он встал, молча схватил с вешалки куртку и вышел из квартиры. Он не хлопнул дверью. Он просто ушёл, оставив её одну с чемоданами и оглушительной правотой.
Квартира родителей встретила его запахом яблочного пирога и знакомым, удушающим уютом. Мать, Любовь Андреевна, всплеснула руками, усадила его в продавленное кресло, налила чай. Он выложил всё. Сбивчиво, жалуясь, как обиженный ребёнок. Он говорил о её холодности, о её жестоком эксперименте, о своём унижении.
Любовь Андреевна слушала, не перебивая, только сочувственно поджимала губы. Она не стала называть Лену плохими словами. Она была умнее.
— Бедный мой мальчик, — сказала она, когда он замолчал, и погладила его по плечу. — Дело ведь не в отпуске. Она просто перестала видеть в тебе мужчину. Мужчину в доме должны уважать. Его слово, его решение — оно должно быть главным. А она что сделала? Она показала тебе, что твоё решение ничего не стоит. Что ты не способен справиться. Женщина должна поддерживать, Паша, помогать, а не устраивать проверки, как учительница первокласснику. Она тебя не возвышает, она тебя ломает. Превращает в… придаток к своей жизни.
Её слова падали на благодатную почву его уязвлённого самолюбия. Это была именно та версия событий, которую он хотел услышать. Он не трус и не бездарь, неспособный купить тур. Он — мужчина, чьё достоинство попрали. Он жертва изощрённой женской манипуляции. Вооружённый этой новой, удобной правдой, он почувствовал прилив сил. Он знал, что нужно делать.
Он позвонил ей вечером. Лена ответила сразу, будто ждала.
— Я всё решил, — сказал он в трубку твёрдым, чужим голосом, который ему самой же секунду назад подсказала мать. — Так, как сейчас, не будет. Я возвращаюсь, но только при одном условии. Всем в этом доме снова занимаешься ты. А я буду работать и принимать окончательные решения. И больше никаких экспериментов и проверок. Моё слово будет последним. Всегда. Ты поняла?
В трубке на несколько секунд повисло молчание. Но это была не тишина сомнения. Это была тишина освобождения.
— Да, Паша, — ответил наконец её спокойный, абсолютно безмятежный голос. — Я всё поняла. Не возвращайся.
Она положила трубку. Павел так и остался стоять с телефоном в руке посреди родительской гостиной. А Лена медленно прошла в коридор, открыла входную дверь и выкатила оба чемодана на лестничную площадку. Затем закрыла замок на оба оборота. Она прислонилась спиной к двери и сделала глубокий, полной грудью, вдох. Воздух в квартире, ещё час назад казавшийся спёртым и тяжёлым, стал удивительно лёгким и чистым. Она закрыла глаза и улыбнулась. Её отпуск, настоящий отпуск, наконец-то начался…
