Красная лампочка погасла. Прямой эфир закончился. Ульяна сняла наушники и откинулась в кресле, чувствуя привычную опустошённость после двухчасовой программы. В студии было жарко от софитов, макияж тёк, но она улыбалась. Шесть месяцев на телевидении, и она всё ещё не могла поверить, что это происходит на самом деле.
— Отлично отработала, — похвалил оператор Женя, сматывая кабели. — Как ты так спокойно реагируешь на звонки зрителей? Вчера одна тётка такую чушь несла про рептилоидов!
— Привычка, — улыбнулась Ульяна, вытирая лицо влажной салфеткой. — В журнале, где я раньше работала, тоже всякие письма приходили.
Телефон завибрировал на столе. Мама. За полгода — первый звонок.
Ульяна замерла с салфеткой в руке. После их последней ссоры мать демонстративно молчала, игнорируя все попытки дочери наладить контакт. Даже на день рождения не поздравила — только папа тайком прислал сообщение.
— Алло, мам?
— Если к тебе придут из прокуратуры, ты ничего не знаешь! — голос матери дрожал от паники.
Ульяна почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— Что случилось? Миша?
Она сразу подумала о среднем брате. Тот давно балансировал на грани закона со своими хакерскими штучками.
— Андрея арестовали. Домашний арест. Какие-то финансовые махинации в его фирме. Его заместитель тоже под следствием.
В горле пересохло. Ульяна вспомнила тот разговор полгода назад, когда Андрей уговаривал её приехать в Сочи и стать его заместителем. Как она отказалась. Как мать кричала, что она неблагодарная…
— Мам, я приеду. Сегодня же.
— Приезжай, — мать всхлипнула. — Я не знаю, что делать. Милана уехала к родителям с ребёнком. Андрей один там…
Ульяна отключилась и посмотрела на своё отражение в тёмном экране монитора. На неё смотрела молодая женщина с профессиональным макияжем, в дорогом пиджаке канала. Телеведущая. Мечта матери, воплощённая в жизнь.
Только вот мать об этом так и не узнала. Обида оказалась сильнее гордости за дочь.
Дорога до родительского дома занимала три часа на электричке. Ульяна смотрела в окно на мелькающие подмосковные пейзажи и вспоминала.
Ей было семь лет, когда мама впервые поставила её на табуретку перед гостями.
— Давай, Улечка, расскажи стихотворение! Громко, с выражением!
Маленькая Ульяна дрожала от страха. Она не любила, когда на неё смотрели. Но мама стояла рядом, и в её глазах было столько надежды…
— Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье! — выпалила Ульяна и спрыгнула с табуретки.
Гости засмеялись, а мама побледнела от злости.
— Это что за позор? Мы же учили Пушкина!
Вечером Ульяну заставили стоять в углу и повторять «У лукоморья дуб зелёный» до тех пор, пока она не начала рассказывать его без запинки. Андрей, которому тогда было пятнадцать, тайком принёс ей бутерброд.
— Не плачь, малявка. Мамка перебесится.
Но мама не перебесилась. Наоборот, с каждым годом требования становились жёстче. Курсы ораторского мастерства, театральная студия, обязательное участие в школьных концертах. Ульяна мечтала о тишине и альбоме для рисования, а получала микрофон и сцену.
Когда в десятом классе она набралась смелости и сказала, что хочет поступать в педагогический на учителя рисования, мама слегла. Буквально. Скорая, капельницы, всё по-настоящему.
— Довела мать! — кричал Андрей на Ульяну. — Ты же знаешь, у неё сердце слабое!
Миша молча курил в окно. Ему было всё равно — в свои шестнадцать он уже жил своей жизнью, пропадая в каких-то компьютерных клубах.
Папа сидел на кухне и пил чай.
— Поступай, куда мама говорит, дочка. Так всем спокойнее будет.
И Ульяна поступила на журфак. Четыре года училась тому, чего не хотела. Впрочем, нет — к третьему курсу втянулась, даже полюбила профессию. Особенно когда начала подрабатывать в журнале и встретила Станислава.
Станислав. Даже сейчас, спустя три года после их знакомства, при мысли о нём что-то сжималось в груди.
Он пришёл в журнал новым редактором, когда Ульяна была на практике. Высокий, худощавый, в очках в тонкой оправе. На безымянном пальце — обручальное кольцо.
— Так, студенты, — сказал он на первой планёрке. — Забудьте всё, чему вас учили в универе. Журналистика — это не про красивые слова. Это про правду. Иногда неудобную. Часто болезненную. Но всегда честную.
Ульяна влюбилась в него с первого дня. Безнадёжно, мучительно, навсегда.
Он относился к ней как к младшей сестре — учил, подсказывал, хвалил за удачные материалы. Иногда они засиживались в редакции допоздна, обсуждая статьи за кофе из автомата.
— У тебя талант, Уля, — говорил он, листая её материалы. — Но ты слишком боишься обидеть героев. Журналист не может быть добреньким. Иногда нужно задавать неудобные вопросы.
— А если человеку будет больно?
— Значит, ты попала в точку. Правда часто болезненна.
О его жене Ульяна знала немного. Звали её Ирина, работала она юристом, детей у них не было. Раз в месяц Станислав брал отгул — годовщина свадьбы, день рождения жены, их общие поездки. Он никогда не флиртовал с коллегами, не ходил на корпоративы в бары, уходил домой ровно в семь.
Идеальный семьянин. Недоступный. Чужой.
Родительская квартира встретила запахом валерьянки и папиных сигарет — он курил на балконе, но запах всё равно просачивался внутрь. Мама сидела на кухне, постаревшая за эти полгода лет на десять.
— Приехала, — констатировала она, не поднимая глаз.
— Привет, мам.
Молчание повисло между ними тяжёлым занавесом. Первой не выдержала мать.
— Кофе будешь?
— Буду.
Пока закипал чайник, из комнаты вышел Миша. Небритый, в мятой футболке с надписью «Я не сплю, я в режиме ожидания».
— О, звезда экрана! — усмехнулся он. — Автограф дашь?
— Прекрати, — одёрнула его мать. — Не до шуток сейчас.
— А чего? Пусть теперь своими связями поможет. Глядишь, на телевидении покажут, как несправедливо с Андрюхой поступили.
Ульяна промолчала. Какие у неё связи? Она всего полгода работает, да и то ведущей утренней программы, которую смотрят в основном пенсионеры.
— Расскажите толком, что произошло.
Мать начала сбивчиво рассказывать. Андрей открыл в Сочи туристическую фирму. Организовывал экскурсии, трансферы, бронировал жильё. Дела шли хорошо, он даже офис снял в центре, взял помощника…
— Того самого, который его раньше кинул? — уточнила Ульяна.
— Нет, нового. Толика. Вместе в институте учились. А теперь выясняется, что они деньги клиентов присваивали. Люди платили за туры, а их никуда не записывали. Деньги делили.
— Андрей так говорит?
— Андрей говорит, что это Толик всё проворачивал! — вспыхнула мать. — А он ничего не знал!
Миша хмыкнул.
— Ага, конечно. Директор фирмы ничего не знал о том, что его зам тырит бабки. Мам, ты сама-то в это веришь?
— Твой брат не вор!
— Мой брат — идиот, который попался.
— Миша! — Ульяна не выдержала. — Как ты можешь?
— А что? Я ему говорил — найми нормального бухгалтера, поставь систему контроля. Но Андрюха решил сэкономить. Вот и доэкономился.
Мать расплакалась. Тихо, безнадёжно, уткнувшись в ладони. Ульяна обняла её, чувствуя, как костлявые плечи вздрагивают под руками.
— Всё будет хорошо, мам. Найдём адвоката, разберёмся.
— На какие деньги? У нас только твоя отцовская пенсия. Андрей всё в бизнес вложил.
— Я помогу.
Мать подняла на неё покрасневшие глаза.
— Ты? У тебя же своя жизнь теперь. Телевидение, карьера… То, о чём я мечтала.
Впервые за много лет в голосе матери не было упрёка. Только усталость.
— Мам, прости меня. За то, что не поехала тогда в Сочи.
— Может, оно и к лучшему. А то бы сейчас и ты под следствием была.
Они сидели на кухне до глубокой ночи. Пили чай, вспоминали, как Андрей в детстве защищал Ульяну от дворовых хулиганов. Как Миша в пять лет разобрал телевизор и собрал обратно. Как папа учил их всех кататься на велосипеде в парке.
Нормальная семья. Обычная. Со своими проблемами и радостями.
— Я звонила Милане, — сказала мать под конец. — Она трубку не берёт.
— Испугалась, наверное.
— Или просто показала истинное лицо. Я никогда её не любила. Слишком… фальшивая она.
Ульяна промолчала. Милана действительно была странной. Красивая, ухоженная, всегда улыбающаяся. Но за этой улыбкой не было тепла.
На следующий день Ульяна поехала к адвокату. Дорогому, которого посоветовал Станислав, когда она позвонила ему в панике.
— Дело сложное, — сказал адвокат, пролистав документы. — Но не безнадёжное. Если докажем, что ваш брат не знал о махинациях подчинённого, можно добиться условного срока.
— Сколько это будет стоить?
Названная сумма заставила Ульяну побледнеть. Это было больше, чем она зарабатывала за год.
— Могу предложить рассрочку, — добавил адвокат, видя её реакцию.
Ульяна вышла из конторы на подкашивающихся ногах. Где взять такие деньги? Продать квартиру родители не могут — она муниципальная. У неё самой только съёмная комната.
Телефон завибрировал. Станислав.
«Как дела? Чем могу помочь?»
Она набрала ответ и стёрла. Набрала снова и снова стёрла. Как просить деньги у человека, в которого безнадёжно влюблена? У женатого человека?
«Спасибо за контакт адвоката. Разберёмся как-нибудь».
Ответ пришёл мгновенно.
«Уля, не глупи. Я же знаю, сколько берёт Петров. Давай встретимся, поговорим».
Сердце ухнуло куда-то вниз.
«Не стоит. Я что-нибудь придумаю».
«Кофейня на Чистых прудах. Через час. Это не обсуждается».
Он сидел в углу кофейни, в своём неизменном сером пиджаке. Перед ним — ноутбук и чашка американо.
— Садись, — кивнул он на стул напротив. — Рассказывай.
Ульяна села, комкая в руках ремешок сумки.
— Стас, я не могу брать у тебя деньги.
— Почему?
— Потому что… Потому что это неправильно.
Он снял очки, потёр переносицу. Без очков выглядел моложе, уязвимее.
— Уля, мы же друзья?
Друзья. Какое жестокое слово.
— Да.
— Друзья помогают друг другу. У меня есть свободные средства. У тебя — проблема. Где здесь «неправильно»?
— А что скажет Ирина?
Он помолчал.
— Мы с Ириной разводимся.
Мир на секунду остановился. Ульяна смотрела на него, не веря своим ушам.
— Как… когда?
— Три месяца назад. Она встретила другого. Моложе, успешнее, веселее. — Он криво усмехнулся. — Оказывается, я слишком скучный и предсказуемый.
— Стас…
— Не жалей меня. Мы давно шли к этому. Просто она оказалась смелее и сделала первый шаг.
Они молчали. За окном шёл снег, редкие прохожие кутались в шарфы. В кофейне играл тихий джаз.
— Знаешь, почему я помог тебе устроиться на телевидение? — вдруг спросил Станислав.
— Почему?
— Потому что ты заслуживала большего, чем наш журнал. И потому что… — он замялся. — Потому что мне было слишком тяжело видеть тебя каждый день.
Ульяна перестала дышать.
— Я женатый человек, Уля. Был. И я никогда не позволил бы себе… Но это не значит, что я ничего не чувствовал.
Слёзы потекли по щекам сами собой. Три года. Три года тайной любви, безнадёжных мечтаний, ночных слёз в подушку. И он тоже…
— Почему ты молчал?
— А что бы изменилось? Я не из тех, кто изменяет жёнам. Даже если брак давно стал формальностью.
— А теперь?
Он посмотрел на неё долгим взглядом.
— А теперь у твоего брата проблемы. И это важнее наших… чувств. Возьми деньги, Уля. Без процентов, без сроков. Вернёшь, когда сможешь.
— Это же огромная сумма.
— Квартира от бабушки. Собирался вложить в ремонт, но ремонт подождёт.
Ульяна накрыла его руку своей. Первое прикосновение за три года.
— Спасибо.
— Не за что.
Суд состоялся через четыре месяца. Андрей похудел килограммов на пятнадцать, оброс, в глазах появилась затравленность. Милана на заседания не приходила — официально они ещё были женаты, но она подала на развод.
Адвокат оказался действительно хорошим. Он доказал, что основная вина лежит на заместителе, что Андрей был введён в заблуждение, что часть денег уже возвращена пострадавшим.
Условный срок. Три года.
Мать плакала от облегчения. Папа молча обнимал сына. Миша стоял в стороне, засунув руки в карманы.
— Повезло тебе, братан, — бросил он.
— Повезло? — Андрей усмехнулся. — Бизнес разрушен, жена ушла, репутация в говне. Очень повезло.
— Зато не в тюрьме.
После суда собрались у родителей. Мать наготовила еды на роту солдат — нервы заедала готовкой. Сели за стол, папа даже достал бутылку коньяка из заначки.
— За то, что всё обошлось, — провозгласил он.
Выпили молча.
— Уль, — Андрей посмотрел на сестру. — Спасибо. Мама рассказала про адвоката. Я верну, как только…
— Не нужно. Это не я. Это… друг помог.
— Богатый друг, — хмыкнул Миша.
— Добрый друг, — поправила Ульяна.
Мать посмотрела на дочь внимательно, но промолчала.
После ужина Ульяна вышла на балкон. Папа стоял там, курил.
— Холодно, — сказал он. — Простудишься.
— Ничего.
Постояли молча.
— Пап, а ты когда-нибудь жалел?
— О чём?
— Что женился на маме. Что у вас трое детей. Что жизнь прошла так… обыденно.
Папа затянулся, выпустил дым в морозный воздух.
— Знаешь, дочка, я в молодости мечтал стать капитаном дальнего плавания. Океаны, порты, приключения. А стал инженером на заводе. Сорок лет на одном месте.
— И?
— И ни о чём не жалею. Потому что у меня есть вы. Да, твоя мать сложный человек. Да, вы все трое не подарки. Но это моя семья. Моя жизнь. Настоящая.
Он докурил, бросил окурок в жестяную банку.
— Этот твой друг… Он хороший человек?
— Очень.
— Тогда не упускай.
С Станиславом они начали встречаться через месяц после суда. Осторожно, словно два подростка. Кино, театры, долгие прогулки по заснеженной Москве.
Он не торопил события. Ульяна тоже. После стольких лет ожидания хотелось растянуть каждый момент.
— Твоя мама хочет со мной познакомиться, — сказал он как-то.
— Откуда ты знаешь?
— Она звонила в редакцию. Представилась, поблагодарила за помощь с адвокатом и пригласила на ужин.
Ульяна закрыла лицо руками.
— Господи, прости её.
— Почему? Нормальное желание — познакомиться с человеком, который встречается с её дочерью.
— Мы не встречаемся. Мы просто…
— Что?
Она посмотрела на него. На его умное лицо, добрые глаза за стёклами очков, на руки, которые она так мечтала держать в своих.
— Встречаемся. Мы встречаемся.
Он улыбнулся и поцеловал её. Первый поцелуй. Долгожданный. Правильный.
Ужин с родителями прошёл на удивление гладко. Мать приготовила фирменную утку с яблоками, папа рассказывал байки из инженерной молодости, даже Миша вылез из своей комнаты и поддерживал разговор о современных технологиях.
Андрея не было — он нашёл работу в Подмосковье, снимал комнату, потихоньку восстанавливал жизнь.
— Станислав, — сказала мать, когда подали чай. — Я хочу поблагодарить вас. За всё. И извиниться перед Улей.
Ульяна замерла.
— Мам?
— Я всегда хотела, чтобы ты стала телеведущей. Это была моя мечта, не твоя. Я заставляла тебя, давила, манипулировала. И когда ты отказалась ехать к Андрею ради работы на телевидении, я обиделась. Глупо обиделась. Потому что ты выбрала мою мечту вместо семьи.
— Мам…
— Дай договорить. Я смотрю все твои эфиры. Записываю. Горжусь. Но больше всего я горжусь тем, что ты не бросила нас, когда случилась беда. Что простила мне мою дурость. Что осталась моей дочерью.
Мать заплакала. Ульяна обняла её, тоже плача. Мужчины деликатно вышли из кухни.
— Я люблю тебя, доченька. Всех вас люблю. Просто не умею правильно показывать.
— Я знаю, мам. Я тоже тебя люблю.
Прошёл год. Ульяна вела уже три программы на канале, Станислав стал главным редактором крупного интернет-издания. Они съехались, сняли квартиру побольше.
Андрей потихоньку выкарабкивался. Устроился менеджером в крупную компанию, даже начал встречаться с девушкой — скромной бухгалтершей Леной, полной противоположностью Миланы.
Миша неожиданно для всех устроился в IT-компанию на официальную работу.
— Надоело по углам прятаться, — объяснил он. — Хочу нормально жить.
В воскресенье вся семья собралась у родителей. Традиция, которую завели после суда. Обязательный воскресный обед.
— У нас новость, — сказал Станислав, когда все расселись за столом.
Ульяна покраснела.
— Какая новость? — насторожилась мать.
Станислав взял Ульяну за руку.
— Мы ждём ребёнка.
Тишина. А потом — взрыв эмоций. Мать плакала, отец неловко хлопал Станислава по плечу, братья кричали поздравления.
— Девочка или мальчик? — спросила мать, утирая слёзы.
— Ещё не знаем. Рано.
— Девочка пусть будет, — мечтательно сказала мать. — Назовёте Софьей. И пусть будет художницей. Или учительницей. Или кем захочет.
Ульяна рассмеялась.
— Мам, ты правда изменилась.
— Жизнь научила. Поздно, но научила.
Вечером, когда они со Станиславом возвращались домой, Ульяна сказала:
— Знаешь, я думала, что моя жизнь пошла не по тому пути. Что я предала саму себя, выбрав журналистику вместо рисования.
— А теперь?
— А теперь понимаю — всё сложилось именно так, как должно было. Каждый выбор, каждая ошибка, каждая слеза привели меня сюда. К тебе. К нашему ребёнку. К примирению с семьёй.
Станислав обнял её.
— Мудрая ты моя.
— Жизнь научила. Вовремя научила.
Через восемь месяцев родилась Софья. Маленькая, крикливая, прекрасная.
Андрей принёс огромного плюшевого мишку.
— Это чтобы защищал племянницу от всех бед.
Миша подарил радионяню последней модели.
— Со взломозащитой. Сам настраивал.
Родители просто стояли над кроваткой и не могли насмотреться на внучку.
— Красавица, — шептала мать. — Вся в тебя, Улечка.
— Характером в меня будет, — пошутил Станислав. — Упрямая и справедливая.
— Главное — счастливая, — сказал папа. — Остальное приложится.
Сейчас, когда я пишу эту историю, Софье уже два года. Она действительно упрямая, как отец, и творческая, как мать. Рисует на всех поверхностях, включая свежевыкрашенные стены. Станислав философски относится к художествам дочери, а Ульяна втайне радуется — может, всё-таки художница растёт.
Андрей женился на Лене, ждут ребёнка. Миша неожиданно для всех стал начальником отдела безопасности в своей компании и даже купил машину — давняя мечта.
Родители постарели, но держатся. Мать больше не пытается руководить жизнью детей, только иногда даёт советы — и то, когда спрашивают.
По воскресеньям вся большая семья по-прежнему собирается за общим столом. Шумно, хаотично, не всегда гладко. Но это семья. Настоящая. Со всеми недостатками и достоинствами.
И Ульяна больше не жалеет ни о чём. Ни о несбывшейся мечте стать учительницей рисования, ни о годах безответной любви, ни о конфликтах с матерью. Всё это привело её к сегодняшнему дню. К счастью, которое она держит в руках — маленькую Софью, рисующую фломастерами солнце на папиных документах.
— Это шедевр, — серьёзно говорит Станислав, разглядывая разноцветные каракули поверх квартального отчёта.
— Седевр! — соглашается Софья и тянется за новым листом.
Ульяна смотрит на них и улыбается. Мамина мечта сбылась — она стала телеведущей. Но главное — сбылась её собственная мечта. О семье, о любви, о простом человеческом счастье.
А большего и не нужно.
