— Костя сказал, что вы собрались куда-то лететь? А как же дача? Я же планировала, что вы мне клубнику поможете собрать!
— Понимаю ваши ожидания, но в этом году вам придется сделать это самой или попросить помощи у дочери Саши.
— Саша не может. Она работает визажистом. Ты можешь себе представить какие ногти у нее будут после сбора ягод?
***
Юлия очень любила своего мужа Костю, но и свекровь очень любила Костю — настолько, что считала себя вправе участвовать абсолютно во всех изменениях жизни сына. Мнение невестки она не принимала всерьез: что бы Юля ни говорила, все оборачивалось шуткой или сопровождалось язвительными комментариями.
До знакомства с Юлей Костя вообще не знал, что такое культурный отдых — театры, кино, опера или концерты. Все это было чуждо и ему, и его родителям. В квартире свекров всегда царила сонная атмосфера: они жили на третьем этаже в низинке, окна были наглухо закрыты тяжелыми шторами, а весь интерьер был преимущественно в темных тонах. Стоило только зайти внутрь, как сразу хотелось спать.
Юля же, напротив, любила много света и пространства. Поэтому, когда после свадьбы встал вопрос о выборе квартиры, Анна Григорьевна, конечно же, попыталась вмешаться со своим мнением. Для нее идеальный вариант — второй этаж, окна на север, плотные шторы, чтобы не палило солнце.
Но Юля сразу объяснила свекрови: они с Костей оба вкладывали деньги, и чужой вкус в этом вопросе учитывать она не собирались. В итоге выбрали просторную, солнечную квартиру с большим просторным балконом — все, как мечтала Юля. Естественно, свекровь осталась недовольна этим решением.
И вот, спустя два года, у них с Костей появилась возможность съездить в отпуск. Юля выбрала теплое побережье, уютный отель у моря и уже начала подбирать летние наряды, когда за ужином Костя вдруг сказал:
— Надо бы маме сказать.
— Сказать — или спросить? — уточнила Юля, отложив вилку.
Костя замялся:
— Ну… спросить, наверное.
Юля медленно подняла на него взгляд.
— Ты правда считаешь, что я должна спрашивать у твоей мамы разрешение поехать в отпуск?
Костя почесал затылок, явно не ожидая такой реакции.
— Просто… она обидится, если мы не скажем ей заранее.
— Костя, мы с тобой взрослые люди. Мы зарабатываем сами. Это наш отпуск, наши деньги и наше решение. Я не против рассказать, но я точно не собираюсь ни у кого выпрашивать одобрение, как школьница у классной руководительницы.
Он хмыкнул, но промолчал. А уже вечером раздался звонок от Анны Григорьевны:
— Костя сказал, что вы собрались куда-то лететь? А как же дача? Я же планировала, что вы мне клубнику поможете собрать!
Юля глубоко вдохнула, взяла телефон и спокойно ответила:
— Понимаю ваши ожидания, но в этом году вам придется сделать это самой или попросить помощи у дочери Саши.
— Саша не может. Она работает визажистом. Ты можешь себе представить какие ногти у нее будут после сбора ягод?
Юля усмехнулась.
— А мне значит документы такими руками печатать вполне себе?
— Кто там видит твои руки в бухгалтерии? О тебе вспоминают два раза в месяц, когда зарплата и аванс. Не надо придавать себе особой важности.
— Вот и вы не придавайте себе особой важности. Мы поедем в отпуск тогда, когда запланировали. А с клубникой своей разбирайтесь сами, раз не умеете разговаривать.
Юля положила трубку, а Костя искоса посмотрел на жену. Он был явно недоволен тоном супруги, но ничего не сказал ей. Он сам прекрасно знал характер своей матери.
Свекровь, конечно, не успокоилась на этом. Уже на следующий день она выудила у сына все подробности: куда они летят, на сколько дней, в каком отеле будут жить, и даже время вылета самолета.
И вот, когда Юля и Костя уже сидели в аэропорту в ожидании посадки, раздался звонок. На экране высветилось имя Анны Григорьевны. Костя вздохнул и ответил.
— Костенька… — голос у матери был жалобный и даже чуть дрожащий. — Что-то мне нехорошо… Сердце колет… ноги ватные… голова кружится… — она делала паузы, явно придумывая новые симптомы на ходу. — Может, у меня инсульт? Или инфаркт?..
Костя слушал и бледнел с каждым ее словом. Юля заметила его выражение лица, подошла и прислушалась к разговору. То, что она услышала, напоминало драматическое чтение по ролям.
— Дай-ка сюда, — Юля без предупреждения взяла у мужа телефон. — Анна Григорьевна, мы в аэропорту, и поездку не отменим.
— Ну-ну, ты лети, куда хочешь, — тут же сменила тон свекровь. — Но мой сын никуда не полетит. Это опасно. Костик останется со мной.
Костя моргнул, будто только сейчас понял, что от него требуют. Юля в это время успела сбросить звонок, а затем повернулась к мужу:
— Ну? Летишь или сейчас же собираешь вещи и едешь к маме-манипуляторше?
Он сжал губы, отвел взгляд, но через секунду ответил:
— Лечу… Лечу я! Думаешь, мне это не надоело?
— Думаю, что надоело. Но ты бы мог хоть иногда отвечать своей матери, чтобы она не наглела?
— Выбирай выражения, — поправил ее Костя.
— Окей. И мама твоя пусть выбирает выражения. А то мы в браке всего два года, а я чего только о себе не наслушалась.
Всю дорогу до посадки Костя выглядел так, будто его ведут на экзамен без подготовки. Уже в самолете, пристегивая ремень, он произнес:
— И все-таки я ужасный сын.
— Нормальный ты сын, — помотала головой Юля. — У Анны Григорьевны есть муж, есть дочь. Она не одна. И, поверь, если бы что-то было действительно серьезное, мы бы узнали об этом от скорой, а не из ее театральных постановок.
По прилету Костя, едва чемоданы выехали на ленту, позвонил матери. Та, томным голосом, сообщила:
— Ну… я еще жива, но еле-еле… Спасибо, что хотя бы вспомнил о матери.
Юля, закатив глаза, жестом показала мужу: «Давай вызовем скорою, пусть приедут и сделают ей укол».
Костя передал. На том конце провода мгновенно раздалось бодрое:
— Ой, нет-нет, мне уже гораздо лучше. Наверное, погода влияла. Не надо никого вызывать.
Юля только усмехнулась: спектакль окончен, занавес, зрители расходятся по домам. Она с первого дня решила: никакой излишней суеты, никакого бега по экскурсиям, никаких обязательных «надо».
Ее план был прост и прекрасен — тюлений отдых. Лежать на шезлонге, вдыхая соленый морской воздух, нежиться под солнцем, впитывать тепло до самых костей, периодически лениво доплывать до буйков и обратно. Запивать все это блаженство яркими коктейлями и поглощать тропические фрукты в неограниченных количествах. Манго, маракуйя, папайя — все, что дома стоило как крыло самолета, здесь было в изобилии и такое вкусное, пальчики оближешь!
Костя тоже любил фрукты, но, как и в случае с самим отдыхом, стеснялся признаться, что его это безумно радует. Особенно — признаться своей матери. Он даже однажды взволнованно сказал Юле, что если вдруг мама спросит, что мы посмотрели, а мы скажем — ничего, только ели и спали.
— Вот так и скажем! — фыркнула Юля. — А что в этом такого? Перестань мучиться чувством вины. Ты заработал на этот отпуск и теперь можешь отдыхать как тебе угодно.
Однако Костя, даже лёжа на пляже, умудрялся держать телефон под рукой. Каждое уведомление заставляло его дергаться, будто мама могла в любой момент заявиться сюда с проверкой.
Юля в конце концов не выдержала:
— Давай так. Ты сейчас убираешь телефон в номер и достаешь его только вечером. Хорошо? А то это не отдых.
— А если мама позвонит? — как школьник, которого лишили игровой приставки, спросил Костя.
— Мама подождет. Она прекрасно знает, что ты в отпуске. У нее есть муж, есть дочь, есть телевизор, в конце концов. Найдет чем себя занять.
Юля действительно наслаждалась отдыхом. Фотографировала закаты, яркие коктейли, идеальную выкладку фруктов в отеле, цветные зонтики на пляже. Селфи в купальнике не выкладывала, хотя фигура позволяла — предпочитала, чтобы в кадре было море, солнце и природная красота.
И хотя Анна Григорьевна не была подписана на страницу невестки, но она все же в большим интересом смотрела Юлины фото. У нее даже был специальный фейковый аккаунт, о котором все уже давно догадались. И каждый раз, когда Анна Григорьевна видела очередную тарелку с манго или фото с шезлонга, звонила сыну и возмущалась:
— Вот как эта… негодяйка транжирит твои деньги! Ты работаешь, а она коктейли пьет! Дома же притворялась невинной овечкой.
Костя мялся, мычал в трубку и украдкой поглядывал на жену, а та только улыбалась и наливала себе еще один бокал ананасового сока.
Когда Юля и Костя вернулись домой, Костя нервно переступил порог, словно ожидая, что из-за угла тут же выскочит его мать с упреками. Телефон, который он наконец достал из сумки, молчал — Анна Григорьевна, видимо, решила дать сыну время «осознать свою вину».
Юля наблюдала, как муж неуверенно перебирает уведомления, и не выдержала:
— Давай так. Либо мы живем как взрослые люди, либо разводимся, и ты продолжаешь жить с мамочкой. Ну, сил больше уже нет на это все смотреть. Она выдрессировала тебя, как свою собачку. Ты же мужчина в самом расцвете сил. А ты что делаешь?
Костя замер. Он сильнее сжал телефон и поднял глаза на жену — в них читалась смесь эмоций: обида, злость, растерянность, но главное — понимание.
Медленно, будто снимая с себя оковы, он положил телефон на тумбочку.
— Хорошо.
Один короткий ответ — и он развернулся, направившись в ванную. Дверь закрылась, через секунду зашумела вода.
Юля осталась стоять посреди комнаты, не зная, что и думать. Она приготовилась к скандалу, к оправданиям, к привычному «ты не понимаешь, это же мама». Но молчание Кости было очень необычным для данного стечения обстоятельств.
Когда он вышел из душа, Юля едва не ахнула. Только полотенце на бедрах, капли воды на груди и уверенный взгляд.
— Ого, — прошептала Юля, приподняв брови. — А как же твои любимые мамины шорты? Ты же без них по дому не ходишь.
Костя усмехнулся.
— Выкинул.
Он сделал шаг вперед. Юля чуть не зааплодировала от шока — Костя резко подхватил ее на руки и понес в спальню.
— Костя?!
— Молчи.
Дверь захлопнулась.
А на тумбочке, в забытьи, вибрировал телефон. Анна Григорьевна знала время прилета. Прошло больше часа, а сын все еще не звонил. Она звонила без остановки, раз за разом, не успокаиваясь. Но молодые люди были слишком заняты, чтобы ответить.
Юля была в шоке от резкой перемены в муже. Он не только не позвонил матери, но даже не взглянул на десяток пропущенных вызовов — просто отложил телефон и отправился в магазин. Пока она раскладывала вещи, отправляла что-то в стирку, принимала душ и приводила себя в порядок, Костя купил бутылку хорошего вина и заказал ужин в доставке.
Когда они наконец сели за стол, Юля все еще не могла поверить в эту новую версию Кости — спокойного, уверенного, без тени привычной тревоги в глазах. Она уже собиралась поднять бокал за их «новую жизнь», как вдруг раздался звонок в дверь.
— Ты кого ждешь? — пробормотала Юля, но Костя уже встал из-за стола.
Он открыл дверь — и на пороге, запыхавшаяся, с горящими глазами, стояла Анна Григорьевна.
— Костенька! — она тут же вцепилась в лицо сына, лихорадочно ощупывая его щеки, лоб, будто проверяя, цел ли он. — Ты даже не подумал позвонить?! Я с ума схожу!
Костя аккуратно отвел ее руки.
— Мама, с тобой все в порядке?
— Со мной?! — она заглянула за его спину и увидела Юлю в легком шелковом халате, который та поспешно затянула потуже, чтобы не шокировать свекровь еще больше. Лицо Анны Григорьевны исказилось. — Так вот оно что. Ты тут непотребством занимаешься, а матери и позвонить нельзя?!
— Мама, — Костя сделал шаг вперед, отрезая ей путь в квартиру. — Мы взрослые люди. Нам не нужно отчитываться за каждый шаг.
— Взрослые?! — она фыркнула. — Это она тебя так научила?
Юля молчала. Ее поражало не столько поведение свекрови — оно было предсказуемым, — сколько, то, как Костя держался. Раньше он бы уже начал оправдываться.
— Мама, — его голос звучал твердо, но без злости. — Я тебя люблю. Но если ты пришла, чтобы устроить сцену, лучше вызови такси и поезжай домой.
Анна Григорьевна ахнула, будто ее ударили.
— Вот как?! Теперь ты свою мать выгоняешь?! — ее голос дрожал. — Это все она! Она тебя испортила! Но тебе воздастся, Юля, еще узнаешь!
Костя вздохнул.
— Тебе вызвать такси?
— Ничего мне от тебя не нужно! — она резко развернулась и, не попрощавшись, зашагала к лифту.
Дверь закрылась. Костя еще минуту стоял на месте, затем медленно вернулся к столу. Его лицо было усталым.
— Думаю, я все сделал правильно, — тихо сказал он. — Но в душе все равно паршиво.
Юля протянула ему бокал.
— Давай выпьем.
Они чокнулись. Вино было терпким, чуть горьковатым — как и этот момент. Но впервые за долгое время Юля почувствовала: что-то изменилось. И ей было приятно, что Костя решил измениться в лучшую сторону.
Вскоре Анна Григорьевна пустила в ход свою «артиллерию» — всем родственникам, соседям и даже малознакомым людям она рассказывала, какая невестка у нее плохая, как она разлучила сына с матерью. И, к сожалению, это сработало: родственники Кости один за другим перестали с ними общаться. Тети, дяди, двоюродные братья — все вдруг стали избегать молодую семью, будто Юля и вправду была злым героем, разрушившим идеального мальчика.
Но жизнь шла своим чередом.
Однажды утром Юля стояла перед зеркалом в ванной, сжимала в руке тест с двумя полосками. Она не планировала беременность так скоро, но судьба распорядилась иначе.
— Костя… — она осторожно положила руку мужу на плечо, который как раз допивал кофе. — Кажется, я беременна.
Он поднял на нее глаза — и в них не было ни капли сомнения. Только радость.
— Это же прекрасно, — он обнял жену.
Анна Григорьевна узнала о беременности невестки не от сына, а от своей подруги, которая случайно встретила Юлю в женской консультации.
— Ты что, совсем спятил?! — ее голос в трубке дрожал от ярости. — Это же ее уловка! Она хочет привязать тебя ребенком!
— Мама, — Костя говорил спокойно. — Я люблю Юлю. И я хочу этого ребенка. Мы планировали детей.
— Да ты… ты… — Анна Григорьевна захлебывалась от гнева. — Ты мне больше не сын!
Но самое большое потрясение ждало ее дальше.
Через неделю Костя сообщил, что им с Юлей придется переехать: ему предложили повышение в филиале компании — в другом городе.
— Я думаю, что ты окончательно сошел с ума, — Анна Григорьевна впервые за долгое время примчалась к ним без звонка. — Это она тебя уговорила?!
— Нет, мама. Это мое решение.
— Ты бросаешь меня ради нее?!
— Я не бросаю. Это работа. Мне предлагают хорошие условия и я решил согласиться. Тем более скоро Юля уйдет в декретный отпуск и вся семья будет на мне.
Анна Григорьевна рыдала, кричала, даже падала в истерике на пол — но Костя не поддавался. Он просто молча ждал, пока мать успокоится, а потом вызывал ей такси.
В день отъезда она объявила ему бойкот.
— Никто в семье с тобой больше общаться не будет! — заявила она, запретив даже мужу и Саше звонить Косте.
Но запрет продержался недолго.
Саша тайком приезжала к брату в гости, а когда Юля родила сына, вообще сорвалась с работы и примчалась на выписку.
— Мама думает, что я на девичнике, — шепнула она Косте, передавая огромный букет.
Анна Григорьевна так и не увидела внука.
Она сидела в своей темной квартире, звонила «преданным» родственникам и жаловалась, какой Костя неблагодарный. Тем временем Костя, Юля и их малыш жили в новом городе, где никто не знал, «какая Юля ужасная невестка».
Где Костя наконец-то мог дышать свободно.
А Анна Григорьевна… она так и не поняла, что проучила только себя.
