Ира вытирала пыль с телевизора, когда свекровь вошла в гостиную. Людмила Петровна села в своё любимое кресло и сложила руки на коленях.
— Ир, садись. Поговорить надо.
— Что случилось? — Ира отложила тряпку.
— Витька где?
— На работе ещё. А что?
— Ничего. Просто… — Людмила Петровна помолчала. — Решила я наконец квартирный вопрос закрыть.
У Иры ёкнуло сердце. Вот оно! Двадцать три года они жили все вместе в этой трёшке. Двадцать три года она ждала этого разговора.
— И как решили?
— Квартиру на Витьку переоформлю. И на Катьку долю выделю. Чтобы семья крепкая была.
Ира почувствовала, как напряжение уходит из плеч. Наконец-то! Катька уже взрослая, двадцать шесть, пора ей своё жильё иметь.
— Людмила Петровна, это… это правильно.
— Конечно правильно. Я всегда знаю, как лучше. — Свекровь встала. — Только документы ещё оформлять надо. Времени потребуется.
— Сколько?
— Ну… месяц, может два. Там процедуры разные.
Ира кивнула. В дверях показался Витя, уставший после работы.
— Мам, привет. Ир, что обсуждаете?
— Да так, хозяйственные дела, — ответила Людмила Петровна. — Иди ужинать, я подогрею.
Витя прошёл на кухню. Ира собралась спросить про детали, но свекровь уже исчезла следом за сыном. Ладно, потом выяснит.
Через час вернулась Катька с учёбы. Точнее, с курсов повышения квалификации — работала менеджером в строительной фирме.
— Мам, бабуль дома?
— На кухне возится. А что?
— Да хотела спросить про дачу. Может, на выходные съездим? Картошку окучить надо.
Ира улыбнулась. Катька всегда находила повод пообщаться с бабушкой. Внучка была единственной, кто мог разговаривать с Людмилой Петровной на равных.
— Спроси у неё. Кстати, она сегодня хорошую новость сообщила.
— Какую?
— Про квартиру. Будет переоформлять на папу и тебя.
Катькины глаза загорелись.
— Серьёзно? Ну наконец-то! А то я уже думала, так и буду до старости с родителями жить.
— Эй! — Ира шутливо толкнула дочь. — Не такие мы страшные.
— Мам, ну ты поняла. Хочется же своё пространство иметь.
Витя вышел из кухни с чашкой чая.
— О чём болтаете?
— Пап, бабуль сказала — квартиру на нас переоформит! — Катька обняла отца.
— Ага, говорила уже, — Витя неловко улыбнулся. — Мать всё правильно решила.
Что-то в его голосе насторожило Иру. Но она решила не придавать значения. Витька всегда становился странным, когда речь заходила о матери.
Вечером, когда Людмила Петровна ушла к соседке Тамаре играть в домино, Ира попыталась поговорить с мужем.
— Вить, а когда мать документы подавать будет?
— Какие документы?
— Ну как какие? На переоформление квартиры.
Витя замялся.
— Она же сказала — месяц-два. Поживём — увидим.
— Но ты с ней обсуждал детали?
— Ир, ну зачем торопиться? Мать сама всё решит когда надо.
И тут Ира поняла — что-то не так. Витька избегал её взгляда.
Неделю Ира пыталась разговорить мужа. Потом забила. Людмила Петровна тему больше не поднимала, Витька делал вид, что ничего не было.
Через месяц пришёл почтальон.
— Федорова Ирина Николаевна?
— Это я.
— Вот, заказное. Распишитесь.
Ира взяла конверт. Городской суд. Что за чёрт? Вскрыла — и чуть не упала.
Исковое заявление. Какая-то Светлана Игоревна Кулешова требует освободить квартиру. В течение месяца. Основание — право собственности.
— Витька! — заорала Ира. — Витька, быстро сюда!
Муж выбежал из ванной с зубной щёткой.
— Что случилось?
— Вот! Читай!
Витька взял бумагу. Лицо стало белым.
— Это… это какая-то ошибка.
— Какая ошибка?! Тут написано — квартира продана! Кому продана? Когда?
— Ир, успокойся. Сейчас маму позовём, она объяснит.
Людмила Петровна сидела на кухне, пила чай с печеньем. Спокойная, как всегда.
— Мам, что это? — Витька протянул ей повестку.
Свекровь даже не взглянула на бумагу.
— А что это должно быть?
— Нас выселяют! — Ира не могла поверить в эту невозмутимость. — Вы продали квартиру?
— Я ничего не продавала.
— Тогда кто эта Кулешова?
Людмила Петровна отпила чай.
— Света — это дочка моей двоюродной племянницы. Хорошая девочка.
— И?!
— Я ей квартиру подарила. А она продала. Так быстрее.
Ира почувствовала, как мир рушится.
— Подарили? Без нашего ведома?
— А зачем мне ваше ведомо? Квартира моя была.
— Но вы же говорили — на Витьку переоформите!
— Я передумала.
Витька осел на стул.
— Мам… мам, как так? Мы же семья.
— Какая семья? — Людмила Петровна смотрела на сына без эмоций. —
Двадцать лет я на вас смотрю. Ира мне в глаза не может сказать, что думает. Ты жену слушаешь больше, чем мать. Катька вообще хамка выросла.
— Бабуль, что происходит? — В кухню вошла Катька. Вечером с работы.
— А, внучка пришла. Как дела?
— Бабуль, мама орёт, папа белый весь. Что случилось?
Ира протянула дочери повестку. Катька читала молча. Потом подняла глаза.
— Баб… это правда?
— Что правда?
— Вы нас выгоняете?
— Никого я не выгоняю. Просто больше не хочу содержать неблагодарных.
— Но где мы жить будем?
— Не знаю. Разберётесь как-нибудь.
Катька заплакала. Тихо, безо слов. Ира обняла дочь.
— Людмила Петровна, вы понимаете, что делаете?
— Прекрасно понимаю.
— У Катьки здесь детство прошло! Это её дом!
— Был её дом. А теперь не её.
Витька вдруг встал, подошёл к матери. Опустился на колени.
— Мам, ну что ты делаешь? Я же твой сын!
— Сын бы так не поступил.
— Как — так?
— Жену бы на место поставил давно. А ты её слушаешься.
— Мам, встань! — Катька рванулась к отцу. — Не унижайся!
— Это не унижение, — прошептал Витька. — Мам, я всё исправлю. Обещаю.
— Поздно.
Людмила Петровна встала, отодвинула сына.
— Собирайтесь. У вас месяц.
— А деньги за квартиру где? — спросила Ира.
— У меня.
— Поделитесь хотя бы.
— Не поделюсь. Это мои деньги за мою квартиру.
— Но мы вкладывались! Ремонт делали, мебель покупали!
— Я не просила.
Катька перестала плакать. Смотрела на бабушку странным взглядом.
— Баб, а помните, как я в больнице лежала? В детстве? С аппендицитом?
— Помню.
— Вы мне тогда сказали — семья это святое. Что бы ни случилось, семья должна держаться вместе.
— Говорила.
— И что теперь?
— А теперь я поняла — семьи у нас нет. Есть только люди, которые пользуются моей добротой.
— Какой добротой?! — взорвалась Ира. — Вы нас на улицу выгоняете!
— Вас никто не заставлял здесь жить.
— Витя, скажи что-нибудь!
Но Витька молчал. Сидел на полу и смотрел в пустоту.
Ира не спала всю ночь. Витька лежал рядом, тоже ворочался. Никто не говорил ни слова.
Утром Катька зашла к родителям. Глаза красные.
— Мам, я с бабушкой поговорила.
— И что?
— Она не изменит решение. Говорит, мы сами виноваты.
— В чём виноваты?
— В том, что не ценили её.
Ира встала с кровати, накинула халат.
— Катя, собирайся. Поедем квартиры смотреть.
— А папа?
— Папа пусть сам решает, где ему быть.
Витька поднял голову.
— Ир, может ещё попробуем договориться?
— С кем договориться? С человеком, который нас предал?
— Это моя мать!
— И что? Значит, она имеет право нас уничтожить?
— Она просто расстроена…
— Витя! — Ира развернулась к мужу. — Твоя мать нас на улицу выгоняет! Понимаешь? На улицу!
— Понимаю, но…
— Никаких но! Либо ты с нами, либо оставайся с мамочкой!
Витька замолчал. Отвернулся к стене.
Ира с Катькой провели день, объезжая съёмные квартиры. Всё дорого, всё убитое.
— Мам, а может, правда попробуем с бабушкой поговорить? — спросила Катька в маршрутке.
— Говорить не о чем. Она всё решила.
— Но почему? За что?
— Потому что она сволочь. Всегда была, просто мы не замечали.
Вечером Людмила Петровна как ни в чём не бывало готовила ужин. Поставила на стол четыре тарелки.
— Ужинать будете?
Ира молча убрала свою тарелку в шкаф.
— Мам, не надо так, — тихо сказал Витька.
— Как — так?
— Ну не игнорируй её.
— А как мне с ней разговаривать? Спросить, как дела? Или как погодка?
Людмила Петровна села за стол, стала есть борщ.
— Людмила Петровна, — вдруг сказала Ира.
Свекровь подняла глаза.
— Я вас двадцать три года терпела. Терпела ваши придирки, ваше хамство, ваше вечное недовольство. Терпела ради Вити, ради Кати. Думала — ладно, пожилой человек, ей тяжело.
— И что?
— А теперь понимаю — вы просто злая. Злая и мстительная.
— Если ты так обо мне думаешь, тебе здесь точно не место.
— Согласна. Мне здесь не место.
Ира встала из-за стола.
— Катя, пошли.
— Мам, может…
— Катя! Пошли!
Дочь нехотя поднялась. В дверях обернулась.
— Бабуль, вы правда нас больше не любите?
— Любовь заслуживать надо.
— А мы не заслужили?
— Нет.
Катька вышла, не сказав ни слова.
Три дня они жили как чужие. Ира с Катькой нашли двушку в спальном районе. Дорого, но что делать. Стали собирать вещи.
— Витя, решай, — сказала Ира мужу. — Мы завтра переезжаем.
— Куда?
— На Северную. Сняли квартиру.
— А я?
— А ты что? Оставайся с мамой. Она тебя выберет дальней родственнице.
— Ир, не зли меня.
— Я не злю. Я констатирую факт.
Витька помолчал.
— Поеду с вами.
— Уверен?
— Уверен.
В последний вечер Катька попыталась поговорить с бабушкой. Зашла в её комнату.
— Баб, мы завтра уезжаем.
— Знаю.
— Может, всё-таки передумаете?
— Нет.
— А если я останусь? Одна?
— Не надо. Место себе найди.
— Бабуль, но я же вас люблю.
— Поздно.
Катька постояла в дверях.
— Знаете что? А вам и правильно будет одной сидеть. Может, тогда поймёте, что натворили.
— Ничего я не натворила. Это вы натворили.
— Что мы такого сделали?
— Жили за мой счёт и ещё недовольны были.
— Недовольны? Когда мы были недовольны?
— Всегда. Думаете, я не видела ваши рожи?
Катька покачала головой.
— Всё. С вами больше не разговариваю.
— И не надо.
Дочь ушла, хлопнув дверью. Людмила Петровна даже не вздрогнула.
Утром грузчики забрали вещи. Витька в последний момент подошёл к матери.
— Мам, может, не надо так? Ещё не поздно всё вернуть.
— Поздно.
— Я же твой сын.
— Был.
— Мам…
— Иди к своей семейке. Они тебя ждут.
Витька постоял, потом медленно пошёл к двери.
— И не звони мне! — крикнула вслед Людмила Петровна. — Никому из вас не звонить!
Дверь закрылась. В квартире стало тихо.
Съёмная квартира оказалась крошечной. Катька спала на диване в гостиной, родители — в единственной спальне. Витька первую неделю ходил мрачнее тучи.
— Может, всё-таки маме позвоню? — спросил он за ужином.
— Звони, — спокойно ответила Ира. — Только учти — мы больше туда не вернёмся.
— Но она же одна теперь.
— Это её выбор.
— Ир, ну она пожилая…
— Витя, она нас предала. Понимаешь? Предала! А ты всё о ней думаешь.
Катька отложила вилку.
— Пап, хватит уже. Бабушка нас выгнала. Забудь её.
— Как забыть? Это моя мать!
— Твоя мать нас ненавидит. Смирись с этим.
Витька замолчал. Больше тему не поднимал.
Через месяц Ира встретила соседку из старого дома. Тётя Тамара, с которой Людмила Петровна играла в домино.
— Ир, а что у вас случилось? Людмила совсем странная стала.
— Как странная?
— Ну… замкнутая. Раньше хоть поговорить можно было, а теперь здоровается только. И то не всегда.
— А к ней кто-нибудь ходит?
— Никто. Совсем одна сидит.
Ира кивнула. Ей было всё равно.
Ещё через полгода Витька наконец созрел. Пришёл с работы и сказал:
— Знаешь что? А мать правда сволочь.
— Допёр?
— Сегодня думал о Катьке. Представил, что она со своими детьми так поступит. И понял — нормальные люди так не делают.
— Наконец-то.
— Ир, прости меня.
— За что?
— За то, что не защитил тебя. Двадцать лет не защищал.
Ира подошла к мужу, обняла.
— Витя, главное, что ты понял.
Катька устроилась на новую работу, стала встречаться с парнем. Симпатичный инженер, из нормальной семьи. Иногда приходил к ним в гости.
— Антон, — как-то спросила его Ира, — а у вас в семье конфликты бывают?
— Конечно. Но мы всегда разговариваем. Мама говорит — семья это главное, что есть у человека.
Катька улыбнулась.
— Правильная у тебя мама.
Ира согласно кивнула. Да, правильная. Не то что их.
Прошёл год. Людмила Петровна ни разу не позвонила. Они тоже не звонили. Витька иногда спрашивал соседей, как дела у матери. Живая, здоровая, но ни с кем не общается.
— Может, правда к ней сходить? — как-то предложил он.
— Зачем? — удивилась Катька. — Она же сказала — не звонить.
— Но всё-таки…
— Пап, ты мазохист что ли? Она тебя унизила, на колени поставила. И что, ещё хочешь?
Витька больше не предлагал.
А ещё через полгода Катька вышла замуж. Свадьба была скромная, в кафе на двадцать человек. Антонова семья, несколько друзей, коллеги.
— Жалко, что бабушки нет, — сказала Катька перед загсом.
— Не жалко, — ответила Ира. — У тебя есть семья. Настоящая.
Катька кивнула. Она действительно не жалела.
На свадьбе Витька произнёс тост:
— Хочу сказать дочери и зятю — семья это не кровь. Семья это люди, которые друг друга не предают. Которые поддерживают в трудную минуту. Будьте такими. И будьте счастливы.
Все хлопали. Ира смотрела на мужа и думала — вот теперь он действительно стал мужчиной. В пятьдесят три года. Лучше поздно, чем никогда.
Домой ехали втроём — молодые на следующий день улетали в свадебное путешествие.
— А знаете что? — сказала Катька в машине. — Я её больше не злюсь на бабушку. Мне её жалко.
— Почему? — спросил Витя.
— Потому что она потеряла семью. А мы — только квартиру. Мы можем другую снять, купить потом. А семью она уже не вернёт.
Ира посмотрела на дочь. Умная девчонка выросла. Намного умнее их всех.
— Мам, пап, обещайте — если я когда-нибудь с ума сойду, как бабушка, остановите меня.
— Обещаем, — сказали родители хором.
В квартире было тихо и уютно. Их квартире. Пусть съёмной, но их. Где никто никого не унижал, не предавал, не вытирал ноги об чужое достоинство.
Людмила Петровна осталась одна. Со своими деньгами, со своей правотой и со своей гордостью. Ира больше никогда о ней не думала. Зачем думать о мертвых?
